ПОСТСКРИПТУМ
«30 декабря 2033 года.
Времени не знаю — часы окончательно сдохли, но, вроде бы, утро.
Сегодня мне снова приснился Сон. Да, именно так — с большой буквы. То есть, сон — но необычный. Обычные-mo я перестала видеть с тех пор, как... а, впрочем, ты и так это знаешь. Ты ведь тоже их больше не видишь — с тех пор, как перестал быть человеком.
Знаешь, Стас, я бы многое отдала за возможность увидеть хотя бы самый простенький и коротенький, но самый обыкновенный сон. Пусть даже черно-белый... говорят, цветные сны видят только дети и те, кто чист душой... Не знаю, как там насчет души — эти мои Сны почему-то всегда цветные, — но вот что касается детей...
Когда ты примчался ко мне на Багратионовскую из своих Алтухов — встрепанный, нервный, с лихорадочно горящими глазами — и чуть ли не с порога вывалил эту новость, что у тебя внезапно отыскалась уже взрослая дочь и ты собираешься увозить ее из Москвы и уезжать сам... Честно говоря, я тогда почувствовала, будто я — воздушный шарик и меня только что... лопнули. Ни мыслей, ни слов... стою, как дура набитая, и только смотрю на тебя, смотрю...
Смешно, наверно, я тогда выглядела. И глупо, да. Но что бы ты сам почувствовал на моем месте — если бы кто-то, к кому ты уже успел прикипеть, вдруг в одночасье заявил тебе, что уезжает и пришел попрощаться? Думаешь, это так легко — прощаться навсегда с тем, кого ты... А, впрочем, мне всегда хватало соображалки не доставать тебя своим излишним... интересом к твоей персоне, а ты снисходительно позволял мне оказывать тебе мелкие услуги и малодушно тешить себя мыслью, что я все же не чужая тебе. И что когда-нибудь ты увидишь, оценишь... Что поделать — ну обожаем мы, глупые и сентиментальные бабы, влюбляться в харизматичных злодеев! Таких, как ты, Стас.
Считал ли ты меня «своей» или нет — об этом я уже никогда не узнаю. Но ты-то мне чужим не был. Иначе не приснился бы мне этот Сон — один из тех Снов, что я иногда вижу о ком-то, кто хоть немного дорог мне. В этих видениях ко мне почему-то приходит знание того, что произойдет с ними в ближайшем и отдаленном будущем... вот уж никогда раньше не замечала за собой задатков медиума! Равно как и зачатков хоть какой-то, даже самой завалящей, интуиции. Впрочем, раныие-то я не была тем, чем являюсь сейчас.
Мутантом. Серой, безликой и безымянной (ибо «Существо» — это все, что угодно, но только не имя!) фигурой в бесформенных рваных покровах и с глухим, шелестящим голосом.
Представь себе, по нашей Горбушке уже начинают ползать слухи о проснувшемся у меня Даре. И теперь что постоянные ее обитатели, что пришлые смотрят на меня чуть ли не как на местную Бабу-Ягу и разве что пока не просят поворожить им на будущее. Но тут, подозреваю, ключевое слово — ПОКА. И я еще дождусь славы местечкового «Кашпировского», приключенческим местом чую!
...Впрямь, что ли, черного кота и метлу завести — для вящей антуражности? Крокодил, конечно, будет сильно против, но когда это собаки одобряли хозяев, притаскивающих домой кошек и метлы? Хотя, с моей теперешней внешностью и антуражем, мне, скорее, не метлу, а косу заводить надо. Вон, сталкеры с моей родной станции, как увидели меня в первый раз, когда я все же решилась выйти с ними на контакт, — чуть за оружие не схватились. Сейчас, правда, попривыкли, но ты бы видел их лица в ту ночь!.. Как говорится, ни в сказке сказать, ни пером описать!
...Сегодняшний мой Сон был про тебя. И про тех, кого месяц назад ты увез из этого мертвого города...
...Я вижу широкое разбитое шоссе с полурассыпавшимися и заросшими бурьяном остовами машин. Сквозь потрескавшийся и местами вздыбившийся асфальт пробиваются куртины трав и деревца. Природа быстро отвоевала свое у впавшего в ее немилость человечества.
Большому серому автомобилю довольно легко удается преодолевать все эти препятствия, и он легко, словно играючи, маневрирует между останками своих погибших собратьев. Мощный мотор гудит ровно и басовито, это значит, что в баках еще довольно бензина и «Тигр» сыт, силен и доволен.
