Денис чувствовал себя ребенком-несмышленышем, которого одевают взрослые, хоть и почти не помнил этого ощущения. После раннего детства в памяти был полный провал в несколько лет. Но сослепу ему не надеть ОЗК без посторонней помощи, уж если противогаз натянуть самостоятельно только со второй попытки получилось… Казалось бы, должно было уже на подсознательном уровне закрепиться, а поди ж ты!

Станислав повел его на поверхность – там уже стемнело, и можно выйти без страха за остатки зрения. Только вот зачем? Денису показалось, что с ним просто хотели поговорить без свидетелей.

– Залеживаться тебе не дам! Двигаться надо. А видеть ты еще будешь… Глаза у тебя красные – глядеть жутко! Хорошо, что сам не видал.

– Станислав, а куда мы идем?

– Да никуда тут не пойдешь – остров это. Река разлилась, заболотило всё. Видишь… Нет, не видишь ты еще. Тут не торфяник, но ходить опасно. Когда бежал, ничего вокруг не замечал?

– Нет. Я не помню. Там в лесу страшно было.

– Так ты и сейчас из него не вышел. Лес кругом. А тут просто безопаснее – ни одна крупная тварь не проберется через трясину, утонет. Мы под водой мостки проложили, только их и нужно охранять. Другого пути на остров нет. Но и нам такая жизнь не в радость. Сыро, дети кашляют. Но где взять столько людей и оружия, чтобы оборону держать на все стороны! – Станислав говорил с горечью в голосе: болото, как и метро, для людей не годилось. Но кто же их теперь спрашивал? – Землю очищаем, как можем. А сырость, хоть и вредна, пыль в дом не пускает.

Денис ничего не видел вокруг, только чувствовал траву под ногами. Если верить словам Станислава и собственной памяти, бережок тут узкий, всего шагов двадцать.

– Надолго ты у нас останешься?

Денис удивился вопросу. Он в любой момент был готов к тому, что его выгонят обратно в лесную чащу. Конечно, он помнил, что сказала Бабка, но не очень поверил ее словам.

– Я не знаю… Идти мне некуда.

– Это плохо. Потому что ты не местный, тебя еще долго тут за ручку водить придется даже зрячего. – И без перехода произнес с сожалением: – Как бы я хотел попасть в метро!

– Но вы же могли бы добраться. Тут есть даже железная дорога неподалеку.

– Я мог бы. И еще несколько человек. А остальные? Как их бросишь? Нет, Дэн, я дальше Жуковского не хожу. И туда-то с оглядкой. Если не вернусь я и другие мужики, что с их семьями будет? Но мечтать-то не вредно! Тебя вон куда мечты завели. Может, и я когда-нибудь…

– Зачем вам туда? – спросил Денис. Конечно, он понимал, что жить на станции немного легче, чем посреди болота, но большой разницы не видел.

– Зачем? Сам не знаю… А ты пока погоди уходить, нам крепкие ребята всегда нужны.

– Но я ничего не умею…

Как ни было неприятно это сознавать, но Денис действительно не знал, чем может помочь этим людям. Кроме сталкерской науки не знал ничего. Не знал, откуда берется еда, как выращивать грибы… Живя в Бауманском Альянсе, даже не ведал, как делаются патроны, которыми пользуется весь метрополитен. Но ведь можно научиться. Станислав подтвердил его мысли:

– Почти никто из нас не умел того, что делает сейчас. Я вообще… из сынков-мажоров. До войны даже не работал ни дня. Ходил в институт. Иногда… занимался, чем хотел. То мне парашютный спорт подавай, то верховую езду, то стрельбу из лука, то горные лыжи. И, знаешь, как раз эти затеи мои дурацкие пригодились больше, чем прослушанные кое-как лекции по менеджменту. Тут такое творилось, никакой кризис-менеджер не разобрался бы!

Денис слышал немало рассказов о страшных смутных временах сразу после ядерного удара, слышал их столько, что они слились в одну бесконечную черную летопись тех дней. Но это всё было о метро. Что же чувствовали люди, которым некуда было бежать?

– Нам повезло. Видно, сработала все-таки оборона противоракетная на нашем участке, только аэродром проутюжили, но весь город не накрыло. Впрочем, с этого не легче, все равно радиоактивное облако, огонь… О бункере я даже не знал. И те, кто выжил… Неправильно, я бы сказал: те, кто не погиб сразу. Потому что умирали люди каждый день, и почему сейчас вообще хоть кто-то остался, никому не ведомо. Нельзя приспособиться, нельзя жить почти на поверхности безнаказанно. Выжили самые осторожные: кто никогда не ходил без противогаза по лесу, не пил отравленной воды, не ел ничего, что не хранилось бы глубоко в погребе. Остальные давно мертвы.

