ГЛАВА 15
– Феликс, ты – идиот!
– Строг закон самурая: кто как кого обзывает, тот сам называется так!!
– Ты мне окна не зашторивай своими псевдояпонскими трехстишиями! – бесился Аркадий. – Я не пойму – кто недавно орал на весь дворец, что его в Разломе убьют-зарежут?! Кто вопил про верную смерть?! Кто с перепугу чуть клетку не расплавил, а?!
– Ну я! – сердито каркнул птиц, распушая перья, и перешел на прозу: – А что я теперь, и передумать уже не могу?!
– Ага, чтоб меня потом совесть оставшиеся три месяца поедом ела?
– А лучше, чтоб она ела меня? – Феникс задрал клюв. – Я все равно с тобой поеду! Ты же сам слышал, если меня колдунье не предъявишь – она Кармен убьет!
– У Кармен и без тебя защитников хватает!
– Это ты, что ли, защитник? Да ты хоть знаешь, кто такая Белая Колдунья?! Наивный самоуверенный оболтус! Может, силы у нее уже и не те, но даже сейчас тебя на кусочки голыми руками порвать – это ей запросто!
– А у меня меч!
– Да ты его несколько часов назад первый раз в жизни в руки взял!
– А у меня еще копье!
– Да ты им даже грушу с ветки сбить не можешь!
– А у меня – три ножа и щит!!
– Да хоть бы ты на себя всю королевскую оружейную нацепил – навыков у тебя нет! Ты же только кулаками и горазд!
– А я… а я… а у меня… Да иди ты в даль светлую со своей вшивой критикой!!! Пришел – спасибо, ушел – большое спасибо!!
– Не дождешься! – воинственно каркнул Феликс.
– Да что я тебя уговариваю? – Вирусолог схватил в охапку клюющегося феникса и спрыгнул с лошади. – Посажу на ветку, и черта с два ты меня догонишь пешком-то…
– Щас тебе – пешком! – торжествующе прокаркал древний миф, вырвался из рук медика и, хлопая крыльями, поднялся в воздух. – Вот, видел?! Здесь ты меня не достанешь, упрямый лекарь!
– Вылечил я тебя, дурака, на свою голову! – ахнул Аркаша. – Совесть-то поимей! Тебя ж там действительно прирежут без лишних огорчений! Мне-то все равно, мне можно под удар подставляться, хуже уже не будет, зато Карменсита сбежать успеет… Я, что ли, тебе буду рассказывать про это самое заклятие?! Ты ж тутошнюю историю лучше меня знаешь! Бабка эта в Разломе заперта, и пока солнце туда не попадет, ей не выйти, хоть удавись! Мне Наорд рассказывал… А как ты явишься, так и все, милая старушка вылезет и возьмет тут всех зубами за задницу!
– Я знаю!
– А чего тогда выеживаешься?!
– Да не спасешь ты ее, дурачина!
– Спасу! Мне король сказал, что ваша колдунья меня сама героем называла! А раз я герой…
– Герой! – насмешливо закаркал сверху Феликс. – Штаны горой!
– Ты анатомию мою не трогай! Выпуклость не впуклость… – парировал Ильин, прекращая орать, и негромко спросил: – Феликс, ну чего тебе неймется, а?
– Ты меня столько раз спасал, – садясь на ветку дерева, виновато ответил птиц. – И крыло починил, и от вора уберег тогда в лесу, и потушил вовремя, когда я чуть не сгорел… Я теперь твой должник, Аркадий.
– Да-а… Долг платежом страшен… – протянул вирусолог и вздохнул: – Значит, не отвяжешься?
– Нет. Ты уж извини…
– Ну ладно… Не везти же тебя теперь обратно? – Ильин, поразмыслив, снова взгромоздился на лошадь. – Лады, пришьют обоих, значит… Эх, да где же Хайд потерялся?! Я б ему все оружие сплавил… тяжелое, зараза…
– Сдается мне, – раздумчиво протянул Феликс, слетая с ветки и приземляясь на седло второй лошади, – что мы его больше не увидим…
– Это почему?! Из тюрьмы-то он выбрался! – самонадеянно фыркнул Аркаша, направляя лошадь по тропинке в глубь леса. – И скоро нас найдет. Еще потом возмущаться будет, что его не дождались!
– Ты так в это веришь? – почему-то грустно спросил птиц, глядя умными глазами на медика.
Ильин подумал и кивнул:
– В старину Хайдена? Конечно! Он же наш человек! Даже несмотря на то что барон… Зря ты сомневаешься, страус. Может, кто другой на его месте на нас с тобой и на Карменситу наплевал бы… но Хайд – никогда! Я его знаю! А что? Вид у тебя какой-то странный.
– Да это я так просто, – стушевался птиц, с преувеличенной заинтересованностью разглядывая окрестности, – тебе виднее, конечно. Ты сэра Хайдена лучше знаешь…
– А ты, – проницательно спросил вирусолог, – знаешь о нем что-то, чего не знаю я? Так? Это как-то с его прошлым связано?
– Да, – неохотно буркнул древний миф. – Но, с твоего позволения, пусть об этом он сам тебе расскажет. Хорошо?
– Ладно, – Аркаша пожал плечами. – Я сам сплетни не уважаю… Как, ты говоришь, это место называется?
– Гнилые пущи.
– Не сказал бы! – Вирусолог повертел головой по сторонам и пожал плечами. – Лес как лес.
– Это днем. Потому что Гниль солнца не переносит, – пояснил Феликс. – А ночью сюда лучше не ходить. Поганые места, честно говоря…
– Гниль? Постой, объясни по-человечески, я что-то ничего не понял!
– Значит, слушай. – Птиц обмахнулся крылом и заговорил: – Гниль – это такая субстанция – мокрая, холодная, скользкая и очень внешне несимпатичная… К сожалению, разумная, хотя я не могу представить, чем она думает. Любит людей…
– Я так догадываюсь, не в лучшем смысле этого слова?
– Именно, – сокрушенно кивнул феникс. – Любит их переваривать. Просачивается из земли сквозь корни деревьев, оплетает зазевавшегося человека, как пряжа веретено, и – поминай как звали! Что самое плохое – железо эту пакость не берет.
– А что берет? – деловито уточнил практичный медик.
– А этого никто не знает! – развел крыльями древний миф. – Даже я! Я ведь сын Солнца, а оно эту гадость ни разу не видело! Она прячется… Я повторяю то, что говорят люди, а из них еще никто Гниль уничтожить не смог…
– Гм… Малоприятная инфа, – крякнул Аркадий. – Тогда встречный вопрос – надеюсь, нам тут ночевать не придется?!
