Глава 25
В могильной тьме маленькой камеры медленно текли часы. Даже когда глаза пленников привыкли к непроницаемому мраку, одиночество продолжало притуплять их чувства и лишало их способности судить о ходе времени. В безмолвии пустой темной камеры единственным звуком, кроме их хриплого дыхания, был редкий шорох бегающих крыс и ровный стук капель ледяной воды по истертому камню. Затем слух начал обманывать их, и они стали слышать в тишине странные звуки. Их собственные действия потеряли смысл, ибо их можно было предсказать, определить и отбросить как бессмысленные и безнадежные. Протекло неопределенное количество времени, но никто так и не пришел к ним.
Где-то наверху, среди света и свежего воздуха, среди шумов города и толпы, Паланс Буканнах решал их судьбу, тем самым косвенно определяя судьбу всего Юга. Время для земель Каллахорна истекало; с каждым истекшим часов воинство Повелителя Колдунов все приближалось. Но здесь, в безмолвном мраке крошечной темницы, в мире, отрезанном от пульса людской жизни, время не имело смысла и сегодняшний день ничем не отличался от завтрашнего. В свое время за ними придут, но вернутся ли они тогда под благословенный солнечный свет или же всего лишь сменят один мрак на другой? Что, если они окажутся в ужасном сумраке Короля Черепа, чья сила воцарилась не только в Каллахорне, но даже в самых отдаленных провинциях Юга?
Вскоре после того, как стражники оставили их, Балинор и братья— эльфы освободились от своих пут. Веревки, которыми они были связаны, затягивались без намерения лишить их любого шанса освободиться, так как они все равно были надежно заперты и подземной темнице, и поэтому они, не теряя времени, вскоре распустили их узлы. Стоя рядом во тьме, сбросив путы и повязки, они обсуждали, что их теперь ждет. Сырой гнилостный воздух древнего подземелья душил их, а подземный холод пробирался даже под их тяжелые плащи. Пол здесь был земляным, стены — из камня и железа, а комната выглядела голой и пустой.
Балинор был знаком с подземельем, расположенным под королевским дворцом, но комнату, в которую их бросили, он не узнавал. В основном эти подвалы использовались как продуктовые погреба, и хотя в них было множество комнат, где годами выдерживалось вино, это не была одна из таких комнат. Затем с леденящей уверенностью он понял, что они попали в древнюю темницу, многие века назад сооруженную под винными погребами, а затем замурованную и забытую. Должно быть, Паланс узнал о ее существовании и вновь открыл ее камеры для своих целей. Вполне вероятно, что он заточил в этот лабиринт и сторонников Балинора, когда они отправились во дворец, чтобы выразить протест против роспуска Граничного Легиона. Темница была умело скрыта под землей, и Балинор сомневался, что их когда— нибудь сумеют здесь найти.
Обсуждение вскоре закончилось. Им почти не о чем было говорить. Балинор оставил свои указания капитану Шилону. Если им не удастся вернуться, он должен будет найти Гиннисона и Фандуика, двоих наиболее преданных офицеров Балинора, и приказать им собирать Граничный Легион для обороны от наступающей армии Повелителя Колдунов. Также Шилон получил приказ послать гонцов в земли гномов и эльфов, чтобы предупредить их о создавшейся ситуации и просить о немедленной помощи. Эвентин не позволит долго держать своих кузенов пленными в Каллахорне, и Алланон тоже поспешит сюда, стоит ему услышать об их беде. Отпущенные Шилону четыре часа наверняка давно прошли, думал он, так что теперь это только вопрос времени. Но время было бесценно, а стремление Паланса удержать трон Каллахорна приводило к смертельной опасности для них всех. Балинор мысленно проклял себя за то, что не последовал совету Дарина и оттягивал встречу с братом, пока не стал совершенно уверен в ее исходе.
Но он никогда не представлял, что все обернется настолько плохо. Паланс словно взбесился, его охватила такая ненависть, что он даже не пожелал выслушать Балинора. Но все же в его бессмысленном поведении не было ничего загадочного. Дело было не просто в личных расхождениях между братьями, и не только они вызвали такую ярость его младшего брата. Дело было не только в болезни их отца, виновным в которой Паланс почему-то считал брата. Его гнев имел какое-то отношение к Ширль Рэвенлок, очаровательной девушке, которую Паланс полюбил уже многие месяцы назад и на которой поклялся жениться, несмотря на ее сдержанное отношение к такому браку. С девушкой из Керна что-то произошло, и вина почему-то падала на Балинора. Если она и в самом деле пропала, на что указывали слова его брата, сказанные им перед тем, как их бросили в темницу, то Паланс пойдет на все, чтобы найти ее.
Балинор объяснил ситуацию братьям-эльфам. Он был уверен, что Паланс скоро спустится к ним и потребует от него раскрыть тайну исчезновения девушки. Но когда они скажут, что им ничего об этом не известно, он не поверит им‡ Прошло более суток, но в темнице никто не появился. Еды им не приносили. Даже когда их глаза постепенно привыкли к темноте, им нечего было видеть, кроме своих тусклых силуэтов и окружающих стен. Они спали по очереди, стараясь сберечь силы для будущих испытаний, но давящая тишина не давала им по-настоящему выспаться, и они погружались лишь в легкую дрему, не приносящую облегчения ни телу, ни сознанию. Сначала они пробовали найти слабое место у петель мощной железной двери, но она была укреплена надежно. Голыми руками было невозможно подкопаться под ледяную, твердую как железо поверхность земляного пола. Древние каменные стены были по— прежнему прочны и несокрушимы, без единого шатающегося блока или крошащейся кладки. Тогда они бросили свои попытки совершить побег и молча уселись на пол.
