ГЛАВА 22
О том, что лучший не всегда сильнейший

Хакиса сидела на высоком резном стуле с подлокотниками из толстых костей гарпии, закрыв глаза. Бледные с синеватыми трупными пятнами руки держали идеально круглый и прозрачный, словно дождевая капля, природный кристалл. Для магических ритуалов годились только такие прозрачные шары, которые изредка появлялись в горах благодаря причудам природы. Будь в нем хоть один изъян, шар был бы бесполезным куском хрусталя, годным лишь для украшений, атак в нем сосредоточилась немалая сила. Устав ждать результата от своих подданных и наемников, Повелительница тьмы решила действовать сама. То, что она задумала, было рискованным и требующим концентрации всех сил, но оно того стоило.

На полу перед ведьмой горела начертанная пентаграмма – треугольники, образующие пятиконечную звезду. На острие каждого луча стояли тонкие длинные свечи, дающие больше удушливого дыма, чем света. В центре пентаграммы, одурманенная отваром из наркотических трав, лежала молодая девушка. Хакиса отложила в сторону свой кристалл и, шурша тяжелыми складками на длинном платье, шагнула вперед, начиная что-то заунывно петь. Повелительница тьмы двигалась медленно, не сбиваясь с определенного ритма шагов. В ее руках, поднятых на уровне груди, был зажат тонкий, напоминающий по форме язык пламени, жертвенный кинжал. Чернокнижница подошла вплотную к пентаграмме и запела в полный голос. Протяжные, каркающие звуки вырывались у нее из горла, складываясь в песню смерти, гипнотизирующую сознание, прекрасную и ужасную одновременно. С первыми звуками ее голоса воздух потяжелел, солнце заслонили тучи, которые сгущались плотнее с каждым словом. Хакиса пропела последний звук своей страшной, сводящей с ума песни и поднесла кинжал привставшей внутри пентаграммы девушке, которая, взглянув на Хакису пустыми глазами, послушно взяла в руки нож.

Повелительница тьмы сделала шаг в сторону и громким речитативом начала выговаривать слова заклинания, чертя в воздухе руками замысловатые линии. При этом она ни на минуту не спускала глаз с девушки, которая поднесла кинжал к своей груди и, покорно опустив голову, ждала последнего в своей жизни приказания. Девушка не испытывала ни страха, ни холода, ни боли, только блаженство от причастности к такому великому действу. Хакиса резко выкинула вперед руки во всполохах голубоватого пламени и издала шипящий звук, который послужил сигналом для жертвы. Девушка, даже не вскрикнув, глубоко вонзила в себя кинжал, и из раны в районе левой груди темным потоком хлынула кровь, обмывая обнаженное холодеющее тело и крупными каплями стекая на пол. Линии пентаграммы вспыхнули ярче, внутри ее закружился красный туман, в котором постепенно вырисовывались темные фигуры с горящими глазами – демоны смерти. Их было трое. Три воина из преисподней, закованные в стальные доспехи. Они были подвластны только магу, осмелившемуся призвать их. Призраки тьмы, верные слуги мрака, могли преследовать жертву вечно, следуя за ней по пятам. Их было практически невозможно убить. Они боялись только яркого солнечного света. Поговаривали, что есть еще нескольких вещей, пугающих их, но каких, точно никто не знал. Демоны смерти ненавидели мир людей и страдали в нем от невыносимой боли, которую им причиняло даже ночью находящееся где-то рядом, солнце. Чтобы избавиться от этой раздирающей плоть боли, они были готовы на все. Именно этих страшных, практически неуязвимых существ отправила Хакиса на поиски Хранительницы «Низвергающего». Повелительница тьмы знала – эти не предадут, не обманут и будут преследовать жертву до победного конца.

