Книга: Метро 2033: Последнее убежище (сборник)
Назад: Григор Эльбекян ВМЕСТЕ НАВСЕГДА
Дальше: Андрей Дьяков СЛОВО СТАЛКЕРА

Сергей Кузнецов
УЙТИ ОТ СУДЬБЫ

Дорогим читателям, всем поклонникам Вселенной Метро 2033 посвящаю.

Я приближался к месту моего назначения.
А. и Б. Стругацкие. «Понедельник начинается в субботу»
1. Увертюра
Вечер пятницы.
Волшебное сие понятие ныне, бесспорно, утратило свой завораживающий смысл. А ведь еще каких-нибудь двадцать лет назад миллионы людей на всех континентах существовали от уик-энда до уик-энда, перетаскивая себя из одного дня в следующий — и лишь вечером в пятницу начинали жить по-настоящему. Бары, театры, кино, ночные клубы, бесшабашные, ни к чему не обязывающие знакомства и связи, но главное — потрясающее ощущение легкости и свободы жизни!..
Теперь же метрожители навряд ли осознают всю сладость такого, в общем, вполне обыкновенного для них словосочетания. Многие выжившие работают без выходных либо с одним днем отдыха в неделю. Серое однообразное существование уж никогда не будет расцвечено восхитительными, яркими, разноцветными огнями уик-энда — вечера пятницы.
И все же…
Можно ли сказать, что некоторое послевкусие, полупрозрачная, легкая дымка воспоминаний еще теплилась в душах — кто-то помнил, иным рассказывали, другие впитали с молоком матери, получили по наследству, на генетическом уровне? Кто знает…
Во всяком случае, Макс Трошин не единожды замечал, как оживляются люди на самых разных станциях метро именно в этот день: светлеют лица, разглаживаются морщины, начинают блестеть глаза… В чем дело? В том ли, что вечер пятницы из крови русского метрожителя не вытравить никаким Катаклизмом? Многие еще помнят те времена, когда были обыкновенными маленькими офисными рабами, а настоящая жизнь для них начиналась именно в шесть часов вечера последнего рабочего дня на неделе…
Макс вспоминал себя двадцать лет назад, приставал с расспросами к коллегам, в том числе более старшим… Внятного и однозначного ответа дать не мог никто.
Вот и сегодня. Обычный вечер обычной пятницы — но окружающие люди более оживлены, чаще улыбаются, откуда-то слышно пение звонкого девичьего голоса в сопровождении гитарных переливов… Жизнь продолжается. У жителей метро свой уик-энд.
На станции Площадь Ильича будто прибавилось народу: разгуливают, общаются, вовсю идет вечерняя торговля — многим перед выходными (одним или двумя) хочется порадовать близких либо чем-то вкусным, либо обновой, либо безделушкой для жилья, которую давно собирались приобрести, да все не доходили руки, а может, не хватало средств…
Неудивительно, что Крот выбрал для осуществления своего замысла именно этот вечер: в толпе легче затеряться, а жертву не сразу обнаружат.
Одетый, как многие местные служащие, неприметный человек без стука вошел в одну из просторных палаток на краю платформы. Снаружи доносился несмолкающий гул голосов. Палатка была хорошо освещена и уютно обставлена, здесь было все необходимое для работы и жизни.
Спиной к визитеру, за столом, склонившись над бумагами, сидел мужчина и что-то быстро писал. На звук шагов гостя он даже не повернул головы.
Крот извлек из-под поношенной куртки пистолет Макарова с небольшим глушителем, направил его в затылок сидящего перед ним человека и любезно осведомился:
— Михаил Евграфович?
Тот буркнул что-то неразборчивое, по-прежнему не оборачиваясь и не отвлекаясь от своего занятия, чем привел убийцу в некоторое замешательство. Заказ был именно и только на физика Головина. «Не вздумай ошибиться! — было сказано Кроту со значением. — Лишние жертвы нам ни к чему!»
— Михаил Евграфович, это вы? — с нажимом повторил вопрос Крот, готовый выстрелить в любой момент.
Хозяин палатки, наконец, перестал писать, выпрямился, но головы так и не повернул. Хотя внимательный наблюдатель заметил бы, как он напрягся.
— Допустим, я Михаил Евграфович, — торопливо и сердито, хотя и с некоторой дрожью в голосе заговорил он. — А вам что нужно, товарищ? Вы же видите — я занят, мне ни в коем случае нельзя отвлека…
— Спасибо, вы мне очень помогли, — и Крот нажал на спусковой крючок пистолета.
Раздался сухой щелчок… но выстрела не последовало. Яркая, как сверхновая, искра паники вспыхнула в голове убийцы, и он нажал снова… и опять… и опять.
— Достаточно, — произнес за спиной Крота новый голос, низкий и угрожающий.
В то же мгновение палатка наполнилась людьми; убийцу мгновенно разоружили и скрутили.
Головин сидел за столом, глядя в одну точку и мелко-мелко дрожа. В глазах его стояли слезы.
К нему подошел высокий, широкоплечий, наголо бритый мужчина лет сорока пяти, с крупными и резкими чертами лица, одетый в робу техника станции. Он положил руку на плечо старого физика и легонько сжал.
— Ничего, ничего… — сказал он. — Держались молодцом.
— Макс, а если бы он… — начал Головин, и голос его сорвался. — Если бы он выстрелил?..
— Исключено. Я ведь говорил вам, помните? Пистолет поврежден нашими специалистами таким образом, что стал совершенно бесполезен в качестве огнестрельного оружия.
— А если… Если бы он все-таки… — плечи Головина начали вздрагивать, он всхлипнул.
— Ну-ну, успокойтесь… Метро все спишет, — Макс похлопал ученого по плечу и двинулся к выходу из палатки.
* * *
— Золотой ты мой! — Макс взгромоздился на край железного стола напротив преступника. Тот, со скованными за спиной руками, сидел на старом деревянном табурете и угрюмо, исподлобья глядел на противника. Макс же, напротив, был — само радушие. — Кротушка разлюбезный! Или, как там тебя… Гена Нагайкин! Ты молчи, сколь хошь, мы же все про тебя знаем! И про операцию вашу! А человечек, у которого ты волыну обрел за десять минут до акции, давеча нами взят, слил все, что знал и о чем догадывался. Так что сети вашей поганой на этой ветке кирдык окончательный, не сможете вы нас с Ганзой поссорить, чего добивались разными акциями, в том числе — сегодняшним покушением. А ты молчи, конечно, люба моя ненаглядная, молчи. Может, намолчишь себе чего дельного…
Лицо Крота в продолжение Максовой речи оставалось непроницаемым, все-таки убийца был профессионалом; но Макс и без того отлично понимал, что творится в душе Нагайкина, на счету которого полтора десятка успешных акций в самых «горячих» точках метро, в том числе — у красных и сатанистов. И ведь всегда уходил! А здесь — попался. И кому!
— А подумать тебе стоит, — продолжал Макс. — Крепко подумать. Типа, «с кем вы, деятели культуры?» — он озорно подмигнул. — Шлепнуть тебя — не проблема. Хоть сейчас отвели на рельсы, поставили мордой к тюбингу… После либо сталкеры мусор наверх вынесут, где тебя, дохлятину, моментом в пищу употребят, либо в туннеле оставим — огонь «дыхания дракона» слижет… Выбор-то у нас богатеющий, сам видишь. А вот тебе свой выбор обмозговать стоит… Эй, Крот! Ты не заснул там, часом?
Гена Нагайкин, разумеется, не заснул. Он сидел, опустив голову, и размышлял. Слепому ясно — вербует его бугай. Вербует грубо и нагло, раскручивает на слив информации и, возможно, на дальнейшее сотрудничество. Но дело сейчас не в этом. Гена никогда не был героем, не стоял за конкретную идею — что и помогало ему, наверное, выживать. Родившийся за десять лет до Катаклизма и попавший в метро сиротой, с потом, кровью и болью постигал он азы выживания в страшном подземном мире — собственного выживания за счет жизней других людей, хороших и не очень (думать об этом ему и в голову не приходило). Так что, последние десять лет Гена делал то, что постиг лучше всего: убивал, прятался, убегал. Работал на тех, кто платил больше. Было обидно проиграть этому бугаю неотесанному, который сидит сейчас напротив и откровенно насмехается. И на рельсы, мордой к тюбингу — очень не хотелось. Пожить бы еще. А геройство… Ну его к такой-то матери!
— Что намыслил, Гена? — спросил проницательно Трошин. — Быстрее мозгами шевели, времени у нас нет. Бить-пытать тебя — не жди роскоши, мы все тут серьезные люди в серьезном мире, на глупости тратиться не станем…
Открылась дверь. Крот поднял голову. Смешной вихляющей походкой в помещение вошел невысокий человечек, похожий на большую перевернутую каплю: массивная, коротко стриженная голова его сидела на широких плечах, но от груди к талии и к иже тело уменьшалось, сужалось, а ступни в небольших потертых ботиночках выглядели просто детскими.
— Привет, Илья, — без особого дружелюбия сказал Макс вошедшему. — Ты чего здесь?
— Здравствуйте, Максим Николаевич, — столь же сухо ответил тот неожиданно тонким голосом, почти фальцетом и, приблизившись, отрекомендовался пленнику. — Илья Михайлович Батрак. Сотрудник администрации Калининской конфедерации. Далее ваш допрос буду вести я — господина Трошина вызывают к руководству. Макс, ты свободен.
Макс бросил на него дикий взгляд.
— Илья, ты чего?.. Процесс запущен, мне…
— Максим Николаевич, вас оч-чень ждут, — не терпящим возражений тоном сказал Батрак, обошел Макса и уселся за стол. — Не задерживаю вас более.
Лицо Макса побелело от гнева, но усилием воли он взял себя в руки.
— Не запори дело, — процедил он сквозь зубы, направляясь к двери.
— Не волнуйтесь, — фальшиво-добродушно ответил Батрак и посмотрел на Нагайкина с сочувствием и пониманием. — Ну-с, есть ли прогресс, позитивные сдвиги?
— Есть… — пробормотал Макс, выходя, — только не про твою тупоголовую честь…

