Глава 23
Впервые один
Пистолетец!.. Если новость о том, что его матерью оказалась Святая, потрясла до глубины души, то весть об истинной роли его косноязыкого друга буквально шокировала Глеба. Если о матери – теперь можно было признаться себе в этом – он где-то глубоко внутри, на уровне подсознания уже начинал догадываться ранее, во всяком случае, полагал, что его родители люди далеко не простые, стоявшие где-то близко к вершине власти, то насчет Пистолетца ничего подобного он не мог бы предположить никогда. Такое не укладывалось в голове, такого просто не могло быть!.. Но тем не менее, если вспомнить теперь все, проанализировать, сопоставить – все это идеально вписывалось в сказанное Дедом Морозом. Пистолетец был рядом, когда он очнулся. Пистолетец «придумал» назвать его Глебом. Пистолетец же уговаривал его поселиться в Ильинском и не согласился остаться там, когда понял, что решение Глеба отправиться в Устюг непреклонно. Когда они повстречали Сашка и паренек стал спрашивать Пистолетца о том, где тот жил в Лузе, последний начал откровенно путаться. Тогда Глеб не придал этому значения, списал все на «перепутки» в голове приятеля, теперь же стало ясно: Пистолетец никогда в Лузе не был. А его блокнот, где он начал вести свою «летопись»? А то, что его отдельно от всех увели к своему главному «галерщики»? Потом еще фальшивый лузянин сокрушался, что тот вырвал страницы с записями! Теперь ясно, что странички были переданы храмовнику сознательно, для передачи шифровки Святой. Что еще? Если подумать, то многое. Одно предупреждение «Бабы-Яги» чего стоит! И старец Прокопий прямым текстом сказал, что Пистолетец, скорее всего, морозовец. А сегодня утром, когда Глеб сам увидел, как поразительно изменился его друг… Друг?! Да какой он ему теперь друг! Гнусный, проклятый предатель!..
– Как вам удалось обмануть ма… Святую? – процедил Глеб, не глядя на Деда Мороза. – С ее-то даром.
– У Щупа тоже есть дар.
– У кого?… – поднял глаза мутант.
– Ах, да… Щуп – так мы называли Анатолия. Ну, этого твоего… как его?… Пистолетца.
– Он не мой, – злобно выплюнул Глеб. – Почему Щуп? Потому что щуплый?
– Ты догадлив. Так вот, у него есть дар – он умеет закрываться. Но не плотной стенкой – так бы твоя мать заподозрила неладное, – а мягкой, упругой оболочкой, аккуратно отводящей в сторону опасные «запросы». А еще… Еще мы решили сыграть на женской жалости. Конечно, по отношению к Святой это звучит нелепо, но все же. Мы попробовали – получилось. Ты и сам, наверное, видел, каким может Щуп казаться беспомощным, наивным и трогательным. А тут он пришел просить защиты от злых морозовцев, которых и сама Святая ненавидела всей душой. Да еще он пожаловался, как над ним издевались, как его пытали – показал изувеченную окровавленную руку…
– Так это вы его?!..
– Разумеется. Щуп сам подал идею. А окончательную жирную точку в этом вопросе поставило покушение на Святую. Конечно же, заранее тщательно спланированное, разыгранное. Пришлось даже реально пожертвовать жизнью одного из добровольцев. Он, переодевшись храмовником, проник в подземелья и выстрелил в Святую, когда та выступала перед «паствой». Щуп закрыл ее своим телом. Риск был очень велик, ведь пулю в грудь он получил самую настоящую. Доброволец, хоть и долго тренировался, все же не стал настоящим снайпером. Но мы рискнули – и выиграли. Щуп долго лечился, но после этого был допущен с святая святых, извини за каламбур. Он стал твоей главной нянькой. А заодно телохранителем, учителем, наставником…
– Он предатель! Мерзкая косноязыкая сволочь!
– Почему косноязыкая?… Ах, да, он рассказал… Это было его импровизацией. Щуп опасался, что ты, несмотря на потерю памяти, можешь его узнать. Все-таки почти всю жизнь вместе. Его голос, манеры, могли вызвать у тебя ассоциации, спровоцировать разрушение мнемоблокады. Вот он и притворился этаким бестолковым шутом, паяцем. И «украсил» свою речь этими… штучками. Говорит, едва язык не вывихнул вместе с мозгами. Но – получилось. У тебя ведь не закралось никаких подозрений?
– Не закралось.
– А насчет предателя… Извини, тебе это, конечно, весьма неприятно, я понимаю, но если уж начистоту: кого он предал? Щуп изначально был моим верным соратником, им и остался. Так что я бы на твоем месте не торопился навешивать ярлыки.
– На моем месте я, – буркнул Глеб. – Могу я увидеть этого вашего… соратника?
