Александра Тверских
ТАМ, ГДЕ БРОДЯТ ВОЛКИ
Чиж не знал, с чего все началось. С Анечки и ее странной сказки на ночь или с поселенцев в темной норе. С осуждающих взглядов или с дома, омытого зеленой речной водой. А может, вся его жизнь, вешка за вешкой, тянулась к неизбежному финалу. Заранее отмеренная и расписанная, ведь сказочный герой всегда лишен собственной воли. Лишь по прошествии времени Чиж понял, что теперь ему все равно.
* * *
В подсобке было душно. Жестяная лампа на столе чадила темным вонючим дымом. Всякий заходящий тут же морщил нос от запаха паленого жира, но все же спешил занять свое зрительское место, желательно где-нибудь в первых рядах. Вокруг стола начальника и шаткого стула перед ним, на котором устроился Чиж, собралась уже изрядная толпа. Восседавший за столом Охотин, командир поселковых, на движущихся вокруг людей не смотрел — вот уже минут двадцать сверлил Чижа неприязненным взглядом.
— И близко ты его видел? — задал очередной вопрос Охотин.
— Как тебя сейчас.
Толпа осуждающе загомонила. Чиж поднял глаза и осмотрел людей, будто только теперь их заметил. Грязные хмурые морды поселковых и физиономии почище, злые и мятые со сна. «Кроты», жители подземелья. Обе группировки, заклятые соседи и союзники, пялились на Чижа с одинаковым раздражением. В тусклом свете по лицам метались причудливые тени, превращая толпу в злых глиняных истуканов.
— Чижов, чтоб тебя через колено! — возопил кто-то громче остальных.
Чиж узнал голос главного «кротовьего» прихлебателя, секретаря Антона, за глаза зовущегося Истеричкой.
Охотин шарахнул по столу кулаком, так, что жестянка подпрыгнула и огонек замигал. Галдеж мгновенно прекратился.
— Было что-то странное? Поведение, разговоры?
Чиж не знал, что отвечать. По правде, каждый из присутствующих видел этого ребенка и поболее раз, чем он сам. Каждый день смотрели и на сына, и на мать. Мутантов — это да, видели не все. И еще меньше после того остались живы. Чиж с ними встречался редко, однажды чуть не подрали в клочья. И как сравнить их с маленьким ребенком? Да почему вообще спрос с него, поселкового?
— Не знаю.
— А ты подумай, Чижов, подумай...
Сосредоточиться было сложно. Вонь, обозленные люди вокруг. Некстати стало чесаться запястье под протезом. Чиж закрыл глаза и принялся усердно думать.
* * *
— ...Красная Шапочка ответила: «Никуда я не пойду с тобой! Мне страшно!» А Волк рассмеялся: «Смотри-ка, что запела! Я тебе, сударыня, в спутники не навязывался. Иди куда хочешь, хоть в самую чащу. Только учти — там покруче зверюшки водятся. Враз передумаешь, а поздно будет...» Сказал так и пнул останки твари, что недавно пыталась скушать девочку. Хотела Красная Шапочка уйти, да после блужданий по лесу ноги ее и так едва держали. Села она на землю и расплакалась. «Ну чего же ты? — сказал Волк. — Вот я, поди, страшней всех этих зверей буду, а плохого тебе ничего не сделал. Так почему ты боишься?»
Тихий голос убаюкивал.
— Пять минут!
Чиж открыл глаза, перевернулся на бок.
— Чего?
— Долго валяешься, говорю. Пять минут на сборы и выметайся.
Сквозь полуопущенные веки Чиж смотрел, как Анечка собирает его вещи с пола и кидает на кровать. В отгороженной фанерой каморке было тесно, и свет падал только из щели в занавешенной старым брезентом двери. У порога сидел мальчик, возюкал по полу бесколесую машинку.
— Я устал сегодня.
— Смена скоро.
— Мне не надо никуда, — попытался спорить Чиж.
— Не мое дело, — огрызнулась Анечка.