– Надейся, надейся… – пессимистично отозвался птиц, глядя на небо. – Уже давно за полдень, а мы только часа два как сюда въехали. Ты за меня не волнуйся, меня Гниль не тронет, я все-таки феникс!
– А я – дело другое? – слегка занервничал Аркаша. – Ну страус! Ты раньше предупредить не мог?!
– Я думал, тебе диктатор сказал…
– Да, конечно, дождешься от него! – Ильин чертыхнулся. – Намекал на что-то типа «в лесу не задерживайся», «на земле не спи»… Так кто ж знал, что он в виду-то имел? Какая прелесть… А ну, лошадка, бе-э-эгом!! У меня любимая девушка неспасенная и метатель ножиков небитый! Мне вот только помереть непонятно от чего сейчас не хватало…
Кармен мрачно посматривала на сходящего с ума от радости жениха. Тот скакал по камере, как неудобно сказать куда раненный сайгак, и не затыкался ни на секунду:
– Мадонна миа! Какое счастье! Ты здесь, ты со мной, моя ненаглядная, моя милая Карменсита! Теперь я окрепну духом! О святой архангел Михаэль, ты услышал мои молитвы! Ты ниспослал мне мою единственную, дабы мы смогли умереть вместе, нежно прижавшись друг к другу! О святой Самбуччо! Наконец-то два истосковавшихся сердца соединятся в едином порыве! Ах, моя дорогая мамочка была бы так счастлива, так счастлива, если бы знала, что мои последние минуты не будут омрачены тоской по любящим глазам моей несравненной, моей обожаемой Кармен! Дьос мио, чувства, переполняющие мою исстрадавшуюся душу, не выразить словами, но я рискну…
Девушка перестала слушать. Во-первых, от жениховских восторгов у нее уже успела разболеться голова, а во-вторых, ее душу тоже переполняли чувства… Только вот абсолютно противоположные.
Ее Педро, к которому она так рвалась, по которому так тосковала и которого она наконец нашла, совершенно ее не радовал. Та самая «неприспособленность к жизни», что раньше так ее умиляла, сейчас почему-то не вызывала у испанки ничего, кроме раздражения. Его утонченность на поверку оказалась изнеженностью, неторопливость – ленью, а осмотрительность – банальной трусостью. Упоминание в каждой фразе «дорогой мамочки» выводило из себя, а по поводу и без повода призываемые святые всей толпой вязли в ушах. Виданное ли дело – Педро торчит здесь уже почти три дня и даже не попытался сбежать! Конечно, проще стенать и рвать на груди шелковую сорочку, чем «без толку противиться судьбе»…
– О Санта Мария! – голосил дон Педро, порываясь «прижать к груди» свою сердитую невесту.
А та повела себя странно: бесцеремонно отпихнула опешившего молодого человека и рявкнула:
– Да прекрати же ты визжать наконец!
– Кармен… но как же… разве ты не хочешь войти во врата рая рука об руку со своим единственным?!
– Хочу! – отрезала девушка, сосредоточенно ковыряясь кинжальчиком в замке. – Лет в девяносто… и не с тобой!
– Как?! – ахнул Педро, хватаясь за сердце.
– Так! – Девушка поняла, что помимо хитроумного замка дверь ко всему прочему закрыта на засов снаружи, и пнула ногой каменную стену. – О, каррамба! И зачем я только сюда за тобой потащилась?!
Услышав такие слова от своей нареченной, дон Педро – невероятно, но факт! – лишился дара речи аж на целых пять минут…
– Что я вообще в тебе нашла?! – кипятилась испанка, пиная стену, которая, в сущности, тут была совершенно ни при чем. – И какой черт тянул меня за тебя замуж?! Ты ведь не то что меня – ты себя защитить не можешь! Правильно мне папа говорил: не все то золото, что блестит!!
– Но, сокровище мое… – жалобно пискнул отвергнутый жених. – Мы же дружили с детства! А как же свадьба?!
– Дружба дружбой, а колечки – врозь! – безапелляционно заявила Кармен. – Да и как ты можешь даже заикаться о свадьбе, когда мы с тобой заперты в этом обезьяннике и…
– Где?
– Мне Аркадий рассказывал про такое место, куда сажают на время… по описанию очень похоже… – Девушка вспомнила веселую улыбку молодого врача, и у нее на глаза навернулись злые слезы. – Из-за тебя я торчу здесь и даже не знаю, что с ним! А ты… ты совсем другой! Уж Аркадий не стал бы тут святых на помощь звать и в истериках биться!
– Аркадий?! – сделал попытку возмутиться дон Педро. – Кто он такой?! Ты променяла меня на какого-то…
– Это я, дура, ЕГО на тебя променяла! – выкрикнула Кармен. – И бросила там, во дворце, а теперь сердце на части рвется! Еще и ты тут… на нервы действуешь!!
– О Мадо…
– Еще хоть слово услышу, – сузила глаза темпераментная испанка, – и в райские чертоги ты пойдешь один… сию же секунду!! И прекрати наконец эти свои «Мадонны» и «Санта Марии»! У бедной Непорочной Девы от твоих воплей уже уши заложило!
Педро испуганно притих. Дворец Белой Колдуньи был готов от счастья сам рассыпаться на кирпичики и сложиться горкой…
Стоящая по другую сторону двери старуха удовлетворенно хмыкнула и сказала сидящей рядом кошке:
– Гляди-ка! Неужто утихомирился? Боевая девка, ничего не скажешь…
– Мрр… Матр-риархат?
– Чего?
– Н-неважно… потом расскажу, вам-м понр-равится! А девица действительно не пр-ромах! И хугглу два клыка выбила…
– Врешь! – изумилась хозяйка, вспомнив, как выглядит хуггл (этакий громила, отличающийся несоразмерной своим габаритам дурью, когда он шел, создавалось впечатление, что каменная стена движется). – Ну девчонка!
– Дьос мио, – донеслось из камеры, – если бы я знала, за кого собираюсь замуж, ноги бы моей тут не было! Ну ничего! Аркадий обязательно за мной придет! Обязательно! И вытащит меня отсюда!!
– Конечно, – хихикнула колдунья, отходя от двери, – вытащит… И меня заодно… Кто из нас с тобой, милочка, его больше ждет – надо еще подумать! Экие вы все горячие… Молодо-зелено! Пошли, кошка. Хоть поспать, что ли, пока этот изверг примолк… а то потом, как сюда еще и герой явится, не до того будет…
Стемнело. Лесная опушка тонула в фиолетовых сумерках. Порывистый холодный ветер гнул ветви деревьев и пригибал к земле высокую траву. Боевой конь сонно помаргивал ресницами, время от времени кося глазом на сидящего с опущенной головой хозяина. Хозяин, он же доблестный сэр Эйгон, из своей прострации так и не вышел. Сидел на пне, ни о чем не думал и лишь прислушивался к пустоте внутри.