– Пока не можешь. Он сейчас находится на новом задании.
– Разумеется, не скажете, на каком.
– Отчего же? Напротив. У него весьма ответственная миссия – провести переговоры с твоей мамочкой.
– Она его расстреляет.
– Скорее, повесит. Но не страшно. Главное, чтобы узнала то, что требуется.
– Не страшно?… Вы так легко говорите это о своем «верном соратнике»?
– Давай отбросим сантименты. Жалость, любовь, все остальное… Жизнь сейчас такая, что эти так называемые «чувства» только мешают. Щуп знал, на что идет. Считай, половину своей жизни он посвятил этому заданию. И он его выполнил на «отлично». Но сейчас Щуп раскрыт. Использовать его в качестве агента я больше не смогу. Прозябать после всего в качестве обычной «шестерки» он вряд ли захочет сам. Так что если он погибнет, как раньше говорили, «в бою», то это и для него станет неплохим финалом. И что же здесь страшного?
– Страшно то, как вы делите людей на нужных и ненужных, на полезных и бесполезных.
– А мне это по должности положено. Если бы я делил их по-другому, то мы, городские мутанты, давно бы стали рабами храмовников. Я здесь не балетную труппу набираю, не кружок кройки и шиться веду – я сражаюсь за нашу свободу, за наше выживание. Скажешь, громкие слова, да? Но это не слова – это жизнь. Наша жизнь! Пусть мы уроды с точки зрения «нормальных» людей, но мы тоже люди! Станешь возражать? Не станешь, потому что ты и сам такой. И если бы ты родился в семье мутантов, то был бы сейчас с нами. Впрочем, думаю, и так будешь.
– Не буду, – огрызнулся Глеб. Но уверенности в его голосе по-убавилось.
– Посмотрим, – не стал развивать тему Дед Мороз. – Еще есть вопросы?
– Кто мой отец? – неожиданно вырвалось у мутанта.
– Не знаю. Правда, не знаю. Не имею ни малейшего понятия. Но сильно сомневаюсь, что он сейчас среди храмовников – что-нибудь бы да просочилось. И уж тем более он не среди наших.
– Тогда еще вопрос…
– Давай.
– Почему вы решили шантажировать Святую только сейчас? Если вы знали обо мне с самого начала… Если у вас были мои фотографии…
– «Вы знали» – не совсем правильно. Я знал. Один. Ну, еще Щуп, конечно, но принимать глобальные решения не его прерогатива, да и рядом его не было. А я думал об этом. Разумеется, думал. Но что у меня было? Фото Святой с забавной зверушкой? И что?… Это ты сразу все понял; скорее даже почувствовал… А остальным – что эта фотография?… Да и как я ее покажу людям? Буду ходить с ноутбуком по улицам?… Ну, хорошо. Допустим, я как-то сумел показать ее большому количеству людей. Допустим, убедил своих, что «зверушка» – это ребенок Святой. А как я стану убеждать в этом храмовников? Да, слухи разлетаются быстро. Но слухи – это слухи. А Святая – далеко не дура. Что бы она сделала в первую очередь? Избавилась бы от тебя. Уж не знаю как – отправила бы, как сейчас, в ссылку или все же убила бы… Нашла бы способ. В конце концов, просто сказала бы, что подобрала «зверька» на улице. Ради забавы. Короче говоря, вероятность успеха моей авантюры составила бы слишком малый процент, чтобы ради него рисковать.
– Рисковать? Чем? Не получилось бы – и все бы просто осталось так, как и было.
– Э, нет! Ты не знаешь Святую! Она бы этого просто так не оставила. Она бы мне это припомнила! Нет, я все тогда взвесил и решил подождать. Вот – дождался.
– Но ведь и сейчас она может от всего отказаться.
– Может быть и такое. Но теперь у меня есть ты. А живой, реальный ты – это не «зверушка» на фото. И ты не выполз из подворотни – такого колоритного мутанта не могли бы не заметить раньше. А в приложение к тебе, живому и настоящему, совсем по-другому будет смотреться и фотография. Причем, она у меня не одна, все периоды твоей жизни запечатлены, Щуп постарался на славу. Есть еще и история с твоим «изгнанием». Даже если Святая заткнет рот Щупу, свидетелей все равно хватит. Жители Ильинского, Слободки, Деревеньки… В общем, отвертеться Святой станет очень трудно. Пусть даже большинство и поверит в ее оправдания – останутся и те, кто поверит мне, кто перестанет доверять «непогрешимой» Святой. А зараза недоверия – тот же вирус, распространится среди храмовников быстро. И все – Святой крышка. А она, я повторяю, не дура. И тоже все прекрасно понимает. Ставлю девять против одного, что она не станет так рисковать.
