Глава 10
Три Оборота, которые Робинтон провел в холде Плоскогорье, пролетели стремительно, перемежаемые лишь зимними холодами. Он узнал много нового о ремесле арфиста и еще больше — об управлении огромным холдом, на территории которого проживают тысячи людей. Восседая по вечерам за главным столом, лорд Фарогай казался мягким, любезным и снисходительным человеком. Но у себя в кабинете, отдавая указания сыновьям и управляющим, он становился энергичным, проницательным и резким. Он знал обо всем, что творится в его владениях, — за исключением «белого пятна», как именовал Лобирн владения Фэкса.
— О, Фэкс умен, — сказал как-то Лобирн Робинтону. — Он проводит с Фарогаем не меньше времени, чем родные сыновья. Можно подумать, что он ему прямой родственник.
— А может, так оно и есть? — заметил Маллан, приподняв бровь. — Они очень друг на друга похожи.
Но Лобирн отмахнулся:
— Фарогай всегда обожал Эвелину. Это всего лишь фамильное сходство.
Маллан повел плечом.
— Мать Фэкса умерла родами, так что мы все равно никогда ничего точно не узнаем. Но вероятность существует. Эвелина так часто беременела, что Фарогай мог поискать развлечений на стороне.
— Выброси это из головы! — резко одернул его Лобирн. — Или держи свои мысли при себе.
— Я бы с радостью, но меня озадачивает привязанность Фарогая к Фэксу. Фэкс родился в тот период, когда у Эвелины случилось подряд несколько выкидышей. Еще до рождения Фаревена…
Но доводить свою мысль до конца Маллан не стал.
Внушающее тревогу поведение Фэкса оказалось единственной неприятностью, с которой довелось столкнуться Робинтону за время жизни в холде Плоскогорье. Он даже, при содействии Маллана, приобрел первый опыт общения с женщиной. Робинтон никогда особо не задумывался о своей внешности и в зеркало заглядывал лишь затем, чтобы проверить, не растрепались ли волосы; волосы он отпускал и заплетал в косу, подобно многим другим юношам. Но благодаря опеке Лотриции он начал понемногу избавляться от подростковой худобы, а пешие путешествия по горам сделали его ноги и грудь мускулистыми.
Поскольку он был арфистом, во время танцев он обычно играл для других, а не плясал сам. Но однажды Маллан заметил во время перерыва между танцами, что Робинтон болтает с тремя местными девушками, подошел и ткнул его локтем в бок.
— Я тебя подменю на время. Давай, выбирай себе пару.
Последовал еще один толчок под ребра, сопровождаемый подмигиванием. Робинтон попытался было возразить, но Маллан уже обратился к одной из девушек:
— Ситта, он у нас застенчивый. Он все время играет для танцоров, а сам танцевать не умеет.
— Это я не умею?! Еще как умею! — возмутился Робинтон и поспешил пригласить Ситту на танец.
Он и прежде поглядывал на эту стройную, миловидную девушку со слегка раскосыми глазами. Сейчас, ради Встречи, она облачилась в ярко-голубое платье, и этот наряд очень ей шел. Правда, Робинтон никак не мог сообразить, как же следует с ней беседовать, чтобы не ляпнуть что-нибудь неуместное.
— Я думала, ты никогда меня не пригласишь, — с притворной скромностью сказала Ситта, вложив свою изящную ручку в загрубелую от постоянной работы со струнными инструментами ладонь Робинтона.
— Мне давно этого хотелось, — чистосердечно признался Робинтон.
— Значит, пришла пора, арфист! — дерзко отозвалась Ситта, и они очутились на танцевальной площадке и поклонились друг другу, как и другие танцующие. А потом зазвучала музыка — на этот раз быстрая, так что Робинтону не представилось случая обнять девушку.
Ситта была благовоспитанной девушкой и потому после двух танцев предложила Робинтону пригласить кого-то из ее подруг — чтобы не давать окружающим повода для пересудов. Робинтон тут же согласился; все-таки он — арфист, и ему не следует открыто выказывать предпочтение только одной девушке. По крайней мере, пока что — не следует. А во-вторых, ему действительно хотелось танцевать. Это было так здорово! Он танцевал с Трианой и Марциной. Триана оказалась девушкой веселой и заводной, ее, похоже, больше интересовал сам танец, чем партнер. Марцина была милой и предупредительной. А потом Робинтону пришлось вновь вернуться на свое место и играть дальше.
Триана отправилась искать себе другого партнера — правда, на прощание сказала Робинтону, что он танцует замечательно и ей очень понравилось. А Ситта и Марцина устроились у помоста, на котором сидели музыканты, и стали ждать, пока Робинтон освободится.
Следующие несколько дней, куда бы Робинтон ни шел, ему все время попадались на пути Ситта и Марцина — как бы случайно, между делом. А потом он отправился в очередное путешествие, навестить своих подопечных, и отсутствовал четыре дня. Вернулся поздно вечером, и как-то так вышло, что Ситта в это время сидела в главном зале. А потому само собой получилось, что она принялась опекать Робинтона, раздобыла для него горячую еду и питье… И согрела ему постель — в честь возвращения.
Робинтон воспользовался тем же условным сигналом, которым пользовался Маллан: прислонил стул к столу. Теперь старший подмастерье должен был вообразить, что заглядывать в его комнату не следует. А потом они с Ситтой познали друг друга, и Робинтон счел, что эта сторона жизни воистину хороша. С тех пор Ситта ловко подкарауливала его вечер за вечером. Робинтон даже начал думать, что чутьем она не уступает дракону. Марцина, правда, с недельку дулась, но это не помешало ей и Триане танцевать с Робинтоном — правда, не больше двух танцев подряд.
Возможно, Ситта лелеяла мечту сделаться супругой арфиста, но Робинтон пока не мог позволить себе сколько-нибудь серьезных, длительных отношений — по крайней мере, до тех пор, пока не получит постоянное назначение. Зато он выяснил, что это очень приятно — когда о тебе заботится любящая подруга. Хотя и совсем не похоже на заботу любящей матери.
* * *
Робинтон часто получал новости из цеха арфистов и знал, что Мерелан хорошо себя чувствует и по-прежнему прекрасно поет. Он регулярно получал со скороходами письма от матери и так же регулярно писал ей сам.
Появились как-то Ф'лон с Сайманит'ом и принесли весть о том, что Карола заболела и к ней вызвали мастера-целительницу Джинию. Весь Вейр охватило беспокойство — ведь Фейрит'а еще довольно молода для королевы. Смерть любого дракона была потрясением для Вейра, но потеря королевы становилась истинным бедствием.
Ф'лон тоже был мрачен.
— Если честно, чисто по-человечески я никогда не питал особой любви к Кароле. Но все-таки она — всадница…
— Так что, Фейрит'а может вот-вот уйти?! — воскликнул Робинтон. — Но ведь Вейру нужна королева!
— Она у нас есть, — напомнил Ф'лон. — Из последней кладки. Конечно, она очень молода… И, по чести говоря, я очень жалею, что Неморт'а выбрала Йору, а не кого другого!
У него вырвался раздраженный вздох.
— Почему? — спросил Робинтон. Его сейчас больше занимала возможная потеря королевы, чем неприязненное отношение Ф'лона к Йоре.
— Почему? Да потому, что она боится высоты! Ты себе такое представляешь? Ну да ладно. Сайманит'у Неморт'а нравится, да и мне куда симпатичнее пышечки, а не вешалки костлявые, вроде той же Каролы.
— А ты не думаешь, что бронзовый твоего отца не захочет так просто уступить тебе дорогу? — спросил Робинтон, изумленно уставившись на друга.
Он знал, что Ф'лон честолюбив и что право подняться в брачный полет с королевой всегда служило предметом состязания для бронзовых всадников. Так почему Ф'лон не принимает в расчет тот факт, что отец намного опытнее его?
У Ф'лона хватило совестливости сконфузиться.
— Ну, ведь даже С'лонер не вечен. А Сайманит' — прекрасный бронзовый.
— В этом я ни капли не сомневаюсь, — поспешил согласиться Робинтон.
«Спасибо, арфист».
Робинтон кивком попросил Ф'лона придвинуться поближе.
— А он из-за всего этого не волнуется?
— Пока до дела не дошло — нет. Ты же сам знаешь: драконы редко задумываются о завтрашнем дне. Потому-то им и нужны всадники.
За три дня до Окончания Оборота госпожа Вейра умерла; она до последнего мига отважно сражалась со смертью. Робинтон ощутил боль Сайманит'а, вызванную этой потерей, но не стал никому ничего говорить, пока весть не передали барабанной связью. Скорбное известие наложило свой отпечаток на празднества. Все горевали и о золотом драконе, и о всаднице. Робинтон был особенно печален: он был одним из немногих в холде Плоскогорье, кто знал и госпожу Вейра, и ее королеву лично. Но вышло так, что у него оказалось не так уж много времени для скорби: Лобирн сообщил, что мастер Дженелл велит подмастерью вернуться в цех арфистов. Его ждет новое назначение.
— Ты многому здесь научился, Роб, и мне жаль с тобой расставаться, но ты слишком талантлив — и как наставник, и как музыкант, — чтобы сидеть здесь вечно. Есть места, где ты сумеешь добиться гораздо большего, — сказал мастер Лобирн, когда Ф'лон и Сайманит' прилетели за Робинтоном и его имуществом. Потом он крепко обнял юношу — не обращая внимания на разницу в росте — и быстро отвернулся.