Наконец, после бесконечных часов ожидания в ледяной тьме, до них донесся далекий металлический лязг — это далеко наверху с грохотом распахивались древние железные двери. Послышались голоса, тихие и приглушенные, затем стук ног по камню — кто-то спускался по истертой лестнице в нижние подземелья, где были заперты трое пленников. Они быстро поднялись на ноги и столпились у двери камеры, в ожидании вслушиваясь в приближающиеся шаги и голоса. Балинор различил в общем шуме голос брата, непривычно медленный и надломленный. Затем отодвинулись тяжелые засовы; от резкого скрежета металла трое пленников, привыкших к могильной тишине своей тюрьмы, невольно поморщились и отступили от массивной двери, медленно распахнувшейся внутрь камеры. Во мраке подземелья вспыхнуло слепящее пламя факелов, заставив пленников прикрыть глаза, отвыкшие от яркого света. Пока они щурились, стараясь что-нибудь рассмотреть, в камеру вошли несколько человек и остановились у самой двери.
Младший сын хворающего короля Каллахорна стоял впереди своих троих спутников; его широкое лицо было спокойно, губы поджаты, руки стиснуты за спиной. Только глаза выдавали бурлящую в нем ненависть, и взгляд этих глаз безумно, почти отчаянно сверлил лица пленников. Он многим напоминал Балинора — та же форма лица, тот же широкий рот и крупный нос, та же мощная угловатая фигура. За его спиной стоял человек, которого мгновенно узнали даже братья-эльфы, хотя никогда раньше его не видели. Это был мистик Стенмин, худощавый и слегка сутулый, с тонкими резкими чертами лица, облаченный в алый плащ и торжественный мундир. Глаза его, укрытые странной тенью, отражали злобную сущность этого человека, который приобрел определенное расположение нового самозваного Короля. Его руки нервно бегали по телу, время от времени машинально приподнимаясь и подергивая заостренную черную бородку, оттеняющую его угловатое лицо. За его спиной стояли двое вооруженных стражников, одетых в черные мундиры с эмблемой сокола. За ними, в самом дверном проеме стояло еще двое. Все они держали в руках устрашающие пики. Какой-то миг длилось молчание; никто не двигался с места, и две группы людей пристально изучали друг друга в залитом светом факелов сумраке маленькой камеры. Наконец Паланс быстро указал рукой на дверь.
— Я буду говорить с братом наедине. Выведите этих двоих.
Стражники молча подчинились, вытащив упирающихся эльфов прочь из камеры. Высокий принц дождался, пока все они выйдут, затем вопросительно повернулся к мистику в алом плаще, стоящему рядом с ним.
— Я полагал, возможно, я могу вам понадобиться?.. — Худое расчетливое лицо повернулось к равнодушно стоящему Балинору.
— Оставь нас, Стенмин. Я буду говорить с братом наедине.
В его голосе прозвучали гневные нотки, и мистик послушно кивнул и быстро попятился из камеры. Тяжелая дверь с зловещим стуком закрылась, оставив братьев в одиночестве и в тишине, нарушаемой лишь шипением пламени факелов, пожирающего сухое дерево и разбрасывающего сверкающие искры. Балинор стоял неподвижно, в ожидании; его глаза пытливо изучали юное лицо его брата, пытаясь пробудить в нем прежние чувства любви и дружбы, которые они испытывали друг к другу в детстве. Но теперь они бесследно пропали или же были надежно скрыты в потайном углу его сердца, а их место занял непонятный бешеный гнев, порожденный, казалось, недовольством как своим положением, так и поведением брата. В следующий миг ярость и презрение в его глазах погасли, сменившись холодной отрешенностью, которую Балинор счел как неискренней, так и неубедительной; казалось, будто Паланс играет роль, не потрудившись разобраться в характере своего героя.
— Зачем ты вернулся, Балинор? — раздался его медленный, печальный голос. — Зачем ты это сделал?
Балинор промолчал, не в силах постичь эту внезапную перемену его настроения. Вчера брат готов был растерзать его на части, чтобы вырвать у него сведения о местонахождении Ширль Рэвенлок, а сейчас, казалось, он уже совершенно позабыл об этой проблеме.
— Неважно, полагаю, это неважно. — Он сам ответил себе прежде, чем Балинор успел оправиться от изумления, вызванного такой резкой переменой. — Ты мог не возвращаться после‡ после этого‡ после своего предательства. Я надеялся, что ты так и поступишь, знаешь ли, ведь мы с тобой были так близки в детстве, и ты, в конце концов, мой единственный брат. Я стану Королем Каллахорна‡ мне следовало бы родиться первым‡ Его голос упал до шепота, а мысли неожиданно свернули на непонятный путь. Он лишился рассудка, в отчаянии подумал Балинор. С ним больше нельзя разумно разговаривать!
— Паланс, выслушай меня — просто выслушай. Я ничего не делал ни тебе, ни Ширль. Покинув королевство, я отправился в Паранор, а сюда вернулся только затем, чтобы предупредить вас, что Король Черепа собрал армию таких чудовищных размеров, что она без труда сметет весь Юг, если только мы не остановим ее здесь! Ради всех этих людей, выслушай меня‡ Резкий повелительный окрик его брата разорвал тишину камеры. — Я не желаю больше слышать эти глупые разговоры о вторжении! Мои разведчики прочесали все границы и нигде не обнаружили никаких вражеских армий. Кроме того, ни один враг не посмеет напасть на Каллахорн — напасть на меня‡ Наш народ в безопасности. А что мне до остального Юга? Почему я должен что-то для них всех делать? Они всегда оставляли нас сражаться одних, одних охранять эти границы. Я ничего им не должен!