Он даже не поднял голову, когда окружающую тишину нарушили дробный стук копыт со стороны дороги и мужские голоса. Конь предупреждающе фыркнул, навострил уши и ткнул безучастного ко всему хозяина мордой. Хайден дернул плечом и уже снова собрался было погрузиться в пучину своего горя, но ему помешали.
Кусты, скрывающие тропинку, раздвинулись, и на опушку выехали два всадника. Один – сухопарый седой воин с генеральской нашивкой на воротнике форменного армейского камзола, второй – коренастый плечистый мужчина с бронзовым от загара лицом, тяжелым квадратным подбородком и властным взглядом. Соизволивший-таки поднять голову барон не без удивления узнал в последнем самого правителя Наорда, диктатора государства Тайгет. Его величество пребывал в раздражении.
– Генерал, мне надоело повторять одно и то же! – говорил король своему спутнику. – Кроме вас, мне не на кого оставить столицу!
– Ваше величество, – негромко возражал воин, – но вы же не можете ехать туда в одиночестве! Это опасно!
– Я уверен, что Аркадий еще не добрался даже до Семимильного болота, – сказал диктатор, – поэтому вы можете успокоиться насчет того, что со мной что-то случится в Разломе. Я перехвачу их, самое дальнее, на Равнине и вернусь назад.
Хайден, услышав знакомое имя, с трудом вырвался из лап своего отрешенного состояния и прислушался к разговору.
– До Равнины еще доехать надо! – сказал седой генерал. – Мы не можем так рисковать, ваше величество! Поэтому в сотый раз вас прошу – позвольте мне отправиться с вами!
– А пока мы будем болтаться неизвестно где, мои «верные» подданные, по примеру королевы, лишат меня трона? – Правитель придержал коня и посмотрел в лицо сопровождающему. – Зафир, кроме тебя, мне положиться, к сожалению, не на кого. Я не приказываю, я прошу – вернись в столицу и замени меня на несколько суток.
– Возьмите хотя бы охрану!
– Ей я не доверяю. Кроме того, большинство этих ребят скорее предпочтет умереть, чем идти к Белой Колдунье. Ты же знаешь, как у нас обстоят дела с патриотизмом и верностью короне…
Наорд замолк, заметив наконец Хайдена. Тот подумал, поизучал взглядом загорелое лицо диктатора, и встал, чуть склонив голову в поклоне. Странно, но никакой особенной ненависти он к его величеству почему-то не чувствовал.
– Приветствую вас, рыцарь, – в свою очередь приложил руку к груди вежливый правитель. И после небольшой паузы спросил: – Мне показалось или я где-то мог видеть вас раньше?
– Возможно, – ответил барон. – На поле боя.
– Но вы не из Тайгета?
– Я из Эндлесса, – спокойно пояснил рыцарь. – Сэр Хайден Эйгон, барон Эйгон Эндлесский, к вашим услугам. Имел честь с вами встречаться, если память мне не изменяет, в четвертой приграничной войне.
У диктатора была отличная память на лица, он прищурился и кивнул:
– Отряд рыцарей Золотого Щита, личная охрана короля Сигизмунда? Я прав?
– Да, ваше величество.
– И… если не ошибаюсь, вы и есть тот самый «Хайд», о котором мне все уши прожужжал ваш друг Аркадий? Хм, я думал, вы уже встретились и направились к Разлому вместе…
Хайден не ответил. Слегка пожал плечами и снова опустился на пень. То, что сидеть в присутствии коронованной особы – крайне дурной тон, его сейчас не очень заботило. Упомянутую «особу», впрочем, тоже…
– Генерал, – повернулся Наорд к своему спутнику, – обстоятельства сложились так удачно, что в одиночестве мне, кажется, ехать не придется. Несомненно, сэр Эйгон составит мне компанию. Поэтому возвращайтесь во дворец, и прекратим наконец спорить.
Генерал Зафир сделал большие глаза и, понизив голос, проговорил:
– Но, ваше величество, разве вы не слышали – он из Эндлесса!
– Слышал, и что?
– Но он же – враг!
– С Эндлессом мы больше не воюем, – коротко ответствовал правитель. – Как только вернусь, лично напишу Сигизмунду. У меня несколько… изменилась точка зрения.
Генерал не нашелся что ответить. Диктатор легко спрыгнул с коня и приказал:
– Возвращайтесь во дворец. Сопровождать меня не нужно, и это больше не обсуждается!
– Да, ваше величество… – выдавил из себя ничего не понимающий воин и поворотил лошадь к дороге. – Слушаюсь, ваше величество. Смею надеяться, что все будет благополучно…
– Я тоже! – ухмыльнулся правитель и, проводив спутника взглядом, повернулся к молчащему барону: – Так что у вас произошло, сэр? Почему вы не с Аркадием?
– Потому что… потому что… – Хайден махнул рукой. – Неважно! Зря вы отпустили почтенного генерала, ваше величество.
– Вы все еще хотите что-то написать мечом у меня на лбу? – улыбнулся правитель, подходя ближе. – Я слышал устный отчет о ваших буйствах в трактире… Кстати о мече – я полагаю, это ваш? – Он снял с седла лошади завернутый в тряпицу знакомый клинок. – У конвоиров отобрал. Держите.
– Спасибо… – улыбнулся Хайден. – Но ехать вам придется одному. Я останусь здесь.
– Зачем?
– Я не хочу никуда идти. Вдогон за сэром Аркадием отправились Лир с Барбузом, они справятся без меня…
– А почему вы так в этом уверены? – Наорд, всю жизнь общавшийся с воинами на равных, запросто присел рядом с бароном на пень. – Или вам попросту все равно?
– Не знаю, – хмуро ответил Хайден, который всегда чувствовал себя немного скованно в присутствии королевских особ.
Диктатор внимательно посмотрел в лицо барону и сказал:
– Я знаю, кто вы такой, сэр. Ваш замок пострадал в последней войне, он стоит почти на границе, мне докладывали. Правда, я слышал, что никто не выжил…
– К сожалению, мне повезло больше, чем моей семье.
– Вы так хотите умереть, славный рыцарь? – Наорд приподнял брови. – Почему?