Неприятное, тягучее предчувствие беды висело в воздухе с самого утра. Может быть, виной была просто погода, которая резко изменилась. Еще вчера жарило яркое солнце, а сегодня небо заволокли тяжелые темно-серые тучи, висящие низко над головой. Плотный воздух не давал нормально дышать, и было ясно, что самое позднее к вечеру погода испортится окончательно – будет гроза или дождь. Или, может быть, тревожное предчувствие грядущих неприятностей было обусловлено обостряющейся в экстремальных условиях интуицией, которая настойчиво шептала Анет, что так гладко, как вчера, сегодняшний день не пройдет. На лицах ребят отражались те же чувства. Оба мага, Стик и Дерри, были сосредоточенны. Эльф, двигающийся по-кошачьи бесшумно, был настолько напряжен, что какое-то время, забывшись, шел плечом к плечу с ксари. Потом, правда, Калларион очнулся и поспешно отошел в сторону. Анет хмыкнула, она не понимала поведения эльфа. Ну что, в самом деле, укусит его Дерри, что ли? Самого ксари поведение их попутчика, похоже, тоже слегка забавляло, потому что он, увидев беспокойство Каллариона, скривил губы в презрительной усмешке и сделал резкое движение, заставив эльфа дернуться от неожиданности и еще быстрее убраться вперед отряда, поближе к Диру. Анет еще раз хмыкнула и так, чтобы никто не видел, погрозила Дерри пальцем, на что молодой человек обезоруживающе улыбнулся и пожал плечами, показывая, что он в общем-то ни в чем не виноват.

Тяжелые капли густого, словно мед, розоватого сока выступили на плотных, мясистых листьях высокого куста багровицы, предвещая скорый дождь. Без солнышка природа Арм-Дамаша утратила все свое очарование и потускнела. Стикур мрачно поглядел на темнеющее небо и решил на дневном привале не задерживаться, дав передохнуть всего полчасика. Анет уселась прямо на землю и сжевала, запивая водой, горсть сухофруктов, добрую часть из которых выклянчил несчастно воющий гхырх, которому постоянно надо было есть, а того, чего бы ему хотелось, либо не давали совсем, либо давали гораздо меньше, чем он мог употребить зараз. Поэтому зверь страдал и вечно жаловался. Анет оторвала от сердца последнее сушеное яблочко и отдала его Зюзюке, понимая, что сама не наелась. Пришлось с опаской попробовать круглые фрукты или овощи, которые Калларион принес из леса. Серо-бурые в пупырышках, они сначала не произвели на девушку впечатления, но делать было нечего – это единственное, что можно было съесть. Анет впилась зубами в сочную мякоть – оказалось, что все не так уж и плохо. Крупчатая внутренность была слегка солоноватой на вкус и хорошо утоляла не только голод, но и жажду. Стик рассиживаться никому не дал и погнал всех дальше. Судя по карте, они были почти у входа в горы. Лес постепенно редел, ели становились мельче, почва каменистее. Идти стало труднее, извилистая тропа начала круто подниматься вверх.

– Дерри, – окрикнул ксари Стикур, – а ты не уточнял, этот вход, он что, прямо так и открыт? Место-то ведь священное.

– Нет, конечно, не открыт, – невозмутимо отозвался Лайтнинг. – Он запечатан заклинанием. А на что у нас целых два мага? Вот пусть они и думают. Я там где-то сбоку свитка написал ключ-заклинание, которое заставляет дверь открыться.

– Где? – встрепенулся Дир, разглядывая карту в руках Стикура. – Это эта, что ли, абракадабра – ключ? Дерри, ты вообще этим что хотел сказать? Я не понял ни одной руны.

– Дирри! Ну откуда я знаю, что я хотел этим сказать? Маран диктовал заклинание на староарм-дамашском и, по-моему, с чьих-то слов уже, может быть, с ошибками. Я староарм-дамашского не знаю, поэтому писал, что услышал на обычном арм-дамашском. Считай, что получилась своего рода транскрипция. Я записал слова так, как они звучали, вроде услышал я их верно.

– Вроде верно! Считай, что транскрипция! – начал выходить из себя Дир. – А нам что прикажешь делать? Можно подумать, ты не знаешь, насколько нужна точность при чтении заклинаний! Ошибешься в одной руне, и все. Эффект может получиться совершенно неожиданным, и чаще всего не безопасным для окружающих. Нам теперь придется переводить твою абракадабру на староарм-дамашский и надеяться, что мы тебя, а ты – своего осведомителя поняли правильно.

– Дир, а что вам еще делать? – прервал словесный поток мага Стикур. – В запасе минимум три часа, вот и переводите, вместо того чтобы без дела трепаться ни о чем. Скажи спасибо, что хоть такая зацепка есть, – это уже хорошо.