Он шагнул к Балинору и угрожающе ткнул в него пальцем; в его глазах вновь вспыхнула непонятная ненависть, а юное лицо дико исказилось.
— Когда ты узнал, что я стану королем, брат, ты пошел против меня. Ты хотел отравить меня, как отравил отца — ты хотел, чтобы я стал таким же больным и беспомощным, как он сейчас‡ умирающим, брошенным, одиноким. Когда ты ушел с этим изменником Алланоном, то решил, что нашел союзника, который поможет тебе занять мой трон. Как я ненавижу этого человека — нет, не человека, злобную тварь! Его надо уничтожить! Но ТЫ останешься в этой камере, брошенный и забытый всеми, Балинор, пока не умрешь — ведь именно так ты хотел поступить со мной!
Он резко отвернулся, громким смехом прервав свою тираду, и зашагал к закрытой двери. Балинор подумал, что он намерен открыть ее и выйти, но тот помедлил и вновь поглядел на него. Он медленно повернулся, и в его глазах снова была печаль.
— Ты ведь мог не возвращаться в эти земли и жить спокойно, — пробормотал он, словно сбитый с толку этой мыслью. — Стенмин заверял меня, что ты вернешься, хотя я и убеждал его, что этого никогда не будет. Он снова оказался прав. Он всегда оказывается прав. Зачем ты вернулся?
Балинор лихорадочно думал. Он должен удерживать внимание брата, пока не поймет из его слов, что стало с его отцом и друзьями.
— Я‡ я понял, что заблуждался — что был неправ, — медленно ответил он. — Я вернулся домой, чтобы увидеться с отцом и с тобой, Паланс.
— С отцом. — Это слово прозвучало в устах Паланса словно незнакомое имя, и принц сделал шаг вперед. — Ему уже не помочь, он лежит как мертвец, в той комнате в южном крыле. Стенмин смотрит за ним, и я тоже, но мы ничего не можем сделать. Кажется, он не хочет жить‡
— Но что с ним? — прорвалось нетерпение Балинора, и он угрожающе шагнул к брату.
— Держись от меня подальше, Балинор. — Паланс торопливо попятился, выхватив длинный кинжал и выставив его перед собой. Балинор немного помедлил. Он легко мог бы выхватить у него этот кинжал и приставить к горлу принца, требуя своего освобождения. Но что-то сдерживало его, что-то в глубине его души предостерегало его против подобного действия. Он быстро остановился, подняв руки и пятясь к дальней стене.
— Помни, что ты мой пленник. — Паланс удовлетворенно кивнул; голос его подрагивал. — Ты отравил короля, и пытался отравить и меня. — Я мог бы тебя казнить. Стенмин посоветовал мне немедленно умертвить тебя, но я не такой трус, как он. Я тоже раньше командовал Граничным Легионом‡ Но теперь его нет — солдаты распущены и вернулись домой, к своим семьям. Мое правление будет мирным. Неужели ты не понимаешь этого, Балинор?
Тот отрицательно покачал головой, отчаянно пытаясь еще несколько минут удержать внимание брата. Очевидно было, что рассудок Паланса нарушен, то ли из-за скрытого внутреннего повреждения мозга, то ли от напряжения загадочных событий, произошедших в королевстве после того, как Балинор с Алланоном покинули Тирсис; точно сказать было невозможно. Во всяком случае, его брат больше не был тем человеком, который взрослел рядом с Балинором и которого он любил, как никого другого. В телесной оболочке его брата теперь жил чужак — незнакомец, маниакально стремящийся к трону Каллахорна. За всем этим стоял Стенмин, Балинор был в этом убежден. Мистик каким-то образом повредил рассудок его обезумевшего брата, придав ему желаемую форму, наполнив его обещаниями правления на королевском троне. Паланс всегда мечтал править Каллахорном. Даже уходя из города, Балинор чувствовал, что Паланс уверен, что когда-нибудь станет Королем. Рядом с ним все время находился Стенмин, советуя и помогая, словно близкий друг, и настраивая его против родного брата. Но Паланс всегда был сильным и независимым, здоровым и физически, и душевно, и его непросто было бы так сломать. Но все же он изменился. Гендель был неправ в его отношении, но, очевидно, что Балинор был еще более неправ. Этого не мог предвидеть никто, а сейчас было уже слишком поздно.
— Ширль — что стало с Ширль? — быстро спросил Балинор.
Гнев вновь наполнил бегающие глаза его брата, и на его губах медленно заиграла улыбка, на миг расслабившая измученное лицо.
— Она так прекрасна‡ так прекрасна. — Он громко вздохнул, и кинжал выпал из его руки на пол камеры, когда принц развел руками, подчеркивая свои слова. — Ты отнял ее у меня, Балинор — пытался лишить меня ее. Но теперь она в безопасности. Ее спас южанин, тоже принц, как и я. Нет, я же теперь Король Тирсиса, а он только принц. Он из маленького королевства; я о нем раньше никогда не слышал. Мы с ним станем добрыми друзьями, Балинор, как были когда-то с тобой. Но Стенмин‡ он говорит, мне никому нельзя доверять. Мне пришлось даже арестовать Мессалайна и Актона. Когда я распустил Граничный Легион, они пришли ко мне, пытаясь убедить в‡ кажется, в том, чтобы я отказался от своей мечты о мире. Они не понимали‡ почему‡ Он вдруг замолчал, его отсутствующий взгляд вдруг упал на выпавший из руки кинжал. Он быстро поднял его, хитро улыбнувшись брату, и вложил в висящие на поясе ножны; в этот миг он выражением лица стал удивительно похож на умного ребенка, который вовремя скрыл все следы своих проказ и избежал выговора. В мыслях Балинора пропали последние сомнения в том, что его брат больше не способен принимать разумные решения. Внезапно его поразило прежнее предчувствие, что если он схватит кинжал и возьмет брата заложником, то этим совершит серьезную ошибку. Теперь он понял, почему его посетило это внутреннее предостережение. Стенмин не мог не понимать, в каком состоянии находится сейчас Паланс; он намеренно оставил братьев наедине в этой камере. Если бы Балинор попытался обезоружить Паланса и бежать, угрожая убить своего пленника, мистик одним ударом добился бы своей очевидной цели — смерти обоих братьев. Кто усомнится, когда он будет объяснять, что Паланс пал жертвой от руки своего брата, пытавшегося вырваться из своего заключения? Когда оба брата погибнут, при неспособном править отце, мистик сможет взять правление Каллахорном в свои руки. Тогда он и только он будет решать судьбу Юга.