Хайден помолчал, сосредоточенно глядя в землю, и заговорил. Сам того не желая, он рассказал практически незнакомому человеку, более того – королю, да еще и королю изначально вражеского государства, историю всей своей жизни. О своей семье, о том страшном февральском утре, о падении родного замка, о смерти жены… Он говорил, говорил и почему-то не мог остановиться. Возможно, молодому барону надо было просто освободиться, поделиться своей болью, возможно, искренняя заинтересованность диктатора вызвала ответную откровенность… Как бы то ни было, когда спустя час Хайден наконец умолк, он почувствовал, что гнетущая пустота в душе начала сдавать свои позиции.
Правитель Тайгета, ни разу не перебивший молодого барона, вдумчиво дослушал его печальное повествование, помолчал и сказал:
– Мне кажется, мы с вами чем-то похожи, сэр.
Хайден вопросительно посмотрел на диктатора. Тот невесело улыбнулся:
– Да, похожи. Я, разумеется, не терял близких при таких обстоятельствах, как вы, но… Хотите, я тоже расскажу вам одну историю?
Барон кивнул. Не то чтобы ему этого очень хотелось, но ведь Наорд его выслушал! И демонстрировать сейчас свою незаинтересованность было бы проявлением полнейшего неуважения к собеседнику.
– Когда-то, – начал государь, – когда я был очень молод и еще не вступил в права наследования, я оказался по делам в одном королевстве. В сильном, богатом, красивом… Я много где был, но такого совершенства не видел никогда. Я был сражен почти идеальным внутренним устройством страны, ее дворцами, ухоженными, щедро дарящими землями… я влюбился в это королевство, как влюбляются в женщину! И когда пришло время возвращаться домой, я взглянул на свою страну другими глазами. Тайгет не выдерживал никакого сравнения с королевством моей мечты. Он был мал, беден и грязен. Люди здесь улыбались редко и еще реже делали это искренне. На международной арене моя страна была ничем… И я не захотел править этим государством. Я захотел быть королем Эндлесса. Да-да, вашего Эндлесса. Он стоял у меня перед глазами, не давая спокойно жить! Не успев похоронить отца и занять трон, я объявил Сигизмунду Эндлесскому войну. Я ее проиграл. Мы понесли огромные потери… Но я не остановился. Вторая война, третья, четвертая – на которой мы с вами встречались лично, сэр Эйгон, потом, наконец, пятая… И не сомневайтесь, я бы развязал шестую, но…
– Что-то вам помешало?
– Да. – Наорд бросил серьезный взгляд на барона. – Я понял, что могу потерять то единственное, что у меня есть сейчас, в погоне за тем, что моим никогда не будет. За тем, что мне, в сущности, и не нужно. Да и кто поручится, если я даже и заполучу Эндлесс, что он через несколько лет не превратится в подобие Тайгета? – Диктатор покачал головой и промолвил: – Вот в этом-то мы с вами и похожи, сэр. Мы оба жили иллюзиями. Вы – иллюзией былого счастья, я – иллюзией чужой славы… Величие Эндлесса застило мне глаза. А вы, сэр, потеряв тех, кого любили, предпочли вообще больше не любить никого и ничего. И что мы с вами получили в результате? Моя страна молча гибнет по моей же вине, а ваши товарищи ушли туда, откуда не возвращаются, хотя не исключено, что с вашей помощью и вернулись бы… Может, я говорю путано и непонятно, но кое-что я понял точно: прошлое должно оставаться в прошлом. И мне бы хотелось, чтобы вы тоже это поняли, сэр Эйгон.
Хайден не ответил. Правитель помолчал, закинул голову, глядя на вечернее небо, и встал:
– Что же, мне пора. Солнце уже село, а мне еще всю ночь сквозь Гнилые пущи пробираться. Боюсь, генерал Зафир не захочет править вместо меня, если вдруг что случится. – Он улыбнулся и вскочил в седло. – Удачи, сэр Эйгон! Не кривя душой – я был действительно рад знакомству с вами.
Наорд развернул лошадь и пустил ее галопом через колышущуюся под ветром рощу. Там, где она заканчивалась, за пересохшей рекой, начинались Гнилые пущи. Скоро совсем стемнеет. Если поторопиться, гиблый лес можно пересечь часов за семь-восемь… И если гнать во весь опор, не останавливаясь, Гниль не успеет ему ничего сделать. Такое уж у нее свойство – хватает только притомившихся, которые бредут медленно, да спящих… Лошадь у правителя была молодая, сильная, самая лучшая из всех на королевской конюшне, потому он ее и выбрал. И Аркадию тоже не последнего одра дал, так что парню, по идее, ничего особенно страшного грозить не должно…
Позади раздался хруст веток и топот копыт.
– Ваше величество! – послышался голос молодого барона. – Подождите меня!
Диктатор придержал разогнавшегося скакуна и обернулся. Хайден верхом на верном коне догонял его.
– Вы правы, ваше величество, – сказал барон, поравнявшись с государем, – прошлое должно оставаться в прошлом! В сущности, у меня ведь никого больше нет, кроме сэра Аркадия, Кармен и Феликса. И я должен их найти, пока не потерял так же, как Эллис…
Гнилые пущи теперь, глубокой ночью, полностью соответствовали своему названию. Холодно, сыро и тихо – как в могиле! Аркаша дрожал как цуцик, закутавшись в, казалось бы, теплый плащ. Только тот не грел.
– Феликс! – проклацал зубами вирусолог. – Ну давай привал сделаем, хоть костерок разведем, погреемся! Окоченел уже весь!
– Нельзя, – ответил нахохлившийся от холода птиц. – Гнили только этого и нужно!
– Да нет тут никакой Гнили! – в сердцах воскликнул медик, глядя со спины коня на землю. – Трава как трава, камни как камни! Полночи тащимся, и ничего! Хватит меня детскими байками запугивать… – Он решительно натянул поводья. – И вопи хоть на всю страну, мне это что пинцетом о пробирку! Все! Полчасика передохнем, с нас не убудет…
Молодой человек спрыгнул с лошади и начал присматривать подходящее место для костра. Таковое нашлось сразу же, как будто только их и ждало, – плоская ровная площадка, почти без травы, рядом с ветвистым деревом. Не обращая внимания на занудное карканье древнего мифа, Аркадий шустро нагреб ломких веток, свалил их кучкой, минут десять попыхтел над огнивом, добился-таки искры и разжег огонь. В теплом оранжевом свете весело пляшущих язычков пламени лес уже не казался таким мрачным…
– Слезай! – весело позвал Ильин все так же сидящего в седле на своем коне феникса. – Перекусим чем бог послал… Точнее, не бог, а ваш хитромудрый диктатор. Ну-ка, чего он мне тут вкусненького в мешок положил? О, копченые ребрышки! Прямо как в воду глядел, я их люблю… Хлеб, это понятно… Пирожки… Ватрушки. С яблочным повидлом… Печеная курица…
– Вандал! – всплеснул крыльями феникс, в ужасе глядя на покрытую румяной корочкой цыплячью тушку в руках вирусолога. – Как ты можешь это есть?!
