Глава 19

Все утро трое странных спутников шагали по изрезанной холмистой местности на север, а в полдень остановились, чтобы перекусить и отдохнуть несколько минут. За все время их пути рельеф окружающих земель ничуть не изменился, а преодолевать беспрерывные крутые подъемы и спуски было исключительно тяжело. Даже могучий Кельцет был вынужден ползти и карабкаться вместе с людьми, не в силах найти опору для ног, чтобы шагать прямо. Непроходимая холмистая местность выглядела мрачной и пустынной. На пригорках зеленела трава и росли отдельные кусты и деревья, но все же в этих ландшафтах ощущалась одинокая и дикая пустота, и путников в этой земле охватывала печаль и тревога. Стебли травы здесь походили на упругие хлысты, и когда хлестали людей по ногам, те морщились от боли. Смятые тяжелыми сапогами, через несколько секунд они вновь распрямлялись. Оглядываясь назад, Шеа не видел ни малейших следов, которые могли оставить за собой трое путников. Редкие деревья здесь были искривленными и согнутыми к земле, с крошечными листочками, они производили впечатление пасынков природы, забытых ей сразу после рождения и брошенных доживать свой век в этих пустынных землях. Здесь не жили ни звери, ни птицы, и с самого рассвета путники еще ни разу не слышали жужжания насекомых.

Однако их разговор не прерывался. Моментами Шеа уже хотелось, чтобы Панамон Крил хоть ненадолго устал говорить. Все утро вор беспрерывно беседовал со своими спутниками, с собой и с окружающей природой. Он рассказывал им обо всем возможном, включая множество вещей, о которых явно ничего не знал и не мог знать. Казалось, единственной темой, которой он старательно избегал, была история самого Шеа. Он вел себя так, будто юноша был просто его новым товарищем по делу, молодым вором, с которым он мог безбоязненно делиться опытом своих похождений. Но в то же время он упорно избегал упоминаний об истории Шеа, об Эльфийских камнях и о цели их похода. Очевидно, он пришел к выводу, что лучшим выходом для него будет как можно быстрее довести настойчивого юношу до Паранора, передать его загадочным друзьям и без промедления продолжить свой путь. Шеа не представлял, куда направлялись эти двое до того, как встретились с ним. Возможно, они и сами не точно это знали. Он внимательно выслушивал болтовню вора, в подходящие моменты вставляя свои замечания или высказывая свое мнение. Но в основном он думал о предстоящем им пути и пытался найти подходящий способ вернуть себе Камни. Но сколько он ни думал, положение казалось ему безнадежным; все трое прекрасно знали, что Шеа надеется отнять у воров камни. Оставалось придумать, каким образом это возможно совершить. Шеа был убежден, что умный Панамон Крил с интересом поиграет с ним, хитро выяснит, каким именно образом он собирается вернуть себе камни, а затем с улыбкой затянет у юноши на шее петлю.

Временами, не прерывая ходьбы и разговора, Шеа бросал взгляд на безмолвного скального тролля, размышляя, что за личность скрывается под этой невыразительной внешностью. Панамон говорил, что тролль был изгнан из своего племени и стал спутником порывистого вора лишь потому, что тот отнесся к нему по-дружески. Эта банальная история могла оказаться и правдой, но что-то в поведении тролля заставляло юношу сомневаться, что тот был лишившимся племени изгнанником. Тролль держался с нескрываемой уверенностью, высоко держа голову и распрямив могучую спину. Он все время молчал; очевидно, он и в самом деле был нем. Но в его глубоко посаженных глазах светился разум, и Шеа подозревал, что Кельцет далеко не так прост, как убеждал его товарищ. Шеа чувствовал, что Панамон Крил, подобно Алланону, утаивает от него часть истины. Но в отличие от друида, хитрый вор мог с самого начала лгать, и юноша понимал, что ни одному его слову не следует верить. Он был уверен, что истинная история Кельцета пока ему неизвестна, либо потому, что Панамон лгал, либо потому, что он просто не знал ее. Также он был уверен, что вор в алой одежде, спасший его жизнь, а в следующий миг укравший у него бесценные Эльфийские камни, был не просто бандитом и бродягой.

Они быстро покончили с полуденным завтраком. Пока Кельцет собирал кухонную утварь, Панамон объяснил Шеа, что они находятся поблизости от ущелья Дженнисона, у самой северной границы холмистых земель. Преодолев это ущелье, они пересекут лежащие на западе Стрелехеймские равнины и достигнут границ Паранора. Там они и расстанутся, решительно заявил вор, и Шеа сможет встретиться со своими друзьями или же отправиться в Крепость Друидов, как ему будет угодно. Юноша понимающе кивнул, уловив в голосе Панамона нотки нетерпения, зная, что вор постоянно ожидает от него попытки вернуть себе камни. Однако он промолчал, стараясь не выдавать того, что знает о расставленной ему ловушке, а вместо этого собрал свои вещи и приготовился продолжать поход. Трое путников медленно пробирались между подножий холмов в невысоким горам, виднеющимся впереди. Шеа был уверен, что горы далеко слева от них — это лишь отрог неприступных Зубов Дракона, но эти вершины, казалось, принадлежали совершенно иному хребту, а ущелье Дженнисона, должно быть, лежало между этими двумя горными цепями. Земли Севера были уже совсем близко, и пути назад не было.