День клонился к вечеру. Тяжелые темные тучи казались еще более мрачными из-за наступающих сумерек. Как ни странно, но тягучее чувство тревоги, как кокон, окутавшее все пространство вокруг, не отступало. Последние полчаса ребята старались держаться как можно ближе друг к другу. Они то и дело оглядывались по сторонам в ожидании опасности, которая, судя по тому, как прошел день, была мнимой. Когда нервы были на пределе и усталый и злой Стик заявил, что просто у всех начался коллективный психоз, очень внимательный и осторожный эльф остановился, приказывая жестом Стикуру замолчать, и вслушался в тишину. Повинуясь жесту Каллариона, замолчали все, а не только Эскорит. Даже Зюзюка застыл на задних лапках, скрестив передние перед грудью, точно огромный, насторожившийся хомяк. Анет тоже послушно застыла и прислушалась, не замечая ничего необычного: тихо шуршат листья на деревьях, лениво попискивают уставшие за день птички, и больше в общем-то ничего. Самые что ни на есть обычные звуки леса. Но по побледневшим лицам ребят Анет поняла, что все-таки что-то не так. Где-то вдалеке раздался протяжный крик: не то вой, не то кошачье мяуканье, и девушка поняла, что именно он и насторожил ребят, просто услышали они этот звук гораздо раньше, чем она сама.

– Каркалы, – констатировал факт Дирон, вслушиваясь в звуки, доносящиеся из леса.

– И много, – согласился с ним Калларион, – на охоту вышла явно не одна семья, а целый клан или стая.

– А что тогда стоим? Чего ждем? – крикнул Стик. – Бежим быстрее! В горы они за нами, скорее всего, не пойдут. А если повезет, то и вообще, не заметив, пробегут мимо.

Анет послушно потрусила следом за всеми, не понимая, что вообще произошло и кто такие каркалы. Странные звуки тем временем приближались. Они становились все громче и яростнее.

– Нам не оторваться! – крикнул Дерри, взбираясь на очередной уступ. – Надо остановиться здесь. Тут мы в наиболее выгодной позиции. Если они догонят нас где-нибудь в другом месте и нападут со спины – шансы выжить резко сократятся.

– Ксари прав, – резко выдохнул эльф, – с каркалами лучше встречаться, имея хоть какое-нибудь преимущество. Отсюда мне будет удобнее снимать их стрелами.

– Хорошо, – согласился Стикур, помогая забраться на уступ Анет. – Но ни в коем случае не нападайте первыми. Может быть, стая и не собирается атаковать нас, просто мы стоим у нее на пути. Еще есть шанс разойтись с миром. Но если мы неосмотрительно убьем несколько особей, не выяснив их намерений, на нас моментально ополчатся все остальные.

– Кто такие каркалы? – спросила Анет, обшаривая взглядом раскинувшийся у подножия скал лес.

– Хищники, – коротко огрызнулся Стик и, посчитав свой ответ исчерпывающим, начал методично изучать клочок скалы, на котором сгруппировалась их небольшая компания. Сзади, за спинами, был камень, а сам уступ выдавался вперед, нависая над подступившими прямо к горам Кенташ деревьями. Дерри выбрал наиболее удобное для обороны место. Враги не смогут подобраться к ним и окружить. Сзади мешают скалы, а спереди крутой склон, среди наваленных камней едва различима узкая и неудобная тропинка. Каркалы смогут по ней подняться только цепочкой, по одному. А значит, опасности, что звери возьмут их численностью, нет. Анет прижалась спиной к холодному камню и попыталась привести в норму свое сбившееся с ритма дыхание. Стик, Дир, Дерри и Калларион были напряжены и предельно собранны. Они внимательно всматривались в лес у подножия гор. Девушка тоже сосредоточилась и попыталась что-нибудь разглядеть в сгущающихся сумерках, но не обнаружила ничего достойного внимания. Лес внизу казался серо-бурым и мрачным. Он практически сливался с таким же по цвету вечерним небом. Зверей Анет заметила только тогда, когда первые заостренные морды появились прямо у подножия скалы. Девушка тихо вскрикнула (скорее по привычке, нежели от страха), когда поняла, сколько их. Темные гибкие тела скользили между деревьями, подбираясь все ближе. Их были сотни. Каркалы, сильные и подвижные, размером с волка, с симпатичными кошачьими мордочками, шипели и били по земле своими длинными крысиными хвостами, заканчивающимися шипами. Намерений животных не понял бы разве что дурак. Надежды Стика на то, что киски пройдут мимо, не оправдались. Люди и звери застыли друг против друга, разделенные лишь каменным склоном. Напряжение было настолько велико, что ни те ни другие не заметили, как вместо Дерри на мягкие пушистые лапы приземлился огромный серебристый барс. Гордое животное издало низкий шипящий звук и начало медленно спускаться вниз к злобно урчащей стае каркалов. Анет дернулась вперед, пытаясь поймать за хвост неразумного Лайтнинга, но Стик крепко ухватил ее за плечо, не давая двинуться с места.

