Староста деревни Любавы стоял на улице, которая носила громкое название Главная, и, задрав голову, с некоторым трудом разбирал буквы на вывеске.

— М… О… Д… МОД. — Староста наморщил кустистые брови и тоскливо поскрёб затылок.

Как человек бывалый и в свете потершийся, он знал слово «мода» и прекрасно понимал, что означают наряды, чепчики и прочие безделки, составлявшие смысл жизни его жены и дочек. Неужели не туда попал? Ведь он всячески расспрашивал в городке о драконоборце, и все направляли его именно сюда. Даже вывеска соответствовала: дракон был на ней намалёван ну просто как живой, точь-в-точь. Только что может быть общего у драконов с модой? Или у моды с драконами? Драконы нарядами не интересуются. Может, городские шутники просто посмеялись над деревенщиной и тут живёт портной? А, двум смертям не бывать, а одной не миновать, подумал староста и решил войти в дом. Зазвенел колокольчик над дверью. Внутри было ещё больше изображений драконов, что староста отметил с некоторым облегчением. Значит, тут не портной и не сапожник живёт, хотя, говорят, есть такой обычай, что сапожник может вдруг стать драконоборцем. Правда, надо сказать, что обычай этот редко применялся на деле… А тут драконы висели повсюду на стенах: нарисованные на картонках, вырезанные из дерева, Даже набитые паклей чучела — разумеется, только одни головы, потому как весь драконище — о-го-го! — даже в избе не поместился бы.

— Бродячим торговцам спасибо и до свидания!

Староста даже подскочил от неожиданности, потому как, заглядевшись на диковинки, не заметил девушки, сидевшей за столом, пока она сама не заговорила. А голосок у неё был такой, что впору стекло резать. Староста вежливо приподнял шапку.

— А и хорошо, что спасибо им говорите. Ведь нелегкое это дело: целыми днями на ногах, — сказал староста.

— Шнурки нам не требуются! — резко отозвалась девушка, глядя на торбу, которую староста зажал под мышкой.

— Да и мне они ни к чему, потому как сапога ношу. — Староста топнул обутой в сапог ногой. — Я относительно ентого… ну… дракона.

Девица вскочила с места, и тут староста с неудовольствием заметил, что на ней вместо платьица али юбчонки, как пристало порядочной молодице, были кожаные портки.

— Никакого возмещения не будет! Дракон и дракон! Неужто каждый болван в этом клятом месте думает, что если у него курица пропала, так это непременно Шарик?! — Девица орала так, что у старосты даже в ушах зазвенело. — Он по закону зарегистрирован! И ведёт себя вежливо! С утра тут сидит и никуда сам не летает! — Палец крикливой девицы указывал в угол, где на сене спал кудлатый пёс.

Услышав своё имя, псина застригла ушами и слегка поколотила хвостом об стену.

— Вот так всегда и во всём я один виноват, — отозвался пёс, открывая один красный глаз. — Хватит с меня…

Он встал, потянулся, позёвывая, и только тут староста заметил, что пёс выпускает когти, точно огромный котище, а из хребта у него торчит крыло, только одно, да к тому же ещё как бы кривоватое и несуразное.

Староста едва не ударил шапкой об пол.

— Так и с меня хватит, нелегкая вас возьми!!! Не об этой дворняге речь, а совсем даже о другом, о моём драконе.

Девица в портках тут едва по стойке «смирно» не вытянулась и защебетала:

— Чем можем помочь? Местный Отдел Драконизации оказывает широкий спектр услуг. Прошу описать пропавшего дракона, есть ли у него какие-то особые приметы, был ли он зарегистрирован в нашей картотеке…

— Дак… — попробовал остановить её несчастный староста.

— …регистрационный номер, место пропажи. Если имеется, регистрация драконовода…

— Да этот дракон вола у меня сожрал! — рявкнул староста.

Девица и увечный дракончик состроили одинаково изумленные мины.

— Ну, Чешуйка, тут попахивает чем-то серьёзным, — сказал маленький дракончик. — Дракон? Вола? Не может быть. Господин хороший, верно, то был зомбак.

— Точно, — подтвердила девица, которую назвали Чешуйкой. — Зомбак, вывери или в крайнем случае пофрунка. Посмотрите-ка на схему. Так он выглядел? Или так? Да вы его вообще-то видели?