Панамон Крил приступил к очередной серии бесконечных историй о своих похождениях. Как ни странно, о Кельцете он в этих рассказах упоминал редко, что лишний раз подтверждало, что вор знал о скальном тролле меньше, чем говорил. Шеа начинало казаться, что прошлое громадного тролля было для его спутника такой же загадкой, как и для него самого. Если бы они и в самом деле два года вместе вели воровскую жизнь, как утверждал Панамон, то Кельцет обязан был бы фигурировать хотя бы в части его историй. Более того, если вначале Шеа казалось, что тролль подобно верному псу всюду следует за вором, то после более внимательного наблюдения он начал подозревать, что тот путешествует с Панамоном по совершенно иной причине. К этому выводу Шеа пришел, не столько слушая Панамона, сколько наблюдая за поведением немого тролля. Шеа поражала его гордая осанка и независимое поведение. Кельцет быстро и уверенно расправился с охотничьим отрядом карликов, но теперь юноше уже начинало казаться, что он лишь совершил то, что должен был совершить — а не с целью услужить своему спутнику или завладеть камнями. Шеа трудно было предполагать, кем на самом деле является Кельцет но он был уверен, что это не бездомный бродяга, не изгнанник, к которому питало ненависть все его племя.

День выдался удивительно теплый, и вскоре Шеа начал обильно потеть. Местность упорно не желала становиться более ровной, а карабкаться по крутым склонам холмов было тяжело и долго. Панамон Крил беспрестанно болтал, смеялся и шутил, словно они с Шеа были старыми друзьями, компаньонами в поисках приключений. Он рассказывал юноше о Четырех землях: он побывал повсюду, видел населяющие мир народы, знал их образы жизни. Шеа казалось, что о землях Запада вор предпочитает говорить только общие слова, и он всерьез сомневался, что тому удалось многое узнать о народе эльфов, но не подчеркивал этого обстоятельства, опасаясь разозлить Панамона. Он терпеливо выслушивал истории о женщинах, с которыми Панамон встречался в своих странствиях, включая известный рассказ о прекрасной королевской дочери, которую он спас от смерти и полюбил, но разгневавшийся отец, узнав об этом, тут же отправил ее в далекие земли. Юноша вздохнул с преувеличенным сочувствием, в душе посмеиваясь над этой историей, а вор с печальным лицом поклялся, что не перестал искать ее и по сей день. Шеа выразил надежду, что Панамон все же найдет ее и она убедит его сменить образ жизни. Тот резко взглянул на него, изучил его серьезное лицо и на несколько мгновений замолк, словно задумался над подобной перспективой.

Примерно два часа спустя они подошли к ущелью Дженнисона. Ущелье представляло собой проход между двумя смыкающимися горными кряжами, широкий и легкодоступный путь, ведущий к бескрайним равнинам севера. Огромный хребет, тянущийся с юга, был отрогом мрачных Зубов Дракона, а северный кряж был незнаком Шеа. Он знал, что где-то к северу отсюда лежат Чарнальские горы, где обитают громадные скальные тролли, и этот кряж вполне мог быть их южным отрогом. Эти голые и относительно неисследованные горы много веков оставались пустынными и дикими, и в них обитали лишь племена злобных и воинственных троллей. Хотя скальные тролли считались самыми крупными из всех, в землях Севера жило также несколько других видов троллей. Шеа подумал, что если Кельцет действительно относится к скальным троллям, то они, должно быть, намного более разумны, чем представляют себе люди. Ему казалось несколько странным, что его соотечественники могут быть так плохо осведомлены о расе, живущей в одном мире с ними. Даже в книгах, которые он изучал в детстве, народ троллей назывался диким и невежественным.

У начала широкого ущелья Панамон внезапно остановил их и прошел несколько ярдов один, внимательно вглядываясь в высокие скалистые склоны, очевидно, подозревая засаду. После нескольких минут пристального изучения местности он велел невозмутимому Кельцету убедиться, что ущелье в самом деле безопасно для них. Громадный тролль быстро зашагал вперед и вскоре скрылся среди пригорков и скал. Панамон предложил Шеа присесть и подождать, усмехаясь своей непростительно самодовольной улыбкой, которая говорила, что исключительно умный, по своему мнению, вор удачно принял все меры предосторожности и избежит любых ловушек, которые расставили на его пути друзья Шеа. Хотя он и обеспечивал себе безопасность, держа Шеа рядом с собой, ибо тот сам по себе не представлял для него угрозы, все же он подозревал, что друзья юноши могут оказаться настолько сильны, что при первой возможности устроят ему неприятности. Ожидая, пока вернется его спутник, словоохотливый грабитель принялся излагать очередную леденящую кровь историю из его вольной воровской жизни. Шеа счел ее, как и все остальные его истории, невероятной и безмерно преувеличенной. Кажется, Панамон получал от своих рассказов больше удовольствия, чем самый внимательный слушатель, словно каждая история была для него первой, а не пятисотой. Шеа терпеливо выносил его болтовню, молчал и пытался придать лицу заинтересованное выражение, думая в это время о предстоящих испытаниях. Сейчас они, должно быть, уже приближаются к границам Паранора, откуда ему придется путешествовать дальше уже в одиночку. Если он хочет остаться живым в этих землях, то ему придется быстро отыскать своих друзей. Повелитель Колдунов и его охотники будут безустанно искать его следы, и если они доберутся до него прежде, чем он окажется под защитой Алланона и отряда, то смерти ему не избежать. Конечно, возможно, что к этому моменту его друзья уже проникли в Крепость друидов и захватили бесценный Меч Шаннары. Возможно, они уже победили.

