Глава 7
Погоня длилась недолго. Ни беглецы, ни преследователи не были знакомы с темными путаными закоулками чужого города. Вскоре и те и другие заблудились.
— Уф, оторвались вроде, — выдохнул Миша, прислонившись к углу дома, едва освещенного дальним фонарем.
Йорик опустился на задние лапы, золотую коробочку положил на землю. Пустые глазницы с адскими огоньками уставились на милиционера.
— Какого рожна ты полез собаке в глотку? — вопросил череп. — Ты что, не мог сразу колбасу откусить, раз такой голодный?!
— Чурка ты костяной! — Миша в сердцах сплюнул. — Подавилась она. Сдохла бы, если б я не помог.
— Ой, глядите на него! Доктор Айболит выискался! А если б у собачки заворот кишок приключился, точно так же лечил бы? — Йорик хрюкнул, представив картинку.
— Все, назубоскалился? — прорычал милиционер. — Давай-ка лучше Боекомплектом займемся.
— Да не вопрос, — череп пододвинул молодому человеку добычу. В зыбком свете фонаря матово блеснула золотая крышка. — Держи, Акопян.
Дрожащими руками Миша поднял коробочку.
— Черт, ну и освещение. Никак не найду замок.
— Могу глазом посветить, — вызвался Йорик.
— Не надо. Нашел уже.
С громким щелчком откинулась крышка. Но не вспыхнул золотистый свет, не заиграла волшебная музыка.
— Зараза! — милиционер с размаху ударил кулаком в стену.
— Что случилось?
Миша опустился на корточки.
— Сам смотри.
— Обана! — обескуражено сказал череп, и для верности потрогал лапой содержимое коробочки. Сомнений не осталось. Вместо Боекомплекта Йорик приволок набитый дорогим куревом золотой портсигар с выгравированной на крышке дарственной надписью: «Любимой ученице от В.А. Чертопрыщенко, магистра».
— Умные люди тырят портсигары, — сказал Миша и поднялся. — Пошли обратно.
Утро застало их на дереве. Толстые ветви с пыльными листьями раскачивались под легким ветерком и глухо скрипели.
Далеко внизу, как на ладони, просматривался двор гостеприимной старушки. Аделаида, оказавшаяся при дневном освещении огромным пятнистым догом, лежала возле будки, с отвращением поглядывая на принесенную хозяйкой миску с похлебкой. Должно быть, ночное приключение оставило глубокую рану в ее тонкой собачьей душе.
У входа в дом больше не было раскладушек. Их место заняли оголенные по пояс Любины телохранители. Они выстроились в два ряда и принялись выполнять замысловатые упражнения на манер тех, что проделывают в пекинских парках китайские пенсионеры.
Люба наблюдала из окна, любуясь рельефными мускулами своих подопечных. Раз или два она щелкала зажигалкой, но о чем-то вспомнив, раздраженно гасила крохотное пламя.
Южное солнце уже давало о себе знать. Миша почувствовал, как голова превращается в медленно закипающий чайник, и спустился чуть пониже, под прикрытие густой лиственной шапки.
— Долго нам еще сидеть? — заныл Йорик. — Тут со скуки сдохнуть можно. Сколько еще сидеть, я тебя спрашиваю!
— Откуда я знаю, — огрызнулся милиционер. — Едва они тронутся с места, мы отправимся следом. А пока можем только сидеть и ждать.
— А если они такси вызовут, мы что, бегом побежим? — спросил череп ехидно.
— Черт, да откуда я знаю, что они возьмут?! — рассердился Миша. — Я вот сижу тут и жду.
— Это ты сидишь и ждешь, — проворчал Йорик, — а умный человек пошел бы на разведку. Или отправил бы лучшего друга, который, того и гляди, сдохнет от скуки.
Миша хмыкнул.
— Ну да, тебя отправь на разведку. Опять чего-нибудь отчебучишь.
— Да я тише воды, ниже травы, — заканючил череп. — Я пойду, а? Послушаю, чего говорят. Глядишь, узнаю что-нибудь полезное. А?