— Паланс, выслушай меня, умоляю, — тихо попросил его Балинор. — Мы были так близки. Мы были не просто братьями по крови. Мы были друзьями, товарищами. Мы доверяли друг другу, любили друг друга, и всегда решали между собой все проблемы, потому что понимали друг друга. Ты не мог все это забыть. Выслушай меня! Даже король должен стараться понимать свой народ — даже когда они не сходятся во мнениях, как следует выполнять тот или иной указ. Ты ведь согласен с этим, брат?
Паланс угрюмо кивнул; глаза его были пустыми и отрешенными, он пытался бороться с обволакивающей его мысли пеленой. В его глазах блеснула искра понимания, и Балинор удвоил свои усилия добраться до тех его воспоминаний, что лежали в закрытых глубинах его памяти.
— Стенмин использует тебя — он авантюрист и негодяй. — Его брат вдруг вздрогнул и попятился, словно не желая слышать эти слова. — Ты должен понять, Паланс. Я не враг тебе, я не враг этой стране. Я не отравлял отца. Я не причинял никакого вреда Ширль. Я просто хочу помочь‡ Его увещевания внезапно оборвались — с резким скрипом распахнулась тяжелая дверь камеры, и в проеме показалось угловатое лицо Стенмина. Низко поклонившись, он вошел в камеру, пронзая Балинора взглядом жестких глаз.
— Я подумал, что вы зовете меня, мой Король, — торопливо улыбнулся он. — Вы так долго пробыли здесь одни. Я подумал, что могло что-то случиться‡ Мгновение Паланс непонимающе смотрел на него, затем отрицательно покачал головой и повернулся к двери. В этот миг Балинору пришла в голову мысль броситься на злобного мистика и переломать ему все кости, прежде чем в камеру ворвется стража. Но он медлил это краткое мгновение, не уверенный в том, что это может спасти его самого или его брата, и возможность была потеряна. В камеру вернулись стражники, приведя братьев-эльфов, с сомнением оглядевшихся и присоединившихся к своему товарищу в дальнем углу камеры. Внезапно Балинор вспомнил, что сказал ему Паланс, когда вел речь о Ширль. Он упомянул о принце из крохотного южного королевства — о принце, спасшем девушку. Менион Лих! Но как он оказался в Каллахорне?..
Стражники уже повернулись к выходу, и с ними — молчаливый Паланс и его мрачный спутник, чья закутанная в алое рука настойчиво тянула потерявшего разум принца прочь из комнаты. Затем его худая фигура резко обернулась, бросив последний взгляд на троих пленников, и его поджатые губы скривились в тонкой усмешке, а голова изучающе склонилась набок.
— Кстати, Балинор, если мой Король забыл упомянуть тебе об этом‡— В его словах пылала неприкрытая ненависть. — Стражники у Внешней Стены видели, как ты беседовал с неким капитаном Шилоном из бывшего Граничного Легиона. Он уже собирался рассказать солдатам о твоих‡ затруднениях, когда был схвачен и заточен в тюрьму. Не думаю, что у него впредь будет много возможностей причинять нам неприятности. Дело решительно окончено, и со временем здесь забудут даже тебя.
При этом финальном известии сердце Балинора упало. Если Шилона схватили и бросили в тюрьму прежде, чем он успел переговорить с Гиннисоном и Фандуиком, то некому будет заново собрать Граничный Легион и некому будет рассказать людям о его судьбе. Добравшись до Тирсиса, его бывшие спутники не узнают о его пленении, а если даже и заподозрят что-то, то как они могут надеяться выяснить, что именно с ним случилось? Об этих нижних уровнях древнего дворца знала лишь горстка людей, а вход на них был умело скрыт от посторонних глаз. Трое отчаявшихся пленников в горькой тишине наблюдали, как стражники ставят перед самым порогом маленький поднос с хлебом и кружки с водой, и покидают камеру, унося с собой все горящие факелы, кроме одного. Этот последний факел держал в руках мрачно усмехающийся Стенмин, дожидаясь, когда ссутулившийся Паланс уйдет вслед за кряжистыми фигурами стражников. Но Паланс неуверенно медлил, не в силах оторвать глаз от гордого, решительного лица брата; слабый свет факела алыми полосами раскрашивал его рубленые черты, а длинный глубокий шрам, погруженный в полутень, выглядел темным и зловещим. Несколько долгих мгновений братья смотрели друг на друга, а затем Паланс медленными размеренными шагами двинулся к Балинору, стряхнув руку пытавшегося удержать его Стенмина. Он остановился всего в нескольких дюймах от брата; его изумленный, ищущий взгляд все еще был прикован к этому вырубленному из гранита лицу, словно он пытался почерпнуть для себя толику написанной на этом лице решимости. Его колеблющаяся рука быстро поднялась, секунду помедлила, затем с силой опустилась на плечо Балинора и крепко сжала его.
