Злосчастная судьба привела меня к концу моих дней, и истинно — не в силах я противостоять безмерной твоей воле. Делай же со мной, что душа твоя пожелает, коли хочешь — убей иль сделай рабынею, все в твоей власти. Но к чему тратить пустые слова, лучше обрадую я твою милость.

И, упавши на колени на твердую землю, так она сказала:

Господин мой и Маршал, придите же в себя и взгляните хорошенько! Верно говорят и справедливо: где нет любви, не будет и памяти. Ужели не узнаете несчастную и измученную Усладу-Моей-Жизни, что ради вашей милости перенесла столько страданий, боли и горя и сам мавританский плен?

И тогда будто пелена спала с глаз Тиранта, не дал он больше говорить девице, признав в ней Усладу-Моей-Жизни, и, ставши рядом на колени, обнял ее и многажды поцеловал прямо в уста, в знак истинной любви и благодарности.

И когда они нарадовались встрече, распорядился Тирант устроить у входа в шатер высокий помост и устлать его парчою, а вкруг него постелить на земле красивые атласные покрывала. Услада-Моей-Жизни воссела на самом верху, в красной парчовой накидке, подбитой горностаем, которую велел Тирант принести ей, поскольку ее алжуба была вся порвана. А королевну усадили на нижней ступеньке, и все девицы из свиты ее расселись у ног ее на атласных покрывалах. Что же до Услады-Моей- Жизни, восседала она точно настоящая королева.

Тирант снял с нее алкина, и волосы ее рассыпались по плечам. И все вокруг прочили девицу ему в жены, такие высочайшие почести он ей оказывал. И кликнули по его приказу клич по лагерю, что каждый под страхом смерти обязан явиться к шатру, дабы поцеловать руку Усладе-Моей-Жизни. Затем велел Тирант кликнуть другой клич, дабы оповестить жителей города, и мужчин и женщин, о том, что дарует всем прощение и дозволяет жить в той вере, какую каждый выберет. И обещал Тирант, что под страхом смерти ни один воин из христианского лагеря и пальцем не тронет жителей города и не посягнет на их добро. Вскоре принесли обильное угощение и пригласили к столам всех, кто пожелает. И велел Тирант привести всех менестрелей и трубачей из лагеря и из города, и такой пир устроили они, какого никто и никогда не видывал в военном лагере, и длился тот пир восемь дней.

Уже на празднествах стало известно сеньору д’Аграмуну, что та, на чью жизнь он покушался, была Услада-Моей-Жизни, и от такой вести огорчился он еще больше своему проступку. И решился он просить у короля Скариана и королевы, которая ни на минуту не расставалась с Усладою-Моей-Жизни, совета и заступничества перед Тирантом, они же согласились с охотою. Тогда приблизился сеньор д’Аграмун к Тиранту в сопровождении короля и королевы. Раскаяние и боль были на лице его и в голосе, и вот что сказал он.