— Ну, чтобы сказать сблизка — так нет, — уже менее уверенно сказал староста. — Не дурак же я, чтоб дракону в пасть соваться. Однако сдаётся мне, не такой он был и не этакий… — Староста потыкал пальцем в чешуйчатый лоб выверна и в свиноподобную саблезубую морду зомбака. — Только наверняка летает.

— Так, может, такой? — с надеждой спросила девица, пододвигая к нему картинку с пофрункой.

— Э-э-э… не-а, не аж такая малютка.

— Сударь, так ведь маленькое оно, потому что на картинке. Поглядите-ка на человечка, что рядом нарисован для сравнения.

Клиент вдруг разозлился:

— А по-вашему, если из деревни — так непременно дурак, да? Глаза-то у меня есть! Говорю же: маловат этот. Такая кроха только что кошку может проглотить, а от скотины только голова да трещотка остались. Что не сожрал — уволок куда-то. У меня вола, у соседа козу, гусей тоже недосчитались. И так мне кажется, что тот вор-засранец выглядел точь-в-точь как этот вот умник. — Староста ткнул пальцем в молодого драконишку. — Разве что побольше.

Сотрудница МОДа и её четвероногий коллега обречённо посмотрели друг на друга.

— Какой-то незарегистрированный балбес или старичок, впавший в деменцию, безобразничает, — сделал вывод Шарик.

— Мы кого-нибудь пошлём с вами, — сказала Чешуйка, беря со стола какие-то бумаги и быстро их просматривая. — Шарик, кто у нас свободен? Песя Три Травки?

— Отпуск по семейным обстоятельствам. Женится, — тут же ответил Шарик.

— Сконан Баклажан?

— На съезде специалистов по разведению пофрунки миниатюрной, в качестве консультанта. Через неделю возвращается.

— Одноглазый Кот? Ифрит? Подснежник?

— В поле.

— Безжалостная Луана?

— Да ей рожать через два месяца, глянь в её карточку! — рявкнул Шарик.

— И правда… Вот хреновина-то. А кто ж остаётся?

— Микел… — буркнул дракон, свесив уши. Оба поглядели на старосту Любавы как бы в некотором замешательстве.

— Микел… Ага… — произнесла Чешуйка. — Микел… Прекрасно, значит, будет Микел.

— А что, с ним что-то не так? — с подозрением поинтересовался староста.

— Да что вы! Всё в наилучшем виде! Профессионал! С дипломом! — горячо возразил Шарик. Слишком уж горячо.

— Так я подготовлю документы! — Чешуйка закашлялась. — Вы тут посидите, пожалуйста. Сотрудник Шарик, приведите драконера Микела с целью получения задания.

Четвероногий сотрудник направился к находившимся в задней части помещения дверям, в которых было вырезано отверстие с крышкой. Проходя мимо старосты, зверёныш тихо буркнул:

— Только петь ему не давай.

Таинственные слова сотрудника Шарика вскоре стали вполне понятными, а старосту раз за разом хватал самый очевидный кондрашка. Не то чтобы он имел что-то против драконеров, боже упаси. Подобно кузнецу, пастуху или, с позволения сказать, сводне, драконер тоже имеет право на своё место на земле. Староста пробовал убедить себя, что без этого МОДа с драконами было бы ещё больше хлопот, чем теперь, когда МОД существует и действует. И закон даже позволяет освобождать плату за услуги драконера от налогов. Тем не менее Микел страшно его раздражал и беспокоил.

Прежде всего он был — по понятиям старосты — слишком молод! Охотник на драконов должен быть ещё не старый, но в летах, опытный, закалённый, с суровым, испещрённым шрамами лицом, с серебряными нитями седины в волосах. Староста решительно ничего не имел бы против, если б он носил, к примеру, ожерелье из драконьих зубов. А Микел был, правда, росту изрядного, но зато худющий; про украшения из драконов можно сразу забыть; волосы у драконера были светлые, как лён, длинные и связаны на затылке в маленький хвостик, а поскольку (что уж там скрывать) пряди завивались крутыми локонами, казалось, что драконер носит на голове крошечного кролика с пушистым хвостиком. Даже огромный меч, который Микел тащил за спиной, немногим улучшал ситуацию.