— Черт с тобой, иди, — милиционер махнул рукой. — Только осторожней, чтоб не засекли. И смотри там, будешь лямзить Боекомплект, по ошибке холодильник не притащи.
— Сам дурак! — бросил Йорик, скатываясь по дереву.
Череп подошел к делу по всем правилам военного искусства. Для начала нырнул в арык и весь перемазался в черной вонючей тине. Потом выдрал росший на берег пук травы и водрузил на макушку. Это сделало его похожим на поросшую дерном ходячую навозную кучу. В таком виде Йорик и отправился на разведку.
Первой неладное почуяла Аделаида. Она вытянулась в струнку, втягивая воздух распухшим кожаным носом. Ржавая цепь натянулась до предела. Аделаида глухо зарычала.
— Ты порычи у меня! — донесся из дома голос хозяйки.
Тем временем Йорик полз на брюхе через помидорные грядки. Земля, еще не просохшая после ночного полива, липла как разогретый пластилин, и скоро уже на самом Йорике можно было бы что-нибудь посадить.
Закончив упражнения, бритоголовые помогли хозяйке вынести на площадку перед домом стол и несколько стульев. Потом началась суета на кухне, и вскоре на столе стали появляться разные разности.
Из своего земляного укрытия несчастный Йорик, глотая слюну, следил за тем, как подают блюдо с блинами, и широкую тарелку с горячими, мягкими как пух, лепешками, и глубокую пиалу, доверху наполненную самой густой и самой жирной в мире сметаной.
— Няааам!!! — пронесся над двором исполненный адской муки вопль.
— Ууууу-гав-гав-гав! — подхватила Аделаида.
— Деля, девочка, я ж тебя кормила, сука ненасытная! — укорила хозяйка. Видимо усовестившись, собака ненадолго замолчала.
Гости уселись за стол. Мордоворот, которого в свое время всласть погонял Йорик, развернул на коленях географический атлас, и принялся водить пальцем вдоль нарисованного фломастером жирного красного луча, указывавшего на север. Увлекшись, он совершенно не следил за рукой, доставлявшей пищу ко рту. В итоге макал лепешки в блины, блины в чай, а вместо чая прихлебывал сметану из пиалы.
— Братия, а тут горы, — пробормотал рассеянный, когда палец уперся в коричневые пятна северней города. — Альпинисты есть?
— Ты, Вася, и будешь альпинистом, — осклабился пышнотелый тип, похожий на связку сарделек с глазами. — Дадим тебе ледоруб, веревку и будешь нас на скалы затаскивать.
Вася кивнул.
— Договорились. Только, Борисыч, твоя веревка точно оборвется. Заруби себе на носу.
— Вася, посмотри, какие-нибудь дороги в ту сторону ведут? — попросила Люба. «Скорпионий хвост» в губе поник и потускнел — должно быть, последние дни дались девушке очень и очень нелегко.
— Есть, — ответил Вася, накрыв толстым пальцем сразу полкарты. — И железная, и шоссе.
— А города или поселки какие-нибудь?
— Навалом. Ходжикент, Чарвак, Бричмулла. О, Бричмулла! — Вася гоготнул. — Прям как в той песенке. Ну там, где еще ишак в полынье…
— Ишак в полынье, — задумчиво пробормотал Борисыч. — Вась, прям как с тебя писано.
— Корешков, заткнись! — прикрикнула Люба. — Опять за старое?
Вася побагровел.
— Нет уж, пусть говорит, — прогудел он дрожащим от ярости голосом. — Пусть выговорится перед смертью, потому как я его…
Гигант сгреб со стола блюдо с блинами и водрузил его на бритую макушку обидчика.
— Братья, остановитесь! — пискнул самый щуплый из Любиных телохранителей.
— Щас остановим, — прошипел Борисыч, метнув в Васю пиалу со сметаной. Жирные капли веером разлетелись над столом.
— Молитесь, братья! — хором заорали остальные мужчины, размазывая по лицам белые сметанные потеки.
— Хватит! — пронзительно закричала Люба.
Ее никто не слушал. Телохранители тузили друг друга с энтузиазмом боксеров, бьющихся за миллионный гонорар. Вася повалил Борисыча на землю, опрокинул на него стол и принялся прыгать сверху, ухватившись за торчащие ножки. Вокруг с воплями носилась переполошенная хозяйка.