Противогазы тут у многих были – народ запасливый, а уголь из них раньше для очистки самогонки использовали. Так что хоть одно средство защиты у нас оказалось под рукой. А вот с радзащитой было похуже… И водолазный костюм вызвавшегося добровольца не спас, слишком долго он искал… Он принес нам ОЗК и дозиметры, рассказал, где найти больше. И умер. Страшно умер, не дай бог такого…

– А нам – это кому?

– Дачникам. Поселок тут был. Как ты ни в один колодец по пути не провалился – ума не приложу. Лес, конечно, прибрал почти все следы человеческого жилья, но кое-что до сих пор осталось. Сначала люди прятались, самые любопытные первыми и вымерли. Остальные по погребам сидели. Семьями. Или по одному, как я…

Станиславу тяжело было вспоминать. Как он был уверен, что найдет наверху одно пепелище. И как потом увидел почти нетронутый огнем поселок. И как близкие взрывы заставили его броситься в дом… А когда он, преодолевая страх, поднялся на второй этаж, увидел через разбитое окно далекий ядерный гриб…

Теперь огонь был невидимым, неосязаемым, без вкуса и запаха – радиация. Но он убивал, выжигая изнутри жизнь человека за несколько дней. Но это было позже…

Стас не помнил, что было дальше – пришел в себя только в подполе, когда в панике затыкал все щели чем попало. Чуть не задохнулся там, пока сообразил сделать самодельные фильтры не такими плотными. И все же страх не отпускал ни на секунду. Не было света – он зажигал свечу только для того, чтобы поесть. Хоть об этом первое время не пришлось беспокоиться: запасов еды хватило Стасу на три месяца – родители постарались, хорошо подготовились к празднованию отцовского юбилея на даче. Для их единственного гостя оказалось достаточно, чтобы пережить самое тяжелое время.

Тяжелее было переносить одиночество и неизвестность. Сначала Стас пытался считать дни, потом перестал. Через месяц такого существования он был на грани помешательства. Когда закончились все запасы, он вышел наверх, и ему было все равно. Но он все-таки нацепил старый противогаз и надел отцовские вещи для рыбалки. Понимая, что это не поможет… И, сделав несколько шагов по усыпанной пеплом земле, услышал стук генератора у соседей и побежал туда.

Сначала его не впустили, но потом он назвал себя. Охранник соседа вспомнил молодого балбеса Стаса. Их подвал оказался надежным убежищем, лучше обустроенным для того, чтобы в нем жить: Михаил Ефимович ко всему подходил основательно. Конечно, и он не ожидал ядерной войны, просто нижний этаж его дома использовался под склад оружия… Солидный дядька-банкир оказался преступником, но сейчас это не имело значения ни для кого. И то оружие немало послужило людям, когда пришла пора обороняться от диких животных, облик которых с годами становился всё более ужасающим.

Именно охранник псевдобанкира и оказался тем самым добровольцем. Он знал о базе МЧС при аэродроме, знал, как добраться туда, и надеялся, что она уцелела при бомбежке. Потому что даже казавшиеся бездонными кладовые Михаила Ефимовича пустели, и рано или поздно им пришлось бы покидать дом. А для этого нужна была радзащита.

Станислав не помнил уже имени охранника, но помнил, как тот оглянулся напоследок на дочку оружейного барона. Ее звали Надей, и Стас подозревал, что только ради нее парень отправился на верную смерть, чтобы девушка выжила. А она… Надя стала первой жертвой стаи собак, расплодившихся вскоре в огромном количестве. Не помогло и оружие отца, которым девушка не умела пользоваться толком…

Денис слушал тишину, боясь нарушить ее. Нельзя было мешать человеку еще раз попрощаться с мертвыми. Это и так слишком тяжело для него.

