Глава 15
КАЗНЬ
Два дня постельного режима, прописанные Нанасу врачом, пролетели стремительно, показавшись новоиспеченному полярнозорненцу и впрямь похожими на рай. В первую очередь, конечно, благодаря тому, что рядом с ним почти все это время находилась его любимая. Но и все остальное вокруг было таким, о чем молодой саам еще совсем недавно не только не смел мечтать, но даже и не подозревал, что такое бывает. Ему не приходилось заботиться о пище — Костя Парсыкин приносил из общежитского буфета, брал и завтраки и ужины, а во время обеда привозил с поста полагающуюся новому охраннику порцию. Ему не приходилось также беспокоиться о холоде — в комнате имелся электрический обогреватель, и зачастую в ней даже становилось жарко. Спал он теперь не на жесткой лежанке и не на еловом лапнике, а на мягкой, уютной постели. На второй день, когда голова уже почти перестала болеть и кружиться, Нанас выбрался в душ и впервые почувствовал, что «водные процедуры», которые так нравились Наде и местным жителям, стали доставлять удовольствие и ему.
Если бы он оказался в подобных условиях еще неделю назад, когда ничего не знал об окружающем мире, то наверняка бы подумал, что каким-то образом попал в Верхний мир к добрым духам и что все чудеса вокруг созданы именно ими. Но теперь он уже знал довольно много, а если чего пока и не успел узнать — например, откуда в кранах берется вода, — все равно понимал, что этому есть объяснение, что все это сделали никакие не духи, а обычные люди, такие же, в общем-то, как и он сам.
Ночами он мало спал, больше думал, и все сильнее укреплялся в мысли, что Полярные Зори, пусть и не оказавшиеся Изумрудным городом из сказки, и на самом деле во многом приближаются к тому, что обещал ему за спасение дочери «небесный дух» Семен Будин, — земным раем. И молодому сааму теперь по-настоящему захотелось стать полноправным жителем этого города. Но для этого нужно было сначала отстоять Полярные Зори, отогнать от его стен врага.
Костя Парсыкин рассказывал ему новости, и в них было мало хорошего. Варвары не отступали. То в одном, то в другом месте они предпринимали массированные атаки, иногда по нескольку раз за день. Защитники города вели себя самоотверженно и стойко, уничтожив, по примерным подсчетам, уже две-три сотни дикарей, но и сами они несли неизбежные потери. Становилось понятным, что быстро врага не одолеть и осада затянется надолго. А меж тем боезапасы у осажденных не были бесконечными. Да и продукты могли в конце концов кончиться, ведь кроме свинофермы, мясо давала охота, да и рыба из окрестных озер оказывала рациону горожан неплохую помощь. Теперь же об охоте и рыбалке пришлось забыть, за счет чего под нож шло все больше и больше свиней. К тому же пришлось привлечь для защиты города много мужчин, которые раньше занимались важными и зачастую тяжелыми физически городскими делами. Теперь вся эта тяжесть упала на плечи женщин, стариков и подростков, и те не всегда справлялись со всем в полной мере.
Никто пока не говорил об этом вслух, но некоторые уже начинали шептаться, что дольше месяца при нынешнем раскладе городу не выстоять. Костя рассказал этот слух также шепотом, словно боялся, что и у стен общежития имеются уши.