– А чего? – Аркаша впился зубами в аппетитную куриную ножку. – Очень вкусно… а то в последнее время какую только гадость есть не приходилось… Ммм… Хочешь?
– Нет!! – закачался зеленеющий древний миф, поспешно отводя глаза от «кошмарного зрелища».
– Ой, извиняюсь, – смутился медик, – ну… на вот хоть ватрушку пожуй! Она тоже ничего вроде, хоть я до выпечки еще не добрался… Хм, а во дворце, я смотрю, готовят не в пример лучше, чем в столичных трактирах… ням-ням…
Феликс поймал клювом брошенную ему вирусологом ватрушку, зажал ее в лапе и, отщипывая по кусочку, проговорил:
– Никакого понятия… Я же птица все-таки! Посмотрел бы я на тебя, если бы кто-нибудь сейчас здесь хорошо прожаренного покойничка за обе щеки уплетал…
– Если ты пытаешься испортить мне аппетит, – жизнерадостно прочавкал Ильин, – то сделай себе зарубку на клюве – бесполезно! Я в морге бутерброды ел!
– Где-где?
– В морге. Это такое место, где покойников до похорон передерживают, в холоде, чтоб не испортились и товарный вид не потеряли, – охотно пояснил Аркадий, выбрасывая в темные заросли за спиной начисто обглоданные куриные кости и принимаясь за любимые ребрышки.
Феникс выпучил глаза:
– А ты другого места для трапезы найти не мог?!
– На тот момент не мог… – Аркадий пожал плечами. – Приятель мой там сторожем подрабатывал, правда, он не микробиолог, он хирург… Ну в общем, я подменял его иногда. Делов-то – помещение покараулить… А бедному студенту, знаешь, не до жиру! И то я вообще не понимаю, на фига в морге сторожа нужны?! Чего там воровать? Столы и трупы?
– Давай без подробностей! – подавился ватрушкой птиц.
– Сам спросил! Ну как скажешь… – Аркаша приступил к уничтожению пирожков. – Короче, весь день бегаешь, поесть некогда, а сторожем все равно особо не разоспишься. Вот, бывало, для порядку зал обойдешь, да и за стол по бутеру вдарить! С колбаской… Кстати, а колбасы мне сюда не положили? Ну-ка, ну-ка… О! Слушай, Феликс; я этого короля просто скоро уважать начну! И с колбасой не подвел… Блин, как пахнет-то вкусно! А я уже обожрался, кажется… Ладно, колбаской завтра займусь… А это у нас что? Буль-буль… Винцо. Очень стоящее, между прочим. Глотнешь?
– Алкоголь – яд! – наставительно заметил древний миф, выклевывая из ватрушки сладкий джем. – Не пью и тебе не советую, ибо…
– Ладно, ладно, обойдемся без нотаций! – хмыкнул Ильин, затыкая пробкой ополовиненную флягу. – Не водка же… Еще ватрушку дать? Или пирожок? Тут с капустой есть…
– Не надо. – Птиц стряхнул с седла крошки. – Мне после твоих рассказов как-то уже не очень кушать хочется…
– Ой да брось ты! – фыркнул медик. – Это еще что! Вот как я один раз влетел из-за этого морга – вот это действительно страшно… Нравилась мне одна девчонка, второкурсница с параллельного потока. Девочка-дюймовочка, ни с кем ни-ни, мамина дочка, мораль превыше всего… Я и клюнул! То-се, кино, кафе-мороженое, консерватория, стихи даже ей читал, чтоб окончательно прониклась, какой я распрекрасный романтический принц… Короче, месяца три за ручки держались, а потом до поцелуев все-таки дошло. И в процессе я понимаю, что девочка целуется так, как нашим общажным примадоннам во сне не снилось! Я прибалдел, конечно, да возьми и ляпни: «А где ты так здорово целоваться-то научилась?» А она, этак реснички опуская, отвечает: «Мы летом практику в морге проходили… Мне Ленка на трупах показывала!» Представляешь?! Я чуть ласты не склеил… А она, понимаешь ли, до сих пор не догонит, почему я от нее шарахаюсь! Главное, я до нее ведь с этой Ленкой встречался почти год…
– А-а-а! – вдруг завопил феникс, глядя куда-то за спину Аркадия и суматошно хлопая большими крыльями. – Вон она! Вон!
– Кто?! – подпрыгнул вирусолог. – Ленка?!
– Да нет! – голосил птиц. – Гниль!!
– Где?! – Аркаша вскочил на ноги и обернулся. – Ептыть-колдыптить…
Под деревом, оплетая узловатые, выступающее из земли корни, колыхалось нечто. Мерзкого белесого цвета, без какой-либо определенной формы, но тем не менее с длинными хлюпающими отростками… Запах от этого «не пойми чего» шел соответствующий – смесь застарелой плесени и дохлых лягушек… То есть нюхать этих самых лягушек вирусологу еще не доводилось, но он почему-то был уверен, что они именно так вот и пахнут!
– Скорее на лошадь! – истерично прокаркал древний миф. – Может, успеем сбежать, пока… а-а-а!!!
– У-у-у! – передернуло Аркашу.
До лошади он добраться не успел… Белесая субстанция с противным чавканьем обвила его ноги и поползла выше. Тело начало неметь.
– Феликс! – прохрипел корчащийся медик. – Слазь с седла, дубина! Ты же – солнце! Она тебя… испугается…
– Я ее сам боюсь! – затравленно вякнул перепуганный птиц, бестолково топчась лапами по седлу. Лошади, увидев Гниль, забили копытами и принялись брыкаться…
– Должник… тоже мне… – еле слышно выдохнул Аркадий, из последних сил пытаясь высвободиться. – Легенда… паршивая… меня уже… переваривать начали…
Гниль, довольно хлюпая, обволокла его полностью. Слабо трепыхаясь в скользких вонючих объятиях и задыхаясь от недостатка воздуха, вирусолог простонал:
– Эх, Кармен… не повезло тебе с героем! Сожрет его сейчас эта бледная трепонема, килограмм пенициллина ей в…
Гниль содрогнулась и, колыхаясь как желе, схлынула вниз. С трудом удержав равновесие, почти задохнувшийся Аркаша жадно хватал ртом воздух.
Феликс, прекратив пугать лошадей своими воплями, недоуменно разинул клюв:
– Как у тебя это получилось?!