...В тот день, когда ты в последний раз приехал на Горбушку, я по твоему поручению поставила на уши Старого Кера, а тот — всех наших «нефтяных» и прочих воротил. В рекордный срок удалось добыть необходимое тебе количество бензина и дорожных припасов. Для меня до сих пор загадка, чем ты там расплачивался за все это, — потому что приехал ты налегке, а уехал, забив машину канистрами с бензином, боеприпасами и мешками с едой и теплыми вещами чуть ли не до потолка салона. Может быть, если взять Кера за жабры (и это никакая не фигура речи!) и хорошенько потрясти... Нет, мне не нужны его богатства. Мне просто жутко интересно: что же сейчас настолько высоко — выше, чем патроны! — котируется на главной мутантской барахолке Москвы и ее ближайших пригородов! Дурь, что ли, какая-то новая появилась? Хотя, впрочем, фиг с ней, с этой дурью, своей хватает... и заметь: это я вовсе не о наркоте!
...Серая машина целеустремленно продвигается на запад от Москвы. Немногие уцелевшие указатели сообщают, что идет она по Новорижскому шоссе. Ты говорил, Стас, что твои родные места — где-то в Селижаровском районе Тверской области. Туда ты и направляешь своего «хищника». Я вижу тебя за рулем — похудевшего, с осунувшимся от напряжения и усталости лицом, привычно небритого, но... улыбающегося. Потому что рядом с тобой, на пассажирском сиденье, — ОНА. Твоя дочь, твоя ненаглядная девочка —плоть от плоти, кровь от крови. Она смотрит на тебя, и в ее черных глазах я вижу любовь. И отчего-то мне делается спокойно как за тебя, так и за ее друга и верного спутника, который сейчас спит позади вас, в салоне, в ожидании своей смены вести машину. И мне уже как-то легче думать о том, что я сама больше никогда тебя не увижу, не коснусь твоей руки, не смогу позаботиться о тебе — насколько ты мне это позволял... Зато она, твоя Крыся, отныне будет любить и беречь тебя за нас обеих.
Стас, в своем Сне я смогла увидеть многое, что ожидало тебя и твоих спутников на этом нелегком, опасном и долгом пути на твою родину. И порой мне было очень страшно смотреть на это и отчаянно хотелось проснуться. Знаешь, я привыкла верить своим Снам, потому что во всех других случаях, когда они приходили ко мне, они сбывались. И мне очень хорошо знакомо это давящее ощущение бессильного отчаяния и непоправимой потери, когда сбывалось что-то плохое из этих Снов с теми, кто мне в них снился. Стас, если бы что-то подобное произошло с тобой... не знаю, как бы я это выдержала. Терять близких в сотни раз тяжелее, чем едва знакомых, и ты это знаешь. Ты узнал это, когда одного за другим похоронил своих друзей — Хорька и Беззубого. И когда уходил прочь там, в Алтуфьеве, ощущая окаменевшей в попытках не горбиться от горя спиной умоляющий взгляд освобожденной и спасенной тобой дочери. «Папа, не покидай меня снова!» — безмолвно молила она. Тогда ты думал, что потерял ее навсегда. А теперь...
...Гулкая и, кажется, навсегда пропахшая медовым запахом воска, тишина старой церкви где-то недалеко от обезлюдевшего Ржева. Неровные язычки огня на тонких самодельных свечах. Солнечный луч, падающий сквозь запыленное окно на массивную серебряную купель с водой. И в купели — ОНА. Первозданно нагая, тонкая, хрупкая, звонкая — сама похожая в этом луче света на трепетный язычок пламени... Стоит, вытянувшись в струнку, в зябком сумраке храма, и только глаза — сияющие черные звезды — говорят о том, что это живая девушка, а не золотая статуэтка. Тихий, срывающийся от волнения голос: «Дай мне имя, папа!..» И ты, внезапно задохнувшись, выдавливаешь первое пришедшее на ум. Спохватываешься — а вдруг ей не понравится? Но еще ярче вспыхивают глаза-звезды, и ты понимаешь: угадал! И вот уже сухонький старичок-священник — единственный на многие километры вокруг человек, обитатель этой многострадальной, политой свинцом и кровью земли, — шепчет привычные ему слова и молитвы и, наконец, опрокидывает над головой твоей дочери тускло блестящий старинный ковш. И льется, струится по тонкому, дрожащему от волнения и озноба телу светлая очищающая водица, и радостно выпеваются негромким, но все еще сильным голосом сокровенные слова: «Крещается девица Кристина во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа, аминь!»