Глеб задумался. В словах Деда Мороза присутствовала очевидная логика. Но даже если тот заблуждается в своих рассуждениях, какая разница? Вот лично ему, Глебу, какая?
– У меня больше нет вопросов, – сказал он.
– Тогда предлагаю тебе вернуться в свой «люкс», – развел руками Дед Мороз.
– Что еще за «люкс»?
– Раньше так назывались номера повышенной комфортности в гостиницах… Ну, в специальных домах, где останавливались приезжие.
– Я читал про гостиницы. Только мой «номер» на повышенную комфортность не тянет. Скорее, на тюремную камеру.
– Пусть так. Не обессудь. Все равно тебе здесь недолго кантоваться – переночуешь эту ночь – и… Как бы ни ответила Святая на мое предложение, ты все равно вернешься к ней. Разве что в случае ее отказа – чуть позже… Думаю, завтра с утра все уже станет ясно.
Дед Мороз нажал на столе кнопку, и в кабинет вошел охранник.
– Отведи нашего гостя назад, – сказал несостоявшийся волшебник. – И передай всем: он мне очень дорог. Если вдруг что – головами ответите.
Глеба снова заперли в подвальной комнатушке. В камере, как он только что сказал Деду Морозу. Мутант не раздеваясь растянулся на кровати. Спать не хотелось – выспался. Да и не смог бы он сейчас уснуть, после всего-то услышанного.
Он – сын Святой! Казалось бы, большей нелепицы не придумать, но это истинная правда. Даже без предъявленных Дедом Морозом фотографий он бы в конце концов в это поверил. Потому что такое никто бы в здравом уме не стал выдумывать. Потому что иначе не было бы никакого смысла в затеянном шантаже. И потому еще, что теперь картинка сложилась полностью, в ней не осталось больше явных лакун. Разве что отец… Кто его отец? Где он сейчас?… Глеб решил, что обязательно выяснит это у матери при встрече.
А ведь эта встреча состоится уже завтра… Ждет ли он ее, хочет ли?… Мутант прислушался к своим чувствам. Они почему-то молчали. Наверное, потому, что так и не проснулась память. Да, теперь он узнал о своем происхождении, о своем прошлом. Но он это знал, а не помнил. Интересно, а чувства тоже живут в памяти? Ведь, наверное, он что-то испытывал к Святой: сыновью любовь, привязанность, нежность или еще что-то подобное. Но не стало памяти – не стало и чувств. Сейчас он не чувствовал по отношению к матери ничего, даже почему-то той ненависти, что питал к ней, как к предводительнице храмовников, до этого. Но та ненависть относилась именно к предводительнице, к Святой, а не к матери. А вот к матери – совсем ничего. Кроме, разве что, обиды за то, что она его прогнала. Впрочем, обида, и весьма острая, – это, как ни крути, все же производное чувств, а не разума. Умом же он понимал, и пытался убедить себя, что «прогнала» – не совсем верное слово. Ведь она не вышвырнула его прочь просто так, на произвол судьбы. Она – вынужденно, по крайней необходимости отправила его подальше от родного дома с надеждой, что он найдет свой новый дом там. Она дала ему провожатого: человека, бывшего рядом с самого детства, того, кто, по сути, вырастил его, кто знал его не хуже собственного сына…
Глеб, вспомнив о Пистолетце, бешено затряс головой: «Нет, нет, нет! Не хочу о нем вспоминать! Как он мог?! Как мог? Предатель!» И тут же вспомнились слова Деда Мороза: «…кого он предал? Щуп изначально был моим верным соратником, им и остался». Все верно, спорить трудно. Но ведь для него, потерявшего память Глеба, Пистолетец тоже стал соратником, более того – стал другом! Мутант отчетливо, ясно вспомнил то, что он сказал уже почти в конце пути Анатолию: «Я навсегда запомню, что ты для нас сделал. До самой смерти не забуду, поверь! Даже если вся остальная память откажет». И что теперь? Наплевать на свое обещание? Растереть и забыть?… Но ведь Пистолетец действительно это сделал… Неважно, чьим агентом он при этом был – Деда Мороза, Святой… В первую очередь, он был тогда человеком, другом и совершил свой поступок ради друзей, а не по приказу своих предводителей.
