Глава 8
Тизи, Алек и Меги
Отряд двигался на юго-восток, забираясь все дальше и дальше в неизведанные земли Ксанфа. Кому-кому, а кентаврице путешествие нравилось — карта любимого полуострова вскоре обогатится новыми деталями. Не откладывая дела в долгий ящик, Чем время от времени дополняла карту, наносила на нее ранее неведомые подробности, а путь отряда обозначала аккуратной пунктирной линией черного цвета.
Гранди, верный себе, сердил кентаврицу, цепляясь к совершеннейшим мелочам.
— Своим дурацким пунктиром ты проходишься по ключевым, можно сказать, подробностям, — говорил Гранди, указывая на участочек пунктира. — Ну вот, смотри, замазала такую прекрасную тигридию!
— Так ей и надо, — отвечала кентаврица. — Она меня за хвост цапнула.
Айрин смотрела вверх, стараясь не отклоняться от летящего гиппогрифа. В душе она опасалась, что в один прекрасный момент конь растает в голубом просторе, но Ксантье, видно, не смел ослушаться матери и вел отряд как следует. Если бы гиппогриф возжелал, он бы в мгновение ока взмыл гораздо выше и полетел гораздо быстрее. Несмотря на неприятное соседство зомби, Ксантье и Ксант, похоже, наслаждались полетом.
— Ух ты, какой красивенький! — восхитился голем и потянулся к какому-то маленькому цветочку.
— Не трогай, — предупредила Айрин. Голем, конечно, не послушался.
— Фи! — вскрикнул цветочек и брезгливо отклонился.
— Это что еще за штучки? — удивленно спросил голем.
— Говорила тебе, не трогай, — укорила его Айрин. — Это фикус. Растение очень капризное, не любит, когда до него дотрагиваются всякие дуралеи.
Голем явно хотел съязвить, но передумал.
Фикусом начиналось поле живых растений. Это было чрезвычайно странное поле. Жабная трава оглушительно квакала, кошачья мяукала, перелет так и норовил сорваться с места, рассекая воздух похожими на пропеллеры цветками, щелкал собачий зуб, крякал гусятник, шипела гречиха-змеевик. Джон-да-мери непрестанно болтали о чем-то со своим соседом джон-чаем.
Чем, увлеченная этим зрелищем, забрела в самую гущу каменной травы. Но каменная трава все-таки не настоящий камень, поэтому копыта Чем остались в целости и сохранности. Зеленая шпана поблизости зашумела, загикала, засвистела.
— Чего-о? — грозно спросил у шпаны Гранди. — Не горячитесь, сынки, подумайте.
Неподалеку пергаментное дерево что-то быстро писало на своих же листьях-свитках. Айрин улыбнулась — наверняка появление странного коня, дамы и деревянного человечка удивило дерево не меньше, чем коня, даму и человечка удивило дерево, вот оно и решило увековечить событие для будущих растительных поколений. Но пергаментное дерево могло и не записывать — вокруг росло множество незабудок, которые и так ничего и никогда не забывали.
На краю поля размахивало ветками волчье дерево, пытаясь поймать заячий мак, и колокольчики звонили вовсю, предупреждая об опасности.
Наверняка уже недалеко до дерева всех семян, решила Айрин. Иначе откуда взялись все эти диковинные растения? Только с него. Мысль, что дерево где-то близко, будоражила Айрин. Наберу семян, предвкушала она, и не только для проклятой ведьмы, но и для себя. Не упущу ни семечка, все подберу!
Поляна сменилась густым лесом. Проезжая под ветвями отягощенного грузом пестрых плодов дерева воздушных шариков, Гранди ткнул острым пальчиком в один из них. Шалун не подумал о последствиях — шарик взорвался с шумом десяти бамбуковых вишен. Гранди пробормотал что-то невнятное на языке растений — и росший поблизости девичник залился краской стыда, волчья дудка прохрипела сигнал «Уши заткнуть!», а пушка возмущенно бухнула облаком белого пуха.
Проголодавшись, путешественники решили сделать привал. Ксантье и Ксант соизволили спуститься на землю, — во-первых, голод не тетка, а во-вторых, только на земле можно хоть на время избавиться от зомби.
Айрин вырастила глазунью с ветчиной, хлебницу и, конечно же, чайку-не-хотите — для себя, Ксантье и Чем; сено-солому с острой приправой из красного перца — для Ксанта; лакомство из царя гороха — для Гранди. Смеркалось.
— Далеко ли еще до Парнаса? — спросила Айрин у Ксантье.
— На спине Ксанта не больше часа, — охотно ответил бронзовокожий юноша, — но вам, я думаю, так быстро не добраться.