Теперь Нанасу почему-то уже мало верилось, что варваров можно призвать к разумному поведению простыми словами. Мало того, ему захотелось поскорее вновь оказаться на стене периметра, чтобы своими руками приблизить тот миг, когда город вновь станет свободным и они с Надей смогут быть вместе всегда. Да что на стене! Он готов был теперь вступить с дикарями и в прямой бой, даже хотел этого. В последнюю свою «больничную» ночь юноша даже увидел сон, в котором он сражался с врагами врукопашную. Правда, вскоре в этом сне все перемешалось, и он увидел, что дерется вовсе не с варваром, а с тем самым здоровенным охранником, который, скорее всего, и заставил его проваляться два дня в постели. Во сне верзила гнусно ухмылялся и говорил ему всякие гадости, а Нанас почему-то ничего не мог ему ответить — язык будто стал чужим, отказывался ворочаться во рту, как тогда, на подводной лодке, когда они с Надей пили вино. Потом во сне оказалась и сама Надя. Почему-то она тоже стала вдруг с ним драться. Юноша пытался объяснить, что он не варвар, что он ее любит, но без слов, одними жестами, сделать это не получилось. Наоборот, Надя от его размахиваний руками становилась лишь злее и наносила удар за ударом — один больнее другого. В какой-то миг он с ужасом и в то же время с облегчением понял вдруг, что это вовсе не Надя, — девушка была выше его любимой, с длинными рыжими волосами и одетая в звериные шкуры!.. Подробности он разглядеть не успел, потому что после очередного тычка дикарки кулаком в грудь проснулся и увидел стоящего возле кровати Парсыкина, который вовсю тряс его за плечи и орал в самое ухо:
— Да проснешься ты, наконец?!..
— Уже проснулся, — просипел Нанас. — А что случилось?
— Утро случилось, вот что. На службу пора.
За эти дни Костя заметно переменился: стал меньше болтать попусту, посуровел, выглядел больше похожим на командира, чем на простого водителя. Этому способствовало еще и то, что Сошин с началом боевых действий выдал ему рацию, чтобы можно было вызвать подчиненного в любой момент. Костя этим заметно гордился, часто снимая прибор с пояса и многозначительно вертя в руках. Вот и сейчас он схватил его и потряс над головой саама:
— Вставай-вставай! А то уеду, мне опаздывать нельзя.
— Да встаю уже, не кричи, а то опять голова разболится…
На посту охраны Нанаса встретили без обидных шуточек, которых он немного побаивался. Ведь люди рисковали жизнями в то время, как он валялся в теплой постели. Нет, все обошлось. Далистянц даже поинтересовался самочувствием подчиненного и спросил, хватит ли ему сил отстоять смену на стене, или лучше оставить его сегодня в запасе.
Нанас поспешно замотал головой:
— Нет-нет! Я здоров! Я пойду на стену.
— Ну, хорошо, коли так. А то у нас потери во взводе, вчера трое погибли. Одного ты знаешь, наверное, — Серега Бажов, в первом бою недалеко от тебя стоял, здоровенный такой парень… Молодой совсем, как ты почти.
— Здоровенный?.. — почувствовал, как начинают мелко-мелко дрожать колени Нанас. — Такие руки… огромные?.. Он слева от меня стоял…
— Ну да, он, Сережа Бажов… Ему стрела прямо в глаз попала, умер мгновенно.
«Ну вот, — подумал Нанас, — даже если это действительно он меня по голове треснул, то я его прощаю». А потом в голову пришла мысль, что если бы он рассказал о своих подозрениях внутреннику, то парня бы вчера на стене не оказалось и тогда он остался бы жив… От этой мысли стало так плохо, что это заметил Далистянц.
— Может, все-таки останешься в запасе? Что-то ты белый, как снег!..
— Нет… Ничего… Не надо. Это я так… Уже прошло.
— Ну, смотри. Если почувствуешь, что стало худо, — сразу спускайся, я дурной героизм не приветствую.
Но на стену пока лезть не пришлось. В оружейку, где разговаривали Нанас и Далистянц, ворвался бледный, с вытаращенными глазами охранник и закричал:
— Сошин! Где Сошин?! Вы не видели Сошина?!..
— Что случилось, боец? — строго спросил Далистянц. — Ты из какого взвода? Почему такой вид?
— Я из взвода Бродянина… Меня командир к Сошину направил… Там варвары вывели наших!.. Троих, что не вернулись с охоты! Поставили перед собой, не выстрелить… И орут: «Мэр! Мэр!.. Сафонов!.. Пусть смотрит мэр!»
— Откуда они могут знать про мэра… — начал было командир взвода, но быстро осекся и тоже побледнел: — Игнат Сафонов тоже там?..
— Там, там! Я же говорю: все трое у них!..