 

В небольшом, тесном помещении на краю платформы, у входа в туннель, ведущий на «Марксистскую», его ждали трое мужчин. Двоих Макс знал хорошо.
Рохленко Степан Степанович, в далеком прошлом майор СВР, ныне член Совета Ганзы, советник по безопасности и особым поручениям и Максов куратор. Среди своих имеет прозвище «Богомол». Он и похож на богомола: высокий, худой, как жердь, нескладный. Внешне невозмутимый, но рядом с ним Макса никогда не покидало смутное чувство опасности.
Второй — Мухтарбек Мирабов, «Метис». Шестьдесят два года, смуглый, волосатый. Совершенно гениальные, по убеждению Макса, мозги. В прошлом глава крупной строительной корпорации, ныне — «серый кардинал» Калининской конфедерации и разработчик большинства акций по налаживанию дружественных связей не только с Ганзой, но и с другими «вменяемыми» ветками подземного мира. Пробовал строить дружбу даже с красными и коричневыми — не вышло. Пока.
Третьего, очкарика, Макс помнил смутно. Познакомились лет десять-двенадцать назад в Ганзе, на «Белорусской». Кажется, очкарик был ученым, биологом, до Катаклизма возглавлял некую лабораторию, находившуюся в ведении Министерства обороны. И фамилия… не то Синицын, не то Куницын…
— Проходи, Максим, присаживайся, — кивнул Рохленко. — Поздравляю с успешным завершением операции. Крота ты чисто взял, на горячем. Знает парень кое-что, пригодится нам… Давай-ка мы все это отметим…
На свет была извлечена металлическая фляга; на колченогом столе появились четыре крохотных мутных рюмки.
— Спирт хороший, синтезируют у нас в Ганзе, — сказал Рохленко очкарику, разливая.
Чокнулись, выпили. Нутро ожгло изнутри — и тут же приятное тепло разлилось по всему телу.
— С нюансами мы разберемся сами, — начал Мухтарбек и пристально поглядел на Макса. — Чем недовольны?
Трошин кашлянул.
— Зачем… отдали Крота Батраку? — спросил он. — Илья завалит дело. Брал Крота я, провести допрос и вербовку должен был тоже я.
Богомол показал глазами на очкарика, внимательно вслушивающегося в разговор, и едва заметно качнул головой: дескать, при посторонних не надо бы… Макс ответил вызывающим взглядом, означавшим: «Плевать я хотел».
— Илья Михайлович все сделает, как надо, — заверил Рохленко.
— Ага, как говорится, нудный, но исполнительный, — припечатал Трошин.
Богомол и Метис переглянулись, и Макс понял, о чем они: человек, свернувший головы гидре, на многое имеет индульгенцию, в том числе — на подобные комментарии.
— Обсудим это позже, — сказал Рохленко. Макс видел, что нейтральный тон дается боссу уже несколько с трудом. — Есть задача, выполнение которой руководство Ганзы и Калининской конфедерации планирует поручить вам, Викинг…
Макс чуть не выдал новое язвительное замечание — уж очень зол был после сегодняшней встречи с Батраком — но вовремя поймал себя за язык. Чего бисер-то метать… Дело надо делать.
Суть задания сводилась к следующему: совершить переход по поверхности до некоего подмосковного города, на территории которого Располагается бывший военный институт — так называемый «почтовый ящик». На подземных этажах института с момента Катаклизма существует колония жителей, большинством — гражданских.
— Нас, — сказал Рохленко и поглядел на очкарика, — интересует несколько человек в этой колонии, или Общине, как именуют ее сами жители. Некие Сергей и Полина Коломины. Следует выяснить, живы ли они, если да — каково состояние их здоровья. Есть ли у них ребенок. По нашим сведениям, есть. Если все так и эти люди способны передвигаться, необходимо найти возможность доставить их в Москву, сюда, на Площадь Ильича. Если такой возможности не представится, притащи ребенка. Любой ценой, как угодно — но притащи! Это самая главная твоя задача.
Пойдешь с дальним караваном Моремана. Человек опытный, доведет до города. Они потом свернут, а тебе пройти городишко насквозь — и вот он, институт. Вопросы по задаче в целом?..
— Отказаться могу? — спросил Макс.
Рохленко и Мирабов снова переглянулись. Богомол без улыбки процитировал:
— «А эти грибы есть можно?» — «Можно! Только отравишься…» Еще вопросы?
— Я давно не выходил на поверхность.
— Другие доводы? — любезно поинтересовался Мирабов.
— Вот и отлично! — не дав ответить, прихлопнул рукой по столу Рохленко. — Караван мы ждем в Перово в понедельник, выходите во вторник. Все детали завтра, я тебя вызову.
И тут доселе молчавший очкарик-ученый подал голос.
— А сейчас пойдемте ко мне, Макс, — сказал он. — Поговорим… Дочка уже наверняка с работы вернулась, угостит вас своими фирменными пирожками. Еще и с собой дадим, для Марины вашей.
«Ого! — подумал Трошин. — Какая информированность!» Он твердо решил, что завтра, когда Рохленко вызовет для обсуждения деталей операции, откажется. Пусть поищут других, не один он здесь такой… Джеймс Бонд. А сам Макс покидать метро надолго никак не может, у него тут дочь несовершеннолетняя. Случись что с ним — куда ей? Живых родственников — никого… Нет, обязательно откажется! Да и что они сделают? Заставят? Каким образом, интересно?..
И стало ему сразу легко и спокойно на душе.
— А пойдемте, дорогой товарищ Галицын! — бодро ухнул спецагент Викинг, поднимаясь.
— Возницын, — поправил очкарик. — Эдуард Георгиевич.
Губы его были растянуты в улыбке, но глаза смотрели холодно, оценивающе.
* * *
— Папе нужно будет ненадолго уйти, — сказал Макс следующим вечером, укладывая дочь спать.
На душе было муторно и беспокойно. Его попытка отказаться от задания с треском провалилась: есть поручение руководства Ганзы, и выполнить его должен именно он, Максим Трошин. Разговор окончен. Из этой категоричности Макс заключил, что экспедиция действительно имеет для больших боссов метро огромное значение.
Вчера в гостях у Возницына, попивая суррогатный чай с невкусными, плохо приготовленными пирожками из тяжелого клеклого теста, Макс расстарался и вытянул из хозяина всю информацию, какую только смог. Ее оказалось ничтожно мало для того, чтобы попытаться выстроить собственную версию происходящих событий: очкарик был далеко не дурак и откровенничать с Максом — пусть и профессионалом, но всего лишь исполнителем — не собирался. На одном настаивал: не столько взрослые Коломины важны, сколько их наследник!.. При этом ученый так смотрел на Макса, что невозмутимому спецу становилось не по себе…
Неожиданно выяснилось, что некоторые из поручений последних полутора лет выполнялись им, Викингом, именно для Эдуарда Георгиевича, но в нынешней ситуации эта информация была бесполезной. Так что паззлы в Максовой голове в окончательную картину так и не сложились, а задание, между тем, выполнять все равно придется. И готовиться к большому переходу по поверхности.
— Насколько ненадолго? — спросила Марина, зевнув. — На два дня? На три? Я у тебя девица самостоятельная, ты сам говорил. Справлюсь, не переживай.
— Мое отсутствие… может продлиться дольше, — сказал Макс, тщательно подбирая слова. Он терпеть не мог врать дочери.
— Неделю? — спокойно спросила та. — Я, правда, ни разу так надолго без тебя не оставалась… Но все когда-то случается впервые, сам говорил.
— За тобой присмотрит тетя Лариса, — сказал Макс, не глядя на дочь и ненавидя себя. — Я с ней пока этого не обсуждал, но уверен, она не откажет.
— Значит, ты бросаешь меня надолго, — констатировала Марина, глядя отцу в затылок. — Несколько дней я могла бы и одна обойтись. Тем более, ты говорил, что мы живем на самой спокойной станции во всем метро.
— Я тебя не бросаю… Просто мне поручили новое задание. Понимаешь? Дальняя командировка. Придется идти по поверхности. Отказаться не получилось, я пытался сегодня, но…
— По поверхности?! — Марина мгновенно села на постели. — Ничего себе! Как здорово! Завидую! Ни в коем случае нельзя отказываться! Такой шанс! Как бы я хотела посмотреть… поверхность! Но детей в такие экспедиции не берут, наверное?..
Макс снова повернулся к ней.
— Только этого не хватает! А ты чего так возбудилась? Спать немедленно, двенадцатый час!
— Пап, завтра ведь выходной, в школу не надо… И, между прочим, кто-то сначала сам рассказывает такие вещи, что сон как рукой, а потом: «Спать немедленно!».
Она так умильно и похоже его передразнила, что Макс улыбнулся.
— Ты ведь без меня будешь умницей?
— Не знаю, не знаю… — Марина невинно похлопала ресницами и тут же разулыбалась совсем по-детски.
«Похожа на мать, — подумал Макс, — такая же… лиса». Защемило сердце. Трошин сморщился и поднялся.
— Сейчас спать, — сказал он тоном, не допускающим возражений, — а завтра расскажешь мне про мальчика, который тебе снится. Только мальчиков нам тут не хватало…