— Я должен‡ знать, — послышался в полутьме его шепот. — Я хочу понять‡ Ты должен помочь мне‡ Балинор молча кивнул, и его могучая рука приподнялась и коротко, с любовью пожала руку брата. Мгновение они стояли рядом, словно детская дружба и любовь никогда и не покидала их. Затем Паланс повернулся и быстро вышел из камеры; встревоженный Стенмин торопливо поспешил за ним. Со скрипом железных засовов и металлических петель тяжелая дверь закрылась, и трое друзей вновь остались в непроницаемом мраке. Удаляющиеся шаги медленно смолкли. Ожидание началось заново, но всякая надежда на спасение казалась теперь необратимо утраченной.
От черноты окутанных мраком деревьев в пустынном парке под парящей дугой Сендикского моста отделилась серая тень и беззвучно устремилась к дворцу Буканнахов. Быстрыми уверенными шагами крепкая приземистая фигура преодолевала низкие живые изгороди и заросли кустов, петляя между величавыми вязами; ее бдительные глаза пристально изучали окружающую земли дворца стену, пытаясь заметить ночную стражу. У кованых железных ворот над самым парком, где мост опускался на земляную насыпь, патрулировало несколько стражников; в факельном свете, заливающем ворота, на их мундирах были видны эмблемы сокола. Темный силуэт медленно взобрался по пологой насыпи, приближаясь снизу к поросшим мхом и плющом стенам. Добравшись до подножия стены, он тут же растаял в ее тени.
Долгие минуты, оставаясь совершенно невидимым, он упорно крался вдоль стены, прочь от главных ворот и дрожащего пламени факелов. Затем неизвестный вновь покинул тень, темным пятном скользнув по слабо освещенной лунным сиянием западной стене; его сильные руки цепко хватались за прочные стебли, бесшумно подтягивая кряжистую фигуру к вершине каменной кладки. Затем его голова осторожно приподнялась над краем стены, и зоркие глаза обшарили пустынные дворцовые сады, проверяя, нет ли поблизости стражников. Могучим движением широких плеч незнакомец перемахнул через стену и легко приземлился среди садовых цветов.
Пригнувшись, таинственный незнакомец метнулся к укрытию в тени огромной развесистой ивы. Переведя дыхание под сенью ветвей громадного дерева, он услышал звук приближающихся голосов. Внимательно прислушавшись, он заключил, что это всего лишь праздная беседа дворцовых стражников, привычным путем обходящих дворцовый двор. Он спокойно ждал; его небольшое тело так плотно прижималось к широкому стволу дерева, что уже с расстояния в несколько футов его почти невозможно было заметить. Несколько секунд спустя из темноты показались стражники, беззаботно переговариваясь, прошли по безмолвному саду и скрылись. Предусмотрительно выждав еще несколько секунд, незнакомец изучил темный силуэт, расположенный в центре этого зеленого тенистого сада — высокий древний дворец королей Каллахорна. Туманный сумрак массивного каменного сооружения нарушало лишь несколько горящих окон, из которых в пустынный сад лились потоки яркого света. Из окон доносились слабые, далекие голоса, но людей не было видно.
Мгновенным броском незнакомец метнулся в тень здания, на миг задержавшись под маленьким темным окном небольшого алькова. Его сильные руки лихорадочно дергали ветхую задвижку, тянули ее и расшатывали крепления. Наконец с громким треском, который, казалось, разнесся по всему дворцу, задвижка сломалась и окно бесшумно распахнулось внутрь. Не дожидаясь появления стражников, которых мог привлечь подозрительный шум, незнакомец торопливо скользнул в узкий проем. Когда окно уже закрывалось за ним, тусклый свет выступившей из-за облака луны на мгновение упал на широкое решительное лицо отчаянно храброго Генделя.
Заточив в темницу Балинора и кузенов Эвентина, Стенмин совершил один серьезный просчет. Его первоначальный план был весьма прост. Ветеран Шилон был схвачен, стоило ему только попрощаться с Балинором, и все его попытки выполнить приказ принца и предупредить его друзей о его заключении в тюрьму были пресечены. Когда Балинор и братья-эльфы, единственные его спутники на этот момент, оказались надежно заперты во дворцовом подземелье, мистик получил все основания считать, что никто в городе больше не представляет для него опасности. Его люди уже распространили по Тирсису слух, что Балинор лишь навестил родной город и тут же вновь покинул его, спеша вернуться к Алланону, человеку, который, как убедил Стенмин Паланса Буканнаха и большинство жителей Тирсиса, был врагом, угрожающим всем землям Каллахорна. Если бы в городе появились другие товарищи Балинора и стали бы выяснять подробности внезапного исчезновения их друга, в первую очередь они направились бы во дворец и поговорили бы с его братом, новым Королем, и тихо избавиться от них было бы совсем нетрудно. Несомненно, такая судьба ждала бы любого друга Балинора, но не Генделя. Молчаливый гном уже был знаком с коварством Стенмина и подозревал, что тот обрел неколебимую власть над братом Балинора. Гендель не спешил во всеуслышание заявлять о своем появлении в городе, предпочитая вначале выяснить, что же на самом деле случилось с его пропавшими спутниками.