– Вот, так сказать… вот так… – Сергей Петрович запинался больше обычного, чувствуя себя неуютно в президиуме. Алексей решил, что зрелище довольно жалкое. В самом деле, Борис Владленович хотя бы внушал людям уважение, а этот человек не знает, что и делать. Пьедестал-то высок, и снизу поддувает! Сам Алексей уверенно занял место за столом, оно давно было ему предназначено, заждалось, практически. Он с комфортом устроился в удобном кресле, по-кошачьи прикрывая глаза от удовольствия. Первое его заседание, в первый раз он в составе Совета. Будни начнутся завтра, а сегодня праздник. Если бы только Никитин его не портил своим председательством! Но всему своё время…

– Я возглавляю Совет в силу трагических обстоятельств. Мне грустно занимать это место…

Настроение начинало портиться: «А уж нам-то всем как грустно – словами не передать! Совет возглавил полный придурок». Остальные, как и Алексей, скучали и ждали, когда завершится торжественная часть вступительной речи. У всех были свои планы, которые хотелось обсудить с новым руководителем, узнать его мнение. Но вторым пунктом был поднят любимый самим Сергеем Петровичем вопрос, который никак не решался при старом Привратнике: ремонт туалетов. Алексей закрыл глаза. Как был Никитин завхозом, так и остался!

Но, по крайней мере, он оказался не единственным, кто сегодня особого удовольствия не получил. Остальные после заседания расходились в большой задумчивости, и как казалось, вовсе не от обсуждаемых на заседании проблем. Алексей радовался бесконтрольности. Как школьник, сбежавший с уроков. Да, конечно, обязанностей только прибавилось, но никто уже не может окликнуть его и спросить, почему он болтается без дела. Задать такой вопрос Привратнику… Он не болтается, он идет по своим делам, в которых отчитываться не обязан. А на Никитина плевать, он не вездесущ.

То ли Совет оказался на поверку слишком унылым местом, то ли Алексей слишком увлекся… Но если он сейчас же не найдет Елену – просто погибнет. От скуки. Да, никакая новая должность не отменяет починки проводки на верхнем уровне, но это подождет. Всё может подождать, кроме человека, потерявшего единственного родственника.

Он нашел девушку, где и оставил: в своей собственной комнате. Лена явно боялась возвращаться к себе, а идти туда, где жил Борис Владленович, было сейчас слишком тяжело.

Елена посмотрела на мертвого дядю только один раз. Лицо его было таким же, как и при жизни, только очень бледным и чуть желтоватым. На нем навеки застыло выражение печали. Наверное, дядя в тот самый момент видел во сне женщину, о которой никогда не рассказывал. Но Елена знала, что Привратник грустил не только об умершей сестре. Была еще одна потерянная им близкая душа, и теперь они, наверное, где-то вместе. Где-то там, куда уходят… Не может быть, чтобы человек умирал совсем и не оставалось от него никакого следа. Так не бывает! Она совсем не помнит маму, ее будто не было никогда. Но не для дяди. Он рассказывал о ней, какой Людочка была в детстве, как она ходила в школу и хорошо училась. Особенно подробно рассказывал, когда племянница забывала о домашних заданиях. А еще про то, как они, студенты МАИ разных курсов, гуляли в парке Жуковского, ходили на стадион и почти ночью бегали купаться на озеро. Получается, Елена потеряла и маму во второй раз – ведь теперь некому о ней рассказать! А она еще столько о ней не знала… Но спросить теперь не у кого.

Ее никто не трогал, не звал на работу. Елена понимала, что не может вечно прятаться в комнате Лёшки. К тому же, хоть сердце сжималось от горя, помнила и о Денисе, как выгнала его из бункера. Он же тоже может погибнуть! Но Денис сталкер, он вооружен, поэтому все-таки можно надеяться на то, что с ним все в порядке. А если… Ведь даже лучший из известных ей сталкеров, Володя Степанцев, погиб, сражаясь с кошаком…

Она снова плакала, не находя утешения. Когда пришел Алексей, продолжала всхлипывать в подушку, даже ощутив осторожное прикосновение его теплой руки к спине. Потом Лёшка сел рядом, но девушка по-прежнему боялась поднять голову: лицо, вероятно, совсем распухло от слез. А раньше ей такое и в голову бы не пришло! Лёшка видел ее, как говорится, во всех видах. И с заплаканными глазами в том числе. Так и нечего его стесняться, может, оно и к лучшему…

– Лен, завтра тебе нужно будет держать себя в руках. Сегодня можешь плакать, а завтра…

– Зачем?! Я же теперь никто! Дядя умер. Теперь до меня никому нет дела… И хорошо. Наконец-то.