 

2. Переход
— Так вот кто компанию нам составит, — пробурчал Мореман, протягивая Максу руку. — А я все гадаю: тот Викинг, не тот… Что ж, не худший вариант, далеко не худший…
— Мы знакомы? — спросил Макс со сдержанным удивлением, пожимая сухую, большую и крепкую ладонь.
— Довольно того, что я тебя знаю, — ответил караванщик веско. — Точнее, наслышан.
Невысокий, коренастый и слегка кривоногий Мореман был известен в метро своими бесконечными, интересными и красивыми рассказами о море, морских путешествиях и морских же обитателях. Этих рассказов у караванщика было великое множество, и каждый — не похож на другой. Впрочем, нестранно: мало того, что Мореман до Катаклизма был капитаном большого торгового судна и ходил за границу, он еще прочел несметное количество книг на любимую тему.
Море было у него в сердце; ничто и никого на свете не вспоминал, этот суровый человек с такой щемящей болью и грустью (включая погибших во время Катаклизма родных), как море. И вот теперь — о, страшная шутка судьбы! — этот человек обречен на сухопутные скитания.
Тут же подскочил суетливый, рыжий, худющий паренек болезненного вида, протянул Максу руку, заглянул в глаза:
— Здравствуйте… Очень приятно познакомиться… Савушка…
Имя очень ему шло. Собирая информацию о караване, с которым пойдет, Макс выяснил, что Мореман держит паренька при себе, прислушивается к его советам, и искренне недоумевал, за каким чертом это нужно старому мореходу. Мореман не производил впечатления человека, охочего до молоденьких пацанов.
— Заместо обезьянки он у тебя? — поддел Макс караванщика, прощупывая нерв и с интересом наблюдая за реакцией бывшего капитана.
Тот и бровью не повел.
— Выходим завтра отсюда.
— Почему? — удивился Макс. — С Новогиреево ближе будет.
— Неспокойно там. Сведения верные.
— А мы в какое время суток выдвигаемся?
— Затемно.
— Но в дневное время передвигаться по поверхности опасно из-за радиоактивности солнца…
— Не волнуйтесь, — обезоруживающе улыбнулся Савушка, переглянувшись с Мореманом. — Солнца сейчас днем нет, небо плотно обложено облаками… Хотя — какие это облака? Чистый свинец…
Час спустя Макс встретился с Юрием Степановым, начальником станции Перово. Передав письмо от Рохленко, Трошин попросил показать имеющиеся в наличии противорадиационные костюмы, дабы выбрать покрепче, поновее и наиболее подходящий по размеру. Только вот в этом вопросе совершенно неожиданно вышла заминка.
— А почему вы не получили полную экипировку на Площади Ильича? — казенным тоном спросил Степанов. — Насколько мне известно, арсенал в администрации посерьезней, чем у нас.
— Там я только вооружился, — ответил Макс. — Что касается защитного костюма, меня уверили, что в этом отношении здесь проблем не возникнет.
Неприятное, немного лошадиное лицо начальника станции вытянулось.
— Боюсь, вас дезинформировали. У нас выбор костюмов небогат и… Если у вас есть время, мне кажется, стоило бы вернуться…
Максу стало скучно.
— Вернуться? — перебил он — и выражение уважительного внимания к собеседнику, соответствующего должностному статусу последнего, мигом исчезло с его лица. — Эва как… На Площадь Ильича, стало быть, сгонять… Я тебе не сайгак, Юра. Ты письмецо внимательно изучил? Специальное поручение, понимаешь? Оказывать, брат, максимальное содействие! Тут прямой интерес Ганзы имеется — видишь, чья вторая подпись?! Да что я тебе все разжевываю, ты ведь царедворец-то опытный! И такое предлагать… Ай-яй-яй, нехорошо, Юра, совсем нехорошо. Метнуться на Площадь Ильича — дескать, начальник Перово жмется с костюмом противорадиационной защиты, блюдет интерес станции, не дадите на бедность, а то я завтра на поверхность выйти не смогу… Так?!! — гаркнул он неожиданно и грозно — Степанов на месте подпрыгнул от неожиданности. — Да ты на голову ослаб, болезный… Веди в арсенал, если должность дорога!..
Защитные костюмы в арсенале имелись, и несколько — преотличных; было бы странно, отсутствуй они на станции, работавшей на всю ветку и поставлявшей товары на экспорт многим станциям метро.
Нарочито медленно Макс перемерял несколько и, наконец, остановился на одном. На Степанова было жалко смотреть — да Макс старался и не глядеть в его сторону. Лишь выходя, сказал с самой радушной улыбкой, на какую был способен:
— Нечеловеческое спасибище вам, товарищ Степанов. Сильно помогли.
* * *
Внутреннее чувство беспокойства отпустило лишь под утро, но стоило задремать — его резко тряхнули за плечо:
— Хватит дрыхнуть, Викинг. Выходим.
Лязгнув, медленно опустилась створка гермоворот. Караван, груженный кофрами, мешками, канистрами и сундуками, медленно поднялся наверх, на площадь, по разбитым, запорошенным снегом серо-голубого цвета, ступеням. Здесь люди остановились, осматриваясь.
Что до Макса, он сейчас испытывал сильнейшее потрясение. Последний раз Трошин покидал подземку десять лет назад — всего на несколько минут, в центре города, неподалеку от руин Красной площади.
И потом, тогда перед ним стояла четкая задача, по выполнении которой надлежало немедленно вернуться. Задумываться, осматриваться и переживать времени не оставалось. Опять же он выходил в разрушенном войной городе спустя всего десять лет после Катаклизма. В те годы многие выжившие лелеяли надежду, что кошмар в самом ближайшем будущем завершится, люди понемногу станут выбираться на поверхность… мир оживет. Сам Макс тогда нередко говорил об этом с людьми в метро. Он был моложе на целых десять лет.
Теперь все иначе.
Викинг стоял, широко расставив ноги, и медленно поворачивал голову, осматриваясь, а сердце билось, как кузнечный молот, тяжело и гулко. Увиденное переворачивало душу; чувство невосполнимой потери наполняло сердце: никто не вернется наверх, мир мертв. Однако это было лишь первым из сделанных открытий.