Чем, утомленная быстрым бегом по незнакомой местности, не могла не согласиться с ним. Крылья гиппогрифа несомненно куда больше подходят для таких путешествий.
— Давайте ночь проведем здесь, а утром с новыми силами двинемся на завоевание горы, — предложил Гранди.
— Да, конечно... — начала Айрин и вдруг онемела. Онемела от ужаса. Неподалеку, под бочкообразным кактусом, она заметила что-то. Под кактусом лежало ТЕЛО РЕБЕНКА. РЕБЕНОК БЫЛ МЕРТВ. Айрин ясно видела ЗЕЛЕНОВАТЫЕ ВОЛОСЫ. Значит, это... АЙВИ!
НЕУЖЕЛИ ВИДЕНИЕ НАЧИНАЕТ ОСУЩЕСТВЛЯТЬСЯ?
Айрин заставила себя сдвинуться с места, подбежала к кактусу — И НИЧЕГО НЕ НАШЛА!
На устланной хвоей и листьями земле не было никакого ребенка.
— Тебе что-то почудилось? — озабоченно спросила Чем.
— Да, — слабым голосом ответила Айрин. — Почудилась Айви... как мертвая...
— Но айва ведь в порядке, — напомнила Чем. — Значит, у Айви все хорошо.
— Ты права, — согласилась Айрин, поглаживая айвовое деревце. — Я все понимаю. Но... у ребенка были зеленые волосы...
— Это просто хитрости и уловки, — сказал Ксантье. — Не обращай внимания, сударыня.
— Какие хитрости и уловки? — заинтересовалась Айрин.
— Обыкновенные. Они здесь повсюду. Советую тебе не волноваться.
— Объясни, Ксантье, в чем суть этих хитростей? — вмешалась Чем. — Это своего рода призраки?
— Не-а. Призраки бывают только у мертвых, а здешняя хитрость в том, что кто-то жив, а вы видите его мертвым. Матушка любит такие проделки. Они ее веселят.
— Очень смешно, — вставил Гранди.
— Значит, тот, кто является мертвым, на самом деле жив? — уточнила Айрин, и ей сразу стало легче. Если бы не предыдущее видение, настигшее королеву близ замка повелителя зомби, она сейчас вообще не обратила бы внимания на страшненькую картинку.
— Конечно, жив, — подтвердил Ксантье. — Ведь настоящие мертвецы отнюдь не забавны. Мне вообще эти дурилки не нравятся. Раньше, в древнем Ксанфе, их боялись, а теперь смотрят как на фокус. Матушка любит фокусы, а я нет.
— Вижу, ты непокорный сын, — сказала Айрин, искоса глянув на красавчика.
— Да нет, я покорный сын, — вздохнул он. — Маменька приказывает — я выполняю. Не шпионит за мной только потому, что не сомневается — я овечка. А мне одно нравится — летать. В воздухе, на спине моего Ксанта, мне лучше всего.
Конечно, подумала Айрин, от такой ведьмы немудрено на небеса запроситься.
— Спасибо, что сказал про обман, — поблагодарила Айрин, — а то я сильно испугалась.
— А ты красивая девчонка, в самом деле красивая. Тут с маменькой не поспоришь, — вдруг без всякой связи с предыдущим разговором сказал Ксантье.
Слова Ксантье заставили Айрин задуматься. Его мать, ведьма Ксантиппа, хотела их поженить, а они, Ксантье и Айрин, воспротивились. Но сейчас он сказал ей несомненно очень приятные слова. Когда тебя в двадцать восемь лет называют красивой девчонкой, ты просто не можешь не радоваться. Юность Айрин давно миновала, и подчас она скучала по тем беззаботным временам. Лет двенадцать назад Айрин, задорная девчонка, любила покрасоваться и просто обожала всех поддразнивать. И даже забавно, что в нынешней матроне кто-то разглядел ту давнюю легкомысленную проказницу. Неотесанный мальчишка сделал ей, усталой и озабоченной, комплимент, и Айрин решила ответить тем же: — Ты тоже неплохой парнишка.
— Да ну, перестань, — смутился Ксантье.
Совсем мальчишка, мысленно усмехнулась Айрин. Ксантиппа его от своей юбки не отпускает.
Рядом кто-то хихикнул. Гранди! Подслушивает, негодник!
— Мне кажется, ты не совсем правильно понимаешь, — вспылил Ксантье. — Если я повстречаю нимфу, то поверь, не побегу спрашивать у маменьки, что делать с этой красоткой. Что касается женитьбы, то к ней надо относиться со всей серьезностью. Я должен выбрать сам, и, когда выберу, это будет навсегда. Мать этого не понимает. Может, ты поймешь?