Глеб стиснул зубы и сжал кулаки. Ну почему, почему так все вышло?! У него появились друзья, он впервые начал верить, что он уже не «ничей». А теперь?… Теперь он снова ничей. Он никогда не сможет быть с морозовцами, что бы там ни говорил Дед Мороз. Он узнал, кто его мать, но не сможет быть с ней в принципе, даже если сам этого захочет, хотя и такого желания нет. И друзья… Друзей он тоже потерял. Пистолетец… Нет, о Пистолетце не надо, слишком больно. А Сашок? Что теперь будет с Сашком? На данное предводителем морозовцев обещание можно теперь не надеяться. Если тому плевать на судьбу одного из лучших агентов, что ему за дело до какого-то мальчишки-мутанта?… Впрочем, если ему, Глебу, самому суждено завтра увидеться с матерью, он обязательно попросит у нее не трогать Сашка. Правда, если она станет слушать – ведь ей тоже плевать. И если Сашок еще жив…
Мутант вдруг с острой, холодной отчетливостью ощутил, что он впервые остался один. Совсем один. Один-одинешенек на всем свете! Один – и ничей… Как же прав оказался старец Прокопий!
«Но за что?! – снова сжал кулаки Глеб. – Разве я в чем-то виноват?! Разве виноват, что родился уродом? Разве виноват, что вообще появился на свет? Кого я об этом просил?!»
Необузданная злость на весь мир охватила мутанта. Почему Катастрофа не уничтожила всех? Почему не вырвала с корнем этот мерзкий сорняк – людское племя? Трусливое, жадное, злобное, лживое, жалкое в своих потугах казаться пупом Вселенной! Что осталось от вас, вершители мира, возомнившие себя богами? Предводители мусора, князьки отбросов! Крысы, готовые вцепиться друг другу в глотку за ком тухлой падали!.. Плесень!
– Ненавижу!!! – завопил мутант, вскакивая с кровати.
Он шагнул к двери, намереваясь вынести ее пинком, даже занес ногу. Но услышал вдруг крики. Где-то там, в глубине коридора, а может и выше, испуганно вопили люди. Что именно, Глеб не смог разобрать. Но первой его мыслью было: «Это мама. Узнала от Пистолетца, что я у Деда Мороза, и решила меня отбить!»
Выбить дверь оказалось для мутанта плевым делом: один удар ногой – и та вылетела в коридор. В нос сразу шибануло запахом гари. «Включив» «ночное зрение», Глеб увидел опускающиеся в подвал клубы дыма. Наверху определенно что-то горело, причем горело весьма активно – теперь, помимо людских криков, мутант услышал и треск разбушевавшегося пламени.
Вариантов, по мнению Глеба, могло быть три: случайность, нападение храмовников и его «пирокинетизм». Причем, вероятность этих вариантов он оценил в противоположном перечислению порядке. И за последний вариант он бы поставил вдесятеро больше, чем за два других вместе взятых.
Однако сейчас было не до подсчетов вероятностей. Пусть даже пожар вызвал выбивший копытцем искру северный олень, это дела не меняло. Нужно было выбираться отсюда, причем немедленно.
Мутант огляделся в поисках охранника. Неужто сбежал? Что же тогда за служаки у Деда Мороза?…
Ах, вон оно что!.. Охранник лежал под выбитой дверью. Отлетев, та ударила бугая по лбу и лишила чувств. Глеб отбросил дверь в сторону, поднял оброненный охранником автомат, забросил его себе за спину и склонился над парнем.
– Вставай, служивый! – похлопал его мутант по щеке. – Хватит спать, а то не проснешься вовсе.
Охранник замычал, но глаза не открыл.
– Вот ведь, на мою голову!.. – сплюнул Глеб, присел, подхватил бугая за ноги, забросил их себе на плечо и с трудом поднялся.
Пошатываясь, он добрался до ведущей из подвала лестницы. Та была слишком крутой, чтобы взобраться по ней с такой ношей. Мутант сбросил охранника на пол и вновь принялся хлестать того по щекам:
– Да очухивайся же ты, боров! Зажаришься ведь сейчас!
Поняв, что усилия бесполезны, Глеб побежал вверх по лестнице. Наверху дым застилал уже все вокруг, ничего не было видно. Тем не менее, нужно было срочно найти кого-то, кто помог бы поднять бесчувственного охранника.
И тут мутант услышал голос Деда Мороза. Фальшивый волшебник вопил, переходя на визг:
– В подвал!!! Живо в подвал!!! Спасайте пленника, сволочи! Яйца всем оторву, если он сдохнет!!!
«Очень удачно», – подумал Глеб, зажимая нос и рот рукавом, и как только увидел в дыму чей-то силуэт, крикнул:
– Он внизу, под лестницей! Без сознания, надышался дыма… Я не смог поднять…
– Так пошли, поднимем!
– Не могу, – не очень-то даже и притворно закашлялся мутант, – я сам надышался, сейчас упаду…
– Хрен с ним! – крикнул рядом кто-то еще. – Пошли, со мной Петруха еще, втроем дотащим… А то Дед нас кастрирует точно!
Теперь с чистой совестью можно было спасаться самому. «Все-таки порой одному быть гораздо удобней», – подумал Глеб.