Долгие годы его личная вселенная была сужена до размеров мраморно-бетонной душной коробки-станции (неважно, какой) да туннелей, связывающих эти островки жизни под землей, — этих черных переходов, в которых с человеком могло случиться все, что угодно… Там разыгрывалась трагикомедия остатков (останков?) человечества — путешествие по Дантовому аду в сравнении с жизнью в метро выглядело увеселительной прогулкой…
То, что видел Макс своими глазами теперь, стоя на разбитом, вздыбленном асфальте у станции Перово, серьезно меняло его мировосприятие. Мир мертв, но он огромен; за годы жизни под землей Макс успел забыть, насколько необъятен, страшен, но, тем не менее, привлекателен мир наверху — даже такой, искореженный и порванный войной, радиацией. Куда ни кинешь взгляд — везде простор; в душе, где-то рядом с болью от осознания безвозвратной потери, рождалось нечто, похожее на восторг, который не могли сбить ни виды причудливо-уродливых остовов разрушенных зданий, ни серо-голубой снег под ногами, ни мрачное, свинцовое небо над головой (прав был Савушка, какое там солнце!), ни мутировавшие растения вокруг. Мир мертв… Но черт возьми! Как невозможно, потрясающе он огромен и просторен!!!
— Викинг, не расслабляться, — сказал Мореман, подходя. — Вводную пропустишь.
Главный караванщик в несколько скупых фраз обрисовал маршрут:
— Делаем крюк. Двигаемся по Зеленому проспекту к Шоссе Энтузиастов. Там встреча с… коллегами. Все помнят, надеюсь. Нужно успеть до ночи, так что пошевеливайтесь. Максимальное внимание при переходе через границу бывшего малого кольца эмжэдэ — в прошлый раз нарвались гам крепко, больше не хочется. Встречаемся с караваном Сохатого, решаем дела, ночуем в Графских развалинах, а завтра прем в область, как и планировали. Всем все ясно? Вопросов нет? Двинули!
Караванщик ошибался: вопросы — хоть и не к нему — возникли у Макса. Вопросы, основанные на непонимании и замешанные на тревоге. О походе в глубь города и, как следствие, потере целых суток, в метро не было сказано ни слова. Значит ли это, что его, Максово, руководство, не было посвящено в детали маршрута? Про малое кольцо МЖД наслышан был и он: в разных его районах устраивали засады мародеры и мутанты («Как они территорию-то поделили?» — бывало, недоумевал Трошин); караваны, имевшие неосторожность попасть в такую засаду, выходили из боя с большими потерями. Или вообще не выходили… Но что за важная встреча с… коллегами, заставлявшая проходить через столь небезопасные места?!
Савушка крутился рядом: то ли своим почином опекал попутчика, то ли получил приказ босса приглядывать.
— А вон гляди, Викинг, — вполне по-свойски, на «ты» обратился он и показал рукой направо, в сторону серого, покосившегося и обгоревшего, заросшего зеленью остова здания без крыши. — Бывшая районная управа. Перед войной здесь размещались Кадастровая служба и Мосприватизация. Народу всегда толклось!.. Офисные ребята, все сплошь в костюмчиках и при галстуках, машины иностранные… А на той стороне был ресторан «Рио Гранде» — кормили вкусно, хотя и дорого… Сейчас, видишь, и следа не осталось.
— Откуда все знаешь? — сухо спросил Макс. — Никак, помнишь?.. Тебе годов сколько?
— Тридцать два. Да я жил тут, неподалеку, в подвале за зубной поликлиникой. Во-он мой дом!.. Нет, отсюда не видно, скоро мимо протопаем, тогда покажу. Долго жил. А старики рассказывали. Потом-то меня Мореман выменял…
Сказал — и будто себя за язык поймал, тут же усеменил вперед, обогнал нескольких караванщиков. Макс перехватил бешеный взгляд Моремана, брошенный в их сторону.
«Вот профессионализм треклятый, — сказал себе Макс. — Одно неосторожное слово глупого пацана — и все на свои места встало».
Позади остался перекресток Зеленого проспекта со 2-й Владимирской улицей. Макс прибавил шагу, поравнялся с главным караванщиком.
— Молодец, — сказал он, не глядя на Моремана. — Осторожный. Кто еще знает, что караван ваш — дикий?
Даже не сбавив шага, караванщик проговорил:
— Ты, Викинг, мускулами не играй. Кому надо — в курсе. А мы, если на то пошло, и не дикие.
— Ну? А какие же?
— Полудикие. Серые. Людьми не торгуем. Так, по мелочи… бутлегерство…
— Грибочки, трава, — продолжил Макс. — Наркотики. Кроме того…
Он не договорил, но по тому, как дернулся Мореман, определил, что они друг друга поняли. И еще пришло в голову Максу, что не зря Рохленко с Мирабовым отправили его в поход именно с этим караваном. Как боец Макс — единица ценная, в непростом вояже пригодится… Значит, есть у шефов интерес к делам Моремана… Ох, запутано все…
— Серые, бурые… Я не художник, в оттенках ваших разбираться, — сказал он, — а только терпеть вашего брата ненавижу и, кабы не задание…
— Воздух!!! — завопили сразу несколько глоток с хвоста каравана; мужчины уже бросали на землю мешки, кофры, канистры, чемоданы, хватались за оружие, вздергивая его стволами вверх.
Три крупных крылатых особи заходили на караван справа, из-за дальних разрушенных зданий бывшей 2-й Владимирской. Караван сейчас находился на открытом месте, переместиться в укрытие не успевали, да и не осталось рядом укрытий — поодаль глядела пустыми глазницами окон бывшая школа, стены до уровня второго этажа, без крыши; вряд ли она смогла послужить людям серьезной защитой от такой напасти. А значит, бой чудовищам следовало дать здесь.
Клацая клювами и ловко уходя от пуль, гигантские твари летели над потенциальной добычей. Вот ушли за 1-ю Владимирскую, развернулись над лесом.
— Беречь патроны! — проорал Мореман. — Не пугать, бить точно по цели!
Птеры приближались. Макс прицелился. Короткая очередь — и голова монстра взорвалась, а тело, кувыркаясь в морозном воздухе, заворачиваясь в собственные, уже бессильные крылья, пронеслось мимо караванщиков (люди прянули в стороны) и грохнулось на шоссе, снеся несколько припорошенных снегом ржавых остовов автомобилей.
— Пошла на полную… — пробормотал Макс и оскалился.