Внезапно в ущелье показался Кельцет и жестом предложил им идти вперед. Они поспешили присоединиться к нему и пошли дальше втроем. В ущелье Дженнисона было мало укрытий, где можно было бы устроить засаду, и очевидно было, что здесь им ничего не угрожает. Ни за одной из разбросанных там и тут груд валунов или за низким пригорком нельзя было спрятаться больше чем одному-двум врагам. Ущелье оказалось длинным, и путники преодолевали его почти час. Однако этот путь был легким и приятным, и время пролетело быстро. Приближаясь к северному концу ущелья, они увидели впереди бескрайние равнины, а за ними, на горизонте — еще один горный кряж, тянущийся на запад. Путники покинули ущелье и зашагали по ровной земле Стрелехейма, с трех сторон, словно подковой, охваченной горами и лесами, и открытой лишь с запада. На равнинах росла редкая бледно— зеленая чахлая трава, разрозненными пучками покрывающая сухую твердую землю. Маленькие кустики, тонкие и пригнутые к земле, доходили Шеа лишь до колена. Очевидно, даже весной эти равнины не тонули в зелени, и на безлюдных просторах равнин близ Паранора редко встречались звери.

Когда Панамон повернул на запад, держась в нескольких сотнях ярдах севернее границы леса и лежащих слева от них гор, чтобы обезопасить себя от внезапного нападения, Шеа понял, что они приближаются к своей цели. Но когда юноша спросил вора в алой одежде, как далеко им осталось до Паранора, тот только хитро усмехнулся и заверил его, что они все время приближаются к нему. Дальнейшие расспросы были бесполезны, и юноша смирился со своим неведением относительно их местонахождения, и стал ждать, когда Панамон решит, что может расстаться со своим неожиданным спутником. Поэтому Шеа принялся разглядывать лежащие впереди равнины, чья пустынная бескрайность восхищала и поражала юношу. Он оказался в совершенно новом для себя мире, и несмотря на естественный страх за свою жизнь, старался изучить его весь. Он все же отправился в ту сказочную одиссею, которую они с Фликом давно мечтали совершить, и хотя теперь оба они могли погибнуть, не выполнив свою миссию и не найдя Меч, он, несмотря ни на что, хотя бы посмотрит на далекие земли.

К середине дня все трое основательно вспотели, и тяжелая жара открытых равнин начала их раздражать. Кельцет шел чуть поодаль от людей, под жарким белым солнцем его шаг оставался размашистым и ровным, грубое лицо — лишенным выражения, а темные глаза — мрачными и неприязненными. Панамон смолк и думал, очевидно, лишь о том, чтобы скорее закончить этот путь и расстаться с Шеа, к которому начинал относиться как к лишнему бремени. Шеа устал и вспотел, его небольшой запас сил за два дня непрерывной ходьбы почти исчерпался. Они шагали прямо в сторону пылающего в небе солнца; на бескрайних равнинах не было ни укрытия, ни тени, и ослепительный свет бил им в сощуренные глаза. По мере приближения солнца к западному горизонту различать лежащую впереди местность становилось все труднее, и спустя некоторое время Шеа вообще перестал всматриваться вдаль, надеясь лишь на опыт Панамона, хорошо представляющего себе, где находится Паранор. Путники приближались к концу горной цепи, тянущейся к северу, по правую руку от них, и казалось, что там, где обрываются горные пики, равнины становятся поистине безграничными. Протяженность их была столь велика, что Шеа видел впереди ровную линию настоящего горизонта, где солнце клонилось к иссушенной земле. Когда он спросил, Стрелехеймские ли равнины перед ними, Панамон сначала ничего не ответил, несколько секунд о чем-то думал и наконец кивнул.