– Они же его растерзают, – одними губами произнесла девушка, но герцог все равно услышал.

– Не бойся, не растерзают. Мне кажется, я понял, что он задумал. Не дергайся раньше времени, все будет хорошо, вот увидишь.

Серебряный кот неторопливо спустился к подножию скалы и застыл, словно выточенное из белого мрамора изваяние древнего бога. Стая затихла, и животные расступились, образуя широкий проход, по которому плавно двигался каркал-вожак. Он не случайно носил свой титул, будучи раза в полтора крупнее любого своего сородича и во столько же раз сильнее и выносливее. Вожак встал напротив Дерри, не доходя до него где-то около двух метров, и глухо рыкнул, повернув голову сначала в одну сторону, а затем в другую. Повинуясь этому знаку, стая отошла на несколько шагов, освобождая площадку для поединка.

Чужак осмелился бросить вызов их любимому вождю, и каркалы с нетерпением ждали, как сильнейший из них расправится с наглым серебряным барсом, посмевшим усомниться в ловкости и мужестве Лучшего.

Два представителя семейства кошачьих, не мигая, уставились друг другу в глаза и медленно двинулись по кругу, изучая повадки противника. Никто не рисковал и не пытался напасть первым. И каркал, и барс ждали, когда у соперника сдадут нервы и он совершит хотя бы одно неверное движение. Лучший руководил своей стаей много лет. За его плечами были сотни поединков и столько же поверженных врагов, но барс не уступал вожаку. В его шкуре находился хитрый человеческий разум, который руководил животным, не давая ему пойти на поводу у инстинктов и сделать глупость. Первым не выдержал напряжения и прыгнул каркал, который не хотел выглядеть трусом перед своей стаей. Прыгнул и понял, что совершил ошибку. Гибкое серебристое тело противника словно утекло у него из-под самого носа. Лучший приземлился на все четыре лапы с выпущенными когтями и зашипел. Враг оказался у него за спиной, но не кинулся, пользуясь случаем, а терпеливо ждал, чтобы продолжить бой по-честному, на равных условиях. И опять две тени – темная и светлая – заскользили по кругу, стараясь не пропустить ни одного движения противника. Каркал уже допустил одну ошибку и не спешил совершать следующую. Он внимательно следил за серебристым барсом, пытаясь найти возможность нанести удар, вцепиться зубами в горло и поставить точку в этом затянувшемся поединке. Но движения соперника были плавными и четкими, он был собран и напряжен. Он настроен был убивать, а Лучший нет. У каркала в голове клокотал приказ – оставить людей в живых. Да и возможности убить у вожака не было, слишком хитер и осторожен был его противник. Барс еще не нанес ни одного удара, а Лучший понял, что этот бой для него закончился поражением. Первым в жизни. В его кошачьей душе бились две противоположные по свой сути истины. Одна пришла извне и приказывала плюнуть на результаты поединка и смять жалких людишек силой стаи, а вторая говорила, что поверженный должен с честью и поклоном отступить, чтобы не позорить свой гордый народ перед противником. Лучший понимал, что если он поступит сейчас вразрез с правилами стаи, то окончательно утратит в глазах своих сородичей право быть вождем, так как сильнейший должен уметь не только побеждать и вести за собой стаю, но и с честью терпеть поражение. Он и так опозорился перед своей семьей, поэтому, невзирая на упрямо засевший в голове чужеродный приказ, решил поступить так, как велит ему честь.

Анет, испуганно прикрыв рот рукой, пыталась разглядеть хоть что-нибудь в серых сумерках. Хорошо хоть, на небо вылезла кособокая луна. Под ее бледными лучами шерсть барса искрилась серебром, Дерри нельзя было не увидеть, чего не скажешь о его буром противнике, движения которого Анет скорее угадывала, чем различала в темноте. Девушка плохо понимала, что происходит внизу. Одно только она могла утверждать точно: никто никого пока не бьет. Ксари прошелся сначала по часовой стрелке, отпрыгнул в сторону и двинулся обратно по той же траектории. Потом замер, гордо распушив хвост и выпятив вперед грудь. Вся с интересом наблюдающая за ним стая кар-калов как-то разом уменьшилась в размерах и отступила назад. Темной, практически незаметной тенью к своим сородичам возвратился вожак, и кошкоподобные звери, не издав ни звука, развернулись и исчезли в лесу так же быстро и бесшумно, как и появились.