В Тирсис его привело необыкновенное стечение обстоятельств. Расставаясь с Балинором и братьями-эльфами на лесной опушке к северу от города-крепости, он всецело намеревался отправиться прямо в западный город Варфлит, а оттуда двинуться к Кулхейвену. Вернувшись на родину, он рассчитывал принять участие в сборе войск на защиту южных земель Анара от близящегося вторжения армии Повелителя Колдунов. Всю ночь он шагал через леса севернее Варфлита, а наутро вошел в город, где незамедлительно наведался к своим старым друзьям и после кратких приветствий завалился спать. Проснулся он уже ближе к вечеру, умылся, поел и начал собираться в путь на родину. Но не успел он подойти к городским воротам, как через них на улицы Варфлита ворвался отряд уставших до полусмерти гномов, потребовавших немедленно отвести их в зал Совета. Гендель направился туда вместе с ними, и по дороге в палаты Совета расспросил одного из них, с которым был немного знаком. К своему ужасу, он обнаружил, что на Варфлит от Драконьих Зубов движется огромное войско карликов и троллей, и через день-другой оно подойдет к городским стенам. Эти гномы оказались уцелевшими солдатами из патруля, первым случайно столкнувшегося с вражеской армией и попытавшегося незаметно проскользнуть мимо ее постов и предупредить жителей Юга. Им не повезло — их отряд обнаружили, и в жарком бою почти весь патруль пал. Только этой горстке израненных гномов удалось добраться до мирного города.
Гендель понимал, что если на Варфлит движется вооруженное войско, то весьма вероятно, что к Тирсису в этот момент направляется целая огромная армия. Он был уверен, что Повелитель Духов намерен быстро и беспощадно разрушить города Каллахорна, открыв себе широкую дорогу на Юг. Долг требовал от гнома вначале предупредить об опасности свой народ, но долгий пеший путь до Кулхейвена отнял бы у него два дня, а возвращение — еще два.
Он быстро выяснил, что Балинор заблуждался, считая, что в стране по-прежнему правит его отец. Если его обезумевший от зависти брат и коварный мистик Стенмин убили Балинора, или бросили его тюрьму, прежде чем он успел занять трон и вновь принять командование Граничным Легионом, то Каллахорн обречен. Пока еще есть время, кто— то должен был разыскать принца. Кроме Генделя, браться за это было некому. Алланон все еще пропадал где-то на Севере, разыскивая исчезнувшего Шеа, а Флик с Менионом Лихом сопровождали его. Гендель быстро принял решение, приказав одному из гномов этой же ночью отправляться в Кулхейвен. Что бы ни случилось, старейшины гномов должны получить известия, что Каллахорн принял на себя первый удар начавшегося вторжения на Юг и армии гномов должны немедленно выступать на помощь Варфлиту. Города Каллахорна не должны пасть, иначе Четыре земли будут разобщены и случится самое страшное, чего и боялся Алланон. Когда падет Юг, армии гномов и эльфов окажутся разделенными, и окончательная победа Повелителя Колдунов над всеми землями станет неизбежна. Угрюмый гном устало поклялся Генделю, что выполнит его приказ — все они немедленно отправляются в Анар.
Возвращение в Тирсис отняло у Генделя много часов, ибо теперь путь до этого города был долгим и опасным. В лесах кишели карлики— охотники, высланные для пресечения всякого сообщения между городами Каллахорна. Много раз Генделю приходилось прятаться и ждать, пока мимо пройдет крупный патруль, и зачастую он был вынужден далеко отклоняться от своего пути, чтобы миновать выставленные посты бдительных часовых. Паутина этих постов здесь была натянула намного плотнее, чем у Зубов Дракона, и это подсказывало опытному воину, что близится решающее наступление врага. Если северяне планируют в ближайшие день-другой штурмовать Варфлит, то и Тирсис должен подвергнуться атаке примерно в то же время. Маленький островной город Керн, вероятно, уже пал. На рассвете гном преодолел последнюю линию часовых и приближался к лежащим севернее Тирсиса равнинам; опасность быть обнаруженным карликами осталась позади, но впереди его ожидала угроза столкновения со злобным Стенмином и его марионеткой — Палансом. Раньше ему несколько раз доводилось встречаться с нынешним Королем, но он не думал, что тот сумеет его узнать, а Стенмина он видел только однажды. Тем не менее, разумнее было бы не привлекать к себе излишнего внимания.
Он вошел в пробуждающийся город Тирсис, скрывшись в потоке дюжин торговцев и путников. Миновав огромную Внешнюю Стену, он несколько часов бродил среди полупустых казарм Граничного Легиона, беседуя с солдатами в надежде узнать что-либо о судьбе своих друзей. Наконец он выяснил, что они появились в городе два дня назад, на закате, и направились прямо во дворец. Больше их никто не видел, что все считали, что Балинор просто навестил отца и вновь отправился в свои странствия. Гендель знал, что это означает на самом деле, и весь остаток дня он провел, прогуливаясь неподалеку от замка, надеясь что— то узнать о местонахождении своих пропавших друзей.
Он заметил, что дворец охраняет бдительная стража с незнакомой ему эмблемой сокола на мундирах. У главных ворот и на улицах города он встречал солдат с такими же нашивками, и было очевидно, что они являются единственной действующей военной силой во всем Тирсисе. Даже если он застанет Балинора живым и сумеет его освободить, им будет не так легко взять в свои руки управление городом и заново созвать Граничный Легион. Гном еще не слышал на улицах ни одного упоминания о вторжении с Севера, и у него сложилось впечатление, что никто здесь даже не подозревает о грозящей им опасности. Генделю казалось невероятным, что даже такой неуравновешенный и обманутый человек, как Паланс Буканнах, откажется подготовить город к обороне против чудовищного воинства Повелителя Колдунов. Если Тирсис падет, то у младшего сына Рула Буканнаха не останется трона.
Гендель молча изучал местность, на которой был разбит Народный парк, раскинувшийся под широкой аркой Сендикского моста. Когда стемнело, он проник в охраняемый дворец.