– Не знаю… – заплетающимся языком ответил молодой человек, ощупывая себя со всех сторон.
– Но она же тебя почти что съела!
– Ну да… – Ильин тряхнул головой и посмотрел на жалобно жмущуюся у корней дерева Гниль. – Съела. Практически… Я уже со всеми попрощался… Тебя напоследок обматюкал, ее добрым словом помянул… а она вдруг – раз! – и в кусты!
– Каким словом? – почему-то заинтересовался древний миф.
Аркаша неуверенно пожал плечами и, подумав, повторил:
– Килограмм пенициллина тебе… Опаньки! Феликс! Ты видишь?!
– Вижу! – радостно захлопал крыльями птиц, наблюдая, как жуткая субстанция, сжавшись до размеров детского плевка, поспешно утекает в землю. – Так вот чего она так испугалась! Слова этого… непонятного…
– «Килограмм»?! – не поверил медик.
Феникс страдальчески щелкнул клювом:
– Да нет! «Пенициллин»! Это что-то колдовское?
– Нет, конечно! Пенициллин – это же известный антибиотик…
– Что?
– Ладно, ты все равно не поймешь. Такой препарат, короче, древний, как бивни мамонта, его еще в Античности греки из пенициллиновой плесени получали… Не скажу, что панацея, но многие инфекции его не переносят. А эта ваша Гниль, похоже, даже само название не переваривает!
– И хвала солнцу! – заявил древний миф. – Теперь нам точно ничего не грозит… ПЕНИЦИЛЛИН!! – грозно каркнул он на робко сунувшийся было из-под корней белесый студенистый отросток. Тот чавкнул и исчез.
– То-то же! – удовлетворенно резюмировал птиц. – Аркадий, ты наелся?
– Вполне. – Медик подобрал с земли мешок с остатками припасов, завязал и подвесил его к седлу своего коня.
– Согрелся?
– Да вроде…
– Тогда поехали. Хоть бояться нам уже нечего, но поторопиться все-таки стоит…
Невдалеке, под хруст ломаемых веток, раздался перепуганный рев вперемежку с пронзительными мальчишескими криками. Путешественники переглянулись…
– Эй, там! – заорал Аркадий, вонзая шпоры в бока лошади. – Держитесь!! Мы сейчас!
Круша в щепки многострадальный лес, оба ломанулись на крики, вопя в два голоса грозное «пенициллин!!!»… Чуть не опоздали – лежащие на земле два полупрозрачных белых кокона уже едва-едва шевелились.
Аркадий бесстрашно спрыгнул с коня и, топнув ногой, рявкнул во всю мощь легких:
– А ну сгинь, пакость! Пенициллин, я тебе сказал!!
Гниль слетела с предполагаемых жертв одним махом. Медик для профилактики прошелся по всей группе известных ему антибиотиков, убедился, что двум валяющимся на земле и медленно приходящим в себя бедолагам больше ничто не угрожает, и присмотрелся повнимательнее…
– Лир?! Барбуз?!
– Аркадий… – слабо пискнул горе-проводник, счастливыми глазами глядя на изумленного вирусолога. – Мы вас все-таки нашли!
– Это еще кто кого… – Растягивая рот до ушей, медик протянул ему руку. – Хватайся, экстремал! И скажи спасибо, что батя меня семь лет назад к себе на завод литейщиком не затащил! А то всем нам тут сейчас было бы очень весело…
…Ночь закончилась вполне благополучно – Гнилые пущи остались позади, все были живы и здоровы, разве что Лир сорвал голос, Барбуза до сих пор потряхивало от лесных впечатлений, а Аркаша постоянно чихал и пугал сотоварищей страшными словами «грипп» и «ОРЗ»… Что касается феникса, то для него события минувшей ночи прошли безболезненно. Напугаться по-настоящему и в результате этого сгореть он попросту не успел, простуда его не брала, а голосовые связки у древней легенды были еще те… Куда там дону Педро!
Где-то к полудню, вырвавшись из объятий тенистых пущ, вся компания оказалась на небольшом зеленом пригорке, с которого открывался живописный вид на…
– Болото?! – простонал вирусолог. – Опять – болото?! Не хочу! Не пойду! Надоело!!
– Да что ты так кипятишься? – не понял Феликс, который, ясное дело, и понятия не имел о сравнительно недавнем знакомстве медика с подобным же типом земного ландшафта. – Ничего особенного! Топь, и все…
– Это тебе «и все»! У тебя – крылья! – заявил Ильин, поглядывая на «любующегося облаками» Лира. – А мы уже раз в таком искупались, и что-то по новой мне не хочется! Я еще с ночи не оттаял!
– Через любое болото, даже Семимильное, пройти можно, – щелкнул клювом птиц. – Надо просто дорогу знать…
– А ты знаешь, да? Чего глазки отвел?! Знаешь?!
– Теоретически, – неуверенно каркнул Феликс. – Я же через него летал! Ходить, правда, не пробовал…
– Во-во! – хмуро сказал Аркадий, спешиваясь. – Ну что ж делать, надо так надо… А лошадей как же? – Он вынул из-за пазухи аккуратно сложенную карту, заботливо предоставленную его величеством, и разложил на травке: – Вот, видишь – тут после болота еще Равнина какая-то…
– Не какая-то, а большая, – заметил феникс. – И песчаная.
– То бишь на своих двоих мы еще неделю до Разлома будем топать! – уверенно заключил Аркаша. – Нет, мне это совсем не нравится…
– Коней надо брать с собой, – кивнул Барбуз. – Я-то что, я дойду… А вы с Лиром – нет.
– Сложно… – просипел горе-проводник, опытным взглядом окидывая необъятные топи. – Если из нас кто провалится – вытащить сможем, а вот лошадь… Она же столько весит!
– Тем более их у нас две, – поддакнул птиц.
Ильин с досадой фыркнул:
– Без тебя заметили! Вот был бы ты, страус, пегасом, а не фениксом, никаких проблем бы не было… – Он задумался, что-то вдруг вспомнив. Внимательно осмотрел людоеда с головы до пяток, и спросил: – Барбуз, извини, что напоминаю… Твоя супруга как-то сказала, что ты бревнами в городки играешь?
– Было дело… – смутился людоед.
– А поскольку штук зараз сможешь поднять?
– Не знаю, я не проверял… Вы плот сделать хотите, да? И на него – лошадей?
– Утопнет! – высказался паренек.
– А с лошадями – точно! – встрял птиц.
Вирусолог замотал головой:
– Да нет! Я про другое! Хорошее бревно весит где-то как наш Лир, так?