Два других летуна разошлись в стороны (из стрелявших в них караванщиков ни один не попал в цель), вновь промчались над людьми и пошли на третий заход.
— По моей команде!!! — заорал Мореман. — Раз! Два! Три!
Лапы чудовищных созданий с огромными когтями на сей раз были вытянуты вниз на всю длину, будто выпущенные шасси заходящих на посадку самолетов, — птеры готовились схватить добычу. Но теперь стрелки ударили слаженно, одному монстру изрешетив крылья, а другого разрубив очередями практически пополам.
Макса раздирали противоречивые чувства. С одной стороны, ему хотелось рассмотреть во всех подробностях этих величественных монстров, обитателей верхнего мира, и потратить на это столько времени, сколько захочется. С другой — он не мог позволить себе подставиться перед Мореманом и его людьми, показав, что впервые в жизни столкнулся с птерами, а попал в одного из них столь мастерски лишь потому, что просто хорошо стреляет по движущейся мишени, и неважно, бежит она или летит (так уж вышло, стрелковый талант — он или есть, или напрочь отсутствует). И если он сейчас сунется к птерам, это может насторожить, вызвать вопросы, домыслы и догадки. Мореман — не дурак…
Но удержаться было трудно. Как бы невзначай Макс двинулся к поверженным хищникам, стараясь вести себя как можно естественнее, участвуя в общей беседе с караванщиками — а некоторые из них также любопытствовали: один пытался поднять тяжелое крыло, другой заглядывал в пасть и в полном восторге что-то объяснял остальным жестами…
Макс в очередной раз испытал потрясение. Во время налета он был собран и деловит, сконцентрирован на задаче. В полной мере осознание того, кем является побежденный враг, пришло лишь теперь. Перед ним распростерлись настоящие цари нового мира. Мало найдется существ, способных противостоять такому сопернику Викинг ощущал нечто вроде смутной внутренней гордости: впервые столкнулся — и не спасовал.
Мореману было не до него. Быстро приняв решение не обдирать убитых птеров (здесь, на открытом месте, в опасном районе, на это уйдет слишком много времени, а главное — сил, которые понадобятся караванщикам на переход, а то и, того гляди… кто ведает, что там у Сохатого на уме?) — он покрикивал и собирал караван. Нашлись упрямцы, не желавшие расставаться с добычей, которая могла принести неплохие барыши: в иных колониях, особенно за пределами Москвы, шкуры птеров стоили недешево. Но Мореман умел разговаривать со своими людьми, приводя по-настоящему убедительные доводы. Иначе не быть бы ему главным караванщиком со стажем, одним из самых уважаемых — на некоторых станциях его ставили выше Джедая, которого высоко ценил сам Мореман. Вот и теперь нужные слова нашлись, порядок бы восстановлен.
Так что на гипотетически странное поведение Викинга внимания никто не обратил… Точнее, почти никто.
* * *
Караван пер вперед энергично и мощно. Больше реальной опасности на пути не встречалось, и Макс думал, что знает, почему так: люди напитались угрозой и силой во время схватки с летунами и теперь двигались на этой волне. А верхние обитатели, скорее всего, отлично чувствуют подобные вещи и стараются вовремя убраться с пути столь серьезного противника подальше.
Макс осматривался, стараясь делать это незаметно, естественно. В этом районе города он не бывал и до Катаклизма, а если и проезжал когда — в памяти не отложилось. Он не уставал поражаться новому миру и собственному восприятию его. Конечно, человеку здесь места нет… и еще долго не будет.
Сразу за перекрестком — пересечением с бывшей 1-й Владимирской (теперь-то, разумеется, никакой улицы не было и в помине) — путников встретили настоящие джунгли. Они тянулись вдоль проспекта справа; такого разнообразия причудливых растений, многие из которых наверняка несли для двуногих смертельную опасность, Трошин не видал никогда. Мгновенно возникший рядом всезнайка-Савушка проинформировал, что до войны здесь был сквер, и весьма уютный. Мореман дал команду был настороже: звуки, доносящиеся из-за зеленых стен, пугали по-настоящему. Однако, чувствуя приближение достойного противника, нечисть смолкала и затаивалась либо убиралась подальше. Волна силы, исходящая от каравана, все еще действовала. Так что твари орали, рычали, свистели, ухали и хрипели на все лады впереди, по ходу движения, либо сзади, там, где караван уже прошел. Со стороны картина, должно быть, выглядела уморительно.
— Знаешь, почему к нам не лезут? — спросил Савушка. — Смертью от нас пахнет. Не человечьей. Их смертью.
«Соображает», — подумал Макс.
Лес справа кончился, а вместе с ним — и Зеленый проспект. Направо уходила бывшая улица Плеханова, через несколько километров пересекаясь с Шоссе Энтузиастов; прямо, под небольшим углом — отросток Перовской, сдавленный с двух сторон кварталами развалин. И каждая таила в себе опасность. Несмотря на то, что задача была поставлена на старте четко и однозначно, мнения о дальнейшем маршруте разделились. Большинство караванщиков настаивало, что необходимо повернуть на Плеханова, достичь Шоссе Энтузиастов, а уж по нему продвигаться до места встречи с Сохатым. Другие убеждали, что идти следует по Перовской, а потом либо свернуть на Электродную и также выйти к Шоссе, но уже много ближе к точке встречи с «коллегами», либо перемещаться по открытым местам, держа курс на Графские развалины (что это за место, Макс не знал).
Мореман выслушал обе стороны.
— Веду вас я, — сказал он веско, и никакой шлем с противогазом не смягчил стали в его тоне, — а значит — идем маршрутом, который я определил загодя: между Перовской и Плеханова, кварталами. Пересекаем границу кольца и оказываемся у оговоренного с Сохатым места. Ждем. Встречаемся. Совершаем сделку, переходим Шоссе и отдыхаем в Развалинах. Изменений в плане не будет.
Мощная харизма бывшего капитана дальнего плавания действовала безотказно. Караван двинулся в путь.

