Многодневный марафон через все Соединенные Штаты, описанный в этой книге, заново открыл для меня мою родную страну. Впрочем, этого бы не случилось, если бы не птица. Очень красивая и очень редкая птица — Grus grus, сибирский журавль…

После полдюжины путешествий в Советский Союз в 80-х годах я наконец-то завершил свой документальный фильм, посвященный американо-советскому сотрудничеству по спасению этого вымирающего вида птиц. Вышел неплохой фильм-притча о борьбе за выживание в ядерный век. Летом 1987 года он был показан на Московском международном кинофестивале. И там, в холле гигантского отеля «Россия», я встретил Владимира Познера. Мы говорили около получаса, обсуждая ход перестройки, проблемы окружающей среды, общее состояние мира.

Через шесть месяцев мы встретились снова. В том декабре Горбачёв приехал в Вашингтон на саммит. Познер был уже там. Я подумал, что короткое интервью с ним дополнит то, что я написал о саммите. Иначе говоря, несколько сжатых ответов на мои вопросы я хотел превратить в нечто развернутое.

Но то, что он мне сказал, оказалось намного более содержательными, чем я ожидал. Это было крайне нетрадиционное видение и того, что происходило на саммите, и того, что происходило в Советском Союзе.

Через полчаса, отключив диктофон, я спросил: «Почему вы не говорите так на телевидении?»

Он улыбнулся: «Мне не задают подобного рода вопросов».

Я предложил ему написать книгу о том, о чем мы дискутировали, об изменениях в Советском Союзе, в Америке, вообще в мире. Я сказал, что со своим уникальным видением важнейших для человечества проблем он должен выступить по национальному американскому телевидению, рассказать о своей будущей книге. Я не сомневался, что это заинтересует миллионы людей. Он заметил, что желание написать такую книгу у него давно уже есть: просто нет на это времени.

Тогда я привел один пример. Много лет назад мой отец, Альберт Е. Кан, писал книгу о выдающемся испанском виолончелисте Пабло Кассалсе. Точнее, не совсем о Кассалсе: он писал книгу вместе с ним. Отец часами расспрашивал Кассалса о его жизни, работе и мировоззрении, потом формировал набранный материал в главы. Кассалс пересматривал главы, что-то в них добавлял, что-то менял. Книга вышла. Она называлась «Joys and Sorrows» («Радости и печали»). Она была на самом деле книгой Кассалса, то есть написанной с его слов. Но затратил он на нее несравнимо меньше времени, чем если бы писал ее сам. «Вы можете сделать так же», — сказал я. «Хорошо, — ответил Познер. — Давайте сделаем».

Шесть недель спустя я прилетел в Москву. Несколько месяцев я расспрашивал Владимира и расшифровывал записанное на диктофон. Набранные главы будущей книги я отдавал ему, чтобы он их дополнял. Эти главы были представлены также одному американскому издателю, который претендовал на издание книги.

Увы! Наша совместная работа никак не становилась законченной книгой. Были основа, каркас для нее, но все это требовало от Владимира именно того, на что у него не хватало времени, — сидеть и писать. К тому же он должен был проявить истинное мужество, чтобы книга получилась честной. Он ведь не мог знать, чем закончится перестройка, и то, что он наговаривал на диктофон, и то, что он хотел написать, могло стать концом его карьеры, а то и хуже, если бы реакционерам удалось повернуть время вспять.

И все же книга «Parting with Illusions» («Делясь иллюзиями») вышла в свет. В 1990-м вышла она и в США и, по мнению «New York Times», целых десять недель находилась в списке бестселлеров.

Советский Союз перестал существовать в 1991-м. Развал гигантской евро-азиатской империи резко изменил общий мировой пейзаж и прекратил, как казалось, борьбу между социалистическим и капиталистическим видением мира, характерным для двух сверхдержав.

В девяностые Познер с успехом работал на американском телевидении с Филом Донахью и на русском телевидении. Он стал в России основной медиафигурой. Я ушел в другую сферу деятельности. Я со своей семьей продолжал жить в Монтане, где служил директором департамента охраны природы штата. В 1995-м возглавил «Artemis Common Ground» («Земля Артемиды»), некоммерческую организацию, основной задачей которой была поддержка общественного движения за сохранение природной среды нашего штата в эпоху резкого подъема сельской экономики. С этой инициативой я выходил в эфир еженедельной радиопрограммы «Home Ground» («Родная земля»): «Changes and Choices in the American West». («Американский Запад: время выбора и время перемен»).

Все эти годы я поддерживал контакты с теми русскими, которые сделали все возможное, чтобы мир увидел фильм о журавле… Одним из них был директор Московского зоопарка Владимир Спицин. Он почти на нет свел канцелярскую волокиту, оказал неоценимую помощь в налаживании важных контактов на разных этапах производства фильма. Тогда, в 1985-м, Гостелерадио требовало дополнительно $300 в день за грузовик с водителем. Спицин сказал, что это возмутительно, и обеспечил нас транспортом без доплаты. Пока мы снимали наш фильм, я узнал его как принципиального и сердечного человека. Мы стали друзьями на всю жизнь. В середине 90-х он с женой и сыном гостил у нас в Хелене и, в ответ, пригласил нас в Москву. Мы с радостью приняли приглашение, но только в июне 2006-го смогли приехать. Это было как возвращение домой после длительного отсутствия.