С потолка капнуло. Чиж вытер мокрый след со лба, взглянул на заплесневелый бетон и подумал, что никогда не сумел бы так жить. В темноте и сырости, среди крыс и мокриц. «Кроты» все были бледные и чахлые, часто кашляли кровью. Чиж считал, что лучше уж на поверхности окочуриться. Потолок давил на голову.
Чиж сел на койке, одной рукой выволок из вороха одежды штаны.
— Мам, а что дальше было?
— Далеко ушла Красная Шапочка вслед за Волком...
— Как отсюда до Краснодара?
— Нет, конечно. Что тут — по берегу немного, да мост перейти. Видал горы на горизонте? Как от города до тех гор. Нора Волка была глубоко под землей. Огромная, за тяжелыми железными дверями. Внутри было чисто и просторно, и столько света, что аж глаза резало. «Что это за место?» — спросила Красная Шапочка, а Волк только рассмеялся.
Чиж тоже хохотнул, и Анечка обернулась к нему:
— Ты еще здесь?
— Нет, уже ушел, — ответил он, застегивая куртку. — Слушай, я тут подумал. Может, я как-нибудь тебя...
— Нет, — прервала его Анечка. — Не ты, не меня и никогда. Давай, пошевеливайся.
И снова отвернулась к сыну.
— Мам, а Волк обманул Красную Шапочку?
— Нет. Он сказал, что будет не страшно и не больно, и так оно и было.
Свет за занавеской мигнул несколько раз и погас.
В темноте Чиж расшнуровал рюкзак, на ощупь отыскал край стола и принялся выставлять на него консервные банки.
— А что дальше было? — спросил детский голос.
— Иди спать.
— Ну мам!
— О чем мы с тобой договаривались?
— Не помню, — ответил мальчик.
— Пока горит свет, я рассказываю сказку. Свет выключили — сказка закончилась, лежи и спи.
Анечке было не до Чижова. «Раз, два, три», — пересчитал тот, касаясь рукой выстроившихся на столе банок с консервированной кашей. Подумал, достал со дна рюкзака еще одну, поставил рядом и выскользнул за занавеску. В конце коридора горела лампа на посту дежурного, Чиж двинулся на свет.
За спиной прошелестела занавеска, метко брошенная банка консервов ударила Чижа в спину, грохнула об пол и покатилась.
— Не нужны мне подачки ваши! — крикнула Анечка и снова скрылась в каморке.
— Дура! — рявкнул Чиж.
Он подобрал банку и пошел обратно, злым рывком отдернул занавеску.
— Ну, чего еще?
— Возьми, это ребенку.
— Иди.
— Пойду. Возьми уже.
Она замахнулась, будто хотела его ударить. Чиж перехватил летящую ему в лицо руку. Анечка зашипела, попыталась вывернуться из захвата. Рукава не по размеру широкого свитера съехали к локтям, обнажая тощие, покрытые синяками запястья. В тусклом свете стали видны мелкие темные точки на коже.
— Иди!
— Мам!
Мальчик стоял у койки, завернувшись в засаленное лоскутное одеяло. Чиж взглянул на него мельком — бледная кожа, прозрачные бесцветные глаза. Ребенок коротко оскалился.
— Пошел прочь!
Чиж решил, что взбешенная женщина сейчас кинется на него и вцепится ногтями в лицо. Он видал такое, и самому попробовать не хотелось.
— Да и пошла ты, — бросил он и развернулся в коридор.
Наркота стоила дорого, у Анечки никогда не водилось таких денег. Это Чиж знал точно.
* * *
— Да у вас тут все дети одинаковые!
«Кроты» снова загомонили. Чиж услышал, как кто-то предлагает оторвать ему башку.
— Да объясните мне, что здесь произошло? Я в походе был, вернулся, решил к Анечке сходить. Все! Ничего больше не знаю.
— Все? — спросил главный «крот» откуда-то из-за спины. — Ну идем, покажу тебе, что значит действительно «все».
Он тряхнул Чижа за капюшон куртки и потащил за собой, сквозь нехотя расступающуюся толпу. Замелькал «кротовий» туннель, вонючий и прокопченный жирным дымом светильников. Всюду были самодельные ширмы и занавески, из-за них выглядывали бледные перепуганные лица женщин и детей. Чиж обернулся. Толпа «кротовьих» и поселковых мужиков валила следом, с немым неодобрением посматривая ему вслед. Столько внимания к себе он отродясь не привлекал, а потому стало совсем неприятно.