Больше они не обменялись ни словом об их нынешнем местоположении и о личных планах Панамона Крила в отношении Шеа. Из подковообразной долины, окруженной горами, они вышли к восточным пределам равнин Стрелехейма, абсолютно ровной и плоской местности, тянущейся на север и запад отсюда. Полоса равнин, ограниченная лесами и скалами по левую руку от них, оказалась удивительно холмистой. Это изменение рельефа невозможно было различить из долины; холмы бросались в глаз лишь тогда, когда человек подходил к ним почти вплотную. Здесь виднелись даже рощицы небольших деревьев, и густые заросли кустарника, и что-то еще, что-то чуждое этой земле. Все трое путников одновременно заметили это, и Панамон резко остановил их, настороженно вглядываясь вдаль. Шеа сощурился и заслонил глаза ладонью, защищая их от яркого солнечного света. Он рассмотрел, что в землю вкопаны ряды странных шестов, и на несколько сот ярдов во всех направлениях от них разбросаны кучи разноцветной материи и куски сверкающего металла или стекла. С большим трудом он разглядел, что среди этих груд шевелятся крошечные черные точки. Затем Панамон громко закричал, обращаясь к тем, кто, возможно, ждал их впереди. К общему их изумлению, ответом ему стало шумное хлопанье черных крыльев, сопровождаемое испуганными криками потревоженных ворон, и черные точки превратились в огромных птиц, медленно и неохотно взлетающих, кружащих в слепящих лучах солнца. Панамон и Шеа стояли в немом изумлении, словно окаменев, а великан Кельцет прошел вперед еще несколько ярдов и внимательно присмотрелся. В следующий миг он торопливо обернулся и отчаянно замахал своим настороженным спутникам. Вор в алой одежде угрюмо кивнул.

— Здесь произошла какая-то битва, — отрывисто произнес он. — Это лежат мертвые.

Они медленно двинулись к полю кровавого боя. Шеа чуть отстал, опасаясь увидеть среди изрубленных тел своих друзей. Стоило им пройти несколько ярдов, как странные шесты стали видны отчетливее; то были копья и боевые знамена. Блестящие предметы оказались клинками мечей и кинжалов, брошенных бегущими в панике или зажатых в мертвых руках павших воинов. Кучи одежды превратились в тела, неподвижные и окровавленные, распластанные на земле, залитые жаркими лучами солнца. Шеа поперхнулся — в ноздри ему проник запах смерти, и слух его уловил жужжание мух, роящихся над мертвыми. Панамон обернулся, мрачно усмехаясь. Он знал, что юноша раньше не сталкивался так близко со смертью, и этого урока ему не забыть.

Шеа поборол тошноту, выкручивающую его желудок, и заставил себя ускорить шаг и догнать своих спутников. На маленьком участке неровной земли лежало несколько сот тел, нелепо распростертых на траве. Ничто вокруг не шевелилось; все они были мертвы. Из того, как случайно разбросаны тела и нигде нет крупных скоплений людей, Панамон быстро заключил, что бой был долгим, жестоким и смертельным — никто здесь не просил пощады и никто не надеялся на милость победителя. Он сразу же узнал знамена карликов, легко различил их маленькие желтые тела. Но только внимательно присмотревшись к их павшим противникам, он понял, что карлики бились здесь с эльфами.

Наконец Панамон остановился посреди поля битвы, не чувствуя в себе уверенности. Шеа в ужасе глядел на следы кровавой схватки, его потрясенный взгляд машинально скользил по мертвым лицам, от карлика к эльфу, от страшных рубленых ран к залитой кровью земле. В эту минуту он узнал, что же такое смерть, и испугался этого. В смерти не оказалось духа приключений, смысла, цели или выбора, только тошнотворное отвращение и шок. Все эти люди умерли по какой-то бессмысленной причине, умерли, возможно, даже не зная точно, за что сражаются. Ничто в мире не стоило этой страшной бойни — ничто.

Его внимание вновь привлекло резкое движение Кельцета, и он увидел, как тролль поднимает лежавшее на земле знамя с разорванным и залитым кровью полотнищем и переломленным древком. Герб на знамени изображал корону, венчающую раскидистое дерево, окруженное венком из ветвей. При виде него Кельцет пришел в крайнее возбуждение и начал яростно махать лапами, обращаясь к Панамону. Тот резко нахмурился и бросил поспешный взгляд на лица ближайших к нему мертвецов, начав затем широкими кругами удаляться от своих спутников. Кельцет взволнованно огляделся и внезапно замер, когда взгляд его глубоко посаженных глаз упал на Шеа; казалось, что-то в лице юноши поразило его. В следующий миг Панамон вернулся, на его широком лице читалась необычная для него тревога.

— У нас здесь серьезные проблемы, друг мой Шеа, — тихо проговорил он, решительно кладя руки на бедра и расставляя ноги. — Этот штандарт — это знамя эльфийского королевского дома Элесседилов, личное знамя Эвентина. Я не нашел его среди мертвых, но это ничего не означает. Если с эльфийским королем что-то случилось, это может стать поводом к войне, невероятной по своей свирепости. Все эти земли станут одним большим пепелищем!

— Эвентин! — в страхе воскликнул Шеа. — Он же охранял северные границы Паранора на случай, если‡ Он спохватился и замолк, уверенный, что уже выдал себя, но Панамон Крил продолжал говорить и, очевидно, не расслышал его слов.

— Какая-то бессмыслица — карлики насмерть бьются с эльфами на краю голой равнины. Что могло заставить Эвентина отправиться так далеко на север? Ведь они за что-то сражались! Не понимаю‡— Он замолчал, и его незаконченная мысль повисла в воздухе. Внезапно он посмотрел на Шеа.