Лотриция тоже обняла Робинтона, расплакалась и велела беречь себя — и возвращаться, когда только он захочет, потому что здесь ему всегда будут рады.
Робинтон уже успел получить от лорда Фарогая официальное разрешение на отъезд. Кроме того, лорд, к изумлению юноши, вручил ему увесистый кошелек с марками.
— Ты хорошо потрудился. И твою работу, и твое поведение все хвалили. И ты заслужил вознаграждение, которое поможет тебе устроиться на новом месте. Передавай от меня привет мастеру Дженеллу и, конечно же, мастеру голоса Мерелан.
Фарогай протянул юноше руку, Робинтон с радостью ее пожал — и поспешно ослабил хватку, заметив, как скривился лорд.
Следующим был Маллан. Он попрощался с Робинтоном, и его улыбка стала последним напутствием молодому подмастерью перед долгой дорогой.
— Ну, что? Когда брачный полет? — поддразнил Робинтон старого друга, усевшись на спину Сайманит'а.
— Я вообще сомневаюсь, что Неморт'а хоть когда-нибудь оторвется от земли, если Йора и дальше будет так себя вести, — с отвращением сказал Ф'лон. — Эта девчонка боится высоты! Она в собственный вейр не может подняться без посторонней помощи… — Голос его превратился в противный фальцет: — «Чтобы я не споткнулась и не упала».
— Но не может же она…
— К счастью, — продолжал Ф'лон, — когда у Неморт'ы начнется брачный сезон, желания Йоры будут значить не больше, чем груда золы в помойной яме. — Он обернулся к другу и лукаво улыбнулся. — Кровь Неморт'ы вскипит, и природа возьмет свое.
— А как же С'лонер?
— Он будет испытывать судьбу наравне с прочими.
В это самое мгновение Сайманит', который, к удивлению Робинтона, неспешно шел по двору холда, напугал юношу до полусмерти. Он просто шагнул с края утеса и нырнул вниз, в долину. У Робинтона душа ушла в пятки, и он отчаянно вцепился в друга, гадая, что это вдруг накатило на дракона.
Ф'лон, заметив реакцию арфиста, расхохотался, а в следующее мгновение они уже оказались в Промежутке, и Робинтон даже обрадовался пронизывающему холоду. Все лучше, чем грохнуться со всего маху на камни.
— Что за дурацкая шуточка? — крикнул он, подавшись вперед, чтобы Ф'лон мог его услышать. Они уже кружили над Домом арфистов. Для пущей доходчивости Робинтон наградил друга чувствительным тычком в плечо.
— А зачем Сайманит'у тратить силы на прыжок, если можно просто скользнуть вниз?
— Мог бы и предупредить!
Ф'лон только заржал в ответ, и Робинтон понял, что жаловаться бесполезно.
«Сайманит', если Ф'лон задумает еще что-нибудь похожее, не мог бы ты меня заранее предупредить, а?» — осторожно попросил Робинтон. Ему не доводилось до сих пор первым начинать разговор с Сайманит'ом, и потому он не был уверен, услышит ли его бронзовый.
«Я постараюсь запомнить, что ты не любишь падать». Голос Сайманит'а звучал виновато, и Робинтон немного смягчился.
* * *
Не в силах отказаться от очередного представления, Ф'лон с Сайманит'ом лениво покружили над двором Дома арфистов, постаравшись, чтобы их появление заметили. К тому моменту, как Сайманит' сложил крылья на спине, на ступенях уже собрался комитет по встрече. По правде говоря, Робинтон предпочел бы вернуться домой как-нибудь тихо и незаметно. Мерелан — именно ее Робинтон постарался углядеть первым делом, — выглядела хорошо. Она стояла рядом с Лоррой. Та обнимала за плечи высокую, очень красивую брюнетку, показавшуюся Робинтону смутно знакомой. Последней в этой маленькой группе была Кьюбиса. Робинтон взглянул на окна репетиционного зала, в котором проводил большую часть времени Петирон, но ничего не увидел и не услышал. Облегченно вздохнув, Робинтон спустился на землю и бросился к лестнице, спеша обнять маму.
Мерелан не казалась сейчас такой хрупкой и изможденной, как при расставании три Оборота назад, но в ее косах добавилось седины, а на лице — морщин. Эти признаки приближающейся старости перепугали Робинтона — для него нестерпима была сама мысль, что мама может постареть. Но он скрыл свой страх за улыбкой и множеством бессвязных слов, какими люди обычно обмениваются после долгой разлуки.
Принявшись благодарить всех за то, что пришли его встретить, Робинтон снова взглянул на юную красавицу брюнетку. Та старалась казаться спокойной, но на щеках ее играл румянец. А потом Робинтон сообразил, кто перед ним.
— Обороты пошли тебе на пользу, Сильвина. Ты так похорошела… — сказал Робинтон и, продолжая обнимать Мерелан за плечи, протянул руку подруге детских лет.
— Да и ты теперь сделался недурен собой, арфист, — дерзко отозвалась она и улыбнулась.
— Я смотрю, ты возмужал, — заметила Мерелан, похлопав сына по груди и пощупав мускулы. — И стал еще выше, — добавила она обвиняющим тоном — как будто Робинтон не имел права меняться за время разлуки.
— Мастер Лобирн постоянно заваливал меня работой, — сказал Робинтон, притворяясь смертельно уставшим.
— Чушь какая! — со свойственной ей прямотой заявила Кьюбиса. — Судя по виду, ты в отличной форме. Даже в лучшей, чем был перед отъездом.
Тут в дверном проеме появилась Бетрис.
— А, вот и он! Отлично. Лорра приготовила ради тебя настоящий пир, и нам всем не терпится взглянуть, чем же она собирается хвалиться. Давай, Роби, нечего тут мешкать.
Она схватила Робинтона за руку, оторвала его от Сильвины и потащила за собой.
Робинтон выпустил мать из объятий лишь после того, как они оказались в малом обеденном зале и у него появилась возможность усадить Мерелан в кресло. Едва он собрался сесть сам, как появился мастер Оголли.
— Надеюсь, я не опоздал? — ворчливо поинтересовался мастер-архивариус. — Мальчик мой, до чего же я рад тебя видеть! — Тут он увидел накрытый стол и просиял. — Просто великолепно! Я, пожалуй, выпью чашечку кла и съем пирожное, но надолго задержаться не смогу. В этом Обороте у меня не ученики, а сущие бестолочи. Ты просто не представляешь, Роби, до чего мне тебя не хватает! Или мне теперь следует звать тебя полным именем, а, подмастерье Робинтон?
— Вы можете звать меня, как вам больше нравится, мастер Оголли. Я всегда к вашим услугам.
— Роб, мастер Дженелл хотел повидаться с тобой после обеда, когда у него закончатся занятия, — сказала Бетрис.
— А кто-нибудь знает, куда меня отправят теперь? Робинтон подмигнул Бетрис, давая понять, что не очень-то надеется на ответ.
— Не беспокойся, сидеть без дела мы тебе не позволим, — заверила его Бетрис, состроив насмешливую гримасу.
Разговор перешел на какие-то общие темы — кого куда отправили, кто чем занимается и так далее. Робинтон расспросил о своих одноклассниках, которые тоже успели за это время сделаться подмастерьями, порадовался последним успехам Шонегара на борцовском поприще. Это вдруг напомнило ему о Фэксе.
— Что-то случилось, Роб? — спросила Мерелан, заметив, как изменилось настроение сына, и нежно коснулась его руки.
— Да нет, ничего, — ответил он.
Конечно же, Мерелан эта отговорка не обманула, но Робинтон считал, что за столом разговор о Фэксе и его холдерах, лишенных возможности учиться, будет неуместен.
* * *
Когда во время беседы с мастером Дженеллом Робинтону наконец-то представилась возможность заговорить об этом, Дженелл лишь сдержанно кивнул.
— Лобирн уже поставил меня в известность. К несчастью, без согласия Фарогая цех ничего не может поделать.
— Но это же неправильно! — не выдержал Робинтон. Дженелл снова кивнул, на этот раз сочувственно.
— Мы не в силах прыгнуть выше головы, юноша. А соваться туда, где жизни арфиста может угрожать опасность, неразумно.
Робинтон изумленно уставился на мастера.
— Опасность?
— Трудности такого рода уже возникали, юноша, и будут возникать снова. Иногда нам удается их сглаживать. Но до тех пор, пока Фэкс хозяйничает в собственном холде, я ничего не могу сделать. Ничего такого, что можно было бы счесть мудрым. Тебе придется научиться на собственном опыте: существуют потери и неудачи, с которыми приходится смиряться. Маленький холд, расположенный далеко на севере, не настолько важен, как большой холд рядом с твоим домом. Но я отправляю тебя туда, где ты сможешь принести наибольшую пользу. Итак, — Дженелл повернулся и указал на флажок на карте, — вот твое новое место назначения. Думаю, оно тебе вполне подойдет. Лобирн тебя очень хвалил, а ему угодить нелегко. Но пока что… Петирон уехал на неделю. Возможно, тебе захочется отдохнуть и побыть с матерью.
Робинтон подскочил.
— Ей нехорошо?!
— Тише, тише, юноша. С ней все в порядке. Можешь не волноваться, — сказал Дженелл. Голос его звучал столь искренне, что Робинтон успокоился. — В порту Форта наверняка найдется подходящий корабль. Ты можешь воспользоваться его услугами и не злоупотреблять любезностью всадника.