— Вот, знакомься. Этот тоже к Анечке сходил.
«Крот» толкнул Чижа, и тот влетел в уже знакомую каморку. Впотьмах не удержал равновесия, завалился и уперся рукой в койку. Под пальцами оказалось что-то сырое и липкое.
— Черт!
За спиной отодвинули занавеску, Чиж резко отпрянул, снова не устоял на ногах, плюхнулся на пол.
На Анечкиной койке в одних портках валялся мертвец. Мужчина, Чиж видел его раньше, но имени не знал. Глаза покойника были широко открыты, вместо горла — рваная рана. На свисающей к полу руке остались следы укусов.
Чиж ошалело заморгал, повернулся к столпившимся в дверях людям:
— А где Аня с малым?
— Самим интересно, — хмыкнул Охотин.
— Это она сотворила?
Поселенцы молчали, но Чиж уже и сам додумался, что спросил глупость. Отпечатки зубов подсказывали совсем иное.
* * *
Ребенок проснулся, поднял ор. Чиж вскочил, словно на побудку, выругался, снова рухнул на скрипнувшую кровать. Под боком заворошилась придавленная Анечка.
— Ох, ма-ать...
Женщина поднялась, чуть отдернула занавеску, впуская коридорный свет. Обошла кровать и присела там, где в изножье кричал сын. Зарывшись лицом в подушку Чижов некоторое время пытался разобрать Анечкин приглушенный шепот. Правое ухо мало что слышало, а лечь на спину было лень. После суток в карауле лишний раз даже пальцем шевелить не хотелось.
— Ну, чего? — спросил он, устав от ожидания.
Ему что-то ответили, не повышая голоса.
— А?
— Кошмарик приснился.
И опять шепот. Наверное, снова рассказывала ту бесконечную сказку про Волка и Красную Шапочку.
За занавеской выключился свет, и мир погас. Остались лишь тихие шорохи, приглушенные звуки, ритм падающих капель и запах плесени. В другой день Чижу пришлось бы наскоро одеваться, бежать на сбор. Но сегодня он был свободен и никому не нужен. Кроме, разве что, Анечки, но то был слишком спорный вопрос.
Чиж успел задремать, когда она вновь улеглась рядом. Потянулась под одеялом, хотела взять за руку. Схватилась за правую. Чиж почувствовал, как Анечка вздрогнула, напряглась. Мягко перехватил ее руку левой, сжал пальцы.
— Извини, — прошептал он.
— Никак не привыкну. Ужасно.
— Могло быть и хуже.
Бороться со сном было все сложней. Анечка лежала молча, только чуть крепче держала его руку. Чиж еще считался пришлым в поселке и не всех здешних жителей знал. Но из знакомых лишь Анечку он считал близким человеком — она никогда не задавала вопросов, а потому не приходилось ей лгать.
— В дежурство за реку ходили. Вид с моста красивый, когда луна светит.
— Я знаю. Особенно где дом, в воду упавший. Некоторые называют его «мавка», не знаю, что это означает.
Откуда Анечка могла знать, какой открывается вид с моста в лунную ночь, Чижов не знал. И диковинное название «мавка» слышал впервые. Но тем и были они настолько близки — он тоже не задавал ей вопросов.
* * *
Антон-Истеричка догнал Чижа уже на проходной, протянул какую-то бумажку.
— Протокол-то подпиши.
— Чего? — опешил Чиж. — Да иди ты!
— Такой порядок, — пожал плечами Антон.
Вид у него при том был настолько счастливый, будто он ухитрился пнуть под зад давнего неприятеля.
— Ну, как пожелаешь.
Чиж прижал лист к стене правой рукой — из-под длинного рукава виднелся затянутый в перчатку протез. Если не знать, не отличишь от настоящей кисти. Карандашом в левой размашисто провел по бумаге, перечеркнув все написанное несколько раз.
— Так пойдет?