— Что ты сейчас сказал? Что-то об Эвентине?

— Ничего, — в страхе пролепетал юноша. — Я ничего не говорил‡ Рослый вор схватил перепуганного юношу за тунику, подтащил к себе и с усилием приподнял в воздух, так что их лица почти соприкоснулись.

— Не делай умное лицо, мальчик! — Его свирепое красное лицо казалось громадным, а блестящие глаза сузились. — Ты что-то знаешь об этом — так говори! Я с самого начала подозревал, что ты знаешь много больше, чем рассказываешь, об этих камнях и о том, почему карлики вдруг взяли тебя в плен. Ты достаточно обманывал меня. Довольно.

Но Шеа так никогда и не узнал, чем могла кончиться эта сцена. Пока он висел в воздухе, яростно вырываясь из стальной хватки крепкого вора, на них внезапно упала громадная черная тень, и с громким хлопаньем крыльев из чистого дневного неба опустилась чудовищная тварь. Огромная, верная, она медленно и плавно села на поле боя в нескольких ярдах от них, и при виде страшного создания Шеа в ужасе ощутил, как по его телу пробежал знакомый холод. Панамон Крил, все еще разозленный и окончательно взбешенный неожиданным появлением этого существа, резко опустил Шеа на землю и повернулся к их ужасному гостю. Шеа встал на трясущиеся ноги, кровь в его жилах заледенела, ужас исказил все его чувства и лишил последних капель смелости. То был один из кошмарных Носителей Черепа, служитель Повелителя Колдунов! Бежать было некуда; они все-таки нашли его.

Взгляд жестоких красных глаз существа скользнул по громадному троллю, неподвижно стоящему сбоку, на миг задержался на воре в алой одежде, а затем уперся в юношу, прожигая его мозг, сокрушая все его беспорядочные мысли. Панамон Крил, ошеломленный видом крылатого чудовища, тем не менее ничуть не поддался панике. Он повернулся и посмотрел в глаза порождению зла; на его покрасневшем лице заиграла широкая демоническая усмешка, и он предостерегающе поднял руку.

— Кем бы ты ни был, держись от меня подальше, — резко предупредил он. — Мне важен только этот человек, а не‡ Пылающие ненавистью глаза повернулись к нему, и его речь внезапно оборвалась на полуслове. Изумленный и разгневанный, он молча смотрел на черное существо.

— Где Меч, смертный? — угрожающе прохрипел голос Носителя Черепа. — Я чувствую его присутствие. Отдай его мне!

Панамон Крил долго непонимающе смотрел на чудовище, затем бросил короткий взгляд на искаженное ужасом лицо Шеа. Только сейчас он понял, что это жуткое создание по некой неведомой причине было врагом юноши. Настал опасный момент.

— Отрицать бесполезно. Он у тебя! — вонзился в потрясенный рассудок вора скрипучий голос чудовища. — Я знаю, он здесь, среди вас, и я возьму его. Бесполезно сражаться со мной. Для вас все кончено. Последний наследник Меча пойман и уничтожен. Ты должен отдать мне Меч!

При этих словах Панамон Крил онемел. Он не представлял, о чем говорил громадное черное существо, но понимал, что объяснять ему, что оно принимает их за других людей, бессмысленно. Крылатое чудовище в любом случае намеревалось убить их всех, и время оправдываться прошло. Вор поднял левую руку и пробежал острием смертоносного шипа по своим усикам. Он отважно улыбнулся, незаметно взглянув на своего громадного спутника, неподвижно стоящего сбоку. Оба они знали, что этот бой будет насмерть.

— Не делайте глупостей, смертные, — резко прошипела тварь. — Мне не нужны вы — только Меч. Я легко могу вас уничтожить — даже при свете дня.

Внезапно Шеа ощутил проблеск надежды. Однажды Алланон сказал, что при свете солнца сила Носителей Черепа иссякает. Возможно, днем они перестают быть неуязвимы. Возможно, двое закаленных в драках воров сумеют победить чудовище. Но как удастся им побороть не смертное существо, а мертвую душу, преодолевший смерть призрак, воплощенный в телесную форму? Несколько мгновений никто из них не нарушал неподвижности, а затем существо сделало быстрый шаг вперед. В тот же миг правой рукой Панамон Крил молниеносно выхватил из ножен широкий меч и пригнулся, готовясь к нападению. Кельцет шагнул вперед, мгновенно превратившись из каменной статуи в стальную боевую машину, сжимая в лапе булаву и упираясь могучими ногами в землю. Носитель Черепа помедлил, и его пылающие глаза на миг задержались на лице приближающегося скального тролля, впервые внимательно изучая его громадную фигуру. Затем его багровые глаза изумленно расширились.

— Кельцет!