Дверь в оружейку опять распахнулась, и в нее ворвался Сергей Викторович Сошин.
— Что?!.. Кто?!.. Кто меня ищет? Что там такое за периметром?!..
Охранник еще раз пересказал то, что остальные уже слышали. Сошин мигом вылетел из комнаты.
— Будет звонить мэру? — спросил Нанас.
— Ему видней, куда звонить, — буркнул Далистяиц, а потом зыркнул на бойца, который принес весть: — А ты что здесь торчишь?! Доложил?.. Марш к себе во взвод!
— А я?.. — спросил Нанас. — Лезть на стену?..
— Погоди… Пока не разберемся в ситуации, лучше смену не затевать… Иди, скажи своему взводу, чтобы были наготове и ждали моей команды. А я пока выясню обстановку…
* * *
Пока ждали приезда мэра, бойцов на стене все-таки сменили — варвары пока вроде бы не собирались нападать. А когда саам поднялся на дощатый настил и посмотрел за стену, то увидел, что дикарей совсем немного, человек десять. Они стояли возле ближайших деревьев, держа перед собой троих парней в светлых куртках, и терпеливо ждали выполнения своего, не очень пока понятного для Нанаса, требования.
Мэр приехал быстро. Нанас увидел его лишь мельком, когда Сафонов трусцой пробежал от автомобиля до дверей на пост. Но даже за эти пару-тройку секунд он успел заметить, как сильно сдал и осунулся этот совсем еще недавно пышущий энергией добродушный кругленький человек.
Вскоре Нанас услышал и его голос, усиленный громкоговорителями:
— Я мэр города Полярные Зори Виктор Сафонов. Я согласен говорить с вами только после того, как вы отпустите наших людей!
Парню было видно, как зашевелились варвары. Один из них вышел вперед и встал прямо перед тремя охотниками. Издалека было трудно разобрать, однако Нанасу показалось, что это женщина. Наверное потому, что у этого варвара были очень длинные, по пояс, волосы ярко-рыжего, как у самого Нанаса, цвета. Что-то неприятно кольнуло саама в сердце. Он отчетливо вспомнил увиденный этой ночью сон.
— Эй! Мэр! — звонким голосом, снимающим всякие сомнения о поле, закричала дикарка. — Мы не отпустим твоих людей, если ты не откроешь нам ворота!
Нанас удивился как звучной красоте и силе этого голоса, так и тому, насколько правильно, по сравнению с взятым ими недавно пленником, говорила эта женщина. Но еще больше он поразился ее наглости. Открыть ворота! Ничего себе требование!.. Неужели эти варвары думают, что Сафонов настолько глуп?.. Хотя, у них ведь в руках его сын… Нанас знал, что ради своих детей люди порой совершают самые невероятные поступки. На какой-то миг ему стало вдруг очень страшно. Но тут опять раздался голос мэра:
— Я не буду говорить с тобой! Почему сюда не пришел ваш вождь? Он что, боится?
— Вождь пришел! — ликующим голосом воскликнула дикарка и ударила себя в грудь кулаком: — Вождь — это я, Шека! Я не боюсь тебя, мэр! Я никого не боюсь!
Нанас разинул рот. Шека!.. Это ведь о ней говорил пленный! Тогда он не поверил варвару, точнее — не придал его словам значения, а ведь все оказалось именно так — племенем варваров командует женщина!.. Впрочем, какая разница, кто ими командует? Удивительно — да, но гораздо важнее узнать, что ответит на требование этой командирши Сафонов. Парень закрыл рот и приготовился слушать.
Мэр города тоже, видимо, был слегка ошарашен заявлением дикарки — к тому же, он не присутствовал при допросе пленного варвара и о Шеке до этого не знал. Однако Сафонов тоже быстро пришел в себя и заговорил снова. Правда, Нанасу все-таки показалось, что в голосе мэра стало чуть меньше твердости. Возможно, причиной этого являлось то, что он видел своего сына в руках врагов, а в такой ситуации любому человеку трудно оставаться хладнокровным и сдержанным, будь ты хоть мэр города, хоть пастух оленей.