— Но Ф'лон сам хотел…
— Тише, Роб. Я ни на чем не настаиваю. Но я полагаю, что будет лучше, если ты прибудешь в Бенден…
— Бенден?! — Робинтон просто поверить не мог в такое счастье.
— Да, в Бенден. Но — не на крыльях Сайманит'а. Этот молодой человек, твой друг — настоящая заноза в боку лорда Майдира. И он, и его отец, предводитель Вейра.
— Но ведь когда мы с мамой там были, лорд Майдир…
Дженелл поднял руку.
— Как я уже сказал, лучше будет, если ты попадешь в Бенден не на драконе. Я не хочу, чтобы тебя тоже сочли возмутителем спокойствия. Арфист Эварель с нетерпением ожидает твоего прибытия. Он скоро уйдет в отставку, и ты, возможно, займешь его место, если поладишь с лордом Майдиром. Вообще-то лорд интересовался, готов ли ты занять эту должность.
От дальнейших вопросов Робинтон воздержался. Он сам разберется, что там творится. Хотя странно это: холд не доверяет предводителю собственного Вейра…
Кстати, Ф'лон тоже что-то такое говорил. Но перед отлетом молодой бронзовый всадник подкинул Робинтону куда более веский повод для размышления.
— Дружище, а ты знаешь, что понравился этой красотке, Сильвине? — поинтересовался он. — На меня она не обратила ни малейшего внимания, зато с тебя глаз не сводит. Не упускай случая, Роб.
Ф'лон подмигнул Робинтону, хлопнул друга по плечу и привычным движением вспрыгнул на подставленную лапу Сайманит'а. И уже со спины бронзового помахал Робинтону.
Прощальная реплика Ф'лона так поразила Робинтона, что он даже не успел сказать другу, что они с Сильвиной дружили в детстве и, возможно, ей просто приятно увидеть товарища детских игр. Теперь же было поздно; Сайманит' уже изготовился к прыжку, и Робинтон поспешно отступил, спасаясь от тучи пыли.
В тот же вечер, позднее, когда Робинтон уже пересказал матери самое интересное, что произошло с ним за время жизни в холде Плоскогорье, он обнаружил, что слишком устал, чтобы заснуть. Хотя Мерелан и приготовила для него прежнюю комнату, Робинтон все-таки решил, что будет ночевать в покоях, предназначенных для подмастерьев. Он знал, что Мерелан огорчится, что ей хочется подольше побыть рядом с ним и самой о нем заботиться. Но старая детская будила в нем слишком много воспоминаний, к которым Робинтон не хотел возвращаться. А признаться в этом маме он тоже не мог. Возможно, Мерелан поняла все сама; во всяком случае, настаивать она не стала. Она осторожно, как бы между делом, упомянула, что лорд Тиллекский собрался жениться и Петирон готовит в честь такого случая невиданный праздник — потому-то и в цехе почти никого не осталось.
Мерелан тоже заметила, что Робинтон привлек к себе внимание Сильвины.
— Из нее выросла настоящая красавица. Прекрасное, звучное контральто. Ты ничего не писал для контральто?
— Ну, по правде говоря, писал, — признался Робинтон и потянулся за кожаным футляром с нотами. Лучше уж говорить о музыке, чем о внимании, которое якобы проявила к нему Сильвина. — Я переписал для тебя лучшие из моих мотивчиков.
Он намеренно употребил именно это слово — так некогда именовал его сочинения Петирон. Мать взглянула на него с укоризной.
— Роб, прекрати…
Тогда Робинтон рассказал ей, какой бурный хохот вызвало его открывшееся авторство у мастера Лобирна; похоже, рассказ позабавил Мерелан. Потом ей захотелось просмотреть все новые песни Робинтона, сыграть их, спеть вполголоса — а то, что ей особенно нравилось, и в полный голос. Робинтон негромко подпевал ей, не в силах удержаться; слишком долго он был лишен такого удовольствия — петь свои песни дуэтом с матерью.
— Радость моя, у тебя особый талант к песням и балладам, — сказала Мерелан, когда они закончили. — И ты делаешь большие успехи…
Она вздохнула. Робинтон, решив, что мать устала, собрал ноты и упросил ее отправиться отдыхать.
Несмотря на все заверения в обратном, Робинтон чувствовал, что Мерелан изменилась, что с ней что-то неладно. Он обнял мать на прощанье и поцеловал.
— У меня есть еще несколько дней, пока не пришла пора садиться на корабль, — сказал он.
— И куда же Дженелл тебя отправляет?
— А ты не знаешь? Мерелан рассмеялась.
— Дженелл свои задумки держит при себе. Но он поклялся, что нашел для тебя должность, соответствующую твоим способностям.
Робинтон сообщил, что едет в Бенден-холд, и Мерелан просияла.
— Я надеялась, что так и будет. Я ведь знала, что Эварель подумывает об уходе на покой, — сказала она, пылко обняв сына, а потом одарила его насмешливым взглядом. — Я даже думала, не попросить ли Дженелла об этом назначении для тебя, но потом решила, что злоупотреблять связями нехорошо.
— И тебя это остановило? — поинтересовался Робинтон, решив немного поддразнить ее. — Речь ведь шла о твоем сыне.
— У меня тоже есть принципы, дорогой, — ответила Мерелан, напустив на себя чопорный вид.
* * *
Ел теперь Робинтон за столом подмастерьев. Сильвина подносила блюда ему первому, накладывала в тарелку больше, чем всем остальным, и постоянно вертелась рядом, расспрашивая про жизнь в Плоскогорье. Двое-трое арфистов, которых Робинтон почти не знал, понимающе посмеивались. В конце концов Робинтону сделалось не по себе от пристального внимания со стороны девушки.
Ну да, Сильвина была красива — куда красивее Ситты или Марцины, — но он ведь совершенно не знал эту взрослую и немного чужую Сильвину.
Впрочем, долго размышлять ему не пришлось. Через несколько дней мастер Дженелл объявил о начале церемонии посвящения учеников в подмастерья — это всегда было прекрасным поводом для празднества. По ходу дела главный арфист сообщил и о новом назначении Робинтона. Мерелан лучилась гордостью. Интересно, что бы сказал сейчас Петирон?
* * *
Итак, Робинтон отправился в Бенден. Перемещаться ему пришлось на корабле, на спине скакуна и на своих двоих. Это путешествие не только заставило его заново оценить преимущества путешествия на спине дракона, оно произвело на него совершенно особое, неизгладимое впечатление. Лишь теперь, измерив их собственными ногами, Робинтон во всей полноте оценил бескрайние просторы континента, прежде бывшие для него лишь рисунком на карте.
Робинтон узнал, что не подвержен морской болезни. Это особенно порадовало капитана. Когда во время шторма половина команды слегла, помощь Робинтона очень пригодилась. А еще он впервые увидел Рассветных Сестер.
Он вышел на палубу перед самым рассветом и заметил в небе яркую искру.
— А это что такое? Не может быть, чтобы звезда! — изумился Робинтон.
— Она самая, — отозвался с улыбкой вахтенный. — Их три, зовутся Рассветными Сестрами. Почему — понятия не имею. Их еще видно вечером, в сумерках. Но только на этой широте. На севере, откуда ты едешь, их не видать.
— Поразительно… — пробормотал Робинтон и прислонился к надстройке, не в силах отвести взгляда от сверкающей точки. А затем над горизонтом как-то внезапно поднялось солнце, и звезда, мигнув в последний раз, исчезла. Робинтон собирался вечером подняться на палубу и проверить, правду ли сказал моряк — действительно ли эти загадочные звезды так же хорошо видны и вечером, — но позабыл.
Остров Айген Робинтону понравился — по крайней мере, пока он его разглядывал, проплывая мимо. Еще ему понравился маленький островок с черными сверкающими берегами — древний вулкан, вознесший из волн свой кратер.
Робинтон быстро научился справляться со скакуном и вести вьючных животных по собственному, а не их желанию. А долгие пешие прогулки по холмам Плоскогорья помогли ему без затруднений преодолеть последнюю часть пути. Кроме того, его радостно встречали в каждом маленьком холде, угощали от души и укладывали спать, а взамен просили лишь песен.
Но встретилось и одно исключение из этого правила. В тот день Робинтон расстался с гуртовщиками, продавшими ему немолодого, но крепкого вьючного скакуна, и двинулся дальше. Он находился почти на границе владений Бенден-холда — так сказал ему старший гуртовщик, указавший дорогу, которая позволяла срезать путь. Во второй половине дня Робинтон добрался до станции скороходов, но решил не останавливаться там, а идти до самой темноты, пока можно. Когда солнце почти коснулось края гор, Робинтон начал искать себе пристанище на ночь — хотя бы старое укрытие от Нитей. Вдоль дорог, по которым передвигались скороходы, подобные укрытия были устроены на расстоянии прямой видимости. Но Робинтон свернул на узкую, мшистую тропку. Он как раз поднимался на холм, когда впереди — чуть слева, на фоне леса — показался огонек. Тропка ответвлялась от широкой дороги, ведущей прямиком к холду, поэтому Робинтон решился свернуть; его вьючный скакун постанывал. Все-таки животное было уже немолодо.
— Потерпи немного. Тут уже недалеко. Еще чуть-чуть, и ты тоже сможешь перекусить.
Скакун снова застонал — теперь на другой ноте. Не будь Робинтон таким уставшим и голодным, его бы позабавило разнообразие звуков, издаваемых неразумным животным.
Робинтон приблизился к хижине и учуял манящие запахи ужина. В животе у него заурчало. Тут же раздалось ответное ворчание; в хижине явно держали псов. Вьючный скакун издал протестующий, слегка испуганный возглас.