Теперь, оказавшись в пустой темной комнате, он секунду помедлил, плотно прикрывая за собой окно. Он попал в небольшой кабинет, стены которого были скрыты рядами книжных полок, заставленных аккуратно помеченными и пронумерованными томами. Это была личная библиотека фамилии Буканнахов, считавшаяся роскошью в эту эпоху, когда писалось столь мало книг, а обмен информацией протекал крайне медленно. Великие Войны практически стерли литературу с лица земли, и в последующие годы, жестокие и смутные, книг уже почти не писалось. Ныне лишь единицы, даже в самых просвещенных обществах Четырех земель, могли наслаждаться роскошью обладания личной библиотекой и перечитывать на досуге сотни любимых томов.
Но Гендель уделил этой сокровищнице лишь беглый взгляд, бесшумно направляясь к двери в дальнем конце комнаты; его острые глаза заметили выбивающуюся из-под двери тусклую полоску света. Гном осторожно выглянул в освещенный коридор. Никого не было видно, но он вдруг понял, что не знает, что именно теперь делать. Балинор и братья-эльфы могут находиться где угодно в этом дворце. Быстро перебрав все возможности, он заключил, что если они живы, то, очевидно, содержатся в дворцовых погребах. Там и надо искать в первую очередь. Долгие секунды гном вслушивался в тишину, затем наконец глубоко вздохнул и хладнокровно шагнул в коридор.
Гендель был знаком с дворцом; он не раз навещал здесь Балинора. Он не помнил точного расположения конкретных комнат, но знал главные коридоры и лестницы, а также бывал и в погребах, где хранились вина и припасы. В конце коридора он свернул на развилке налево, уверенный, что найдет впереди лестницу, ведущую в погреба. Он подходил к массивной двери, за которой уже должен был чувствоваться холод подземных туннелей, когда в коридоре за его спиной послышались голоса. Он торопливо дернул дверь на себя, но к его изумлению, она не подалась. Он потянул сильнее, опустив могучие плечи, но дверь все же не шелохнулась. Голоса звучали уже почти рядом, и он в отчаянии сделал шаг, готовый искать себе новое укрытие. В этот миг взгляд его упал на защелку, укрепленную на двери у самого пола и второпях им не замеченную. По полированному камню пола уже гремели шаги, а голоса людей звучали уже за самым поворотом, когда гном спокойно открыл защелку, отворил тяжелую дверь и проскользнул в проем. Стоило двери закрыться за ним, как из-за угла появились трое часовых, спешащих сменить стражу у южных ворот.
Гендель не стал ждать, чтобы выяснить, не заметили ли они его, а быстро скатился по вырубленным в камне ступеням во тьму пустынного погреба. Помедлив у подножия лестницы, гном пошарил руками по холодному камню стены, ища железное крепление факела. Через несколько долгих минут он нашел его, быстро вырвал из него факел и зажег его своим кремнем и огнивом.
Затем, медленно, кропотливо и внимательно, он принялся обыскивать погреб, комнату за комнатой, угол за углом. Время летело, он ничего не находил. Наконец он без всякого успеха осмотрел все помещение, и ему начало казаться, что его друзей не могут держать пленными в этой части дворца. Гендель был вынужден неохотно признать себе, что их могли запереть и на верхних этажах. Однако было бы странно, если бы Паланс и его злобный советник рискнули держать пленников там, где их могло случайно видеть множество посещающих дворец людей. В конце концов, подумал Гендель, может быть, Балинор и в самом деле покинул Тирсис и отправился на поиски Алланона. Но не успела эта мысль возникнуть у него в голове, как он уже понял, что это невозможно. Балинор — не тот человек, какой стал бы искать чужой помощи в делах такого рода; он встретился бы с братом, а не отступил бы. Гендель отчаянно старался представить, где же могут быть заключены принц и братья-эльфы, где в этом древнем здании пленники были бы надежнее всего укрыты от посторонних глаз. Разумным местом было бы дворцовое подземелье, лежащее в темных пустынных глубинах, которые он только что‡ Внезапно Генделю вспомнилось, что глубже этих погребов лежат древние темницы. О них однажды упоминал Балинор, вкратце излагая историю своего рода, и заметил при этом, что они давно заброшены, и вход в них замуровал. Гном в волнении оглядел полутемную комнату, пытаясь припомнить, где расположен древний проход. Он окончательно уверился, что его друзей бросили именно туда — только там можно было спрятать людей так, чтобы больше никогда не найти. Кроме королевской семьи и ближайших доверенных лиц, почти никто не знал о существовании темниц. Они оставались замурованы и забыты так много лет, что даже старейшие жители Тирсиса вряд ли могли помнить об их существовании.
Не обращая внимания на окружающие комнаты и узкие коридоры, решительный Гендель тщательно осмотрел стены и пол центрального погреба, уверенный, что именно здесь видел когда-то замурованный проход. Если он и в самом деле открыт вновь, его нетрудно будет найти. Но он нигде не мог его обнаружить. Он дергал и простукивал каменные блоки, но стены казались цельными, а кладка — монолитной. И вновь его поиски оказались бесплодны, и вновь в его душу закралось сомнение. Он подавленно опустился на пол, прислонившись спиной к одной из огромных винных бочек, стоящих посередине погреба, и стал отчаянно обшаривать глазами, силясь вспомнить. Время для Генделя истекало. Если он не покинет дворец до рассвета, то наверняка разделит участь своих друзей. Он понимал, что что-то упустил из вида, забыл нечто столь очевидное, что оно никак не приходило ему в голову. Шепотом проклиная свою тупость, он встал, отошел от винной бочки и медленно двинулся в обход просторного погреба, думая, стараясь вспомнить. Что— то, связанное со стенами‡ что-то в стенах‡ Затем он вспомнил. Проход скрывался не в стене, а в полу, посередине погреба. Подавив дикий торжествующий возглас, гном бросился к винным бочкам, рядом с которыми дважды за этот вечер так бездумно отдыхал. До предела напрягая свои могучие мускулы, готовые разорваться от усилий, он в конце концов сумел откатить в сторону несколько громоздких бочек, открыв взгляду каменную плиту, закрывающую тайный вход. Ухватившись за врезанное в край плиты железное кольцо, обливающийся потом гном с мучительным стоном потянул его вверх. Медленно, с протестующим скрежетом камня, громадная плита приподнялась и тяжело ударилась об пол. Гендель настороженно заглянул в открывшийся черный провал, рассеивая затхлый сумрак подземелья дрожащим светом факела. Во тьму вели древние каменные ступени, сырые и покрытые зеленоватым мхом, исчезающие во мраке. Держа факел перед собой, гном спустился в забытую темницу, мысленно уповая на то, что не совершает очередной ошибки.