– Ну да… – все еще не очень понимая суть, ответил великан.
– Ага, значит, это килограммов пятьдесят, не меньше… – принялся считать медик. – Одна лошадка, если вдуматься, около четырехсот кило – эти не очень крупные…
– Тайгетские рысаки, – ввернул всезнающий Феликс, – они низкорослые, но выносливые. Такого коня даже лучшие скакуны Эндлесса не всегда обскачут!
– Не сбивай ты меня с мысли! – прикрикнул Аркадий. – Так вот, что я имел в виду: в пересчете на бревна одна лошадь – это восемь штук! Бородавчатый, ты столько поднимешь?
– Наверное, – пожал плечами людоед. – Попробовать надо!
Без долгих раздумий Барбуз, поплевавши на руки, подлез под тугое брюхо стоящего к нему ближе коня, поднатужился и поднял обалдевшее животное вверх. Лошадь начала было ржать и вырываться, но потом, по-видимому, решила, что на ней ездили всю жизнь, а она – ни на ком и ни разу, посему успокоилась…
– И как? – живо поинтересовался молодой врач. – Терпимо или не удержишь?
– Да ничего… – ответил великан, для верности обежав пригорок, и широко улыбнулся: – Донесу! Ежели брыкаться не начнет…
Лошадь всем своим видом дала понять, что уж чего-чего, а этого от нее теперь никто не дождется! Ее товарка завистливо фыркнула и с интересом посмотрела на Аркадия. Тот замотал головой:
– Не-не-не, дорогуша, даже не мечтай, я не грузовой кран! Барбуз, поставь транспортное средство на землю, успеешь натаскаться… Предлагаю одного коня оставить тут, пускай пасется себе, а второго взять. Мы с Лиром ребята стройные, вдвоем поместимся. Феликс сам долетит, ничего ему не сделается… А теперь, господа, предлагаю наполнить…
– Бокалы? – каркнул птиц. – Аркадий, не спаивай молодежь!
– Да не бокалы, зануда, – сморщил нос Ильин. – Желудки! Во-первых, Барбузу меньше нести придется, а во-вторых, я еще колбасу не попробовал и с ночи проголодаться уже успел…
– Поторопиться бы! – напомнил древний миф. – А то с вашими привалами через каждые сто метров…
– Война войной, а обед – по расписанию! – заявил Аркаша, развязывая мешок. – Впрочем, если ты на диете, я в тебя еду силком не запихиваю… Парни, налетай!
– Ладно, ладно, я передумал! – обеспокоенно закудахтал феникс, видя, с каким энтузиазмом троица принялась потрошить сумку с провизией. – Ватрушку дайте! Нет, две… Или нет, четыре! Про запас! А то ведь все слопаете, троглодиты…
Основательно подкрепившись, то есть уничтожив за полчаса все припасы (чему немало помог вечно голодный людоед), товарищи двинулись дальше. Наученный горьким опытом Аркадий, ступив на территорию Семимильного болота, выспросил у Феликса в подробностях – не шастает ли тут чего зубастого, и, если шастает – прокатит ли в таком случае уже известный «пенициллин»? Древний миф подумал и ответил, что Гнили тут точно нет, стало быть, медицина бессильна, а что касается обычных болотных жителей – то эти, пожалуй, встретиться могут. Так что меч лучше далеко не убирать… На встречный вопрос скисшего медика, кого именно птиц имел в виду под «болотными жителями», окрыленный феникс пустился в подробное перечисление:
– Для начала самый тут главный дед Болотник. Тутошний хозяин. Он такой зеленый-зеленый, с длинной бородой и весь опутан тиной… В общем-то не злой, но если кто в топи увязнет – на дно утащит, для компании…
– Для чего? – удивился Ильин, перепрыгивая с кочки на кочку.
– Для компании! – повторил птиц. – Ему скучно тут одному, он мужскую компанию уважает, а в болоте все остальные – женского полу… О чем с ними разговаривать? Мозги сопревшие, кроме как путников с дороги сбивать и кувшинки в волосы заплетать, больше ничего не умеют! Хотя нет, если, к примеру, кряксу взять, то она еще и убить кого может…
– С этого места поподробнее! – попросил Аркаша, на всякий случай держа руку на рукояти меча.
– Кряксы – это утонувшие в болоте женщины, которые при жизни сильной злобностью отличались! – проявил эрудицию Лир. – Они не только здесь, они везде водятся! Я сам таких видел несколько раз, на том болоте, где мы… ну вы помните! Меня они не тронули, я тогда чудовищем был… А человека – могут! Дюже вредные тетки. И страхолюдные-э…
– Типа кикимор, что ли? – блеснул скудными знаниями мифологии вирусолог.
– Кикиморы – это еще не страшно, – каркнул Феликс. – Хотя от них добра тоже не жди. Любят путников пугать, за ноги хватать да кочками прикидываться… Наступил – а она как завопит дурным голосом, как подпрыгнет, как нырнет – и ты уже в грязи бултыхаешься! А там уж и караконджалы тут как тут…
– Это еще кто? – Медик снял меч с пояса и для пущей уверенности ткнул им следующую кочку, на которую собирался шагнуть. Кочка оказалась настоящей – не орала и не дергалась, поэтому шаг был сделан без промедления…
– Караконджалы, – скривился Лир, – это самая погань! Ни мужчины, ни женщины, рогатые, косматые и до того безобразные, что по сравнению с ними кряксы, какую наугад ни возьми, – королевы! А эти… нападают на людей на болоте, разума лишают, а потом ездят на них верхом до первых петухов…
– А как петухи запоют, – закончил птиц, недовольный тем, что его постоянно перебивают, – так утаскивают несчастных в самое сердце трясины и замучивают до смерти!!
– Встречу вашего диктатора, – в сердцах заявил Аркадий, – по тыкве настучу! Он хоть бы пометки на карте сделал, что ли! А то я, как всегда, обо всем узнаю последним!!
– Он, наверное, решил, что вы и так знаете… – предположил Лир.
Вирусолог пасмурно буркнул:
– Ага, конечно… Типа я тут самый умный… А ты чего, мелкий, такой спокойный? Если что – ведь бить же будут!
– Меня не будут, – словно извиняясь, сказал паренек. – Караконджалы людей с голубой кровью не трогают, она для них – чистый яд! А мы ведь князья…
– Тьфу! – психанул Аркаша. – А еще говорят, что происхождение в наше время значения не имеет! Один – барон, второй – князь, третий – сын Солнца, видите ли, у всех на него аллергия, про Барбуза и говорить нечего – на него наезжать только у олигофрена ума хватит… А если я не дворянин какой-нибудь и не шкаф три на четыре, так и что – можно сразу панихиду заказывать?!