— Послушай, Шека! — вырвался из динамиков голос Виктора Петровича. — Если ты вождь, то должна быть умным человеком и рассуждать здраво. И понимать, что ворота мы не откроем. У нас есть другое предложение: ты отпускаешь наших охотников, а мы возвращаем твоего воина. Согласна?
Дикарка расхохоталась. А потом крикнула:
— Ты ведь только что говорил, мэр, что я должна быть умной. А сам хочешь сделать из меня дуру. Неужели ты думаешь, что я не знаю: три больше одного! Так меняться я не хочу.
— Но и ты просила за троих человек открыть ворота! Это тоже неравноценный обмен.
— Я решила попробовать — а вдруг?.. — снова расхохоталась Шека. Но тут же стала очень серьезной. — Хорошо. А если я соглашусь в обмен на моего человека вернуть лишь одного из твоих, кого ты выберешь?..
Вокруг повисла мертвая тишина. Настолько осязаемо вязкая, что Нанас почувствовал необъяснимый и тоже какой-то тягучелипкий страх. Дикарка и впрямь оказалась очень умной. А еще — очень, очень жестокой и коварной!.. Парню до боли в груди стало жалко мэра — наверное, если бы Шека воткнула ему сейчас копье в сердце, то Сафонову и то было бы не так больно.
Нанас понимал, как хочется сейчас выкрикнуть мэру: «Я выбираю своего сына, Игната!» И если бы Виктор Петрович был простым человеком, то крикни он это — его бы вряд ли кто осудил, разве только родные двух других парней. Но Сафонов был главой этого города, и даже Нанас, узнавший о существовании городов всего несколько дней назад, почти на инстинктивном уровне понимал, что для настоящего мэра все жители должны быть одинаково дороги. Для него выбрать сейчас сына — это значит прилюдно признаться, что он всего лишь слабый, простой человек. То есть, тут же в глазах присутствующих здесь перестать быть мэром.
Затянувшееся молчание, которое, как подумалось Нанасу, напоминало уже натянутую донельзя, вот-вот готовую лопнуть и хлестнуть по лицу тетиву лука, прервала сама Шека.
— Что, мэр, трудно? — крикнула она. — Ладно, я помогу тебе. Из двух выбирать легче, чем из трех, правда? — И она, обернувшись, коротко махнула рукой варварам, державшим одного из охотников.
Два дюжих дикаря подхватили коротко вскрикнувшего парня и потащили его к ближайшей сосне. Охотник отчаянно брыкался, но со связанными за спиной руками толку от его дерганий было мало. Да если бы даже он и сумел вырваться — куда бы побежал?
Нанас не знал, кто из троих охотников сын Виктора Сафонова, но почему-то был почти уверен, что к дереву сейчас привязывали не его. Наверное, потому, что мэр молчал. Впрочем, недолго. Когда варвары примотали парня к сосне и поспешно подбежали к своим, вновь зазвучал голос Виктора Петровича:
— Что вы собрались с ним делать?!..
— Сейчас увидишь! — крикнула Шека, и даже с такого немалого расстояния Нанас увидел, как блеснули в торжествующем оскале ее зубы.
Дикарка махнула кому-то, невидимому за деревьями, и вскоре из лесу вышли еще четверо варваров, волокущие по снегу на длинных веревках толстое белое бревно. Так, во всяком случае, показалось сначала Нанасу. Но уже через пару мгновений он понял, что ошибся. «Бревно» шевелилось! Оно судорожно извивалось, сопротивляясь усилиям дикарей, и в наступившей опять тишине, щекочущей мурашками спину, стали слышны его свирепые взрыкивания. Нет, это было отнюдь не бревно! Варвары подтаскивали к привязанному к дереву пленнику белого змея!
Дотащив чудовище до сосны, дикари ослабили веревки, а остальные, кроме Шеки и тех, кто держал двух других охотников, наставили на змея копья, защищая своих товарищей от возможного нападения.