— Конечно же. Благодарю!
Антон склонился в шуточном поклоне и исчез за фанерными перегородками.
Чиж тут же выкинул из головы самодовольную Истеричкину физиономию. Он не раз видал подобных странных людей, которые с какой-то стати решили, что если у них все конечности на месте, то это уже повод для чувства превосходства. Потому и жить предпочитал где-нибудь на отшибе, чтоб лишний раз не встречаться.
Когда-то на этом месте был некий комбинат — Чиж слышал об этом от старожилов. Теперь же территория поселка мало чем напоминала промышленный объект. Кирпичные кладки зданий, разрушенные или размытые водой, обросли саманными стенами, укрылись настилами из камыша. Развалившийся бетонный забор выровняли и дополнили частоколом, со стороны реки — в два ряда. Все это сделали те, кого теперь называют поселковыми. «Кроты» появились позже. Вылезли прямиком из-под земли, когда строители с поверхности повредили один из вентиляционных колодцев комбинатского бомбоубежища.
Чиж помнил с десяток версий того, что было дальше. Каждый участник рассказывал ту байку по-своему, каждая группировка валила вину на соседей. В совокупности выходила самая незатейливая история: не поделили место, чуть не поубивали друг друга, сосчитали оставшихся в живых, помирились. Побродившему от Темрюка до Майкопа Чижу это было не особенно интересно. Он давно уяснил, что везде творится одно и то же. Рано или поздно враждующие стороны убеждаются, что мутантов вокруг все равно больше, и давать отпор нечисти легче сообща. К тому же, дай бог, на очередной вылазке не товарища сожрут, а бывшую вражину — вот и пригодился он, тварь ненавистная.
Главная площадь поселка кишела народом. Не знай Чиж, в чем дело, наверняка решил бы, что собирается военный поход. В глазах рябило от обилия вооруженных и экипированных для вылазки людей. Из какой-то хибары вынырнул Охотин, заорал так, что с ближайшего дерева сорвалась стайка мелких птиц.
— Эй, Чижов, не проходи мимо!
Под дырявой, перестеленной травой крышей собрались местные вояки. Все разговоры стихли. На Чижа взглянули странно, как на волка, забредшего в стаю пастушьих собак.
Над колченогим столиком с расстеленной картой окрестностей пыхтел Истеричка, что-то сосредоточенно высчитывая. По поселку и городской окраине уже пролегли расчерченные карандашом квадраты.
— Знаешь, куда она податься могла? — спросил Охотин, широким жестом махнув в сторону карты.
Чиж подошел ближе. Район поисков был отмечен солидный — вся исследованная местность.
— А зачем это? — поинтересовался он.
— Не понял... — удивился Истеричка, поднимая голову от карты.
— В смысле, зачем столько суеты? Если она сбежала, мутанты найдут ее раньше, чем вы. А если и не найдут, обратно уж точно не сунется.
— Объясните еще раз, зачем нам этот идиот? — раздраженно бросил кто-то.
— Кто ж знал, что у него мозги настолько скисли, — буркнул Антон. — Думали, поможет чем.
— Ее малолетний утырок — хищный мутант, — сказал Охотин таким тоном, будто это его заявление все разъясняло. — Ты хоть понимаешь, что он где-то рядом с поселком?
— Да у вас за оградой таких сотни.
— И каждый из них может спариваться с людьми?!
Чиж перевел дыхание, сглотнул.
— Это ребенок. Как он «спариваться» будет, с кем?
— А от кого эта шлюха его нагуляла? — поинтересовался Охотин.
Чижову стало совсем неуютно под взглядами вояк.
— А его вообще осматривали, на предмет патологий? — задумчиво спросил Антон, ни к кому не обращаясь.
— Как только прибыл.
Атмосфера в хибаре чуть разрядилась, но разговор увял. Вояки будто боялись ляпнуть при Чижове лишнее, а потом и вовсе отослали его собираться в поход.
Когда делили на группы, Чижа отрядили в компанию к какому-то старику, необычайно бодрому для своих лет. Выдали жуткого вида дробовик.