Она только сейчас задумалась об этом. Вот Оксана обрадуется превращению принцессы в обычную девчонку! И слава богу! Надоело. Что изменится? Главный Привратник даже усиленным пайком племянницу не баловал. Это только люди почему-то что-то себе выдумали! Дядя никогда не злоупотреблял положением, даже для любимицы. Только бы из сталкеров не выгнали, вот это будет действительно трагедией… Об этом можно и Лёшку попросить, пусть поговорит с командиром отряда.

– Лёш… – она подняла голову и увидела ключ на его поясе. Сначала промелькнуло: отныне можно просить о чем угодно, Лёшка в Совете, его теперь все слушать будут! Но потом поняла, какой ценой… Это был дядин ключ. Елена помнила, как Борис Владленович то швырял его с ненавистью, когда приходилось принимать неприятные решения, то аккуратно надевал на шею, при этом расправляя плечи с достоинством, как верховный властитель, получающий от этого удовольствие. Для нее он всегда был просто дядей. А Лёшка… Неужели и он достоин этого? Не замечала и не задумывалась. Ведь это был просто ее друг, старший брат и сталкер-инструктор в одном лице. А теперь еще и поклонник. Удобно ли просить? Не потребует ли он чего-нибудь за это? Ну, зато слезы высохли немного: Лёша всегда мог успокоить ее одним своим присутствием.

– Что, Леночка?

Так знакомо это прозвучало, так по-дядиному нежно и с любовью… Не выдержав, она снова уткнулась в подушку.

– Огнестрельное оружие долго нам служило, но боеприпасы-то не бесконечные, хоть тут многие оружие дома держали. Но когда был обыскан каждый дом, да и в город мы ходили за патронами, поняли, что придется придумать что-то еще. Теперь одно правило для всех: боеприпас только для защиты от превосходящих сил противника. А если можно без него обойтись… то и обойдемся. Нас тогда было больше, это теперь только Амалия Владимировна осталась из стариков. Не вздумай ее Бабкой назвать, кстати.

– Обидится?

– Скорее, смеяться будет, – судя по голосу, Станислав и сам развеселился. – Уже давно такой титул придумали. Сначала между собой так называли, а она не такая уж глухая оказалась. Сказала, что в слове «бабка» много разного смысла заложено, и в глаза так звать разрешила. Но ты поаккуратней все-таки, Дэн, тебе-то она пока этого не позволяла и во внуки нареченные не записывала. Ты б видел, какой ей посох для прогулок изготовили! Баба-яга от зависти помрет! Мужики иногда, как дети, развлекаются, как могут. Выше нее ростом клюка, из коряги, с загогулиной на конце. На болоте без палки тяжело, а она ходит иногда травки собирать. В одной руке дозиметр, в другой клюка. Зрелище убойное. Но ржать надо потише, а то тут же по башке этим посохом и огребешь. В общем, я не об этом… Вместо огнестрела мы взяли на вооружение дротики и стрелы. Ну, некоторые и с копьем неплохо обращаются, но только трое из нас: тяжелые они, копья эти. А раньше, когда с нами побольше народу было… Были старики, которые помогли высчитать оптимальные параметры стрел и дротиков. Город-то все-таки с авиацией связан крепко, нашлись люди. И вес древка посчитали, и оперение стрелы… Только нет их больше. А оружие мы по их чертежам делаем и им пользуемся. Придется и тебе научиться, потому что автомат твой я временно конфискую. Закон один для всех. Согласен с этим, Дэн?

Отчего же не согласиться, если община будет и его защищать? Он теперь один из них, пусть и временно, значит, придется подчиниться общим законам. И Денис кивнул. Вот только учиться владеть чужим оружием – это посложнее. Никаких дротиков в метро не было и в помине. Вспомнив Индейца с его ножами, Денис твердо решил: учиться будет. Легкая зависть к умению, которым не обладал, придала уверенности в своих силах.

– Вот как только видеть получше будешь – начнем учиться. А пока определим тебя к кузнецу в помощники.

– К кому?

Станислав вздохнул так, что даже Денису было слышно:

– Вы там в метро совсем одичали, что ли? У вас кто из железа вещи делает?

– Мастерские. Наверное…

– Ясно. Ну вот, это вроде того. Только без станков с электричеством.