— Хватит! — заорала Люба так громко, что перепуганная Аделаида, поджав хвост, юркнула в будку. — Стоять, недоноски, а то…
Молниеносным движением девушка извлекла из-за пазухи золотую коробочку. Щелкнул замок, откинулась крышка. По двору полилась волшебная мелодия.
Драчуны опустили кулаки и затравленно уставились на Любу. У некоторых на физиономиях начинали расцветать лиловые бутоны синяков.
— Обезьяны, — прошипела девушка, дрожа от ярости. — Чисто обезьяны.
Йорик пробыл во дворе еще некоторое время, а потом вернулся на дерево. В зубах он держал перемазанный глиной кусок лепешки.
— Значит так, — проговорил череп, попытавшись всучить лепешку Мише. — Они собираются на север. Ориентировочно Ходжикент, Чарвак и какая-то Бричмулла. Место знаменито тем, что там ишаков топят в полыньях. Добраться можно либо на электричке, либо автобусом или машиной. Вот-вот тронутся в путь, хозяйка гонит, грозится вызвать милицию.
— Это за мордобой-то? — милиционер взял лепешку и незаметно сунул ее в дупло позади себя. — Чего это они драку затеяли?
— Какие-то старые счеты, — ответил Йорик. — Похоже, их только Люба и удерживает от смертоубийства, а так давно бы уж друг другу носы пооткусывали. Кстати, видел, где она прячет Боекомплект?
Милиционер кивнул.
— Ушлая бабенка. И замаскировала так хорошо, что и не заметишь.
— Фигуристая девица, — Йорик облизнулся. — Есть, где припрятать.
В это время хозяйка выпроваживала со двора беспокойных постояльцев. Хлопнула калитка, и компания злодеев оказалась на залитой солнцем улице.
— Что делать будем? — прошептал Йорик, которого так и подмывало плюнуть на маячившую под деревом гладкую макушку Борисыча.
— Ждать, — коротко ответил Миша.
Ждать пришлось недолго. Люба остановила кудрявого седенького мужичка с аккордеоном, бредшего куда-то по своим делам. Тот заговорил, указывая рукой в направлении, параллельном железнодорожным путям. До милиционера долетали отдельные фразы: «Вокзал… двадцать минут… электричка… Ходжикент…». Злодеи благодарно закивали и, разом повернувшись, двинулись вверх по улице.
Когда их силуэты стали растворяться в жарком мареве, Миша и Йорик слезли с дерева и поспешили следом.
Слежка на вокзале превратилась для Миши в кромешный ад. Едва достигнув цели, злодеи рассыпались по округе как банда бродячих муравьев. Они шмыгали всюду. Один закупал провиант в окрестных магазинчиках, другой битый час таращился на расписание поездов — должно быть, заучивал наизусть, третий стоял в очереди в билетную кассу. Люба о чем-то расспрашивала пассажиров, железнодорожников и даже милицию. Остальные слонялись без дела, и несколько раз только чудо спасало Мишу от встречи с ними.
Трудней всего было держаться в двух шагах от Васи, когда тот покупал билеты. Миша едва не вывернул шею, пытаясь сделать так, чтобы Любин телохранитель не увидал его лица, и при этом расслышать, что же тот говорит в окошечко кассы.
Становилось все жарче. Южное солнце вовсю старалось разогнать ночную прохладу, чтобы люди могли провести несколько незабываемых часов в пылающем аду. Миша обливался потом, чувствуя себя гусем, которого поджаривают в духовке до розовой корочки. Йорик, замурованный в коконе из высохшей глины, впал в некое подобие анабиоза, подобно африканской двоякодышащей рыбе. В итоге, милиционеру постоянно приходилось делать вид, что храп и сонное бормотанье доносятся вовсе не из его сумки.
Но вот, наконец, злодеи собрались вместе. Бесплотный голос из-под потолка объявил, на каком пути поезд до Ходжикента и Люба со товарищи, подхватив пожитки, шагнули на прокаленный солнцем перрон.