Дерри выждал еще несколько минут, провожая взглядом исчезающую в лесу стаю, и поднялся на уступ к друзьям, наткнувшись по дороге на изумленный взгляд Каллариона, которому что-то, усилено жестикулируя, объяснял Дирон. Лайтнинг улыбнулся, на ходу меняя личину. У впечатлительного эльфа, похоже, появился еще один повод для размышлений. «Вероятно, он будет меня бояться еще сильнее. Интересно, зачем все же он поперся с нами? – размышлял Дерри, косясь на внимающего словам мага Каллариона. – Тоже мне единственный темный эльф, принц-изгнанник. Может быть, конечно, ему и тысячи лет, но все эти годы, судя по всему, прошли для Каллариона зазря. Он остался тем же наивным ребенком, которого когда-то изгнали из дома», – решил Лайтнинг и повернулся к Стикуру. Герцог его явно о чем-то спрашивал, но за размышлениями ксари, естественно, прослушал, о чем именно.

– Дерри, я еще раз тебя спрашиваю: может, сделаем привал, а вход в усыпальницы Великих поищем завтра? – Судя по тону, Стик этот вопрос задавал явно не второй раз, а как минимум четвертый или пятый.

– Да вообще-то не стоит, – задумчиво произнес Лайтнинг. – Не нравится мне эта каркалья стая. Не вернулась бы.

– С чего бы? – не понял Стик. – Ты победил их вожака в открытом бою. Не в их правилах возвращаться.

– А нападать стаей на людей в их правилах? – настаивал на своем ксари. – Знаешь, я когда-то слышал, будто бы Тарман славился тем, что ради шутки заставлял животных исполнять свою волю. Насколько далеко он зашел, я не знаю, но боюсь, что каркалы – его рук дело.

– Тогда ты, пожалуй, прав, – без особого желания согласился Стик и взглядом попытался найти мага и эльфа. Заметил эту «сладкую парочку» не сразу. Прижавшись лицами вплотную к скале, они, практически на четвереньках, обшаривали гладкий камень, подсвечивая зажженными магическими огоньками, и что-то бормотали себе под нос. За ними внимательно наблюдала Анет, то и дело жестами давая какие-то указания. Судя по тому, что ни Дир, ни Калларион девушку не прогоняли, указания были ценными.

– Что они там делают? – почему-то шепотом спросил Дерри, подавая знак Анет, чтобы она подошла.

– Наши маги, кажется, нашли вход в усыпальницу Великих. Я, наверное, целый час подпирала его задницей и не заметила, а они сразу же прочухали что к чему. Что-то забормотали на непонятном языке и перестали реагировать на все вопросы. К чему бы это?

– Думают, – философски заметил Стик и уселся на камушек рядом с задумчивым и сонным гхырхом. – И вы присаживайтесь, – предложил он девушке с ксари. – Нам теперь остается только ждать и надеяться, что Дирон с эльфом не ошиблись и нашли то, что нам надо.

– Да уж, – хихикнул Дерри, – весело будет, если это обычная скала, которую маги приняли за потайную дверь.

– Не каркай, – отозвалась с соседнего камня Анет, – я не хочу ползать по горам до рассвета. Пусть уж маги не ошибутся и это будет та самая потайная дверь, и причем желательно ведущая прямиком к Кругу вечности.

Дирон и Келл тем временем обшарили всю скалу в поисках хоть какой-нибудь зацепки. Произносить вслух ту абракадабру, которую Дерри нацарапал на свитке с картой, не решались ни тот ни другой – слишком уж мало эти изрядно перевранные арм-дамашские слова походили на заклинание. Дир рассчитывал найти хоть какую-нибудь руну-подсказку, но на камнях не было ничего, кроме пыли да чахлой, растущей небольшими клочками травы.

– Что делать, Дирри, – вздохнул Калларион, – в этой темноте мы ничего не найдем, давай пробовать заклинание в том виде, в котором оно у нас есть.

– Не знаю, – засомневался Дир, – а если сейчас снесет полскалы? Я ни одного заклинания, подобного этому, никогда не слышал.

– Ну заклинание-то древнее, поэтому, может, и не слышал. Давай уж попробуем, все равно ведь придется.

– Лайтнинг, наша жизнь на твоей совести, – крикнул Дирон и начал полушепотом что-то бормотать, усиливая свои слова какими-то резкими жестами.