Нанас с ужасом понял, какую казнь для несчастного парня придумала Шека. Только вот он совершенно не мог взять в толк, каким образом она собиралась приказать мерзкой зверюге напасть на пленного? Но все оказалось проще и куда ужасней. Приговоренный все сделал сам… Видимо, он тоже догадался о своей участи и начал вдруг вопить и визжать так, что отшатнулись даже его палачи. Белый же змей, напротив, заинтересованно повернул к страдальцу обрубок, заменяющий ему голову, и на несколько мгновений замер. А потом вдруг так резко, что саам не уследил за началом этого движения, бросился к жертве и обвил ее ноги и живот тремя толстыми кольцами.
Визг несчастного охотника перешел сперва в надсадный вой, но вскоре сбился на хрип. А белый змей, все усиливая сжатие, впился раскрывшейся пастью в руку парня повыше локтя. Светлый рукав куртки быстро покраснел.
Не выдержал кто-то из охранников на стене — раздался выстрел.
— Не стрелять!!! — заверещали динамики голосом Сафонова. Было понятно, что он испугался, как бы не попали в его сына. Но и без этого было ясно, что стрелять глупо, — раздавленному охотнику уже ничто не могло помочь, а обозленные варвары могли прикончить обоих оставшихся в живых пленных.
Тут же зазвучал и грозный рык Ярчука, который тоже, оказывается, прибыл на центральный пост:
— Поставлю к стенке любого, кто сделает хоть один выстрел!
Нанас же, даже если бы ему приказали сейчас стрелять, не смог бы этого сделать, — он буквально оцепенел, не в силах отвести взгляд от несчастного охотника, точнее, от того, что осталось от бедняги. Белый змей пожирал свою жертву настолько стремительно, будто та состояла не из костей и мяса, а была выпечена из теста. Даже снег под сосной почти не испачкался кровью — казалось, чудовище высасывало ее раньше, чем она успевала пролиться на землю. Наверное, так и было на самом деле.
Когда белая тварь, потяжелевшая, насытившаяся, ставшая вялой и малоподвижной, медленно поползла от места своего кровавого пиршества, четверка дикарей вновь набросила на нее веревки и выжидательно замерла.
Предводительница варваров крикнула, повернувшись к защитникам города:
— Ну что, мэр, теперь тебе легче выбирать?
— Не делай этого больше, Шека! — с явно прозвучавшей в голосе мольбой откликнулся Сафонов.
— Не буду, мэр! Этого я делать не буду, змей сыт. — Шека плеснула ладонью державшим чудище варварам, и те с натугой поволокли тварь в лес. — Но тебе, я вижу, все равно трудно выбрать. Я помогу еще…
Дикарка резво выхватила из-за пояса топор и, широко размахнувшись, вонзила его блеснувшее на солнце лезвие в шею одного из охотников.
Сафонов вскрикнул прямо в микрофон — видимо, ему показалось, что удар принял его сын, — и этот усиленный динамиками звук заглушил крик несчастного, если, конечно, тот вообще успел закричать.
Голова второй жертвы — это был все-таки не Игнат — неестественно запрокинулась, из страшной открытой раны фонтаном хлынула кровь, забрызгав стоявшего рядом сына мэра и саму Шеку. Дикарка еще раз взмахнула ставшим алым топором, довершая начатое. Теперь уже окончательно обезглавленное тело, постояв еще несколько мгновений, медленно повалилось вперед, словно срубленное дерево.
Предводительница дикарей вытерла оружие о куртку убитого и вернула его за пояс. Потом с видимым удовольствием размазала по лицу брызги крови и вновь обратилась к Сафонову:
— Теперь выбирать легко — и мне и тебе. Но я уже не хочу меняться. Можешь убить моего воина.
Она повернулась к своему окружению и сделала жест: уходим!
— Погоди, Шека! — с откровенным отчаяньем воскликнул Сафонов. — Куда ты?! Что ты надумала?!..
— Думать теперь будешь ты, мэр, а не я. Ты все видел. Учти, белый змей скоро проголодается снова. Для твоего сына будет лучше, если к этому времени ты откроешь ворота.