А он гораздо умнее, чем я думала, мысленно отметила Айрин.
— Я тебя понимаю, — кивнула она. — И желаю удачи.
— А знаешь, у Ксанта та же беда. Никак не может найти себе невесту.
На сей раз Айрин ничего не сказала. Она поняла: путешествовать в обществе Ксантье и Ксанта не так уж и плохо.
Айрин занялась выращиванием уютного зеленого гнезда и нескольких пышных пуховиков, чтобы мягче было спать. Ксантье наблюдал за ее волшебством с восхищением.
— Ты настоящая мастерица! — воскликнул он.
— Еще бы, — пробормотала Айрин. — Уж в чем, в чем, а в этом — да.
Что-то уж слишком он мною восхищается, встревожилась Айрин и решила отвлечь Ксантье каким-нибудь вопросом: — А у тебя, Ксантье, какой талант?
— Умею делать дырки, — небрежно бросил он.
Айрин не сразу поняла, в чем же здесь фокус.
— Я дырявлю на расстоянии, — принялся объяснять сын ведьмы. — Единым усилием воли, так сказать. Но друзей я щажу. Злодейство мне не по нраву. На охоте же, когда добыча приближается или когда враг идет по пятам, я охотно применяю свой талант.
Он владеет оружием, которое всегда при нем, подумала Айрин. Очень интересно. Мы же сейчас в неизведанных землях, где бродят самые разные неведомые чудовища, но Ксантье наверняка уже бывал в этих местах и ничего не боится. С таким талантом ничего не страшно. Да еще с таким приятелем, как гиппогриф. С гиппогрифом и без таланта неплохо.
— А ты можешь продемонстрировать свой талант? — спросила Айрин.
— Думаю, что могу. — Ксантье огляделся по сторонам: — Вон как раз змеевик к ноге кентаврицы подбирается. Сейчас мы его...
Айрин в страхе посмотрела на землю. Так и есть — растение, именуемое змеевиком, медленно поднимало свой плоский стебель, посверкивало остренькими, похожими на зубы листочками, раздувало капюшон. Но Чем так увлеклась беседой с Ксантом, что ничего вокруг не замечала. Гранди участвовал в разговоре в качестве переводчика. Чем предвкушала, как проложит на карте ясный путь к горе Парнас, и будущим путешественникам уже не придется плутать. Кентаврица не видела опасности, а королева боялась ее окликнуть — Чем увидит змеевика, ударит копытом и тем самым отнимет у Ксантье возможность показать свой талант.
Ксантье выставил указательный палец правой руки. Из пальца со скоростью света, а может, даже быстрее вылетело нечто и пронзило голову змеевика. Змеевик зашипел и опал, испустив ядовитый сок.
— Но это не просто дырка, а смертельная рана! — воскликнула Айрин. — Ты убил змеевика!
— Убил, — согласился Ксантье. — Но мне это не нравится. Не нравится причинять боль живым существам. Ведь они чувствуют и страдают не меньше нас, людей. Летать на гиппогрифе и дырявить облака — вот это дело! Облакам не больно, а мне польза — учусь меткости. Есть тут, правда, одна тучка, целая тучная королева... Так вот, ей страшно не нравится, когда ее дырявят. Она в ответ тоже норовит продырявить — посылает молнию. Ксант однажды даже потерял часть хвостового оперения, то есть не оперения, у него нет перьев... Вообще у тучной королевы всегда кулаки чешутся...
— С тучной королевой я, кажется, тоже знакома, — сказала Айрин, припомнив тучу, обрушившуюся на нее по пути к замку доброго волшебника. — У нее скверный нрав.
— Тучную королеву я, не задумываясь, превращу в решето. Но не птицу...
И не человека, мысленно продолжила Айрин.
— Очень хорошо, Ксантье, — сочла необходимым похвалить королева. — Значит, у тебя доброе сердце.
Ксантье окинул Айрин дерзким взглядом: — А ты и в самом деле красотка. Телом ну все равно что нимфа.
А он знает, что делают с нимфами, припомнила Айрин. Пока не поздно, следует указать юноше его место.
— Я не нимфа, а немолодая замужняя дама, потерявшая ребенка. Найти дочь — только к этому я стремлюсь.
— И ты наверняка найдешь ее, — ободрил Ксантье. — Если бы не маменька с ее вечными проделками, уже бы нашла.
Мальчишка прав, мысленно согласилась Айрин. Путь к горе, все эти трудности несколько отвлекли ее, но на первом месте всегда будет одно — найти Айви.