 

Через разрушенные, заросшие кварталы продвигались с максимальной осторожностью и вниманием, под аккомпанемент пугающих звуков, несшихся со всех сторон. Оружие — наизготовку. Макс то и дело с беспокойством поглядывал вверх, на низкие и плотные темно-фиолетовые облака, затянувшие небо: он ожидал нового нападения птеров. Савушка бросал на спутника внимательные взгляды.
По резким и отрывистым командам Моремана, которые караванщики исполняли быстро и беспрекословно, стало ясно, что отряд приближается к границе Малого кольца МЖД. Груз был перераспределен, полностью освободив пятерых бойцов с тяжелым огнестрельным вооружением. Двое тут же переместились в голову каравана и дальше шли в авангарде, еще по одному охраняли отряд справа и слева, и один боец замыкал, двигаясь почти спиной вперед и прикрывая товарищей.
Здесь была открытая местность, полуразрушенные здания остались позади и маячили впереди. Самих рельсов видно не было, они терялись в густо поросшей траве и растениях странных, нереальных цветов и оттенков. Левее по ходу движения будто вросли в землю несколько остовов вагонов; некогда замершие неподвижно, они образовывали часть полукруга — похоже, в этом месте состав поворачивал. В стороне от вагонов, поваленный на землю, заржавевший и поросший травой, лежал на боку тепловоз. Макс сперва не понял, что это за махина, но потом взглянул на Савушку: тот несколько раз сделал рукой характерное движение, как будто потянул за перекладину свистка. «Почем он знает, как это было в старину? — подумал Макс. — Из рассказов старших?»
Внезапно на боку поваленного тепловоза, откуда ни возьмись, выросла огромная волкособака. Животное стояло неподвижно, но было напряжено, похоже, изготовившись к прыжку: мощные задние лапы чуть подогнуты, уродливая морда вытянута вперед, глаза немигающе уставились на людей. Слышалось негромкое, но угрожающее рычание.
Караван замедлил ход. Дула трех автоматов были направлены на пса. Мореман дал команду не стрелять и продолжить движение на малой скорости. В этот момент рядом с первым монстром появился второй такой же, чуть меньшего размера, но не менее устрашающий. Макс подумал, что мутанты не станут нападать, они лишь защищают свою территорию.
Отряд вошел в зону густого тумана и продвигался по колено в нем. Откуда бы ему тут взяться, до вечера было еще далеко… Макс не стал спрашивать, хотя у того же Савушки наверняка нашлось бы правдоподобное объяснение.
Отряд снова двигался через квартал разрушенных зданий. До места встречи с караваном Сохатого было подать рукой. Макс вдруг испытал первый укол смутной тревоги и с беспокойством огляделся. Все казалось мирно вокруг, насколько может быть мирным послевоенный город, населенный чудовищами. Но внутреннее напряжение усиливалось.
Викинг догнал Моремана.
— Долго еще?
— Рядом.
— Послушай… Мы не одни.
Мореман не задал ни единого вопроса, только вскинул вверх и тут же опустил левую руку. Со стороны все выглядело так, будто человек поправляет сползающую лямку огромного тяжелого ранца, висящего на плечах… Но Макс уже знал, что означает этот жест: внимание, засада.
— Туман усиливается, — сказал он, — напасть на нас становится сложнее с каждой минутой. И все же я думаю, что они станут ждать Сохатого, чтобы разом захватить оба каравана. Две добычи лучше, чем одна, верно? Во всяком случае, именно так поступил бы я.
— Они понимали, что у границы эмжеде мы были готовы к нападению и выбрали другую диспозицию… — ответил Мореман. — Что предлагаешь?
Глядевшему мимо собеседника Максу показалось, что между близлежащими развалинами зданий возникло движение.
— Отойти назад, на открытое место, и выманить их. Причем сделать это быстро, пока они не успели опомниться и не открыли огонь здесь и сейчас.
Мореман рыскнул взглядом влево-вправо, кивнул и поднял правую руку в тяжелой перчатке с отогнутым большим пальцем.
Отряд мгновенно перестроился и стал отступать к границе кольца МЖД, на открытое пространство. Враг потратил на принятие решения всего несколько минут (караванщики поняли, что угодили в засаду, как действуем — нападаем? преследуем? отходим?), и это время сыграло роковую роль: отряд Моремана занял удобную позицию и залег.
Бандиты все-таки попытались напасть. Двое неосторожно выскочили из укрытий и были тут же убиты. Еще несколько нападавших поползли вперед, понадеявшись на туман; однако там, где они передвигались, толстый сероватый ковер тумана, казавшегося плотным, как желе, колыхался. Бойцы отряда открыли огонь на движение, после чего бандиты отступили и растворились в мертвом городе.
— Как ты узнал? — Савушка шел рядом с Максом к месту встречи с Сохатым.
Тот пожал плечами.
— Ведь ты…
— Что? — немедленно спросил Макс, кладя Савушке руку на плечо, но тот вывернулся и, ускорив шаг, догнал босса.
«Знает, — подумал Трошин. — Ну и что? Я не подвел их, не подставил — наоборот. В этом мире у каждого своя судьба. До вчерашнего дня я был убежден, что моя — жить, работать только в метро. Может, и хотел выйти наверх, но как-то… опасался. Да и повода не подворачивалось. А вот — ишь ты, поди ж ты…»
— Метро все спишет… — негромко сказал он вслед Савушке, но адресуясь самому себе.
* * *
Сохатый со своей группой пришел к месту встречи с небольшим опозданием. Мореман рассказал ему, что караван едва не попал в засаду и только благодаря новичку удалось спастись. Высокий, худой, как жердь, караванщик подошел к Максу познакомиться и пожать руку.
За процессом торгов и обмена Трошин наблюдать не стал — не его это дело. Он отошел в сторону и прохаживался, наблюдая за окрестностями и обдумывая историю, в которую попал.
Там, в подземке, услышав задание, он отнесся к нему почти без трепета и внутренней дрожи. Думалось, по глупости, дескать, очередная миссия выйдет сродни поручениям, по которым работал он «на просторах» метро, — зачастую сложным и смертельно опасным, но выполнимым. Все можно просчитать, вовремя отреагировать, ловко сманеврировать, удачно затаиться…
На деле все оказалось не так. С потрясением от невероятного простора и непросчитываемости верхнего — мертвого — мира ему за прошедший день частично удалось совладать. А также удачно применить некоторые свои профессиональные качества: внимательность, внутренний голос, стрелковый талант… Возможно, все это потому, что пока Викинг был не один, рядом с людьми, много лет чувствовавшими себя органично наверху.
А вот что произойдет, когда пути каравана и его, Макса Трошина, разойдутся? Сможет ли тогда он столь же ловко использовать свои знания, умения и навыки… Не потеряется ли, черт побери, один в огромном мире, полном опасностей, как терялся несмышленый малыш, заигравшись и далеко отбежав от мамы… С той разницей, что в реальности этого малыша вокруг были люди, готовые помочь ребенку… А кто поможет ему, Викингу, теперь?! Мутанты?!
— Викинг, — сказал Мореман, приближаясь, — Сохатый уходит, а нам пора передохнуть. Путь предстоит дальний и непростой.
* * *
Графскими развалинами оказался комплекс из нескольких полуразрушенных, заросших травой зданий на противоположной стороне Шоссе Энтузиастов. Что в зданиях было прежде, до войны, почему теперь называются именно так — никто точно сказать не мог, даже «энциклопедист» Савушка.
Караванщики быстро и профессионально обследовали территорию на предмет угрозы и стали устраиваться на отдых в уютном углу одного из зданий, выставив часовых. Мореман заверил, что задействовать Макса в охранении не планирует, поскольку завтра тому предстоит опасная прогулка по подмосковному городу в одиночку; Викинг ожидал возмущения со стороны караванщиков (разговор состоялся при всех): а какого этому лосю поблажка?!! И когда ни словечка упрека не последовало, вновь подтвердил для себя — вояж-таки предстоит непростой.
Расположились. Разожгли костер, вскрыли несколько банок консервов. Вокруг стремительно темнело. Поужинали. Снаружи время от времени неслись угрожающие звуки: мертвый город жил своей ночной жизнью, будто гигантский зомби.
Кто-то попросил главного караванщика рассказать что-нибудь о море.
— В Африке, в Египте, было соленое море, называвшееся Красным… — начал тот. Воспользовавшись тем, что все спутники поглощены рассказом Моремана, Савушка переместился поближе к Максу и, наклонившись к самому его уху, шепнул:
— Не волнуйся, никто не узнает, что ты наверху впервые…
Трошин молчал. Савушка сделал паузу и продолжил:
— Понимаешь, людей без опыта переходов по поверхности сторонятся, особенно караванщики, с собой стараются не брать… Считается, такие попутчики притягивают опасность… Тебе повезло, что ты пошел с нами: Мореман и его люди не больно наблюдательны, присматривал за тобой один я. Вел ты себя осторожно, подтверждаю, но после схватки с птерами выдал себя с головой. Такие вещи я туго секу, не смотри, что хлипкий. Решил я погодить, Мореману не рассказывать. И не пожалел. Ты наш. Настоящий. Только берегись города, по которому пойдешь один. Там плохие места, а прикрыть тебя будет некому. Используй все, что знаешь… и помогай тебе Господь… если он там еще остался, а не распылили его на атомы.
Макс посмотрел вокруг. Караванщики устраивались спать. Мореман предупредил, что на отдых отводит всего четыре часа, чтобы уже завтра до полудня выйти к границе города.