Алексей пытался что-то говорить, но сейчас Елена его не слышала. Да, завтра она будет держаться совсем по-другому, но сегодня… И девчонка права: кому теперь нужно ее спокойствие? Кого она теперь интересует? Конечно, ее не задвинут сразу на задворки бункера, а никаких привилегий у нее и до того не было. Но большинству и в голову не приходило, что Главный Привратник такой строгий воспитатель и почти не делал поблажек даже своей племяннице. И Алексей теперь мог оставить Елену в покое, карьеру он сделал и без ее помощи, она совершенно бесполезна. Как была бесполезна маленькая девчушка на его руках… Но почему-то он не бросил ее тогда, хоть мог и отказаться, сам был еще ребенком. Не бросит и сейчас. Он и сам не замечал, что его рука теперь не просто лежит на ее плече, а вполне определенно гладит спину. А Елена застыла под этой рукой, затаив дыхание: он все-таки решил воспользоваться ее беспомощным положением! И что теперь делать, она не знала.

– Лёш, ты что делаешь? – глухо прозвучало из недр подушки.

Алексей наклонился к ней, не расслышав сначала, потом понял смысл вопроса и улыбнулся. Это ж рефлекс, обычно девушки в его постели бывали совсем по другой надобности. Но ведь Елене этого не расскажешь…

– Да ничего… Лен, я только повторить могу то, что уже предлагал. Ты сказала мне «нет». Но ты понимаешь, что такой человек, как я, тебе нужен. И сейчас – тем более. Ты сама сказала, что теперь ты… Ты не можешь быть никем, я не позволю этого. Лен, да не бойся ты! Я в любом случае не позволю! – Но он чувствовал ее страх и недоверие. Сейчас следовало отступить и не настаивать. – Лена, я пойду, у меня дел много. – Опять не так сказал, получается, что он ее бросает. До чего же нелегко с приличными девчонками, да еще влюбленными в другого человека, которого, вероятно, уже мутант какой-нибудь переваривает! Алексей осторожно вытащил подушку из ее рук, хоть и с трудом. – Намокла уже. Сейчас я тебе другую принесу.

Вернувшись, он так и не удостоился ее взгляда. Почти не изображая разочарование, вздохнул:

– И молчание было ему ответом! Лен, не дуйся. И не уходи, пожалуйста. Меня до ночи не будет, отдыхай спокойно.

Дел действительно было много, так что он и думать забыл о личных проблемах до самого вечера. Потому что обнаружил еще один недостаток нового руководящего положения: стоило ему взяться за паяльник и открыть распроклятый щиток, Хлопов вытаращился в недоумении. Сам Привратник взял в руки инструмент! Даже не недоумение это было, а просто священный ужас. Логику Хлопова Алексей уловил: этак и остальным Привратникам придется руки замарать работой! Плохой пример, плохой. На то же, чтобы, стоя за спиной стажера Димы, перепуганного электричеством насмерть, объяснить, что нужно делать, ушло в десять раз больше времени. Он устал, как собака, до предела вымотался. Некоторые педагогические навыки Алексей уже приобрел благодаря Лене, но тут просто редкая бестолочь попалась! И все же пришлось терпеть, положение теперь обязывало. Разочарование постепенно зрело внутри. Стоило ли это всё затраченных усилий?

Дверь медпункта Алексей давно открывал, как свою собственную. Врач сейчас уже должен был предаваться заслуженному отдыху, но медсестра была на месте.

– Господин Привратник! – Наталья улыбнулась. – Привет, Лёша, чем обязана визиту столь высокого гостя?

– Наталья Дмитриевна, не желаете ли вы… Нестерова помянуть или мою новую должность отметить? – Но хитринка в голубых глазах вдруг потухла, Алексей тяжело плюхнулся на стул и опустил голову. – Наташ, налей. Очень надо.

– Да… – протянула Наталья. – Не вижу, чтобы ты особо радовался. Сейчас спирт принесу, а ты готовься всё рассказывать. Одним алкоголем делу не поможешь.

Горло обожгло, и он выпил полстакана воды. Ожидая, когда внутри начнет разливаться приятное тепло, Алексей молчал, потому что на трезвую голову жаловаться на жизнь бывшей любовнице еще не созрел. Вот сейчас наступит состояние легкого головокружения, и, может быть, жизнь покажется не такой мрачной. И отпадет потребность разговаривать? Но легче ему не становилось.

– А ключ этот замечательный тебе выдали? Где же он?

– Вот. – Сидя снимать его с пояса было неудобно. Алексей встал, и Наталья начала хохотать:

– Ой, Лёшка! Ты уморишь!

– Что не так?! – четкость мышления уже была немного утеряна, хоть и пьяным он себя не ощущал.