И еще одно достижение: она, как говорится, раскусила, кто такой Ксантье. До этого разговора ей и в голову не приходило, что в глуповатом сыне ведьмы таится опасная сила. Парнишка обладает недюжинной силой, смертоносным талантом, и при нем его верный друг гиппогриф, одно из самых мощных ксанфских существ. Вдобавок сынок мог унаследовать от маменьки строптивый нрав... Если это так, если Ксантье вдруг рассердится на Айрин... на своих спутников...
И Айрин мудро рассудила: не надо с этим сыночком слишком дружиться, но и ссориться не стоит. А когда они доберутся до Парнаса, лучше будет, если Ксантье сразу сядет на своего Ксанта и улетит назад, к маменьке.
Закончив разговор с Ксантом, Чем подошла к своим спутникам.
— Ксант говорит, что между нами и горой пролегают довольно опасные места, — сообщила кентаврица. — Перелететь легко, но чтобы перейти, надо сначала разведать. А еще Ксант говорит, что здесь совсем близко есть какой-то холм, с которого можно увидеть Парнас. Взобравшись на холм, мы увидим всю территорию, вплоть до горы, как на ладони. Если отправимся немедленно, то доберемся прежде, чем совсем стемнеет.
— Ты предлагаешь нам всем отправиться в путь? — недовольным тоном спросила Айрин. — Но в полной тьме я не смогу вырастить укрытие. Придется ночевать под открытым небом.
— Нет, оставайтесь. Одна я быстрее доберусь, — решила Чем.
— Но тебе тоже надо отдохнуть. Ты устала.
— А, пустяки.
— И я не поеду, — пискнул Гранди. — Я устал.
— Да, Гранди, я вижу, ты просто валишься с ног, — усмехнулась Чем. — Отдыхай. Переводчик мне не понадобится.
Гранди радостно спрыгнул на землю.
— А тебе не страшно будет одной с таким существом? — спросила Айрин. Она уже поняла, кого Чем выбрала себе в попутчики — гиппогрифа!
— Мне не будет страшно, — ответила Чем и снова улыбнулась той же загадочной улыбкой.
Мощный красавец конь скромно стоял неподалеку. Айрин глянула на него и вдруг поняла: Чем хочет остаться с ним наедине! Влюбилась! Возможно ли такое? А почему бы и нет? Смешалась в давние времена кровь человека и лошади — и явился в мир первый кентавр. Смешалась кровь лошади и птицы — и явился в мир гиппогриф. Значит, у Чем и Ксанта общие предки. К тому же Чем никак не может найти жениха, а Ксант — невесту. И родится у Чем крылатый жеребенок...
Айрин отбросила праздные размышления. Какое ей дело, кого полюбит Чем.
— Думаю, мы продержимся до твоего возвращения, — сказала Айрин. — Непременно нужно отыскать путь к Парнасу.
Чем радостно подбежала к гиппогрифу, и вскоре обоих и след простыл.
— Я их понимаю, — тихо сказала Айрин. — Что может быть лучше.
Ведьма задумала свадьбу, и одна, кажется, и в самом деле состоится.
— Черт возьми! — рванулся вслед Ксантье. — С ней он разучится летать! Вот уж не думал, что Ксант увлечется земной кобылой.
— Любовь не спрашивает, — пробормотала Айрин. А может, и нет никакой любви, успокаивала она себя, может, мне просто почудилось. И вообще, сейчас не до Чем. Не лучше ли подумать о себе? Ведь она осталась наедине с мужчиной, обладающим чудовищной силой. Конечно, есть растения, которые в случае чего защитят, но их нужно оставить на крайний случай. Тут она вспомнила, как мальчишка уничтожил змеевика, — тоже ведь растение! — и ощутила себя почти безоружной. Ни Гранди, ни зомби не защитят ее. Только Чем. Но у Чем роман...
Гнездо почти выросло. С Айви дело шло бы, конечно, куда быстрее. Без дочери королева с каждым днем слабела.
Наконец гнездо было готово. Осталось одно — забраться внутрь и заснуть. Но как? Как они все там уместятся? Женщина, деревянный человечек, зомби и полузнакомый юноша — не слишком ли пестрая компания для одного небольшого гнезда?
Придумай что-нибудь, велела себе Айрин, или придется провести бессонную ночь.
И тут раздался ужасный шум. Не шум даже, а визг, похожий на крик раненой гидры. Айрин насторожилась. Ксантье подошел поближе и тоже прислушался.
— Не нравится мне все это, — проговорил он. — Похоже на гарпий. Если приблизятся, буду дырявить.
Теперь, когда страшный вой шевелил волосы на затылке, Айрин оценила талант Ксантье.
— Приближаются! — крикнул Гранди. — Айрин, вырасти что-нибудь побыстрее.