Впервые я попал в Москву в январе 1960-го, когда мне было тринадцать. Мой отец писал книгу о легендарной балерине Галине Улановой. Мы прожили шесть месяцев в столице СССР. Я посещал школу в Сокольниках и провел несколько недель в пионерском лагере «Артек» — в то время я был вторым американцем, который отдыхал в «Артеке». Москва моего детства осталась навсегда в моей памяти.

Оглядываясь назад, вижу город, совсем недавно оживший после войны. Высотные здания, скверы, кинотеатры. В то же время это мрачный, официозный город. Люди явно маскируются под этот официоз, однако проявляют вежливость и учтивость. Тогда шла массовая застройка. Возводились огромные жилые комплексы, которые, даже на мой детский взгляд, казались застывшими и плохого качества. Я читал об ужасах войны Советского Союза с нацистской Германией, о миллионах жертв и чудовищных разрушениях. Я знал, что страна нуждается в новых жилых домах. Но я не мог понять, почему это все должно быть таким огромным, холодным и безликим и почему нельзя это сделать привлекательнее. Определенно, если бы был такой шанс, советские строители могли бы строить красивые, высококачественные дома. Я же со своей детской интуицией был больше расположен к теплой интимности деревянных домиков, сохранившихся во многих районах. Низенькие и безмятежные, с замысловатыми резными фасадами и квадратными окошками, они внушали чувство, что были здесь всегда и навсегда останутся.

Я много гулял по городу, чувствуя себя в безопасности, комфортно среди советских людей. С одеждой было трудно, люди одевались в простые черные и серые куртки. Это мало радовало глаз, особенно весной. Они были добры ко мне, иностранцу в ярко-красном жакете, явно выделявшемуся в толпе на улице или в очереди за молоком, хлебом или фруктами. Они могли спросить: «Откуда ты?». Я отвечал на моем ломаном русском, что я — американец, живу в Москве, мой отец пишет об Улановой. Их глаза становились большими от удивления. «Молодец!» — говорили они и, пожав мне руку, пропускали без очереди.

Москва 2006-го — совершенно другой город. Он полон машин и коммерции. Массивные плакаты моего детства все еще встречаются здесь, но теперь они манят ароматами прошлого, а не призывают догнать и перегнать Америку. Движение в теперешней Москве насыщенное, быстрое и громкое. Тускло-коричневый смог висит над площадями, улицами и переулками.

Мы приехали к Московскому зоопарку. Здесь мы должны были остановиться в гостях Спицина. Зоопарк — прекрасное, тихое убежище посреди огромного города, который кажется взбудораженным, дерзким, несущимся куда-то, а куда — никто не может предсказать.

Я из зоопарка позвонил Владимиру Познеру, набрав его старый номер. Послышались характерные высокотональные гудки. Наконец подняли трубку.

Он был обрадован нашим приездом и предложил поужинать в кафе, которым они владеют с братом. Он заберет нас — мою жену Сандру, нашего сына Дилана и меня — от ворот зоопарка.

Ровно в семь я вышагивал по тротуару, всматриваясь в припаркованные машины, боясь пропустить его. Никого.

«Меня выглядываешь?»

Я повернулся. Это был он! Мы не виделись шестнадцать лет, но я узнал его немедленно: широкая белозубая улыбка, смеющиеся глаза. Загорелый, сильное тело под черной рубашкой. Светлые брюки. Мы крепко обнялись.

За ужином говорили о жизни. Сандра и жена Владимира, Катя, понравились друг другу сразу же — две волевые, принципиальные женщины. Познер рассказал мне о его работе на телевидении, Катя описала журналистскую школу, которую она и Владимир возглавляли. Мы обсуждали жизнь в новой России, политику Америки. Мы с Сандрой также рассказали о нашей работе — ее новых картинах, которые она написала, о моей передаче на радио. Мы вспоминали старые времена, о книге, над которой вместе работали. Казалось бы, странно, однако мы восстановили все ниточки, связывавшие нас, как будто и не было паузы в шестнадцать лет.

Когда Владимир вез нас к зоопарку, он спросил, чем я буду занят в августе, шесть недель спустя.

— Тем же, чем обычно, — сказал я. — Радиошоу, собирался что-то написать… Почему ты спрашиваешь?

— Мы хотим делать документальный фильм об Америке, — ответил он. — Собираемся повторить путь Ильфа и Петрова, двух русских писателей, которые провели шестьдесят дней в путешествии через всю Америку в 1935-м, на исходе Великой депрессии. Они написали книгу об этом, «Little Golden America» («Одноэтажная Америка»), которая позже была запрещена Сталиным как слишком проамериканская. Мы хотели бы повторить эту поездку на машине, посмотреть, что изменилось, а что нет… Желание сделать это у меня появилось лет двадцать пять назад, теперь я могу его осуществить. Ильф и Петров взяли с собой одного американца, который выражал свое мнение о том, что они видели. Я просто интересуюсь: хотел бы ты стать таким американцем?

Это было предложение, которое изменило мое понимание моей собственной страны.