Почти сразу же он ощутил жгучий холод спертого, неподвижного воздуха, пробирающегося под одежду и злобно покусывающего тело. Затхлый, еле пригодный для дыхания воздух заставил его наморщить нос от отвращения и быстрее зашагать вниз по ступеням. Такие подземные темницы, похожие на склепы, всегда вселяли в него непреодолимый страх, и он уже начал сомневаться в разумности своего спуска в древнее подземелье. Но если Балинор и в самом деле заточен в этом жутком месте, то дело стоит этого риска. Гендель не бросит своих друзей.
Он достиг подножия лестницы и разглядел впереди узкий прямой коридор. Медленно продвигаясь вперед, пытаясь всматриваться в сырой сумрак, словно поглощающий свет медленно горящего факела, он различал по сторонам равномерно расположенные железные двери. Эти древние ржавые железные плиты были лишены обычных тюремных окошек и надежно закрывались на громадные металлические засовы. Эта темница вселила бы ужас в любого смертного — ряд темных, лишенных окон камер, где о живых можно было навсегда забыть, как о мертвых.
Бессчетные годы после опустошительных Великих Войн гномы прожили в подобных подземельях, спасая свои жизни от гнева стихий, и наконец выползли полуслепыми в почти забытый мир света. Эта страшная память передавалась у гномов из поколения в поколение, вселяя в них животный страх перед темными замкнутыми помещениями, страх, который они никогда не могли окончательно преодолеть. И сейчас Гендель чувствовал его, гложущий и ненавистный, как влажный холод земных глубин, в которых был высечен этот древний склеп.
Сглотнув подступивший к горлу плотный комок ужаса, решительный охотник осмотрел несколько первых дверей. Засовы на них намертво приржавели к петлям, металл покрылся нетронутым слоем пыли и паутины. Медленно проходя вдоль угрюмой цепочки железных дверей, он видел, что все их не открывали уже долгие годы. Он сбился со счета осмотренных дверей, и ему начало казаться, что темный коридор тянется в бесконечность. Ему пришла в голову соблазнительная мысль закричать, позвать друзей, но через открытый люк его крик мог донестись до верхних помещений. Настороженно оглянувшись, он обнаружил, что больше не видит ни люка, ни лестницы, через которые проник сюда. Мрак впереди и позади казался совершенно непроницаемым. Стиснув зубы и тихо ворча себе под нос, чтобы поднять свой угнетенный дух, он пошел дальше, пристально изучая каждую дверь, мимо которой проходил. Затем, к своему изумлению, он расслышал в давящей тишине слабый шепот человеческих голосов.
Превратившись в каменное изваяние, он замолчал и прислушался, боясь, что чувства обманывают его. Но шепот слышался отчетливо, слабый, но несомненно человеческий голос. Быстро шагая вперед, гном поспешил на его звук. Но так же внезапно, как и послышался, шепот вдруг смолк. Гендель остановился и в отчаянии всмотрелся в двери по обеим сторонам коридора. Одна была ржавой, но на металле другой виднелись свежие царапины, а пыль и паутина были стерты. Засов был смазан и недавно кем-то открывался. Одним быстрым рывком гном отодвинул железный засов и распахнул массивную дверь, выставив перед собой факел, и его свет мгновенно упал на три ошеломленные, полуослепшие фигуры, медленно поднимающиеся на ноги, чтобы встретить нового таинственного гостя.
Послышались радостные возгласы приветствия, были торопливо пожаты протянутые руки, и четверо друзей вновь объединились. Жесткое лицо Балинора, возвышающегося над напряженно улыбающимися эльфами, выглядело спокойным и уверенным, и только его голубые глаза выдавали то глубокое облегчение, что испытывал в этот момент принц. Снова предприимчивый гном спас им жизнь. Но у них не было времени на слова и чувства, и Гендель быстро повел их по полутемному проходу к лестнице, ведущей прочь из этой жуткой темницы. Если рассвет успеет застать их во дворце, возможность быть схваченными и вновь брошенными в подземелье превратится в неизбежность. Им необходимо немедленно выбираться в город. Торопливым шагом они шли по коридору; Гендель держал перед собой догорающий факел, как слепец выставляет впереди себя свою трость.
Затем впереди внезапно раздался скрежет камня о камень и тяжелый грохот, словно замкнулась гробница. В слепом ужасе Гендель бросился вперед, подбежал к сырым каменным ступеням и замер. Каменная плита люка захлопнулась, преграждая им путь к свободе. Гном беспомощно стоял рядом с тремя своими спутниками, потрясенно качая головой, не в силах поверить в случившееся. Попытка спасти пленников провалилась; он добился только того, что сам попал в ту же темницу. Факел в его узловатой руке уже догорал. Скоро они окажутся в непроницаемом мраке, и ожидание начнется заново.