— Они ничего тебе не сделают — они же в доме, — сказал Робинтон животному. Он поправил куртку, пригладил волосы и вежливо постучал в дверь.
— Кто там? — донесся резкий, настороженный мужской голос. Потом хозяин хижины прикрикнул на собак, чтобы те угомонились. — Не слыхать за вами ничего!
Что-то неразборчиво пробормотал женский голос.
— Я — путник, ищу пристанища на ночь, — ответил Робинтон.
— Заплатить можешь?
— Конечно.
От арфиста обычно ожидали песен и историй. Как правило, Робинтон предлагал хозяевам дома полмарки, но те всегда отказывались.
Дверь со скрипом приотворилась. Но лица хозяина Робинтон не разглядел, свет шел у того из-за спины.
— Ты кто такой? — поинтересовался мужчина.
— Меня зовут Робинтон, — ответил подмастерье, слегка поклонившись, и положил руку на кошелек, подвешенный к поясу. — У меня есть марки цеха арфистов…
— Ха! Цех арфистов! — В голосе хозяина хижины прозвучало явственное презрение.
— Наши марки принимают на любой Встрече, — сказал Робинтон. По правде говоря, враждебный прием его ошеломил. Такого он не ожидал.
— Впусти его, Таргус. У нас на сегодня довольно еды, — подала голос женщина. Она выглянула из-за двери и посмотрела на Робинтона. — Таргус, он один, и оружия при нем нет — только столовый нож.
Она открыла дверь пошире, и Робинтон увидел, что за столом сидят четверо рослых мужчин.
— Сорти, заведи-ка его скакуна под навес. А ты входи. Как, говоришь, тебя зовут? Робинтон? А я — Кулла.
На пороге возник парень простецкого вида. Он прошмыгнул мимо Таргуса, забрал у Робинтона поводья и забормотал что-то успокаивающее. Вьючный скакун попробовал было упираться, но Робинтон с силой съездил упрямой скотине по заду, и та, сдавшись, пошла за провожатым.
— Я чрезвычайно признателен вам за гостеприимство, госпожа, — сказал Робинтон. Чтобы войти в хижину, ему пришлось наклониться. Он вежливо кивнул присутствующим. — Я держу путь в Бенден-холд.
— Па, он — арфист, — сказал один из ужинавших, указав ножом на левую руку Робинтона. — У него на плече синий шнур.
Таргус, неприязненно насупившись, развернул Робинтона к свету, чтобы самому взглянуть на цеховой знак.
— А теперь слушай сюда, Таргус, — заявила Кулла, подбоченившись. — На Встречи ты меня не пускаешь, но я не собираюсь гнать арфиста, который сам пришел к моему порогу. Я вообще никого не стала бы гнать в такую темень.
Она ухватила Робинтона за другую руку и, вызволив его из лап Таргуса, потащила к столу.
— Бродо, подай тарелку. Моссер, кружку сюда. Из напитков у нас только пиво, но жажду оно утоляет хорошо.
Развернув Робинтона лицом к столу, хозяйка усадила его на стул — как заподозрил Робинтон, свой собственный. Забрав у Бродо тарелку — тот, передавая ее матери, ухмыльнулся, — Кулла наполнила ее с горкой.
— Эркин, где хлеб? А ты, Таргус, садись. Мне так охота увидеть улыбающееся лицо, что я сожру всякого, кто попытается мне помешать.
Таргус, выпятивший челюсть, смотрел на Робинтона с подозрением. Он протянул руку.
— Ты сказал, что заплатишь.
— Конечно, — согласился Робинтон и привстал, чтобы развязать кошелек.
Кулла оттолкнула руку Таргуса.
— Арфист платить не обязан, Таргус. Неужели тебя даже этому в детстве не научили?
— Я все-таки прошу вас принять деньги, — с пылом произнес Робинтон. Очень уж ему не понравилось, как на него смотрит Таргус. В поясном кошельке у Робинтона лежало лишь несколько мелких монет — остальное было спрятано в матерчатом поясе, который он носил под рубахой. Робинтон развязал тесемку и продемонстрировал содержимое кошелька. — Вот монета кузнецов. Может, вы предпочтете взять ее?
— «Предпочтете», — ворчливо передразнил его Таргус и схватил полмарки с ладони Робинтона. Пальцы у него были толстые и немного сальные. — Арфистовы выкрутасы! Нет бы сказать как нормальный человек: «Такая сойдет?» Или ты не можешь, чтобы не хвастаться своей ученостью?
Кулла хлопнула Робинтона по плечу.
— Ешь. Ты, похоже, здорово устал. Ешь и не обращай внимания на Таргуса.
Робинтон решил последовать ее совету и сосредоточился на еде. Тушеное мясо с клубнями и зеленью было вкусным и ароматным. Хлеб, судя по всему, испекли сегодня. А когда Эркин — или, может, это был Моссер— забрал с блюда последний кусок, женщина нарезала еще одну буханку. Робинтон успешно утолил голод первой порцией, но Кулла дала ему добавки, презрев ворчание Таргуса.
— У себя в доме я буду кормить, кого захочу, понял, Таргус? Этот холд всегда соблюдал законы гостеприимства. Ты можешь не любить арфистов — твое дело. А я ничего против них не имею, — яростно набросилась Кулла на мужа. А потом, уже совершенно другим тоном, она обратилась к Робинтону: — Ты не сыграешь для нас после ужина?
Таргус снова заворчал, и Кулла гневно развернулась к нему.
— Таргус, заткнись! Я не слыхала музыки с самого Солнцестояния. Только попробуй ляпнуть еще какую-нибудь гадость — и месяц не получишь ничего, кроме холодной овсянки!
Паренек, обиходивший скакуна, вернулся в хижину. Он положил себе еды, взял хлеба и принялся есть, поглядывая на другой край стола, где ел Робинтон, находившийся под надежной защитой Куллы.
— Музыка! — проворчал Таргус, когда Робинтон достал свои дудочки.
— А гитары у тебя нет? — жалобно спросила Кулла. — Я думала, ты для меня споешь…
— Гитара осталась во вьюке…
Кулла тут же послала парня — выяснилось, что его зовут Шив, — за инструментом, крикнув вдогонку:
— И смотри — осторожнее с ней! Понял?
Когда Робинтон начал играть, Таргус вскочил и выбежал из хижины. Правда, на пороге он задержался и оглянулся на сыновей, но те притворились, будто ничего не замечают, и Таргусу не оставалось ничего другого, как хлопнуть дверью.
На этот раз Робинтон играл и пел намного тише обычного. В конце концов он от усталости взял несколько неверных аккордов, и Бродо тронул мать за руку.
— Ма, он уже напел на неделю вперед.
— А почему па так ненавидит музыку? — поинтересовался Эркин.
— Он говорит, что арфисты поют одно вранье, — пояснил Моссер и озорно подмигнул.
— Нечего слушать всякую чушь, — упрямо сказала их мать. Потом она ткнула пальцем в сыновей. — Чтобы ни ты, ни ты и носа не высовывали из комнаты, когда ваш па вернется. Арфист, ты будешь спать здесь. Эркин, тащи меховое одеяло. Шив, принеси с чердака запасной матрас. А я пока подброшу поленьев в очаг.
Вскоре постель была готова, и все вечерние работы завершены. И Робинтон остался единственным обитателем большой комнаты. К его изрядному облегчению, псы ушли вместе с парнями.
Разбудил его стук упавшего в очаг полена. Робинтон увидел, что хозяйка дома достает из печи горшок с овсянкой — он оставался там всю ночь.
— Тебе бы лучше отправиться в путь, как рассветет, арфист, — негромко сказала она.
— Если он доставляет вам хоть какие-то неприятности… — начал было Робинтон.
Кулла тихо фыркнула, и Робинтон заметил усмешку, промелькнувшую на ее губах.
— Пусть только попробует! — так же негромко отозвалась она и потянулась за кружкой, чтобы налить гостю горячего кла.
Кла был густым и очень крепким. От горячей жидкости в желудке с Робинтона слетели последние остатки сна. Кулла тем временем поставила на стол тарелку с овсянкой и принялась нарезать хлеб, который завернула в старенькую, но чистую салфетку.
— Твоя зверюга стоит слева от хижины, — сказала она. Хозяйка по-прежнему вела себя дружелюбно, но Робинтон видел, что она торопится, и постарался побыстрее покончить с завтраком. Ухватив в одну руку узелок с хлебом, а в другую — гитару, Робинтон еще раз поблагодарил Куллу и ушел.
Солнце еще не встало, но уже достаточно рассвело, чтобы Робинтон без затруднений отыскал навес, где стояли животные. Поскольку в увязывании вьюков он за время пути успел поднатореть, то буквально через несколько минут он уже очутился на дороге.
— Вот тебе урок на будущее, — пробормотал Робинтон себе под нос. — «Арфисты поют одно вранье». Интересно, что он хотел этим сказать?
Тем же утром он пересек границу Бендена и остановился на ночь на станции скороходов, где арфисты всегда были желанными гостями.
Когда Робинтон наконец-то добрался до Бенден-Холда, он с удивлением обнаружил, что его никто не встречает. Потоптавшись во дворе, он начал подниматься по лестнице к главному входу, и тут по северной дороге подъехал верхами небольшой отряд. Робинтон узнал в их предводителе Райда, старшего сына лорда Майдира.
— А, подмастерье! Мы тебя ждем, — сказал Райд, спрыгивая на землю и бросая поводья скакуна подбежавшему холдеру.