Спутники промычали вместо ответа что-то невразумительное, но, даже и не глядя на их виноватые физиономии, можно было понять – медик прав. Разумеется, сына потомственного рабочего это чрезвычайно расстроило. Да настолько, что он, забыв в очередной раз ткнуть следующую кочку мечом, со злостью опустил на нее ногу…
И зря в общем-то опустил. Кочка подпрыгнула, издала злорадный визг и скрылась под болотной жижей. Бывшая звезда вирусологии, извергая страшные проклятия (хорошо хоть на латыни, а то его спутников на раз бы паралич разбил), плюхнулся в тину, подняв фонтан зелено-коричневых брызг. Идущий следом Лир от неожиданности оступился и полетел следом. Барбуз, до которого доходило медленнее, равновесие все-таки удержал… Феникс уже распахнул клюв, чтобы отпустить по поводу неосмотрительности медика какую-нибудь подходящую цитату из Басе, но ему не дали: болото пошло крупными пузырями, и появились караконджалы!
– Бежим!! – завопил Феликс, бестолково кружа над барахтающимися в грязи приятелями.
– Как мы тебе побежим?! – отплевываясь, прохрипел Аркаша, карабкаясь обратно на скользкую кочку.
Лир, уцепившись за его пояс, вылез следом, но бежать все равно уже было некуда. Штук девять жутких страшилищ, действительно рогатых, волосатых и зубастых, успели взять их в плотное кольцо. Комплекцией они, конечно, уступали тому же Барбузу, но, в отличие от последнего, не имели на загривке тяжелую лошадь и явно превосходили количеством…
– Человек рождается голым, мокрым, голодным… и это еще только начало! – мрачно констатировал вирусолог, со вздохом берясь за меч. – Ну ладно… По сравнению с твоим дедушкой, Лир, они будут посубтильнее! Так ведь и того уделали… Эй, хмыри болотные! Чего надо?!
Те не ответили. То ли вообще говорить не умели, то ли считали зазорным общаться с человеком, неизвестно. Просто царапнули когтями кочки и, не сговариваясь, бросились на опешивших путников…
– Врешь, не возьмешь! – заревел Ильин, размахивая мечом. Правильно пользоваться им он не умел, поэтому восполнил качество ударов их количеством. Одного из караконджалов даже задел. По уху. Что в общем-то положения не улучшило…
Феликс бестолково метался над головами дерущихся, норовя клюнуть кого-нибудь из нежити в темечко. Не получалось – мешали рога. Кроме того, что-то не очень боялись болотные твари крылатого сына Солнца! Кидались так же рьяно, как на остальных, и страха никакого не выказывали… Лир поступил в данном случае мудрее всех: отпрыгнул на дальнюю кочку и тяпнул сам себя зубами за большой палец руки. Присосался к ранке, набрал в рот немного собственной «голубой» крови и принялся методично оплевывать агрессора с дальней дистанции. Попал два раза – одному караконджалу в глаз, другому – в грудь. Те завыли и задымились – похоже, княжеская кровушка была для них страшнее, чем серная кислота для человека… Но больше всех, как ни странно, отличился в бою трусливый людоед: с утробным рявканьем Барбуз, покрепче ухватив бьющуюся в припадке лошадь одной рукой за передние ноги, а второй – за задние, попер на таран, кладя нежить по обе стороны с многочисленными повреждениями костей. Великан был и сам товарищ немаленький, а уж лошадка, веса в которой было немерено…
– Эх, раззудись, плечо, разойдись, рука! – Распалившийся медик прыгал с кочки на кочку не хуже кенгуру. – Повезло вам, красавчики, что Хайда тут нет! У него меч длиннее, пустил бы всех хором на шашлык… Не трожь птичку, мурло!
– Карр!!
– Не трожь, кому сказали! – Аркаша взмахнул мечом.
Караконджал, сцапавший было за лапу пышущего жаром феникса, отпрыгнул, уклоняясь от блеснувшего клинка, и разжал когтистую пятерню. Птиц, истошно голося, взмыл вверх.
Болотный житель раздосадованно зашипел и, оскалившись, ринулся на вирусолога. Тот хмыкнул:
– Напугал! Аж поджилки затряслись, боюсь, как Билл Гейтс антимонопольного комитета… На тебе, мокрошлеп!!
То ли руки уже привыкли к мечу, то ли удачно вспомнилось, как этим самым мечом орудовал в свое время Хайден, но на этот раз Аркадий попал туда, куда целился. Меч прошил нападающего насквозь. Караконджал замогильно взвыл и, корчась, свечой ушел в колыхающуюся топь.
– Кто следующий на раздачу орехов?! – кровожадно поинтересовался врач, делая разворот на сто восемьдесят градусов.
Из девяти чудиков теперь уже осталось четверо: двоих насмерть заплевал Лир, еще двоих завалил разошедшийся не на шутку Барбуз. Сейчас он как раз добивал третьего, ловко орудуя лошадью. Лошадь, кажется, лишилась чувств…
– Аркадий! – прокричал Лир. – Подгоните мне их сюда! Они, мерзавцы, сторонятся, мне не доплюнуть!
– Сейчас… – с готовностью отозвался Ильин, временно переквалифицируясь в погонщика слонов. – Ты смотри, шустрые, как веники! Ну ничего… Болото большое, времени много… Лир! Первый пошел!
– Тьфу!!
Получив меткий плевок прямо в лоб, один из караконджалов дико взвизгнул и провалился сквозь тину. Второй, неосмотрительно обернувшись на погибающего соплеменника, схлопотал мечом в живот…
– Лир! – весело заорал Аркаша. – Давай контрольный, в голову!
– Сейчас… – Парнишка наскоро присосался к синеющему пальцу, прицелился и плюнул. – Пожалуйста!
Изувеченный общими стараниями болотный агрессор, воя, отправился вслед за остальными. Буйная компашка уже перевела было дух и собралась поздравить себя с победой, как позади них раздался прощальный птичий крик и недоуменное рычание. Потянуло паленым…
– Феликс?! – взлетел нестройный хор голосов над притихшим болотом.
Им никто не ответил. Обернувшийся Аркадий увидел только улепетывающего вглубь трясины последнего караконджала, дующего на обугленные руки, и тающую горку серого пепла на поросшей мхом кочке.
– Феликс? – упавшим голосом позвал вирусолог.
Поднявшийся ветерок развеял пепел, и глазам друзей предстало большое, золотистое, размером с хорошую дыню… яйцо.
Феникс все-таки испугался до смерти. В самом прямом смысле…