— Это на драконов? — поинтересовался староста в самом начале знакомства, пытаясь пробудить в себе хоть мало-мальское уважение к профессиональному убийце драконов.

— Да нет, — добродушно ответил тот, — этот для людей. Для драконов, зомбаков и прочей нечисти у меня пищаль и арбалет имеются. Я и не думаю так близко к ним подбираться.

Таким рассуждениям нельзя было отказать в справедливости, видно, паренёк и в самом деле оказался смышлёным, но на этом его добродетели и заканчивались. Во-первых, на первом же привале обнаружилось, что драконер не ест мяса, потому как он, видите ли, «вегерианин» или что-то в этом роде. Парень весьма достойно объяснил старосте, что убивать животных «с целью добывания пищи» неморально. И он лично эту неморальную колбасу есть не собирается, хотя староста может её вполне неморально употребить, потому что он, Микел, весьма терпимый человек. Только вот у старосты та колбаска поперёк горла встала, и он чуть не подавился, глядя, как драконер поедает хлеб с морковкой. Эта вегора-что-то-там всё-таки была страшно глупой религией.

А во-вторых, Микел обожал петь, но у него не было ни малейших способностей к этому. Старосте потребовалось совсем немного времени, чтобы все его желания свелись к тому, чтобы отрезать Микелу язык или на худой конец себе уши, хотя охотнее он бы сделал первое.

Почти целых два дня — столько длилось путешествие до Любавы — несчастный староста принужден был выслушивать фальшивые завывания трактирных песенок, романсов и драконерских баллад. Конь юного драконера, огромный гнедой мерин, похоже, давно освоился с привычками своего хозяина и с философским спокойствием плелся по большаку, а вот лошадка старосты, запряжённая в возок, то и дело испуганно вздрагивала, прядала ушами, и управлять ею было в два раза тяжелее, чем обычно.

А когда они наконец добрались до Любавы и старостиха вместе с двумя раскокетничавшимися дочками начала вовсю угождать тощему охотнику на драконов, староста окончательно потерял терпение. Девок запер в избе на щеколду и велел перебирать фасоль, которую сам же в кладовке перемешал с горохом. А драконера отправил спать в ригу на сено, напомнив, чтоб тот прямо с утра брался за работу, потому как оказалось, что, пока старосты не было, драконище снова угостился на славу, на сей раз двумя курочками, а третья умерла со страху, и пришлось её сварить, хотя до того она прекрасно неслась. Одни расходы.

Старостова половина была весьма огорчена таким отсутствием гостеприимства.

— Да тебя, видать, в хлеве воспитывали, Ванаро, — ворчала она. — Гостя в ригу отправить, до чего дожили! Хоть на ужин его позову.

— Морковки ему в огороде нарви, — буркнул муж. — Ну чистый кролик… и шалфею завари, потому как, сдаётся мне, сильно нездоров он. С головой непорядок.

Но в конце концов драконер вынужден был довольствоваться тушёной капустой, кувшинчиком молока и куском пирога.

Микел не слишком озаботился настроением своего работодателя. Такова уж людская природа: трудно человеку принять новые идеи, — и староста Ванаро ничем от других не отличался. Попросту ещё один маленький человечек с узкими горизонтами, копается он в земле, мало что видит, кроме этого своего клочка, и похоронят его в конце концов в той же землице. Ест падаль да в придачу ещё и музыки не любит. Человек ведь от природы не создан, чтоб мясо есть, даже по зубам это видно — нет у него таких клыков, как у псов, волков или, чтоб уж далеко не ходить, у драконов. Вот у дракона как раз есть соответствующее снаряжение, чтоб мог он убивать и поедать других животных. Ну, может, кроме домашних… Там, где дело касалось регламента МОД, вся философия заканчивалась. А зубы Микела природа приспособила для уничтожения репы, и репой он намерен был ограничиться. По крайней мере если говорить про зубы, потому как пищаль — это уж совсем другое дело…

Работа поначалу казалась несложной. Правда, вредитель вроде бы относился к летающей разновидности, но наш драконер из принципа не доверял описаниям свидетелей. Они каждый раз поднимают вопль: «Дракон! Дракон!» — а потом оказывается, что имеешь дело с бродячим выверном, блощицей или даже наземным зомбаком. Среди любимых баек, бытовавших в МОД, была история про истеричную дамочку, у которой «дракон» сожрал канарейку, потом оказалось, что это была всего лишь оголодавшая миниатюрная пофрунка. Она удрала от неаккуратного хозяина и бродила по окрестностям, не зная, куда себя деть. Впрочем, были и человеческие жертвы: вызванный драконер, рыдая от смеха, споткнулся о кошачью миску и набил себе шишку на лбу.