— Райд! — искренне обрадовался Робинтон. — Как я рад тебя видеть!
Райд присмотрелся к арфисту повнимательнее.
— Мы знакомы?
— Я Робинтон. Сын мастера голоса Мерелан, — слегка растерявшись, ответил юноша.
Райд широко улыбнулся и радостно протянул ему руку.
— Я б тебя ни за что не узнал! Ты был тогда таким заморышем!
Робинтон, не выдержав, рассмеялся. Райд, похоже, ничуточки с тех лет не изменился.
— Ну, я много работал над собой, — признался он.
— Приятно это слышать, — сказал Райд. Иронии он не распознавал, как и прежде. — Пойдем, выпьем горячего кла — или, может, вина, ты ведь уже достаточно взрослый — и смоем дорожную пыль. Долго ты добирался?
— Да, долгонько. И теперь по-новому смотрю на размеры нашего континента.
— Ну, он у нас немаленький.
Робинтону подумалось, что Райда, наверное, при рождении отлили в определенную форму, — и теперь, к своим тридцати Оборотам, он оставался таким же, как в детстве. Ну что ж, арфисту человек предсказуемый даже полезен.
— Как себя чувствует твой отец? С ним все в порядке? И как поживает леди Хайяра? — вежливо спросил Робинтон.
— У отца серьезные нелады с суставами. — На лице Райда проступило беспокойство. — Нашему целителю не удается ему помочь, он только ненадолго снимает боль.
Райд вздохнул — и ничего не сказал о второй жене отца. Что ж, это тоже было в его стиле.
Но шум, который производил вернувшийся отряд, очевидно, достиг слуха леди Хайяры, и она выплыла в зал. Она по-прежнему выглядела так, будто ей вот-вот рожать. Завидев Робинтона, леди Хайяра улыбнулась — вот она-то узнала юношу с первого взгляда, — и более сердечной улыбки не мог ожидать ни гость, вернувшийся после долгого отсутствия, ни впервые прибывший в холд арфист.
Болтая без умолку — это позволяло ей не обращать внимания на Райда, она ограничилась сдержанным кивком в адрес пасынка, — леди Хайяра кликнула слугу и послала его отнести сумки Робинтона в отведенные ему покои, а сама повела гостя в комнату, где уже накрывали на стол. Леди велела подать кресла себе и арфисту, извинилась перед Робинтоном за отсутствие лорда Майдира, а потом поведала, что Майзелла вот-вот выйдет замуж за одного очень славного молодого холдера. Она очень радовалась приезду Робинтона — он ведь наверняка побалует их новой музыкой. Она уже так давно не слышала ничего новенького! Так что если у Робинтона есть что-нибудь новое, это просто великолепно — конечно, если это мелодии, которые может петь нормальный человек. Тут леди спохватилась, что и кому она говорит, и принялась извиняться. Нет, конечно же, сочинения его отца производят очень, о-очень глубокое впечатление — но для свадьбы они не совсем подходят, ведь правда же?
Дождавшись, когда леди сделает паузу, чтобы набрать в грудь воздуху, Райд вклинился в ее монолог и сказал, что пойдет сообщить лорду Майдиру о прибытии арфиста и узнает, может ли Робинтон официально представиться лорду прямо сейчас. И еще скажет арфисту Эварелю о приезде подмастерья.
Эта реплика ничуть не сбила радостного возбуждения, овладевшего леди Хайярой. Леди принялась выкладывать Робинтону все подряд: в холде сейчас много учеников, Майзелла в свободное время помогает арфисту Эварелю, а тот страдает от болезни суставов почти так же сильно, как ее супруг, но мужественно выполняет свои обязанности, Эварель очень обрадуется появлению опытного помощника, а то их холдеры, похоже, состязаются, кто наплодит больше детей — интересно, чем это вызвано…
Робинтон с трудом удержался, чтобы не рассмеяться, и попытался сосчитать отпрысков, которых леди подарила лорду Майдиру за Обороты, прошедшие с тех пор, как они с мамой покинули Бенден-холд. Уж кому бы сетовать на многодетные семьи! За это время Хайяра родила еще семерых — а значит, теперь у нее десять детей. Не удивительно, что Райд предпочитает поменьше о ней говорить. Ведь Хайяра своей плодовитостью здорово осложнила ему жизнь. Нет, конечно же, Райд будет рад, если у него появятся новые надежные помощники; а девушкам он постарается подыскать хорошую партию… Но Робинтон очень надеялся, что в Бенден-холде нет честолюбивого и коварного племянника.
Допив кла, Робинтон сказал, что пойдет, пожалуй, в классную комнату и посмотрит, не нужен ли он мастеру Эварелю.
— Но ты ведь только что с дороги! Ты проделал такой длинный, такой ужасный путь! Неужели он потребует, чтобы ты сразу брался за работу?
— Мне следует узнать о пожеланиях Эвареля, леди Хайяра. Но смею вас заверить: путь был не слишком утомительным, и меня везде хорошо принимали.
Он еще раз поблагодарил хозяйку дома за теплый прием и угощение и, по привычке, двинулся было к черной лестнице. Леди Хайяра окликнула его и указала на главную лестницу.
— Подмастерье Робинтон, позвольте вам напомнить о вашем новом положении, — с легким замешательством произнесла она. — Вы больше не ребенок.
Пожалуй, из всего, что Робинтон когда-либо слышал из уст леди Хайяры, это больше всего напоминало выражение неодобрения.
Робинтон поклонился и, пробормотав, что от старых привычек нелегко избавиться, зашагал к лестнице, которой ему теперь подобало пользоваться.
* * *
Появление Робинтона и его готовность без промедления приняться за работу весьма порадовали мастера Эвареля, ибо из-за болезни суставы старого арфиста распухли и причиняли ему сильную боль.
— Обычно Майзелла играет для меня, но сегодня ее нету, — ворчливо произнес Эварель — и Робинтон заподозрил, что арфист, помимо всего прочего, теряет голос. А ведь раньше у него был тенор… — Так что, если ты не слишком устал…
— Совершенно не устал, мастер Эварель. Я с радостью вам помогу. Быть может, мне следовало бы поторопиться вчера вечером…
— Нет-нет, ночью по этой дороге ехать опасно! — взмахнул рукой Эварель, успокаивая Робинтона.
Юноша сходил за гитарой.
Тем временем дети, сидевшие в классе, хихикали, переговаривались и нетерпеливо поглядывали на долговязого новичка.
Как раз в тот момент, когда Робинтон пропел первый куплет первой из учебных Баллад, до него донесся рокот барабанов; прервавшись на миг, он расшифровал краткое сообщение: «Арфист в порядке».
Робинтону понадобилось несколько мгновений, чтобы осознать, что в послании говорится о нем. И то, что о нем сообщают по барабанной связи, окончательно заставило Робинтона почувствовать себя здесь желанным гостем.
Так началось его второе пребывание в Бенден-холде.
По просьбе Эвареля вещи Робинтона отнесли в комнату, в которой маленький Роб жил вместе с матерью во время первого своего визита в Бенден. Теперь это были покои Эвареля, и тот, конфузясь, предложил Робинтону разделить их — если, конечно, подмастерье согласен. Супруга Эвареля скончалась несколько лет назад, и старый арфист чувствовал себя неуютно, занимая такие большие покои в одиночку. Робинтона предложение чрезвычайно порадовало, поскольку, хотя в холде Плоскогорье внутренние покои были отделены от внешних только коридором, он все-таки предпочитал жить в комнате с окнами. Глупо, конечно, что каменные стены вызывали у него давящее ощущение, — ведь и сам Робинтон всегда жил в четырех стенах, и множество людей благополучно провели жизнь во внутренних покоях больших холдов и цехов… Но все-таки Робинтон любил, когда в любой момент можно выглянуть наружу. А кроме того, покои, которые они занимали вместе с мамой в самый счастливый период его детства, вызывали у Робинтона особенно теплые чувства.
Обязанности подмастерья в многолюдном, кипучем холде заметно отличались от всего, что было в его жизни раньше, но Робинтон никогда не относился к любителям ничегонеделанья. Если он не вел уроки, не дежурил на барабанной вышке — вообще-то связью ведал Хайон, старший из отпрысков Хайяры — или не отправлялся на несколько дней в объезд владений Бендена, проверить, как налажено обучение в мелких холдах, то занимался починкой музыкальных инструментов или приводил в порядок ноты и переписывал обветшавшие листы. Эварель с его больными руками уже не мог содержать архив в порядке.
Когда настали холода, леди Хайяра повадилась являться к ним в покои в сопровождении местного целителя, мастера Йорага. Они приносили таз с теплым воском, чтобы делать аппликации на простуженные суставы старого арфиста. Еще леди использовала ароматические масла для растирания — они повышали подвижность суставов.
— Лучше б вам принять предложение нератцев, — неизменно говорила она, едва перешагнув порог. — Здесь холодно, а для ваших суставов холод вреден!
— Со мной все будет хорошо, леди Хайяра, — так же неизменно возражал старик Эварель, — ведь теперь есть Робинтон, и он мне помогает.
Через некоторое время Эварель начал добавлять к этому традиционному ответу:
— Он взял на себя половину моей работы — причем самую трудную ее часть.
Но незадолго до Окончания Оборота жестокая простуда на шесть дней уложила Эвареля в постель, и Робинтон сбился с ног, бегая за бутылками с горячей водой, исполнявшими роль грелки. После этого старик арфист сдался и согласился до конца зимы пожить в более теплых краях.