— Из палки-копалки переделали, — хмыкнул старик, повертев в руках чижовское вооружение.
— Как думаете, оно хоть раз стрельнет?
— Раз в год и... А тебе-то вообще жаловаться нечего. Пять зим у Могилы из койки не вылезал, и хоть бы что. Тебя поленом вооружи, за роту наемников навоюешь, небось.
— Не понимаю.
Старик засмеялся.
— Верно говорят, что дуракам везет.
Чиж протянул левую руку за дробовиком.
— А там чего? — спросил старик, кивая на правую.
— Так, небольшая шутка.
Чижов вскинул руку, демонстрируя выдвинувшийся из деревянной ладони заточенный стальной крючок.
— Одного умельца подарок. Даже лучше, чем была.
— Как так вышло?
— Упыри напали. Много было, один бросился, повалил, начал рвать. Я от него этой рукой и закрылся. Когда отбили, там уже кости обглоданные были — пришлось отрезать. Жуткие твари. Хорошо, у вас тут не водятся.
Старик уставился на него внимательно, и Чиж напрягся. А ну, как знает что-то? Но тот лишь рассматривал странный протез.
Вышли за ворота целым отрядом, так же миновали разрушенную часть поселка, а дальше быстро рассредоточились по окрестностям. Чижов шел со стариком до самого моста.
— Чего хмурый такой?
— Не понимаю, зачем это все.
Старик взглянул на него с мягкой улыбкой, как на неразумного ребенка.
— Неужели? Гулящая девка понесла от чудовища. Ты полагаешь, нам следует смириться с этим? Допустить, чтобы новые монстры появились среди нас?
«Но вы же сами...» — хотел было сказать Чиж, но предпочел промолчать.
— Что, размышляешь, ту ли сторону выбрал?
— Я не хочу выбирать.
— Да не выйдет отсидеться. Красивая она, шалава твоя, только ты, дурак, совсем ее не знаешь. Вот почему ее, к примеру, все Могилой называют?
Чиж шел молча, высматривая что-то в зарослях по краям тропинки.
— Она ведь приблудилась к нам, как и ты. С караваном пришла, да так и осталась. Поначалу оно даже хорошо было — своих-то мало, все при мужьях. А эта без гонора, да и не против, лишь бы платили. Только вот знаешь...
Старик сделал паузу, ожидая какой-нибудь реакции, но просчитался. Нахмурился, поджал губы.
— Из тех, кто к ней после смены шлялся, наверное, только ты жив остался. Есть еще один, но то редкий гость — с торговцами к нам является, потому, может, эта погань его и не трогает. Кто на вылазке загнулся, кто в дозоре. Двое вообще неизвестно куда пропали.
Чиж хмыкнул, стараясь не засмеяться.
— Не веришь? Ну и хрен с тобой.
На самом деле Чиж охотно верил. А вообще-то, и точно знал. Людей вокруг умирало много, почти на каждую смерть легко было сочинить какую-нибудь страшную историю, чтобы вечерком рассказать приятелям у костра. Куда сложнее разобраться, что на самом деле произошло. Потому и валили местные жители все свои беды, по привычке, на аномалии да расшалившихся злых духов.
— Это что же, вроде как черная вдова, только черная проститутка?
— Идиот, — буркнул старик. — Все вы идиоты. Я говорю, говорю, а они... Даже Охотин! А таким толковым выглядел!
Как только показалось полотно потрескавшегося асфальта, заросшее высокой, по пояс, травой, Чиж чуть ускорил шаг.
— Погоди. Я за тобой не успеваю.
Чиж зашагал еще быстрее, сорвался и побежал, нырнув между затянутыми в зелень остовами машин.
— Куда?!
В кустах на обочине что-то завозилось, за спиной грянул выстрел. Чиж не стал возвращаться, даже не обернулся. По земле метались какие-то насекомые, отвратительно хрустящие под подошвами. Трава вокруг была присыпана изрядным слоем пыли, пришлось натянуть респиратор. Чиж не верил, что он хоть от чего-то помогает, но дышать стало легче.