Однако же тут наверняка свирепствовало что-то покрупнее пофрунки, даже дикой, но Микел, исходя из своего опыта, знал, что это нечто вовсе не обязательно было тем самым существом, которое в учебнике называют «ленгорханский дракон подлинный». Просто люди чаще всего видят то, что им хочется увидеть. Поэтому следовало приманить оный объект охоты, осмотреть его собственными глазами, а уж потом привести свои действия в соответствие с породой и обстоятельствами.

У старосты имелись свои причины для недовольства. В конце концов, он платит, значит, может и потребовать. Тем временем «профессионал» шлялся по окрестностям и выделывал всякие штучки. Пялился вокруг через какую-то трубу, развешивал по кустам кусочки зеркала и дохлую рыбу, причём специально постарался выбрать такие рыбины, что их даже свиньи бы не тронули. Вонь стояла от той проклятой рыбы до небес. И что? И ничего.

А теперь устроился бездельник на меже и лентяйничает. Староста чуял, что не выдержит, пойдёт и огреет драконера по кудрявой головушке. Микел сидел на траве, скрестив ноги, неподвижным взглядом уставившись перед собой, и глубоко дышал.

— И чего так сопеть-то, а? — недружелюбным тоном осведомился староста.

— Медитирую я, господин Ванаро, — спокойно ответил драконер.

— Ох ты, медитирует он. А о чём это?

— О жизни, господин староста. И о смерти.

Драконоборец, по-прежнему сосредоточенно глядя перед собой, вытащил что-то из-за пазухи и подал старосте.

— А это ещё что? — спросил тот, недоверчиво беря свёрточек, старательно обшитый замшей.

— А, так, пустяки, распоряжения. Если я не вернусь, это надо отослать в МОД и сообщить, что я погиб, а они уж займутся остальным.

Старосте даже неловко стало, он и не знал, что сказать. Как-то забылось, что работа драконерская среди безопасных не значится. И по шее вполне можно получить, и домой не вернуться.

— Вы были правы, это ленгорханин, — продолжал Микел. — Крупнее выверна, быстрее, чем зомбак, а по уму равен человеку. Хотя у нашего гостя разум к старости помутился, потому и ищет он лёгкой добычи на ваших пастбищах. Но это ещё не значит, что справиться с ним будет просто.

Староста уселся рядом с драконером.

— Такой, как тот, что у вас в избе?

Микел кивнул кудрявой головой.

— Да, именно такой. Только Шарик ещё совсем молокосос, ему только сорок лет. Но он вырастет, и крылья у него будут новые. Мы его приютили, потому что какой-то скот решил, что без крыльев дракончика легче будет продать. Второе крыло он просто не успел отрубить, потому как Шарик ему руку оторвал аж по самый локоть.

— Выжил?

— До лекарей там было далековато, — как-то уклончиво ответил Микел.

— Так я… приберегу ваши бумажки-то. Как вернётесь, так и возьмёте, — некстати ответил староста.

Микел сидел на дубе. Не то чтобы он уж так любил белкой прикидываться, но не со вчерашнего дня известно, что на толстых, раскидистых деревьях драконеру укрываться безопаснее всего. Не со вчерашнего — а конкретно с того самого, когда известный (в определённом смысле) драконоборец по прозвищу Мягкоглазый Джо в панике вскарабкался на дерево, удирая от рассвирепевшего выверна. Как оказалось, выверн не мог добраться до него ни снизу, ни сверху — как раз из-за густых ветвей: они цеплялись за крылья животного и ранили нежные летательные перепонки. Правда, Джо пришлось провести на ясене почти два дня, пока выверну не надоело его караулить, но это был переворот в методологии охоты на драконоподобных.