У Шеа был лишь миг, чтобы удивиться, откуда Носитель Черепа может знать немого гиганта — на долю секунды в глазах существа мелькнуло ошеломленное выражение, отразившись сходным непониманием в глазах Панамона Крила, а затем громадный тролль с невероятной быстротой бросился вперед. Булава, посланная могучей лапой Кельцета, вращаясь, с жутким хрустом ударила черного служителя Черепа прямо в грудь. Панамон уже метнулся вперед, целясь своим шипом Носителю Черепа туда, где у него должно было быть сердце, а клинком меча — в шею. Но прикончить смертоносное создание с Севера оказалось не так просто. Оправившись от страшного удара булавы, она когтистой лапой парировала атаку Панамона и сбила его с ног. В тот же миг ее багровые глаза вспыхнули, и в упавшего вора выстрелили две слепящие алые молнии. Он метнулся в сторону, и молнии задели его лишь вскользь, опалив алую тунику и вновь отбросив его вбок. Но прежде, чем Носитель Черепа успел метнуть вторую пару молний, на него навалилась громадная тяжелая туша Кельцета, придавливая его к земле. Даже крупный крылатый монстр в стальных объятиях скального тролля показался карликом; они покатились, борясь, по покрытой засохшей кровью земле. Панамон еще не поднялся с колен, оглушенно тряся головой и пытаясь вернуть ясность мыслей. Понимая, что медлить нельзя, Шеа бросился к шатающемуся вору и в отчаянии схватил его за руку.

— Камни! — в ужасе закричал он. — Дай мне камни, я помогу тебе!

Искаженное лицо вора на миг повернулось к нему; в его глазах зажегся прежний гнев, и он грубо оттолкнул юношу.

— Заткнись и держись отсюда подальше, — прорычал он, с трудом поднимаясь на ноги. — Шутки кончились, парень. Стой спокойно!

Подобрав свой выпавший из руки меч, он бросился на помощь своему товарищу, безуспешно пытаясь нанести верный удар по закутанному в плащ телу Носителя Черепа. Долгие минуты все трое яростно боролись, круша воткнутые в землю знамена, бешено сражаясь над неподвижными телами павших карликов и эльфов. По силе Панамон не мог тягаться с двумя другими бойцами, но он, пользуясь своей быстротой и выносливостью, уворачивался от смертоносных ударов и легко отпрыгивал в сторону, избегая бьющих в его сторону красных молний. Невероятная мощь Кельцета, казалось, превосходила даже неземную силу Носителя Черепа, и служителя зла начало охватывать отчаяние. Грубая шкура тролля в дюжине мест уже была прожжена и обуглена от ударявших в него молний, но титан продолжал бороться, словно не замечая полученных ран. Шеа отчаянно стремился помочь им, но рядом с этими огромными бойцами он казался карликом, и оружие его было в этой битве смехотворным и нелепым. Если бы только у него были Камни‡ Наконец беспрестанная борьба с не ведающим усталости призрачным противником начала исчерпывать силы смертных. Их удары не причиняли врагу вреда, и они начинали понимать, что простой силой это чудовище не победить. Они проигрывали бой. Кельцет внезапно пошатнулся и упал на колени. Носитель Черепа тут же взмахнул своей клешнеобразной рукой, ударив беззащитного тролля в грудь и швырнув его назад, на землю. Панамон яростно закричал и обрушил на порождение мира духов град бешеных ударов, но оно хладнокровно парировало их все, и гнев заставил вора на секунду потерять бдительность. Служитель Повелителя Колдунов, злобно шипя, ударом лапы отбил в сторону железный шип вора, и его суженные глаза извергли слепящий огонь, направленный тому прямо в грудь. Смертоносные молнии опалили несчастному Панамону Крилу лицо и руки и прожгли ему грудь, и от силы этого удара он отлетел назад, потерял сознание и упал. Носитель Черепа приготовился нанести завершающий удар, но в этот миг Шеа, при виде грозящей товарищу опасности превозмогший наконец свой ужас, швырнул чудовищу в голову обломок копья, превратив злобное лицо в кровавую маску. Взметнувшиеся руки-клешни не успели защитить монстра от жестокого удара, и он в ярости прижал клешни к черному лицу, ослепленный болью. Панамон все еще неподвижно лежал на земле, но выносливый Кельцет уже вскочил на ноги, сжал служителя Черепа в чудовищных тисках своих стальных лап, отчаянно пытаясь сокрушить его тело.

У них оставалось лишь несколько секунд, пока неуязвимый монстр не вырвался из хватки тролля. Шеа бросился к Панамону Крилу, отчаянно умоляя того подняться. С нечеловеческим упорством обожженный вор приподнялся и вновь рухнул на землю, искалеченный и ослепший. Шеа чуть не расплакался, тряся его за плечо и умоляя отдать ему Камни.

— Только Камни могут помочь! — в отчаянии кричал юноша. — Это единственный шанс спастись!

Он бросил взгляд за спину, на двух грозных соперников, и к своему ужасу увидел, что тварь из мира духов медленно вырывается из хватки Кельцета. Через несколько секунд порождение зла освободится, и с ними все будет кончено. Затем окровавленные пальцы Панамона медленно вложили ему в ладонь маленький кожаный мешочек, и бесценные Камни вновь вернулись к нему.