– Остальные Привратники эти железки на груди у сердца носят, гордые и довольные. Только ты прицепил на штаны, поближе к самому дорогому!

– Я не специально. Тяжелый он, зараза! Надеюсь, у мужиков в Совете таких ассоциаций не возникло.

– Это они тебя еще плохо знают. Ты все-таки больше с Нестеровым общался. И то из-за Лены. Как у вас с ней, кстати?

– Нормально. – Алексей пожал плечами: что с Ленкой может быть нового? Едва разговаривают…

– Я не об этом спрашиваю… Как у вас отношения развиваются?

– Наташ, хоть ты не трави душу! Я и так спать перестал, жду, как идиот, брачной ночи. Смешно даже, честное слово! Налей еще.

– Ничего не радует? – Алексей действительно выглядел неважно. Но что было тому причиной: безответная страсть или новая должность? От него всего можно ожидать. – Спирт под твою ответственность, Привратник. Хотя медицина у нас по части Лапина…

– Ничего… Скажем, что на пол разлили. Только никто не поверит.

– Если бы я своими глазами сейчас не видела, как ты стакан спирта выпил… Лёша, ты на себя не похож. Тебе плохо будет!

– Хуже, чем есть, не будет. – Он закрыл лицо руками, вздохнул. – Я в полном тупике…

– Ты про Лену?

Нет, ничто не могло заставить его раскрыться, он пришел поговорить, но молчал. Пусть Наташа строит предположения сама. Пусть думает, что он несчастлив в любви, за это можно пожалеть мужчину. А вот за все остальное – он в жалости не нуждается!

– Ничего, подожди немного, пусть девочка придет в себя. Ей сейчас тяжело без Бориса Владленовича. И что вы жметесь по углам, пришел бы к ней спокойно. Кто тебе мешает?

– Ничего не выйдет, я же для нее никто, просто друг. В лучшем случае – брат. Ну, сидит тут Лёшка, и пусть дальше сидит… В спокойной обстановке мне не дождаться ответа.

– Стратег! Обо всем подумал. Она тебя не любит.

– Она меня боится, Наташа! – Алексей повысил голос. – Теперь я в Совете, это высшая власть, чего еще надо? Я к ней серьезно, с предложением… А она нос воротит.

– Но что ни говори, жениться по любви не может ни один, ни один король… – Наталья протянула руку через стол и погладила Алексея по щеке. – Ты добился своего? Ведь этого ты хотел?

Он ничего не хотел. Затуманенный алкоголем разум отказывался что-то анализировать, он слишком устал. Только бы посидеть тут и ни о чем не думать, не беспокоиться. Старая песенка говорила правду: среди большой политики нет места любви. Ну и черт с ней! С которой из них? Почему-то вспоминалась далеко не политика, а девчонки, для которых он создавал иллюзию нежных и горячих чувств, даже любви, не имея о ней ни малейшего понятия. Черт с ней! И пропади она пропадом, эта… наверное, все-таки Ленка. В Совет мало войти, нужно удержаться там. Рука Натальи была мягкой и теплой, он поцеловал ее ладонь.

– Ну почему ты все время отказываешься от меня, Наташа? Ты помнишь, как нам было хорошо?

– Помню. Было. Восемь лет назад. – Она все же не отнимала руку. – И я хочу, чтобы у нас осталась красивая память об этом. А то опять будем с тобой думать, чей же это ребенок родился?

– А ты уверена? – Он помнил, как приглядывался к мальчику, не находя в нем ни собственных черт, ни малейшего сходства с мужем Натальи. Почему-то сейчас об этом думалось уже не с ужасом, как в те годы, а с сожалением. Тогда он думал, что на всю оставшуюся жизнь с Леной навозился, и вздрагивал при мысли о потомстве.

Женщина правильно истолковала перемену его настроения:

– А ты повзрослел, господин Привратник… Нет, Лёш, он не твой. И я тоже не знаю сейчас, радоваться этому или нет. Какое это имеет значение? Жизнь в бункере продолжается, дети растут. Им придется труднее, чем нам. Но в одном им будет легче: не о чем сожалеть… Как нам с тобой, ведь мы слишком много помним.

Ругая себя и стараясь не думать о том, что скажет врач, обнаружив недостачу спирта, она плеснула еще немного Алексею в стакан. Воды больше не было, и Наталья ушла за графином в изолятор. А когда вернулась, Алексей уже спал на кушетке, даже не сняв обувь. Забытый ключ валялся на столе.