Но в темноте Айрин была бессильна. И как можно выбрать оружие, если не знаешь наверняка, от кого или от чего придется защищаться?
— Думаю, на Ксантье можно положиться, — огорченно произнесла королева. Нет, она не сомневалась ни в его способностях, ни в его отваге. Просто затосковала, что ее муж Дор так далеко. Кому и защищать жену, как не мужу.
Ужасный звук приближался. Это не гарпии, поняла Айрин, но какие-то их родственники.
Из мрака показались три тени — три старухи в плащах с капюшонами. Они перекрикивались на лету — сиплыми, воющими, сварливыми голосами.
— Их трое, а то бы я сказал, что моя матушка Ксантиппа пожаловала, — мрачно заметил Ксантье.
И тут стали видны лица.
— Да это не старушки, а настоящие собаки, — прошептал Гранди.
И голем не ошибся. У старух были собачьи морды — вытянутые, с поросшими шерстью ушами, с налитыми кровью хищными глазками. В перерывах между воплями чудовища облизывали зубы длинными красными языками, а потом снова принимались хрипеть и визжать.
Но не только морды старух внушали ужас. Волосы на их головах свивались змеями, руки и ноги были так черны, что терялись во мраке, а плащи развевались, как крылья громадных летучих мышей. Каждая несла в руке нечто вроде плети.
— Вот вы где, неблагодарные дети своих отцов! — крикнула одна из ведьм, заметив путешественников. — Мы накажем вас за ваши грехи! Вам суждено умереть в муках!
— Эй, погодите! — крикнула Айрин. Сейчас, в темноте, не имея возможности ничего вырастить, она с болью осознала, что значит быть беззащитной. — Кто вы такие и по какому праву беспокоите честных странников?
— Честные странники! — зловеще проскрежетала ведьма. — Ты, неблагодарная дочь, почти тридцать лет доставляла одни неприятности своей одинокой матери-волшебнице, а теперь бросила ее на произвол судьбы! Какой покров иллюзий скроет от взора несчастной матери змеиное жало дочерней неблагодарности? Какое успокоение в смерти найдет она, одинокая и покинутая, зная, что именно холодность той, которую она вскормила, укоротила ей век?
Айрин схватилась за сердце. Такой атаки она не ожидала! Ведь она и в самом деле порой напрочь забывала о своей матери, о своей старенькой маме! Но каким образом чудовище с собачьими ушами узнало об этом?
— Брось свои дерзкие речи, ты, жалкая куча тряпья и гнили! — гневно крикнул Ксантье. — Знатная дама задала вопрос! Кто вы такие? Кто выпустил вас из подземного царства?
Ксантье наставил палец, готовясь уничтожить страшилище.
— А ты, жалкая пародия на сына! — вступила вторая ведьма. — Только под угрозой наказания ты покоряешься своей матери, под угрозой, которую, как тебе известно, твоя бедная мать никогда не исполнит, ибо любит тебя! С каким трудом она растила тебя, ночей недосыпала, и как ты отблагодарил ее, ты, легкомысленный и жестокосердный негодяй? Жертвуя всем, жертвуя своим достоинством, она пытается найти женщину, способную внести смысл и порядок в твою никчемную жизнь, и чем ты отвечаешь ей? Как, вероятно, скорбит она, сознавая, что ты способен пожертвовать всем ради жалкого развлечения — летать в небесах!
Ксантье поник, как раньше Айрин. Чувство вины охватило его и отняло магическую силу. Ведьмы били прямо в цель. Но как им удалось столько узнать об Айрин, о нем?
Неожиданно слово взял Гранди:
— Все шумите, старые мочалки, все шумите! А я знаю, кто вы такие. Вы фурии. Гоняетесь за людьми и обвиняете всех и каждого в особом грехе — смертельном непочтении к родителям. Но со мной вам, как говорится, не обломится. Я даже знаю, как вас зовут, — Тизифона, Алекто и Мегера! Вы дочки матери Земли и стары как мир. Может, вы считаете себя добродетельными особами? Так я вас разочарую — вы злобны и порочны! Вы обвиняете всех, но со мной у вас ничего не выйдет. У меня нет матери, поэтому меня не в чем упрекнуть. Меня сотворили из деревяшек, глины и тряпочек, оживили при помощи магии и очеловечили при помощи еще большей магии. Ну, что скажете, псинки?
Так вот кто перед ними — легендарные сестры фурии! Айрин думала, что только Ксантье может их защитить, но это сделал крохотный Гранди. Он раскрыл тайну грозных старух и тем обезоружил их!
Но тут третья фурия выступила вперед, грозя плеткой.