Отскочив от распростертого на земле вора, юноша рванул бечевку, завязывавшую кожаный мешочек и высыпал на подставленную ладонь три голубых камня. В эту секунду Носитель Черепа вырвался из могучих лап Кельцета и развернулся, готовясь положить конец бою одним решительным ударом. Шеа бешено закричал, протягивая камни в сторону своего врага, призывая на помощь их загадочную силу. Стоило чудовищу повернуться, как камни засветились слепящим синим светом. Носитель Черепа успел увидеть, как наследник Шаннары призывает мощь Эльфийских камней, но было уже слишком поздно. Слишком поздно он повернул к юноше свои пылающие глаза, слишком поздно выстрелили раскаленные алые молнии. Голубое сияние отклонило и рассеяло их, и в следующий миг мощная ослепительная вспышка охватила скорчившуюся черную фигуру. Свечение с громким треском окутало замершего служителя Черепа, надежно удерживая его на месте и вытягивая его черную душу из смертной оболочки; существо забилось в агонии и завизжало, проклиная губительную силу камней. Кельцет рывком поднялся на ноги, подобрал лежавшее копье, качнулся назад, широко замахнувшись, и точным броском насквозь пронзил скрытую под плащом спину создания. Оно страшно задергалось, с последним воплем изогнулось дугой и медленно опустилось на землю, рассыпаясь в черную пыль. Секунду спустя оно исчезло, превратившись в небольшую кучку праха. Шеа стоял без движения, вытянув руку с Камнями, чей слепящий синий свет сосредоточился на черном пепле. Затем по пеплу пробежала легкая дрожь, и из него вылетело жуткое черное облачко, тонкой струйкой дыма поднявшееся к небу и растаявшее в воздухе. Синее свечение мгновенно погасло, и битва окончилась, оставив троих смертных, своей неподвижностью походящих на статуи, в безмолвии и одиночестве залитой кровью равнины.

Долгие секунды никто из них не мог шевельнуться. Внезапный исход смертельного боя ошеломил их. Шеа и Кельцет неотрывно смотрели на кучку черного праха, словно опасаясь, что он может возродиться к жизни. Панамон Крил неподвижно лежал на земле, чуть приподнявшись на локте, пытаясь рассмотреть опаленными глазами, что же произошло. Наконец Кельцет осторожно шагнул вперед и ногой коснулся праха Носителя Черепа, а затем разбросал его, чтобы убедиться, что от того не осталось ни единого обломка кости. Шеа молча наблюдал за ним, машинально ссыпая Эльфийские камни в кожаный мешочек и засовывая его в свою тунику. Вспомнив о Панамоне, он быстро обернулся к раненому вору и обнаружил, что тот сумел принять сидячее положение и изумленно разглядывает юношу своими темно-карими глазами. Кельцет поспешно подошел к товарищу и мягко поднял его на ноги. Вор был обожжен и изранен, его лицо почернело от копоти, а на обнаженной груди багровел ожог с обуглившимися краями, но он был жив. Он долго смотрел на Кельцета, затем стряхнул с себя его поддерживающую руку и, шатаясь, сделал несколько шагов в сторону ожидающего Шеа.

— Я все-таки был прав, — прохрипел он, тяжело дыша и ворочая головой. — Ты знал больше, чем мне рассказывал — особенно про эти камешки. Почему ты мне не рассказал все с самого начала?

— Ты не слушал, — быстро начал оправдываться Шеа. — Кроме того, ты и сам не рассказал правды о себе — и о Кельцете. — Он помолчал, бросив быстрый взгляд на замершего в ожидании тролля. — Впрочем, не думаю, что ты о нем много знаешь.

Обожженное лицо вора изумленно исказилось, затем его медленно рассекла широкая усмешка. Казалось, вор в алой одежде вдруг увидел в ситуации нечто забавное, но Шеа подумал, что в его темных глазах промелькнула искра честного уважения к его проницательному суждению.

— Может, ты и прав. Я и сам уже начинаю думать, что многого о нем не знаю. — Улыбка перешла в искренний смех, и вор с интересом взглянул на грубое, ничего не выражающее лицо огромного скального тролля. Затем он вновь перевел взгляд на Шеа.

— Ты спас нам жизнь, Шеа, а этот долг нам никогда не выплатить. Первым делом знай, что камни теперь действительно твои. Об этом я больше даже не спорю. Более того, даю тебе слово, что если возникнет нужда, мой меч и мое умение, пусть скромное, к твоим услугам. По первому твоему слову.

Он замолчал и устало перевел дыхание, не в силах оправиться от нанесенных ударов. Шеа торопливо шагнул вперед, чтобы помочь ему, но вор остановил его, вытянув руку и отрицательно покачав головой.

— Полагаю, мы будем добрыми друзьями, Шеа, — задумчиво пробормотал он. — Но все-таки, у друзей не бывает секретов друг от друга. Думаю, тебе стоит объяснить, что это за камни, что это за существо, чуть не положившее конец моей блистательной карьере, и что это за такой меч, которого я в глаз не видел! А взамен я просвещу тебя насчет некоторых, гм, непониманий в отношении Кельцета и меня. Согласен?

Шеа подозрительно нахмурился, пытаясь понять, что за мысли скрываются под обожженным лбом вора. Наконец он утвердительно кивнул и даже выдавил слабую улыбку.