 

3. Судьба
— Мы на месте, — сказал Мореман. — Свой маршрут на карте города ты видел. Постарайся от него не отклоняться. Удачи тебе, Викинг. Ты молодец.
— И тебе не хворать, — Макс был напряжен, хотелось покончить со всем поскорее.
Границы города достигли удивительно быстро; как проводнику Мореману не было цены.
Трошин пожал руку Савушке; тот показал большой палец в перчатке и легонько ткнул здоровяка кулаком в плечо.

 

Макс двигался по подмосковному городу, такому же мертвому, как и столица, быстро и осторожно. Время от времени он сбавлял шаг, вызывая в памяти персональный «навигатор» — карту города с проложенным по ней маршрутом до конечной точки — бывшего закрытого военного института, в котором предстояло разыскать семью Коломиных. Викинг не отклонялся от маршрута ни на метр в сторону, доверившись профессионализму Моремана и его словам: «Этот путь наиболее безопасен», хотя внутренний голос сигнализировал об опасности. Сперва — еле слышно, потом — все громче. Максу стоило больших усилий игнорировать его — ведь только вчера голос спас караван от гибели.
Он продолжал продвигаться в глубь города на хорошей скорости, неукоснительно следуя рекомендованному маршруту, и опомнился, лишь зацепив боковым зрением несколько серых приземистых четвероногих теней, несущихся справа, а затем и слева… От животных исходила совершенно явная угроза, хотя явно своих намерений они пока не демонстрировали…
Макс снял с плеча и перехватил поудобнее автомат, проверил ножны с обоюдоострым кинжалом коммандос «кей-кей», в умелых руках оружием результативным и страшным. «Побоятся, — убеждал он себя, испытывая, тем не менее, внутреннюю дрожь, — не кинутся… Человек идет один и с оружием — значит, силен; твари не могут этого не понимать».
На ходу он оглянулся — и различил позади, на приличном расстоянии, несколько фигур аналогичных пропорций, которые, видимо, поняв, что человек их заметил, прянули в стороны.
«Сжимают кольцо», — понял Макс, похолодев. По «навигатору» до места прибытия оставалось порядочно, он может не успеть…
Трошин резко ушел в сторону, к сохранившемуся в относительно целом состоянии четырехэтажному строению, рассчитывая вытянуть противника на себя и нескольких тварей убить, остальных же — распугать. Сработать его плану было не суждено. Добежав до стены дома, Макс обернулся, держа автомат наготове и намереваясь нажать на курок, однако почувствовавшие угрозу животные мгновенно растворились в сером мареве. Зато из окна здания выметнулось стремительное мускулистое тело. Макс не успел среагировать: животное сбило его с ног, автомат отлетел в сторону. Бешено рыча и лая, тварь пыталась вцепиться человеку в горло. Сбросить с себя такую тушу было нереально, но высвободить правую руку получилось. Блеснул кинжал, и спустя мгновение Макс выполз из-под мертвого зверя. Подобрал автомат. Костюм противорадиационной защиты сильно сковывал движения. «Я только что избежал смерти», — сказал он себе.
Еще один зверь прыгнул над ним, промахнувшись самую малость. Макс выстрелил.
«Все, братцы, пора мне, я и так задержался тут с вами…»
Он сунулся в одну, другую сторону — без шансов: открыто не нападая, животные давали понять, что путь отрезан.
Тогда Макс рванул внутрь дома.
Мусор, остатки мебели, скелет в углу. Он заметался по нижнему этажу, сознавая, что преследователи вот-вот появятся.
Впереди — каким-то чудом сохранившаяся лестница наверх. Можно попытаться уйти через крышу. Лезть за ним звери побоятся…
Он ни на что вокруг не обращал внимания, поглощенный единственно идеей спасения; карабкался по лестнице, отчетливо слыша за спиной нетерпеливый скулеж и взрыкивание бестий в предвкушении легкой добычи. Легкой? Поглядим…
Он на четвертом этаже. Потолок здесь низкий, деревянный пол скрипит и прогибается под тяжестью человека в экипировке и с оружием. В одном месте крыша обвалилась, в проем видно низкое свинцовое небо, мнится — протяни руку и ухватишься за облако. Интересно, можно на нем повиснуть? Чтобы влезть на небо… Правда, над облаками — радиоактивный шарик солнца… Бред какой… Викинг, ты сходишь с ума от страха… Возможно, и нет, только быть разорванным тварями, бывшими когда-то собаками или волками, не хочется совершенно.
Рычание. Рядом.
Макс подпрыгнул, ухватился за ненадежные края дыры в крыше и полез, молясь, чтобы удержаться и не упасть обратно. Страх гнал его вперед.
Один из хищников сунулся было схватить его, и человек с удовольствием двинул тяжелым ботинком по уродливой морде. Клацанье челюстей, падение тяжелого тела, скулеж. «Дырку от бублика вы получите, а не Викинга! Лапы у вас коротки! Бежать! — Макс метался по крыше, стараясь унять панику, хотя бы глядеть под ноги. — Вот у этой стены пока пусто… И что? Прыгать нереально — высоко. Ладно, попытаемся спуститься… Давай, дружище, ногу сюда, рукой придержаться и сразу перехватиться… Быстрее, пока они не сообразили. Тяжеловат ты, дружок, и оружие твое — не пушинка. Но ничего. Выдержат тебя выступы, пустые окна… Выдержат. Выдер…»
В следующее мгновение он рухнул — хоть и с небольшой высоты, но приложился ощутимо. Хорошо хоть автомат не выронил. А твари — тут как тут. Кинулись несколько штук разом; спину пронзила жуткая боль. Макс нащупал спусковой крючок и немного переместил дуло. Огонь! Зверь с перебитым позвоночником отвалился в сторону, но его место уже спешили занять сородичи. Они рычали, тянулись к жертве; бок словно ожгло огнем. Каким-то чудом Макс вырвался, сделал несколько выстрелов и туманящимся, неверным зрением разглядел в стене этого же дома, с крыши которого упал, у самой земли, небольшую покосившуюся дверку… Подвал?..
Попробовать уйти. Силы еще есть, он нужен себе, любимому… Себе и дочери. Моремана не подвел — и Маринку не обманет. Вернется.
Мужчина упал на дверь спиной; сгнившее дерево рассыпалось под весом его тела, и Макс, точно куль, покатился во мрак, чувствуя, что его не преследуют… Вот и славно… Отлежится — и выберется по темноте…
— Пошла… на полную… — пробормотал запекшимися губами.
Спина горит. Такое ощущение, разодрана до самого позвоночника. И бок…
«Перевернуться на живот — вот так… Легче… Отлежусь маленько, силенок подкоплю… До института подать рукой… Даже доползти можно… А силы — силы еще остались…
Эй, мне мерещится?.. Что за звук?.. Кто играет на виолончели? Что это?! Что…
О, ЧЕРТ!!!»
Макс заревел, закричал последний раз в жизни…