— Голем! — взвыла она. — Ты, порождение магической силы, все ли ты сделал, чтобы отблагодарить волшебника, воззвавшего тебя к жизни? Он тебе и отец, и мать! Кем ты был, прежде чем руки доброго волшебника прикоснулись к тебе? Кучкой деревяшек, лоскутков и веревочек! Как отблагодарил ты своего творца Хамфри за бесценный дар — видеть, слышать и понимать? О, я знаю, как только рука доброго волшебника дала силу твоим хилым ногам, ты сбежал, позабыв цель, ради которой тебя оживили! А ты ведь помнишь, негодный, что добрый волшебник как раз тогда нуждался в тебе, нуждался в твоем умении разговаривать с животными и растениями. Без переводчика он не мог завершить важнейший труд, который уже близился к концу. Ты вернулся, но только после того, как убедился, что Хамфри не сможет найти тебе замену. У тебя на руках был козырь, и услугу свою ты предложил в обмен на услугу Хамфри. Ты потребовал, чтобы он сделал из тебя, жалкого голема, реальное существо. Загляни в свою душу, нечестивец, и ты обнаружишь в ней неисчерпаемые залежи злобы и эгоизма! Сколько раз ты оскорблял волшебника, именуя его гномом! Сколько раз прочие невинные души терпели твои оскорбления, ты, жалкая помесь нитки со щепкой! Сколько раз твой злонамеренно неверный перевод сбивал с толку честных людей! Где ты был, когда волшебник встретился с драконом у Родника молодости? Тебя и близко не было, а добрый Хамфри как раз в этот трагический момент нуждался в твоей помощи! Когда ты делал первые шаги по земле, он, добрый Хамфри, опекал тебя. Теперь он сам лишился сил и разума, но ты, кого он воззвал из ничтожества, ничем не хочешь его поддержать! Что ему остается — проклясть день, в который он создал тебя? Проклясть день, в который он подарил тебе разум и волю? Трепещи, негодник, ибо меч карающий падет сейчас на твою голову!
Гранди и в самом деле затрепетал. Речь фурии проняла его. Он вспомнил все свои прегрешения. Фурии умели произносить обвинительные речи, находя слова острые и разящие, как самые острые и разящие мечи. Айрин поняла: никакое растение их не защитит, и Ксантье тоже бессилен — голоса оскорбленных родителей сильнее любой магии.
Айрин, Ксантье и Гранди отступали, а ведьмы надвигались на них, грозя ужасными плетками. Удары будут смертельными, потому что плети, Айрин знала, пропитаны ядом. От простого прикосновения ужасных плеток тело начинает кровоточить и корчиться в страшных муках; раны гноятся и не заживают, так что несчастный сам начинает молить о смерти. Теперь Айрин припомнила рассказы о фуриях, наказывающих неблагодарных детей. Тизифона, Алекто, Мегера. Считалось дурным знаком даже упоминать их имена. Тизифона, Алекто, Мегера — вина, раскаяние, страдание. Айрин раньше и не подозревала, что ее тоже можно обвинить в бездушии и черствости. Фурии застали ее врасплох, и мучительные сомнения поднялись в душе королевы.
Айрин споткнулась о корень и упала. Тизифона нависла над ней, роняя слюну, рассеивая вокруг тяжкий звериный дух. Она подняла плетку...
Айрин охватила тоска, пересилившая даже страх смерти, — она уже никогда не встретится с матерью, чародейкой Ирис, никогда не повинится перед ней, не скажет, как та ей дорога.
Никогда — вот самое худшее, самое страшное наказание!
Ирис, дорогая мамочка, прости меня! — взмолилась Айрин, потому что плетка опускалась все ниже. Она знала, что мать не услышит ее крика...
Но плетка замерла на полпути. Какая-то тень мелькнула между Айрин и страшным орудием убийства. Зомби Зора! Она приняла удар, предназначенный Айрин! Плеть рассекла тело Зоры, но зомби даже не закричала — эти несчастные не чувствуют боли.
Тизифона глянула в истлевшее лицо Зоры и возопила: — Ты из породы бессмертных! Я бессильна наказать тебя! Яд для тебя что вода, плеть — что мягкая ладонь! Слова правды не трогают твой разум!
А Зора тем временем встала между Алекто и Ксантье, которому фурия собиралась нанести смертельный удар.
— Даже если бы ты принадлежала к смертным, — проскрежетала Алекто, — я все равно не могла бы наказать тебя — ты всегда была почтительной дочерью.
Потом Зора спасла Гранди, подставив себя под удар Мегеры.
— Несправедливо! — прохрипела Мегера. — Несправедливо! Эта несчастная страдает куда больше, чем заслуживает! Есть более виновные, страдающие куда меньше! Я не приложу руки к ее страданиям! Не приложу!