И кажется, что в храме становится гораздо светлее. И радостно смотрят на происходящее незримые живым свидетели — души тех, кто когда-то погиб на Ржевской земле. Ее нынешние Стражи. Ведь там, дальше к западу, в самой глубине лесов и болот, остались чистые, не опаленные Апокалипсисом места, где смогли укрыться люди. Остались древние храмы и старинные села. Остались чистые колодцы и источники. Остался незараженным исток Волги. И Стражи, что не пускают к этим священным местам идущую с востока скверну, знают: то, что сейчас происходит в этом бедном храме, столь же значимо для этой земли и сильно, как и их посмертное служение. И неотлучное, каждодневное служение этого маленького священника, несколько лет назад покинувшего надежные стены убежища в ближайшем монастыре и вернувшегося к своим обязанностям в храме, в котором он начинал служить еще до Удара. Храме, в котором вот уже двадцать лет не было ни одного прихожанина... Как же радовался отец Николай, увидев на своем пороге живых людей!
И вот снова дрожат огоньки на свечах, отражаясь в тяжелых ажурных венцах старой работы. Я вижу твои руки, Стас. По регламенту не ты должен держать эти венцы, но больше некому. Впрочем, порицать вас за столь вопиющие отступления от канона тоже некому.
«Венчается раб божий Павел рабе божьей Кристине... Венчается раба божья Кристина рабу божьему Павлу...» — венцы опускаются на головы того, кто когда-то звался вместо имени прозвищем, и той, что когда-то вовсе не имела имени... на голове твоей дочери празднично белеет венок из бумажных ромашек, ее подвенечное платье — театральный костюм, в котором вы увозили ее из Москвы. История современных Ромео и Джульетты, кажется, завершилась хэппи-эндом — в отличие от канонической. Да и синьор Капулетти из тебя, Стас, вот если честно — никакой. Потому что хоть ты и ревнуешь свою Кристинку к ее теперь уже мужу, но в глубине души ты рад, что все так обернулось.
А вместе с тобой радуюсь и я.
...Сейчас ты и твои близкие уже далеко отсюда и в безопасности — дома, в том самом селе Буянове, где ты родился, жил и работал до Удара. И мне остается поведать тебе то, что я увидела в конце своего Сна. Ты, конечно, узнаешь об этом, только когда придет время, но я все же скажу.
Представь себе, чудеса случаются и в наше жестокое и прагматичное время! И я склонна думать, что в вашем случае не обошлось без того, что произошло с вами в маленькой Ржевской церкви. Мы с тобой совершенно точно знаем, что мутации, сделавшие из нас нелюдей, совершенно точно передаются по наследству. Твоя дочь и все дети, родившиеся на станциях вашей Ветки после эпидемии, — подтверждение этому. В моем сне ты разговаривал с ученым человеком по имени Алишер и беспокоился о том, каким будет потомство у Кристины и Павла. Ведь только один из них являлся так называемым «чистым». И тебя очень тревожило будущее их детей.
Успокойся. Твой первый внук родится примерно на исходе сентября следующего года. И мутации двух предыдущих поколений, переданные с генами матери, почему-то никак на нем не отразятся. Это будет нормальный и совершенно обыкновенный... но, признаться, ОЧЕНЬ своевольный и непоседливый — весь в деда! — пацан! Так что, готовься к труду и обороне, моя прелессссть!)))
Ну и последнее. Я, конечно, не дедушка Мороз (хотя было как-то дело... да...), а всего лишь «местечковая Баба-Яга» по прозвищу Существо, но даже мне под силу совершать маленькие предновогодние чудеса. Так что вот сейчас я закончу эту запись в своем дневнике, [возьму метлу] *зачеркнуто* кликну своего пса, и мы отправимся через пол-Москвы в Бибирево. Потому что твой враг, который слишком поздно стал тебе другом и который также тревожится о вашей судьбе, тоже должен знать, что вы добрались и у вас теперь все в порядке. Правда, я не знаю, как он отнесется к тому, что информация эта поступила ко мне из такого, откровенно говоря, сомнительного источника, как сны, но... Говорят, под Новый год чудеса все-таки происходят. Добавлю, как почти спец в этом деле: а если они не хотят происходить — то мы можем их делать сами.
Ну или хотя бы подталкивать их в... гм... спину, чтобы не ленились происходить!))
Короче, проблему убалтывания Дядьки Питона до состояния «ВЕРЮ! [Верю, только отвяжись!] *зачеркнуто*» я беру на себя!)))
Так что теперь мне остается только сказать традиционные для каждой Бабы-Яги слова: «ПО СТУПАМ!!!»
Тверь—Москва—Нижний Новгород, 2009-2015 гг.