 

…и проснулся.
Над ним стоял Мореман. Несколько караванщиков сгрудились поодаль.
— Совсем охренел, Викинг?! Всю нечисть окрестную сюда скличешь, идиот!
Макс все еще не мог прийти в себя.
— Собирайся, — сказал Мореман. — Выходим.
* * *
Так вот что это было. Сон-предостережение. Но каков реализм! Даже на марше, отойдя от пережитого во сне, он все еще непроизвольно ощупывал себя: цел? не ранен?
На вопросы о странных животных в городе караванщики отмалчивались, а некоторые косились с подозрением: с чего вдруг Викинг начал интересоваться? Кто ему напел?
«Все сделаем иначе. Сон поведал, что произойдет, если передвигаться по городу маршрутом, проложенным Мореманом. Как говорил маленький, плешивый и картавый сифилитик, переживая по братухе: „Мы пойдем другим путем!“
Уйти от судьбы. Двадцать лет пытался — ненамеренно; но поверхность нашла, выдернула в свои объятья из жестокого, но ставшего своим мраморного рая.
А нынче точно — обманем фатум! обведем рок вокруг пальца! объегорим планиду! покажем дулю доле! оставим крючконосую с ее рубильником…
Предостережен — стал-быть, вооружен.
Вот вам всем, гниды!!!»
— Быстрее, быстрее! — подгонял Мореман. — Выбиваемся из графика!
«Графика?! К эдакой матери!.. Минимум один из вас, парни, бежит в когтистые лапки смерти — и вы еще подгоняете?!..
Не выйдет. Все переиначу. Смешаю партнеру карты, стоит только ему отвлечься… Не дамся.
Не дамся…»
— Мы на месте, — сказал Мореман.
А вот это уже не смешно. Все в точности, до словечка, до жеста… Поневоле поверишь.
Савушка на прощанье оттопырил большой палец в перчатке и попытался легонько ткнуть Макса кулаком в плечо — но тот отклонился. Караванщик, кажется, обиделся.
«День сурка», — припомнилось Максу.
С самого начала перехода по городу Трошин резко ушел вправо, удаляясь с показанного Мореманом на карте маршрута и своего «навигатора» во сне. Двигался зигзагами с большой амплитудой; останавливался, замирал — и тут же кидался вперед. Внимательно осматривался, заслышав настораживающий шум, мчался прямо на него.
Опасности не было. Пока не было.
Трошин преодолел по городу уже порядочное расстояние, до точки прибытия оставалось немного. Он давно оставил позади треклятый дом из своего сна.
Он прошел.
Макс расслабился. Прошел!!!
…И судьба услышала.
Несколько тварей — приземистых мускулистых четвероногих животных — возникли по ходу его движения. Они не ждали и не таились: они неслись прямо на него.
Макс вскинул автомат и успел дать пару коротких прицельных очередей, прежде чем тяжелый зверь, появившийся откуда-то сбоку, прыгнул, сбивая человека с ног и вышибая у него оружие.
Макс успел откатиться в сторону, выхватил пистолет (вот и поправка: во сне фигурировал только автомат!), выстрелил… Но они были уже рядом, окружая. Один прыгнул сзади; Макс повалился вперед, рыча от боли в спине (сколько когтей — два? три?); мгновением позже ожгло бок. Скулеж, клацанье челюстей, суета у добычи: кому первый, самый лакомый кусок… Одна из тварей кинулась — Макс с хрустом насадил ее на кинжал, провернул лезвие в теле… «Не в то горло кусочек-то пошел?»
Отступили, перегруппировываются… Сейчас кинутся снова.
Он пополз к ближайшему строению. Хотя бы попытаться…
Все иначе, чем во сне, но… какая разница? Финал тот же.
Зрение отказывало, все расплывалось в запотевших окулярах шлема… Он не помнил, как вполз внутрь полуразрушенного строения. Каждое движение причиняло нестерпимую боль. Его не преследовали.
Подгнившие доски вдруг треснули под грузным телом, посыпались — и он рухнул вниз, во тьму…
* * *
Человек пролежал на полу подвального помещения несколько часов. Он был жив, но сильно изранен; организм копил энергию, а для этого был необходим покой, хотя бы ненадолго.
Небольшая колония в противоположном конце подвала не заинтересовалась новым обитателем своего убежища. Лишь трое разведчиков получили команду матки проверить — и расположились в глубоких ранах на спине.
То ли они слишком «шумели» и копошились, а может быть, организм накопил достаточно сил… но человек вдруг пошевелился. Сперва едва заметно, потом решительнее… А спустя немного времени, с огромным трудом приходящий в себя, он сделал две вещи: закричал и рывком перевалился на спину.
«Вот так. Жив.
Я жив!»
Силы на последний переход нашлись, но пережитый чудовищный стресс и ранения ударили по памяти.
«…Что я делаю? Куда я иду? Институт… Люди… Спасение… Зачем?..
Ничего не помню…»

 

По городу-призраку, шатаясь, словно пьяный, шел человек.
Назад: Григор Эльбекян ВМЕСТЕ НАВСЕГДА
Дальше: Андрей Дьяков СЛОВО СТАЛКЕРА

Лариса
Грегор, здравствуйте! Вас разыскивает моя мама - подруга Вашей мамы. Позвоните пожалуйста нам. Тел. 8 988 285 51 60