Леди Хайяра приказала приготовить крытую повозку, а Робинтон передал барабанным кодом в холды, расположенные на южной дороге, распоряжение подготовить сменных скакунов и возчиков, так что путешествие Эвареля обещало быть спокойным, удобным и безопасным. Майзелла и Хайон отправились его сопровождать.
Робинтон сам отнес исхудавшего старого арфиста вниз, к ожидающей его повозке. Он недоумевал: почему Бенден не попросил прислать для такого дела дракона? Робинтон часто видел драконов в небе, но, в отличие от прежних времен, ни один из них уже не приземлялся во дворе холда, и всадники не бывали гостями на обедах, что прежде так любила давать леди Хайяра. Робинтон же был слишком загружен работой, чтобы выбраться в Вейр и самому разузнать, что думают всадники о холодности, возникшей в отношениях Вейра и холда. Правда, потом он отчасти ответил на собственный вопрос, сообразив, что холод Промежутка совершенно не пошел бы на пользу старому больному человеку — не говоря уже о том, что Эвареля очень трудно было бы усадить на спину дракона, не причинив старику мучительной боли.
Узкая крытая повозка, застеленная изнутри войлоком и подушками, была снабжена хорошими рессорами и легко шла по мало-мальски ухоженным дорогам. Такие повозки получили широкое распространение во время Долгого Интервала. А большинство холдеров всегда держали в скотном дворе или на пастбище хорошую упряжку для нужд путешественников. Размеры повозки позволяли разместиться в ней с удобством.
— Сделано специально для леди Хайяры, а это значит, что мы свободно поместимся тут вдвоем, — ехидно заметила Майзелла. Впрочем, как успел заметить Робинтон, она теперь находилась в куда лучших отношениях со второй женой отца, чем Райд.
Повозка тронулась. Робинтон смотрел ей вслед и пытался проглотить комок в горле. Леди Хайяра плакала, не таясь.
— Понимаешь, он ведь учил всех моих детей, — доверительно сказала она Робинтону, когда он повел леди в дом, поддерживая под руку. — И я боюсь, что обратно он уже не вернется — даже когда потеплеет.
Так и случилось. Эварель никогда больше не вернулся в Бенден-холд. Как-то само собой вышло, что Робинтон занял опустевшее место и начал мало-помалу готовить себе помощников из троих самых сообразительных местных подростков. Один из мальчишек был просто прирожденным арфистом, хотя сам об этом не догадывался. Робинтон такие вещи нюхом чувствовал и мысленно сравнивал эту свою способность со способностью зеленых драконов угадывать в детях будущих всадников. Вот если б ему еще удалось обнаружить столь же талантливую девочку! Мама бы так обрадовалась, подвернись ей возможность обучить еще одну певицу с данными, как у Халанны или Майзеллы!..
* * *
Полтора Оборота спустя Чендит' С'лонера догнал в брачном полете Неморт'у Йоры, и результатом стало появление кладки — не слишком большой, правда, но все же из яиц вылупилось шесть бронзовых драконов, три коричневых, пять синих и шесть зеленых.
Ф'лон просто плевался ядом по поводу того, как долго Неморт'а не вступала в пору зрелости. Он винил в этом Йору с ее незрелостью и трусостью.
— Йора боится высоты — и это воздействует на королеву, как бы по-дурацки ни звучали мои слова! — не раз говорил Ф'лон, расхаживая по покоям Робинтона и бурно жестикулируя от избытка чувств. — Я точно знаю, что Неморт'а сверкала, как золотой самородок, — а Йору в этот момент стало тошнить, и она едва не хлопнулась в обморок! Естественно, это сбило несчастной королеве весь настрой — она же чуть с ума не сошла от беспокойства за свою всадницу! — Ф'лон пнул стул, не вовремя подвернувшийся ему под ногу, чтобы дать выход отвращению, которое вызывала у него госпожа Вейра. — По чести говоря, я вообще не уверен, что Неморт'а хоть когда-нибудь поднимется в брачный полет!
Когда же это событие все-таки состоялось, Робинтон тактично предпочел не расспрашивать друга о подробностях. А сам Ф'лон ограничился лишь кратким замечанием:
— С'лонер не слишком-то доволен. Все надеялись, что Чендит' добьется большего.
Ф'лон говорил так безучастно, что Робинтон даже не понял, справился ли он со своим разочарованием; но бронзовый всадник обладал счастливой способностью игнорировать то, на что ему не хотелось обращать внимание.
Вскоре Ф'лон сообщил, что, судя по всем приметам, Неморт'а беременна. Молодой всадник был страшно рад, но позволил себе заметить:
— В конечном итоге, если учесть, как ведет себя Йора, я просто счастлив, что не мне приходится иметь дело со всеми ее дурацкими выходками. Пусть теперь С'лонер с ней и возится, — и он ехидно усмехнулся.
Робинтона, ставшего теперь арфистом холда, пригласили на церемонию Запечатления. И она произвела на юношу неизгладимое впечатление. Никогда еще ему не доводилось видеть такой радости, и никогда еще его так глубоко не трогал душевный подъем окружающих. Каждое новое рождение уз между подростком и драконом обостряло эти ощущения, и Робинтон поймал себя на том, что ему отчаянно хочется найти какой-нибудь способ быть одновременно и арфистом, и всадником. К концу церемонии Робинтон плакал и не стыдился этого. И даже у Ф'лона, когда он забирал друга со зрительских скамей, расположенных над площадкой Рождений, в глазах стояли невыплаканные слезы.
— Смотрю, проняло тебя, — пробормотал бронзовый всадник, вытирая глаза.
— Я не понимал раньше, каково это…
И Робинтон, не в силах выразить обуревавшие его чувства, раскинул руки — и тут же ускорил шаг, ибо песок площадки действительно припекал, даже сквозь толстую подошву сапог.
— Это самый невероятный момент в их жизни… Ведь правда?
— Чистая правда.
Ф'лон оглянулся через плечо и с любовью посмотрел на Сайманит'а, что как раз покидал площадку Рождений через верхний вход. Большинство драконов уже разлетелись по своим вейрам. Робинтон с благоговейным трепетом наблюдал, сколь ловко они выбираются через темное отверстие, расположенное в верхней части огромной пещеры. Его поразило, с каким изяществом эти огромные существа избегают столкновений.
Ф'лон небрежным жестом обнял друга за плечи.
— Сегодня хороший день. Все полны восторгом Запечатления, и старые обиды и споры на время забыты. Даже Райд сегодня здесь.
— А что, не должен был? — удивился Робинтон.
Может, хоть сегодня ему удастся разузнать, что же породило столь сильное отчуждение меж Райдом и Ф'лоном? Ведь когда-то они были друзьями… Робинтон не сразу заметил, что даже сейчас, на празднестве, эти двое стараются не оставаться в одном помещении. Но Ф'лон бывал иногда чересчур язвителен, а у Райда имелись свои слабости.
Майдир и Хайяра только и говорили что о кладке — с того самого момента, как барабанщики передали весть.
— И еще Майзелла и этот ее муж, с физиономией, как у рыбы. — Ф'лон скривился. — С ее красотой она могла бы найти себе кого-нибудь получше.
— Кординг владеет богатым, процветающим Холдом на побережье Восточного моря. Он дарит Майзелле морские драгоценности и глаз с нее не сводит, когда она поет, — заметил Робинтон, стараясь говорить по возможности нейтрально.
Сейчас Майзелла нравилась ему гораздо больше, чем в те времена, когда он был мальчишкой. Да и Кординг был ему симпатичен: молодой холдер заботился о своих родителях, о младших братьях и сестрах и выказывал своему лорду искреннее почтение. Однако же он, с этой его копной выбеленных солнцем волос, плоским лицом и грубоватыми чертами, и вправду похож был на рыбу. Но арфист всегда должен быть очень осторожен в характеристиках — даже в разговоре с другом.
— Может, и так. Но он не верит в Нити, — ровным тоном, но с глубоким неодобрением произнес Ф'лон.
Поскольку такая причина заставила бы Ф'лона невзлюбить любого, будь то мужчина или женщина, Робинтон воздержался от перечисления других хороших качеств Кординга. Но теперь он понял, к чему сводится проблема, с которой предстоит справляться.
— Так ты именно из-за этого поссорился с лордом Майдиром и Райдом? — спросил Робинтон.
В конце концов, одна из обязанностей арфиста — выступать, в случае необходимости, в качестве посредника и примирителя. Не то чтобы он чувствовал себя пригодным к подобной деятельности… Но, по крайней мере, он может попытаться понять точку зрения обеих сторон.
— Конечно! — заскрежетал зубами Ф'лон. — Они оба не желают слушать ни С'лонера, ни меня. Но мы ведь не единственные всадники, кто так думает! М'одон железно уверен, что через три десятилетия нам предстоит увидеть Нити. А я несколько раз проверял и перепроверял его расчеты. Может, он и ошибся на пару Оборотов — но никак не больше.
Всадник раздраженно огляделся по сторонам, словно в надежде найти какую-нибудь вещь, которой можно дать пинка. Ему подвернулся камешек, и Ф'лон пнул его с такой силой, что он врезался в скалу и раскололся. Ф'лон издал удовлетворенное ворчание, а потом — ему вообще была свойственна внезапная смена настроения или темы разговора — указал на стол, стоящий неподалеку от входа в нижние пещеры.
— Давай устроимся тут, пока его никто не занял.