— Очень хорошо, Шеа, — от всей души порадовался Панамон, хлопая юношу по худому плечу. В следующую секунду вор повалился на землю, ослабев от потери крови и резких движений. Человек и тролль бросились помочь ему, и не обращая внимания на протесты и заявления, что с ним все в порядке, удерживали его в лежачем состоянии, пока Кельцет протирал ему лицо влажной материей, словно мать, ухаживающая за больным младенцем. Шеа поразился мгновенному превращению тролля из практически неуязвимой боевой машины в заботливого, аккуратного лекаря. Во всем его поведении было что-то необыкновенное, и Шеа был уверен, что Кельцет каким-то непостижимым образом имеет отношение к Мечу Шаннары и Повелителю Колдунов. Не случайно Носитель Черепа знал скального тролля. Они уже встречались когда-то — и расстались отнюдь не друзьями.

Панамон оставался в сознании, но было ясно, что в его состоянии никакая ходьба невозможна. Он несколько раз пытался встать, но тщетно, ибо бдительный Кельцет мягко заставлял его снова лечь. Разгневанный, вор замысловато выругался и потребовал дать ему подняться на ноги, но ничего не добился. Наконец он понял, что Кельцета не переубедить, и потребовал перенести его в тень, чтобы немного отдохнуть. Шеа окинул взглядом голую равнину и пришел к выводу, что укрытия от солнца здесь не найти. Единственным убежищем от зноя на разумном расстоянии от них был лежащий к югу лес — лес, окружающий Крепость Друидов в Параноре. Панамон уже заявлял, что не желает приближаться даже к границам Паранора, но теперь его решение потеряло силу. Шеа указал на темнеющий на юге лес, до которого было меньше мили, и Кельцет согласно кивнул. Раненый вор увидел, куда показывает Шеа, и яростно закричал, что лучше умрет на месте, чем даст отнести себя в этот лес. Шеа попытался переубедить его, заявив, что если даже они случайно встретят его товарищей, то те не причинят им зла, но вора, казалось, сильнее беспокоили странные слухи, которые он слышал в отношении Паранора. Шеа не сдержался и рассмеялся, припомнив рассказы Панамона обо всех его прошлых леденящих душу похождениях, которые он пережил за свою жизнь. Пока они беседовали, Кельцет медленно поднялся на ноги и со спокойной задумчивостью на лице принялся обозревать окружающую местность. Они все еще говорили, когда он склонился к ним и торопливо коснулся плеча Панамона. Вор резко поднял голову и кратко кивнул; кровь отхлынула от его лица. Шеа в панике попытался вскочить, но сильная рука вора удержала его.

— Кельцет заметил что-то в кустах к югу от нас. Отсюда он не может разглядеть, что там скрывается; это на самом краю поля боя, посередине между нами и лесом.

Лицо Шеа тут же приобрело пепельный оттенок.

— Держи свои камни наготове, они могут нам пригодиться, — тихо приказал вор. Это безошибочно выдало его подозрения, что в кустарнике может скрываться еще один Носитель Черепа, дожидаясь заката, чтобы напасть на них в темноте.

— Что нам делать? — испуганно спросил Шеа, стискивая в руке маленький мешочек.

— Поймать его, пока он не поймал нас — разве ты можешь предложить что-нибудь другое? — раздраженно заявил Панамон, жестом приказывая Кельцету поднять его на ноги.

Великан послушно склонился и осторожно поднял Панамона на своих могучих лапах. Шеа подобрал валявшийся на земле широкий меч раненого вора и двинулся вслед за медленно шагающим Кельцетом, который легким спокойным шагом шел на юг. По пути Панамон постоянно говорил, призывал Шеа поторапливаться, ругал Кельцета за то, что тот слишком грубо обращается с раненым. Шеа не мог заставить себя расслабиться и постоянно оглядывался назад и по сторонам, шагая на юг и тщетно выискивая малейшее движение, которое подсказало бы, где скрывается опасность. В правой руке он крепко сжимал кожаный мешочек с бесценными Эльфийскими камнями, своим единственным орудием против мощи Повелителя Колдунов. Они отдалились от места своей битвы с Носителем Черепа на сотню ярдов, когда Панамон внезапно велел им остановиться, горько жалуясь на заболевшее плечо. Кельцет нежно опустил свою ношу на землю и выпрямился.

— Никогда еще мое плечо не подвергалось такому бессмысленно жестокому обращению, как сейчас, — раздраженно зарычал Панамон Крил и выразительно взглянул на Шеа.

Юноша понял, что это то самое место, и, дрожащими руками развязав бечевку, высыпал из мешочка Эльфийские камни. Кельцет спокойно стоял рядом с беспрестанно стонущим вором, равнодушно покачивая своей булавой. Шеа украдкой огляделся, и его взгляд упал на густые заросли кустарника чуть левее Панамона и тролля. И тут же его сердце застыло — ветвь куста еле заметно шевельнулась.

Тогда Кельцет бросился. Молниеносно обернувшись, он метнулся к кустам, прыгнул прямо вниз и исчез из вида.