На сучках на расстоянии вытянутой руки от Микела развешены были разнообразные орудия его ремесла: два арбалета, запас стрел к ним, старательно рассортированных согласно величине и видам наконечников. А на коленях драконер бережно нянчил заряженную пищаль с грозным дулом, которое мгновенно могло выплюнуть смертоносную тучу картечи, способной превратить даже самую жуткую зубатую морду в окровавленный фарш.

Микел усмехнулся, вспомнив, как были удивлены его хозяева, узнав, что у драконера, помимо его небольшого арсенала, нет не только панциря, но даже плохонькой кольчужки. Эх, ничегошеньки-то люди не знают. Первым делом новичкам вдалбливают в головы, что доспехи в этом деле только помеха. Никакая броня при непосредственном столкновении не убережёт драконера ни от клыков выверна, ни тем более от саблезубого зомбака, зато она вполне способна замедлить его движения и лишить возможности обороняться. А в более лёгкой кольчужке можно, конечно, идти на пофрунку — если очень хочется выглядеть полным идиотом, который в броне охотится на зверюшку величиной с обычного волка.

Светало, небо в просветах между листьями яснело, приобретало бледно-пепельный оттенок, понизу стлался утренний туман. В углублении между корнями дуба спала утка, спрятав голову под крыло. Микел поудобнее устроился на ветке, прицелился и метнул в птицу недозрелым жёлудем. Утка проснулась и коротко крякнула. В утренней тиши её голос прозвучал точно трубный сигнал тревоги.

— Ну, птичка, ещё разок, — шепнул драконер, готовя следующий снаряд.

Утка встряхнулась и направилась было прочь переваливающейся походкой, но шнурок, которым она была привязана за лапку к ближнему кусту ежевики, не позволил ей отдалиться.

— Кря-кряк, — с обидой отозвалась она снова.

— Как в лесочку под кусточком уточка сидела…

Утка чихнула и распушила хвост.

— Ну-ну… Только на дракона не чихай, когда прилетит, а то разонравишься ему, — буркнул драконоборец.

Он огляделся по сторонам, одновременно проверяя, легко ли можно сдёрнуть промасленную тряпицу, которая предохраняла замок пищали от влажности. Что-то промелькнуло внизу, и драконер напряг мускулы, но это была только лиса, охотившаяся на драконью приманку. Микел осторожно отложил пищаль и потянулся в карман за рогаткой. Жёлудь попал рыжей в зад, и та поспешно ретировалась. Будь она человеком, верно, потом долгие годы рассказывала бы о карающей руке Господа. Взволнованная утка раскрякалась вовсю, Микел готов был поспорить, что на своём утином языке она так и сыплет отборными проклятиями, пытаясь разорвать шнурок. Оно и к лучшему: чем громче она будет вопить, тем скорее явится сюда давно ожидаемый дракон. Немного стрельбы, потом так называемый «удар милосердия» — и всё кончено! Если только не появится то, что преподаватели называли «фактором хаоса» и о чём полевые драконеры говорили: «Знаешь, всегда может случиться какая-нибудь херня».

Микел зевнул так, что аж челюсть заболела. Одной из самых паскудных сторон профессии драконера был ненормированный рабочий день. Но с другой стороны, будучи торговцем фуражом — а именно такое ремесло прочили ему в своё время родители, — он бы наверняка смертельно скучал. Сидеть на дубе и ждать в засаде дракона казалось ему гораздо приятнее, чем заниматься подсчетом мешков. Микел вытащил из кармана морковку и захрустел ею, чтоб убить время.

Дракон появился неожиданно и почти бесшумно, точно лёгкий ветерок, шевеливший ветви. Под деревом среди зелени промелькнул чёрный, как смола, мех. Микел осторожно снял тряпицу с замка своего оружия. Дракон стоял перед уткой, точно раздумывая: стоит ли её есть? Утка замерла, притворившись чучелом. Драконоборец тщательно прицелился в просвет между ветками.

«Покажи-ка глазки, дорогой. Подними головку…» — подумал Микел, кладя палец на спуск. Если б ему удалось попасть добыче прямо в глаз, остальное было бы уже только формальностью.

В ту же секунду дракон, точно стрела, метнулся в густой подлесок — только его и видели. Драконер гадко выругался и буркнул:

— Почуял меня, паршивец…

Вдруг над его головой послышался треск, будто на дуб свалилась какая-то тяжесть. С грозным ворчанием огромная звериная туша пыталась протиснуться сквозь плотную завесу ветвей. Микел задрал ствол и выпалил вверх, пробив дробью приличное отверстие в зелёной кроне.