Выяснение прочих подробностей Робинтон решил отложить до более благоприятного момента. Ф'лон — не самый тактичный из всадников (да и отец его — тоже, если уж говорить начистоту), но, может быть, сейчас, когда всех еще переполняет радостное возбуждение, и удастся чего-то добиться…
Большинство гостей не спешили занять места. Они бродили по чаше Вейра с бокалами вина или кружками кла в руках. С кухни разносились соблазнительные запахи. Робинтон заметил в отдалении, у помещения для молодняка, новоиспеченных всадников. Они кормили своих драконов, а новорожденные дракончики пронзительно и возмущенно вопили, негодуя на их медлительность. Ничего, в конце концов малыши насытятся, и их уложат спать, а новые всадники смогут присоединиться к своим родителям, преисполненным гордости за сыновей, и вместе с ними отпраздновать радостное событие. Робинтон заметил, что один из бенденских холдеров запечатлил бронзового — вот, кстати, и повод для беседы с Майдиром. Вокруг царили радость и веселье, Робинтон едва удерживался, чтобы не схватить гитару и не заиграть что-нибудь подходящее к случаю, исполненное ликования. Ну, ничего, скоро придет и его черед. А тем временем неподалеку появился К'ган. На лице его играла радостная улыбка. В руках всадник держал поднос с бокалами, а через плечо его был перекинут мех с вином.
Ф'лон замахал рукой, и К'ган подошел к ним. Робинтон воспользовался случаем, чтобы выспросить у К'гана, на скольких музыкантов он может рассчитывать и какие песни наверняка будут просить исполнить. У Робинтона имелось в запасе несколько новых песен: три собственных и четыре присланных из цеха арфистов. Робинтон давно уже понял, что не стоит говорить, какую из песен кто сочинил. Если песня хороша, ее подхватят и станут петь; а то, что людям не понравится, все равно забудут. Правда, с песнями самого Робинтона такое случалось редко. Среди мелодий, присланных из цеха, был марш, написанный рукой Петирона. Робинтон полагал, что он знаменует новое направление в творчестве мастера композиции; марш был ритмичным и торжественным, но при этом захватывающим.
И вот хозяева и почетные гости стали рассаживаться за главным столом. Это послужило сигналом для слуг: они принялись накрывать на стол, а зеленые всадники — помогать им. Бронзовые и коричневые всадники в хозяйственных хлопотах не участвовали, так что Р'гул, С'лел, Л'тол и Р'йяр, паренек, избранный в Поиске после года ученичества в цехе арфистов, уселись за один стол с Робинтоном.
Робинтон сидел довольно близко от главного стола, и ему представилась возможность самому хорошенько рассмотреть новую, юную госпожу Вейра. В Йоре не было ни привлекательности, ни чувственности Каролы. Но это значения не имело: как бы Йора ни выглядела и что бы из себя ни представляла, бронзовый дракон С'лонера летал с ее королевой, а этого было довольно, чтобы он оставался предводителем Вейра. Судя по мрачному виду С'лонера, новая госпожа Вейра не слишком его восхищала. Было заметно, что он старается держаться от Йоры подальше и почти не разговаривает с ней. Йора была довольно миленькой — для тех, кому нравятся пышечки, — но излишне полной — и для всадника, и для молоденькой девушки. Она была опьянена успехом, выпавшим на долю ее Неморт'ы, и теперь о чем-то легкомысленно откровенничала с леди Хайярой. Хайяра слушала молча, с вежливой, словно приклеенной улыбкой. Лорд Майдир изредка обменивался короткими фразами со С'лонером, но по большей части внимание его было приковано к великолепному угощению и бенденским винам.
Робинтон тоже сосредоточился на вине — одной из самых приятных льгот, прилагавшихся к должности бенденского арфиста. Виноградники Бендена по праву считались лучшими на всем континенте, и цех виноделов располагался рядом с Бенден-Холдом, в соседней долине. Здешние белые вина были бодрящими и легкими, иногда они имели цитрусовый привкус, иногда — почти цветочный. Раньше Робинтону случалось пить лишь кислый сотерн из Тиллека — второго крупного холда, производящего вино на продажу, — и разнообразие бенденских сортов просто очаровало его. Красные бенденские вина, особенно кларет и мерло, отличались насыщенным, великолепным вкусом и ароматом. Робинтон обнаружил, что может пить белые вина весь вечер напролет — и наутро не испытывать ни головной боли, ни тошноты. Но красные вина ему нравились больше. А еще у него появилась заветная мечта — попробовать игристое вино, что когда-то делалось в Бендене. Уонегал, мастер-винодел, до сих пор пытался восстановить утраченный рецепт, но тот сорт, из которого изготавливали игристое вино, погиб две сотни Оборотов назад от какой-то болезни, и вывести достойную замену так и не удавалось, несмотря на все усилия.
Пир был великолепен. Там были жареные быки: снаружи туши покрывала румяная хрустящая корочка, а изнутри любители могли вырезать себе кусок мяса с кровью. Были дикие цеппи: их мясо, приготовленное в ягодном соусе, просто таяло во рту. Была самая разнообразная рыба, жареная и печеная, были огромные миски с клубнями и бобами, был хлеб, пресный и дрожжевой, были свежие овощи из жаркого Нерата, а еще — фрукты и орехи из Лемоса. Хотя большинство кандидатов родились в Вейре, некоторые попали сюда из ближайших холдов, и, наверное, их семьи внесли свой вклад в угощение. Лишь двое подростков пострадали — да и то несильно, — когда драконята выбрались из скорлупы и принялись рыскать по площадке в поисках пары. А первым, кстати, вылупился бронзовый.
— Это лучшее предзнаменование, которого мы могли бы пожелать, — заметил Ф'лон.
— А почему? — заинтересовался Робинтон.
— Да потому, конечно же, что бронзовые — лучшие из драконов, — с улыбкой сообщил Ф'лон. Похоже, он уже слегка опьянел. — То, что первым вылупился бронзовый, означает, что кладка хорошая, хоть и не такая большая, какой могла бы быть. Госпожа Вейра из Йоры никудышняя. — В голосе его зазвучало неприкрытое презрение. — Она не просто боится высоты! Она так перепугалась из-за Неморт'ы, что даже С'лонер не смог ничего поделать. Она позволила королеве наесться перед полетом!
Ф'лон негодующе фыркнул.
— Кажется, это не помешало тебе соперничать со С'лонером, — неодобрительно нахмурившись, заметил Р'гул.
— Подумаешь! — небрежно отмахнулся от упрека Ф'лон. — Ну, да, он — мой отец. Но в воздухе, во время брачного полета все бронзовые равны. Королева должна избрать лучшего. Между прочим, это нужно и для того, чтобы он компенсировал ее недостатки.
Он снова презрительно фыркнул и снял со спинки стула мех с вином.
— Ну так как, арфист Робинтон, чем ты нас порадуешь сегодня? — Ф'лон взмахнул рукой, указав на главный стол. — Все едят, и даже предводитель Вейра и наш лорд сегодня не ссорятся.
Робинтон встал со своего места и подождал, пока С'лонер обратит на него внимание. Предводитель Вейра в этот момент, склонив голову, слушал, что говорит ему одна из местных девушек; эта девушка уже успела привлечь к себе внимание Робинтона изяществом и спокойным достоинством. Выслушав ее, С'лонер покачал головой. Тогда девушка указала на Робинтона. Заметив арфиста, С'лонер вскинул руку, разрешая начать представление.
К'ган тоже заметил этот знак и встал. Это послужило сигналом для музыкантов, и они потянулись к помосту.
— У меня для вас есть кое-что новенькое, — сказал Робинтон Ф'лону. — Один хороший марш. Как раз такой, чтобы задать нужный настрой новым всадникам.
— Здорово!
Ф'лон небрежно взмахнул рукой, требуя, чтобы музыканты начинали играть. Он явно выпил лишку, поэтому Робинтон не стал на него обижаться.
По дороге к помосту — его специально устанавливали для музыкантов — Робинтон внимательно присмотрелся к тому, что происходило за главным столом; похоже, на настоящий момент предводитель Вейра и лорд Бенденский ссориться не собирались. Но они почти не разговаривали и старались не смотреть друг на друга. Пожалуй, сейчас и вправду самое время развлечь присутствующих, пока тишина не сделалась нестерпимой. Йора по-прежнему болтала с леди Хайярой; та от скуки обмякла в кресле и, похоже, готова была уснуть. Теперь же, увидев, что арфист собирает музыкантов, Хайяра выпрямилась и помахала Робинтону рукой. Вряд ли это было проявлением благодарности. Ведь Йора способна болтать и под музыку. Хотя, с другой стороны, у леди Хайяры появится благовидный повод ей не отвечать.
Робинтон начал с марша Петирона: как он и предполагал, многие слушатели начали хлопать и притопывать, и Робинтона это порадовало. Затем он объявил Балладу о Долге, а за ней — Балладу Вопросов — ее Робинтон старался исполнять везде, где только можно. Но на этот раз и предводитель Вейра, и лорд Бендена встретили ее без особой радости, и Робинтон пожалел, что вообще включил этот номер в программу.
Желая разрядить обстановку, он исполнил одну из своих новых песен. Аккомпанировали ему К'ган, игравший на гитаре, два флейтиста и барабанщик. Песня слушателям понравилась, и они тут же попросили повторить ее. На второй раз Робинтону уже подпевал дружный хор. Всадники по характеру были не настолько замкнуты, как большинство холдеров, и, если им хотелось петь, они пели — может, не совсем в лад, зато громко.