Зора отвлекла фурий, но это не могло длиться долго. Старухи сбились в кучу и направились к жертвам.
— Поочь! Поочь! — закричала Зора, бросаясь вслед за ними, — живость просто фантастическая для зомби! — Не сеееть их тгыыть.
Фурии остановились, озадаченные яростью живой покойницы, которую они не могли ни убить, ни уничтожить упреками.
Старухи сблизили головы и стали совещаться. То и дело слышались нечленораздельные вопли и лай. Потом, на что-то решившись, фурии повернулись к своим жертвам, глянули на них и разом подняли левые ладони. Пустые ладони.
— Смотрите! — крикнул Гранди. — Это проклятие! Страшилища собираются нас проклясть!
Ладони опустились. Айрин и Ксантье в страхе съежились. Зора бросилась вперед и снова встала между фуриями и ними.
Что-то прошуршало в траве. Будто ветер. Айрин обнаружила, что лежит на земле, почти обнимая Ксантье, а зомби навалилась сверху. Зора прикрыла их своим телом.
Фурии опять просчитались. Проклятие пропало зря, потому что поразило зомби, до которой им не было никакого дела. Лишившись последнего оружия, фурии развернулись и улетели прочь, шурша крыльями. Опасность миновала.
Айрин поднялась и отряхнулась. Воистину чудесное избавление, подумала королева. Потом она заметила, что Ксантье смотрит на Зору... каким-то особенным взглядом.
— Это сущ... зомб... она приняла удар, предназначавшийся мне! — воскликнул Ксантье.
— Два удара, — поправила Айрин. — И мой тоже. Зомби стойко переносят физическую боль, ранить их почти невозможно. Зомби бессмертны... Это просто двигающиеся тела некогда живших существ. Но небрезгливые люди быстро понимают, что зомби не такой уж плохой народ...
Она говорила, будто ни к кому не обращаясь, но Ксантье все равно слышал ее слова. Уже два раза Зора выручала их из лап смерти — а если расценить ядовитую плеть и проклятие как две отдельные угрозы, то и все три.
А что же сама Зора? Она поднялась и молча отошла в сторону. Невидимое проклятие, очевидно, сильно задело ее.
— Несомненно она была прекрасной женщиной, до того как умерла, — сказал Ксантье. — Лучше любого из нас.
— Кто его знает, — пожала плечами Айрин. — При жизни я не была с ней знакома. Но если верить словам фурий, она вела безгрешную жизнь и умерла потому, что ее предал тот, кого она любила. Мужчина, по всей видимости, ее недостойный.
— Явно недостойный, — хмуро поправил Ксантье.
Зора зашаталась, и Айрин кинулась ее поддержать.
— Тебе плохо, Зора? — с тревогой спросила она.
— Пклти-и-е, — прошептала Зора.
— Проклятия, предназначенные нам, пали на тебя, — подтвердила Айрин. — Как ты сейчас? Тебе больно?
— Я могу рассказать, — поднимаясь с земли, сказал Гранди. — Меня ведь тоже задело.
А ведь и в самом деле, подумала Айрин. Зомби защитила ее и Ксантье, но Гранди получил свою долю. Однако голем двигался и говорил, как прежде, стало быть, проклятие не означает мгновенную гибель.
— С тем, кто подвергся проклятию фурий, может случиться любое несчастье, — пояснил Гранди. — Страшное несчастье, — поправился голем. — Такое страшное, что жертва будет умолять о смерти. Я знаю все языки и понял, о чем говорили эти старухи.
— Мы защитим тебя! — горячо пообещала Айрин.
— Напрасные хлопоты, — уныло возразил голем. — Проклятие уже приклеилось ко мне. Ослабить — это вам, может, и удастся. А с зомби вообще дело плохо: два проклятия — это вам не шутка.
— Смерть уже забрала Зору, — напомнила Айрин. — Что может быть хуже?
— А вот когда проклятие начнет действовать, тогда и посмотрим, — скривился голем.
Айрин посмотрела на зомби со смешанным чувством горечи и изумления. Зомби, мертвая плоть, совершила прекрасный, истинно человеческий поступок. Но какой смысл наказывать ее, мертвую? Как это вообще можно? Но размышлять об этом, как поняла Айрин, бесполезно.
Не лучше ли просто лечь и немного отдохнуть, тем более что гнездо уже готово. Чем и Ксанта ждать не имеет смысла — парочка, вполне возможно, вернется только под утро.