— Мазила! Мимо! — услышал он сверху язвительный крик.

Микел пододвинул поближе арбалеты и начал перезаряжать пищаль. Он-то ожидал увидеть драконьего склеротика, от старости уже плоховато ориентирующегося в окружающей действительности, глуховатого и подслеповатого, а злобная судьба подсунула ему самый тяжёлый случай, а именно: юного бунтаря. Обычно драконы обитали в своих резервациях или, подобно Шарику, прекрасно сосуществовали с людьми. Порой они полностью растворялись в человеческом обществе, трансформировались в человеческие тела, и соседи даже не подозревали, что тот или иной маг, колбасник или ремесленник в своём настоящем облике может похвастаться шипами на спине, хвостом и огромными зубами. И при этом прекрасно читает их мысли. Но иногда случалось, что какой-нибудь драконий подросток семидесяти — восьмидесяти лет от скуки отправлялся на поиски приключений и хорошей драчки.

— Какой у тебя номер?! — крикнул Микел, торопливо забивая шомполом заряд в дуло.

— Отгадай! — издевательски отозвался дракон.

— В качестве сотрудника Местного Отдела Драконизации я арестую тебя именем короля! За нарушение порядка и многократные похищения скота, — попробовал было окоротить неразумного дракона Микел, зарядив пищаль.

— Иди ты на редьку! — ответствовал дракон.

— Чего?

— НА РЕДЬКУ!!!

— Хочешь сказать «на хрен»?

— Как тебе угодно, — фыркнул дракон откуда-то из-под ветвей.

Несколько минут ничего не происходило, и в душе драконера даже проклюнулась робкая надежда, что драконий подросток удрал. В противном случае у Микела появился бы вполне реальный шанс повторить подвиг Мягкоглазого Джо, а морковки ему надолго бы не хватило. Сжимая в руках пищаль, драконер осторожно спустился на три ветки пониже, чтобы осмотреться. Огромная морда дракона вдруг взметнулась над кустиками ежевики и молодыми дубками-самосеями. Ещё бы чуть-чуть — и драконер вошёл бы в историю под прозвищем Одноногого Микела.

— Ты мне каблук оторвал, поросёнок!

— Радуйся, что я тебе ещё чего-нибудь не оторвал, ты, прислужник расистского режима! Убийца невинных!

Надо признаться, что драконер на мгновение даже дар речи потерял.

— Это я-то убийца?! Я?! А кто меня только что сожрать хотел? Ты или, может, богоугодный Ки-чан, кроличий покровитель?

— А кто меня застрелить хотел? И за что? За прогулку по лесу! И только потому, что я дракон! Это расизм и видизм, — огрызался дракон.

— Вовсе я не расист, — возразил драконер. — У меня на работе есть хороший друг, тоже дракон. А вот ты пошёл по кривой дорожке, приятель!

«Я? Дорогой мой вовсе-не-расист, я существо, не ограниченное вашими смешными правилами и номерками, я свободный дух!» — с достоинством ответствовал дракон, выходя на связь непосредственно с разумом собеседника.

— Что ты там задумал? — поинтересовался драконер с подозрением, старательно высматривая среди зелени блеск чёрного меха. Паршивый драконище удивительно хорошо маскировался в лесу.

«Ничего такого», — невинно отозвался дракон.

— Тогда зачем перешёл на мысленный обмен? Явно для того, чтобы я тебя не услышал и не понял, откуда ты ко мне подбираешься. Только со мной этот номер не пройдёт! Ты когда-нибудь видел, что может наделать пищаль?! — рявкнул драконоборец, внимательно оглядываясь по сторонам и не выпуская из рук оружие.

«Подожду до ночи, пока ты заснёшь, а потом стяну тебя с ветки».

— Я умею долго обходиться без сна, — ответил Микел.

«Я могу не спать трое суток, а ты, человечек?»

— Трое суток! — презрительно фыркнул драконоборец. — Когда я зубрил перед экзаменами, то по три недели не спал! Так что ты меня тут не пугай.

«Врёшь».

— Всего лишь слегка приукрашиваю.