К'ган еще несколько раз аккомпанировал Робинтону, а несколько номеров исполнил сам. Пела Майзелла. Пел Р'йяр — у него был прекрасный баритон, и за время пребывания в Вейре он еще не забыл свой репертуар.
Робинтон не заметил, когда же лорд Майдир и С'лонер ушли из-за стола. Наступил вечер, и стало темно, хотя вокруг висело множество светильников. Народ постоянно перемещался туда-сюда: кто — за вином, кто — отдать дань природе. Робинтону за многим нужно было приглядывать, и потому он заметил отсутствие С'лонера и Май-дира лишь тогда, когда леди Хайяра поднялась из-за стола, — а выпившая лишку Йора осталась сидеть, положив голову на столешницу.
Никто так и не узнал, что именно произошло той ночью. Но внезапно Неморт'а пронзительно завопила, и этот крик заставил всех подхватиться с мест. Остальные драконы поддержали королеву, и их жалобный, проникающий в самую душу вопль все тянулся и тянулся, как будто драконам не нужно было прерываться для вдоха. Он пронизывал ночной воздух и терзал уши и сердца присутствующих хуже, чем крик стража порога. В нем звучала такая боль, что Робинтону показалось — у него сейчас остановится сердце.
Молодой арфист был не первым, кто попытался зажать уши, лишь бы заглушить этот стон. А потрясение, отразившееся на лицах всадников, помогло ему догадаться, о какой трагедии возвещали драконы. Вейр оплакивал смерть одного из них.
Робинтон ухватил К'гана за плечо и развернул к себе. Пальцы К'гана бессильно соскользнули с грифа гитары. По щекам всадника текли слезы.
— Что это, К'ган?! Что случилось?
К'ган поднял на арфиста исполненный боли взгляд.
— Это Чендит'. Он мертв.
— Чендит'?!
Робинтон стремительно повернулся, стараясь отыскать в толпе С'лонера. Но увидел лишь Ф'лона. Тот, до странности спокойный, кинулся к Т'реллу, наставнику молодняка — драконята подняли плач, и Т'релл нуждался в помощи, чтобы собрать новоиспеченных всадников и вместе с ними успокоить потрясенных малышей. Т'релл — сам человек уже немолодой — не помнил себя от горя и, обходя столы, пошатывался.
— Мертв?! Но почему? Как это случилось? — не унимался Робинтон. — Он совершенно не похож был на больного!
Он потерял Ф'лона из виду, потом снова нашел — тот тащил куда-то местного целителя.
А потом у леди Хайяры вырвался вопль, перекрывший общие стенания:
— Майдир! Майдир! Где ты?!
И лишь дежурный всадник, спустившись со своего поста, рассказал, что видел, как Чендит', неся на спине двух человек, ушел в Промежуток. Он не мог в темноте как следует рассмотреть второго человека, но ему показалось, что это был лорд Майдир. Он успел заметить седые волосы и зеленый наряд пассажира. И действительно, лорд Майдир был тем вечером одет в зеленое.
— Но почему? Что могло с ними стрястись? С'лонер никогда не лишил бы Чендит'а жизни — да и себя тоже, — сказал охваченный отчаяньем К'ган. — Что вообще могло произойти? Он был после Запечатления в прекрасном настроении — ведь у нас прибавилось двадцать драконов.
Они попытались вывести Йору из пьяного оцепенения и расспросить, ибо, как выяснилось, леди Хайяра не заметила, когда двое мужчин покинули пиршественный зал.
— Они ведь так давно не ладили, — сказала сквозь слезы леди Хайяра. — Только после этой твоей песни, Роб, они вообще начали друг с другом разговаривать. Я подумала, что это хороший знак, но я не слышала, о чем они говорят, потому что… — она умолкла, не закончив фразы. Но ясно было, что нынешняя госпожа Вейра внушает ей глубокое отвращение.
Ф'лон, Р'гул и С'лел попытались привести Йору в чувство при помощи крепкого кла, но та болталась у них в руках, словно тряпичная кукла, то и дело соскальзывая со стула, и женщину приходилось крепко держать, чтобы влить в нее хоть немного тонизирующего напитка.
Помогавший им целитель Тинамон высказал робкое предположение:
— С'лонер, конечно, на вид был человеком сильным и здоровым, но у него последнее время слишком часто случались боли в груди. Я давал ему лекарство, которое обычно прописывают в таких случаях, но мне хотелось показать его мастеру-целителю или, по крайней мере, уговорить его наведаться в цех. Он согласился, но сказал, что отправится туда после церемонии Запечатления.
Это не объясняло, что заставило Майдира отправиться со С'лонером в его последний полет, но леди Хайяра сказала, что ее супруг очень устал и мог попросить предводителя Вейра, чтобы ему предоставили покои для отдыха или отвезли его обратно в Бенден-холд.
— А может, кто-нибудь отвезет меня в холд? — жалобно попросила леди Хайяра. — Вдруг Майдир там? Тогда он сможет нам хоть что-то рассказать…
Р'гул тут же вызвался исполнить ее просьбу. Той самой девушке, что разговаривала вечером со С'лонером, хватило сообразительности принести для леди Хайяры куртку всадника. Они вместе увели леди в темноту, где ожидал своего всадника Хат', все еще продолжавший стенать.
К'роб, М'ридин и К'врел, старейшие командиры крыльев, совещались. Ф'лон присоединился к ним, как будто имел на это право. Очевидно, другие всадники его мнения не разделяли.
— Все решит лишь следующий брачный полет, Ф'лон, так что не спеши брать на себя слишком много. А если Йора и дальше будет вести себя так же, как прежде, этот полет, похоже, состоится не раньше чем через несколько Оборотов, — негромко, но сердито произнес М'ридин.
— Думаю, нам следует развезти всех гостей по домам, — сказал К'роб. — Праздник Запечатления завершен.
— И закончился он смертью. Дурная, дурная примета, — добавил К'врел, покачав головой.
— В такой ситуации лучше всего будет занять драконов делом, — стоял на своем М'ридин. — Надо только напомнить всадникам, что нужно давать драконам очень четкие ориентиры.
— А может, пусть лучше люди пока останутся… — начал было К'врел.
— Нет. Вейру следует переживать свое горе без посторонних, — отрезал К'роб. — Я попрошу, чтобы гостями занялись самые опытные всадники.
И он, не обращая внимания на Ф'лона, отправился отбирать подходящих всадников.
С'лел и еще один крепко сбитый мужчина, отчаявшись привести Йору в чувство, понесли ее наверх, в ее покои. Неморт'а, усевшись на выступе, продолжала громко плакать о своем самце, раскачиваясь взад-вперед. Глаза ее бешено вращались, и в их мутно-красной глубине мелькали оранжевые сполохи, как это бывает у драконов в минуты сильного горя. Лишь теперь Робинтон понял, что на стенах чаши Вейра повсюду сверкают, подобно громадным светильникам, горящие глаза драконов. Эта картинка врезалась ему в память и оставалась яркой и отчетливой даже тогда, когда другие подробности того ужасного вечера стали забываться: вращающиеся глаза и печальный, пробирающий до костей плач нескольких сотен драконов, эхом отдающийся от скал — и так всю ночь напролет.
По барабанной связи пришло сообщение: леди Хайяра прибыла в Бенден-холд. Лорда Майдира там нет. Итак, по какой-то роковой случайности все трое навеки исчезли в Промежутке. Робинтон попросил К'гана отвезти его и Райда — вероятно, ставшего теперь лордом Бенденским, — обратно в холд. Леди Хайяра нуждалась сейчас в поддержке и утешении.
Робинтон собирал ноты и инструменты, когда к нему подошел Ф'лон.
— Ты, должно быть, хочешь вернуться домой, — устало произнес молодой бронзовый всадник.
— Я попросил К'гана…
— А почему его? — обиделся Ф'лон.
— Дружище, ты только что потерял отца, — ответил Робинтон, сжав руку Ф'лона. — Мне подумалось, что лучше тебя сейчас не дергать…
Ф'лон раздраженно убрал со лба мешающие ему волосы.
— Не так уж мы были и близки — жители Вейра не придают особого значения родству. Но клянусь Скорлупой! До чего же он все запутал такой своей смертью!
Робинтон так и не понял, чем была эта вспышка — проявлением горя или чем-то иным? Но Ф'лон явно был вне себя. Робинтон знал, что молодой всадник гордится тем, что он сын предводителя Вейра. Он всегда отзывался о родственных узах с подчеркнутым пренебрежением — но он, по крайней мере, был заодно с отцом. И Робинтон завидовал ему.
— Все остальные тоже слишком взбудоражены из-за случившегося, — разгневанно продолжал Ф'лон, не глядя на арфиста. Он пнул подвернувшийся комок грязи и тряхнул головой. — Говорил же я ему, чтобы он не рисковал — мало ли что случится из-за этих болей в груди! И что? Прислушался он к собственному сыну? Как бы не так! Он же сам все знал лучше других!
Лишь теперь Робинтон заметил в слабом свете светильников, что на щеках у Ф'лона блестят мокрые дорожки. Ему захотелось что-нибудь сказать другу, утешить его… Но что тут можно было сказать?
— Ладно, Роб, давай. С К'ганом тебе и вправду будет безопаснее. По крайней мере, сейчас.
— Ты держи меня в курсе дела — ладно, Ф'лон? Ты же умеешь барабанить…
Он пожал другу руку, изо всех сил стараясь выразить сочувствие, и, подхватив дорожную сумку, направился в темноту, туда, где виднелся силуэт печально сверкавшего глазами синего Тагат'а, дракона К'гана.