– Дерри, – пихнула Анет парня в бок, – можно, я задам тебе один странный на первый взгляд вопрос? Впрочем, на второй и третий он все равно остается странным, – добавила она.

– Ну, – неуверенно отозвался ксари, понимая, что Анет так просто не отстанет.

– Если здесь находится вход в усыпальницу Великих, то как древние доставляли сюда своих «высокородных трупов»? По елкам и буеракам? На один этот уступ чего стоит залезть. А уж с гробом или саркофагом… и пытаться нечего. Или тогда усопших сжигали, а прах хранили в такой маленькой симпатичной урночке? Ее, безусловно, притащить сюда не проблема. Взял под мышку и понес.

– А, вот ты о чем, – облегченно выдохнул Дерри. Анет не знала, какого вопроса он от нее ждал, но явно не этого. – Хоронили, безусловно, в усыпальнице не пепел, а тела, а как их заносили… так ведь входов в пещеры много. У каждой расы в горах Кенташ есть свой парадный вход с почетным караулом, который выставляется даже в наши дни, несмотря на то что сами входы замуровали лет двести назад, чтобы никто не беспокоил умерших. А есть еще входы тайные, такие, как вот этот. Многие из этих входов появились гораздо позже, чем сами гробницы.

– А зачем они нужны?

– Чаще всего это творение рук воров.

– Понятно, – кивнула Анет, – а то я все думала, как они тут, бедненькие, корячились?

– Вон, смотрите, кажется, у магов что-то вышло, – подал голос Стик, перестав трепать Зюзюку по загривку. И точно. Раздался противный скрежет, и каменная глыба медленно поехала в сторону, приоткрыв узкий проход, в который протиснуться можно было разве что боком. Анет даже начала опасаться, что толстозадый гхырх попросту не пройдет, но Зюзюка сделал над собой усилие и все же пропихнулся вслед за всеми, хотя ему очень не хотелось этого делать. Он предпочел бы остаться на свежем воздухе, но хозяйка нырнула в страшную черную дыру, и гхырх без колебаний попрыгал за ней.

– Опять эта темнотища! – недовольно заворчала Анет. – И вонь здесь какая-то противная.

– Не ной, – привычно одернул девушку Стик. – Здесь на стенах должны быть факелы. Сейчас Дир и Келл зажгут их, и будет относительно светло. А насчет вони что ты хочешь? Это же гробницы. Чем, ты считаешь, здесь должно пахнуть? Эльфийскими духами, что ли?

– Не знаю никаких эльфийских духов, – продолжала ныть Анет и, на секунду замолчав, добавила: – Не знаю, но уже очень хочу. Хочу эльфийские духи!

– Будут тебе эльфийские духи, – вздохнул Стик. – Все закончится, и будут. Чует мое сердце – этот поход за «головой Хакисы» будет стоить мне половины состояния. Лучше бы я женился на Эльвире, обошлось бы однозначно дешевле. Да и нервов потратил бы меньше раза в полтора.

– Ну и женись, – не прекращала доставать герцога Анет. – Что тебе мешает, вот вернешься назад и женись. Как-никак жизнь с такой женщиной точно не будет скучной. А умеренная доза адреналина в крови всегда полезна.

– Ну тебя, – отмахнулся Стик, – какая там умеренная доза. Нет уж, баронессу мне и даром не надо, тем более одну половину моего состояния потратила ты в Леодрине. И как только умудрилась в таком маленьком городе спустить такую кучу денег? А вторую хочешь, чтобы растратила Эльвира? А мне тогда на старости лет чего останется?

– Жадничаешь, да? – огрызнулась Анет. – Так я и знала, все мужики жадные до жути. Ну хочешь, я тебе возмещу твои затраты натурпродуктом?

– Каким натурпродуктом? – ужаснулся герцог.

– Каким, каким? – передразнила девушка. – Золотом. Каким же еще? У меня его полные карманы. Дерри в казино выиграл, к нему все не влезло, вот и отдал часть мне. Так сказать, на сохранение. Хочешь, я его тебе отдам? Мне, конечно, жалко, но для тебя – так уж и быть. А сам Лайтнинг, наверное, уже двадцать раз про него забыл.

– Как это – забыл? – встрял в разговор Дерри. – Ничего не забыл. Я такие вещи не забываю. И вообще, Анет, прекрати разбазаривать мое честно добытое имущество.