На этот раз дракон напал сбоку, усмотрев просвет между двумя развесистыми ветками и рискуя повредить крылья. Чёрная пасть возникла перед Микел ом так внезапно, что он даже испугаться не успел. Только машинально закрылся левым локтем, ощутил боль от рассечённой кожи, а уже в следующее мгновение сработали навыки, вбитые в него во время обучения в академии, — и он наставил дуло пищали на морду чудовища.

«Мне только зубы сжать», — передал дракон.

— М-м-м-мне только наж-ж-ж-жать на с-с- спуск. Я ус-с-спею, к-к-к-клянус-с-с-сь, — выдавил из себя Микел, чувствуя, как холодный пот стекает в глаза.

Дракон покосился на оружие. Ситуация была патовой.

«А я не боюсь. Всё равно меня этим не убить».

Микел глубоко вздохнул, стараясь сдерживаться и не стучать зубами.

— С такого-то расстояния? И прямо в глаз? Знаешь, как будет больно? Регенерация займет несколько часов, а если пуля пробьёт кости черепа и попадёт в мозг, то тебя уже ничто не спасёт. Так что я прихвачу тебя с собой в могилу.

Дракон фыркнул, а Микел содрогнулся в ожидании треска поломанных костей и палящей боли в отгрызаемой левой руке. Но ничего подобного не произошло. Судя по положению ушей, дракон несколько растерялся. И это надо было использовать с умом.

— Как тебя зовут-то?

Красный глаз с подозрением уставился на драконера. Чёрный зрачок слегка расширился.

— Я вот зовусь Микелом, — продолжал драконер. — Мне двадцать два года. Уже три года я работаю в МОДе.

«Зачем ты мне всё это говоришь?»

— Да вот надеюсь, что ты меня не убьёшь. Несколько неловко сожрать того, кого называл по имени, верно?

«Снег меня зовут», — ответил дракон. Даже в мысленном варианте это не прозвучало слишком оптимистично.

— А, родители хотели соригинальничать? — отозвался драконер. — Слушай меня внимательно, Снег. Ты отпустишь мою руку, а я медленно отведу оружие. Иначе мы можем так просидеть тут до осени. Тебе ведь тоже не слишком удобно торчать на дереве, точно белке-переростку.

«Если я тебя отпущу, ты меня застрелишь», — недоверчиво просигналил Снег.

— Не стану я этого делать. Я вообще не хочу тебя убивать, потому что ты всего лишь глупый молокосос. Тебе ж не больше семидесяти, а я детей не обижаю. Просто ты послушно отправишься в деревню, назовёшь мне свой регистрационный номер, и мы договоримся относительно возмещения за убитых животных.

«Почему я должен тебя слушать?»

— Потому что иначе неприятностей у тебя будет гораздо больше.

Дракон ослабил хватку могучих челюстей и очень медленно отодвинул свою башку. Микел отвел дуло. Кровь стекала по рукаву его куртки, и трудно было шевелить пальцами, но это ещё могло пройти.

— И вовсе я не обязан тебя слушать! — взревел вдруг дракон. Уши его плотно прижались к голове, а зрачки сузились до вертикальных чёрточек.

Драконы быстрее людей, но ненамного. Крик драконера и грохот выстрела прозвучали почти одновременно. Драконоборец сползал по стволу, окрашивая его струйкой крови. Снизу, из-под дуба до него ещё донеслось непримиримое:

— Ты ж всего только человечишка, глупый и слабый человечек!

Чёрный ленгорханин покинул те места, забрав с собой на память утку из-под дуба, а взамен оставив немного крови на траве. Правда, у Микела не было времени хорошо прицелиться, но пищаль отличается одной полезной чертой — большим разбросом выстрела. Видно, дракон решил, что не стоит больше рисковать и подставляться МОДу. Не осталось доказательства выполненной работы в виде косматого трупа, но староста признал, что заказанный драконоборец так или иначе свою работу выполнил. В конце концов, не пристало препираться с раненым, который принимает свои документы одной рукой.

Микел приобрёл в МОДе прозвище Счастливчик, потому как воистину надо иметь огромное счастье, чтобы из такой передряги выйти почти невредимым, отделавшись только лёгким укусом и потерей пальца.

Потом он женился.

Потом породил четырёх сыновей.

Но ни один из них, к великому огорчению отца, не пожелал стать драконером.