Ксантье молча согласился с предложением Айрин. Наверняка он не знал, как отнестись к поступку друга-гиппогрифа — радоваться или огорчаться. У Ксанта появилась подружка, утащившая его, как песика, на поводке, — что в этом радостного?
— Забирайся в гнездо, Зора, — пригласила Айрин. — Для тебя найдется место.
Зора остановилась в нерешительности. Уж очень она была неприглядна, особенно после угощения плетьми. Кости торчали, одежда изорвалась до неприличия.
— Ту-у пу-у-ую. Надо... — начала Зора.
— Проведешь ночь под открытым небом? — спросила Айрин. — Ты просто не хочешь или боишься помешать? — Ведь в Ксанфе принято, чтобы зомби день и ночь торчали на улице.
Зора стояла молча. Она, кажется, и не собиралась отвечать.
— Ты дважды помогла мне и моим друзьям, — не отступалась Айрин. — Не исключено, что я обязана тебе жизнью. Стреск мог запросто стрескать меня, а фурии застегать плетьми. Я просто не могу относиться к тебе как к... — Тут Айрин осеклась. Она хотела сказать: как к зомби, но сочла это неуместным.
— Знаешь, — вдруг заговорил Ксантье, обращаясь к Айрин, — теперь, когда темно и ее, зомби то есть, почти не видно, она кажется такой... такой стройной... Такой... ну, в общем... не противной. И пахнет не противно. Всего лишь землей...
Да, подумала Айрин, парень не мастер говорить комплименты. Да и у кого ему было учиться в его-то медвежьем углу?
— Мне грозила смерть от плетки, — вздохнул Гранди, — так что зомби уж как-нибудь стерплю.
— Иди же к нам, — опять позвала Айрин. — Здесь тебе будет лучше. Сможешь поспать. Ты ведь хочешь спать?
Айрин не знала, спят ли зомби вообще. Но это не так уж важно. Важно другое — дружелюбный жест. Так она косвенным образом загладит свою вину перед матерью, долго страдающей от дочернего бездушия, это раз; и отблагодарит зомби, действительно заслуживающую благодарности, это два. Я должна не просто терпеть ее присутствие — я должна с ней подружиться, решила Айрин.
Зора в конце концов отважилась подойти к дереву. Она попыталась взобраться по стволу, но не смогла — яд, которым фурии пропитали свои плети, оказался таким сильным, что лишил сил даже зомби.
Ксантье подошел к Зоре, обхватил ее за талию и приподнял. Зора взлетела, как перышко. Что гиппогриф, что его хозяин — оба силачи! Зора ухватилась за край гнезда, подтянулась и исчезла внутри.
— Раньше я никогда к ним не прикасался, — пробормотал Ксантье. — Когда она ехала, сидя сзади, я не особенно позволял ей цепляться за меня. Я думал о ней не больше, чем о мешке с мусором, каждую минуту готовом шлепнуться на землю. Но теперь, после того как она приняла на себя удар, предназначенный мне... Не в моих правилах не отвечать услугой за услугу. Ни одна живая душа не может обвинить меня в неблагодарности. Но с ней... не знаю, стал ли бы я ей другом до гроба... то, что меня еще ждет, в ее жизни уже произошло, гроб то есть... не знаю... И прикасаться к ней не так уж и противно. Я ведь охотник и не раз прикасался к убитым животным... Кишки разные... В общем, я не чистюля... А она такая легонькая...
Айрин поняла, что Ксантье мучает уже знакомое ей чувство раскаяния. И она, и он испытали потрясение, изменившее их отношение к зомби. В Ксанфе зомби презирали, и с этим ничего нельзя было поделать. Даже Милли, долгие века любившая зомби, то есть повелителя зомби, даже Милли косилась на них и неохотно пускала к себе в замок, хотя именно зомби этот замок в свое время построили и верой и правдой охраняли. Зомби охраняли и замок Ругна, но туда их тоже не пускали. Эти существа у всех вызывали только отвращение.
Но подлинная трагедия зомби заключалась в том, что они были, как говорится, ни живы ни мертвы. Не мертвы, то есть могли совершать поступки, подчас, как доказала Зора, весьма отважные. Зомби умели чувствовать, знали, что такое преданность долгу. И за свои подвиги они никогда не требовали награды.
— Зора хорошая, — вздохнула Айрин.
— Да. Жалко, что она умерла.
С этим ничего не поделаешь. Ксантье от всей души хотел оказать ответную услугу, но мертвые в услугах не нуждаются.
Вслед за Зорой полезли в гнездо и все остальные.
Айрин лежала в темноте. От зомби действительно исходил слабый запах. Не противный, как заметил Ксантье. Так пахнет прелая листва, так пахнет шерстка убитого зверька, нагретая лучами солнца...