Он выбрался на середину моста, подошел к краю. Ржавые обваленные перила свисали вниз. Под мостом бурлила в бетонных обломках зеленая вода Кубани. Медленно катящееся к закату солнце играло бликами на мутных бурунах, отсветы слепили глаза.
Чиж прищурился, осмотрел городской берег. За набережной тянулись сточенные пеньки высотных домов, неприятные на вид, будто насквозь прогнившие зубы. Руины тонули в густо разросшихся деревьях. Город медленно превращался в дремучий лес.
Рухнувший в воду дом был ниже по течению. «Мавка». Осталось в голове какое-то воспоминание, еще из детства. Было это слово в какой-то старой книге, но чем больше он напрягал память, тем дальше неведомая страница ускользала.
Чиж достал из рюкзака бинокль, долго сидел, вглядываясь в темные провалы нависших над водой перевернутых окон. Ни тени, ни движения. Но он точно знал, что не ошибается. За спиной послышалась возня, и Чиж отполз, прижавшись к разогретому солнцем кузову машины.
— Эй, молодняк! Ты куда делся?
Чиж осторожно выглянул сквозь чудом уцелевшее в раме мутное стекло. Старик растерянно озирался по сторонам, вздрогнул, будто заметил что-то, и повернул к противоположному краю моста. Быстро сунув бинокль на место и зашнуровав рюкзак, Чиж пополз прочь.
Несколько раз он слышал выстрелы на набережной и со стороны поселка. Привлеченные этими звуками, поднимались в небо крылатые твари-падальщики, носились над улицей с пронзительными криками. Где стреляют — там люди дерутся с мутантами, а значит, на месте побоища всегда будет чем разжиться. Неважно, кто победит в бою, а кто проиграет — трупоеды любому обеспечат быстрые и безотходные похороны.
Чиж был один и почти безоружен, а потому шарахался от каждого приглушенного звука, припадая к земле или прижимаясь к остовам и обломкам. Развалины жили своей тайной жизнью, рассыпаясь сотнями неведомых шорохов. Изредка попадались на покрытом песком и сором асфальте свежие следы, примятая трава, разорванные плети вьющихся растений. Чиж заметил в пыли отпечатки маленьких детских ботинок. По всему выходило, что он не ошибся, и Анечка действительна шла туда, куда направлялся теперь и он.
В голову закрадывалась странная мысль, будто все происходящее — не взаправду. Такого не могло случиться. Не могла женщина уйти так далеко, рискуя собой и ребенком. Не мог целый поселок загореться мыслью выследить и убить всего лишь одного маленького мутанта. И безымянный мужик на самом деле жив, мало ли что Чижу примерещилось. Будто кто-то сказку рассказывает, да все старается, чтобы чудней вышло.
На подходах к затопленному дому не осталось никаких сомнений. По лысой земле тянулись две цепочки следов — взрослые, и рядом другие, маленькие. Петляли, будто парочка пыталась отыскать вход, терялись в густой тени бетонных плит и помятого металла.
Чижов огляделся. Уж очень все просто выходило: не схронка, а приглашение в гости. Но вокруг было пусто и тихо, лишь ветерок качал глухие заросли кустарника. И он решился.
В перекинутых набок комнатах валялась поломанная мебель, и под ногами чавкала гнилая жижа, бывшая когда-то бумагой, тканью, деревом. Чем глубже продвигался Чиж, с трудом перелезая через странные конструкции, тем гуще становился слой плесени и чаще в распахнутых проемах внизу виднелась темная вода. Бетон опасно крошился под ногами, отовсюду щерились ржавые куски арматуры. И тем больше становилось вокруг следов недавней людской побывки.
Отыскав в подсохшей гнили знакомые следы, Чиж заспешил. Спохватился, но было поздно. Дернулась под ногами невидимая леска, и ему показалось, что все обломки вокруг пришли в движение. Что-то ухнуло в воду через раззявленный и облепленный бурой ряской дверной проем на дне комнаты. Чиж обернулся на плеск, лишь в последний миг заметил шевеление сбоку, но отскочить уже не успел. Тяжелое рухнуло на голову, в глазах взорвались десятки искр, и все исчезло.
* * *
— А ты ничего парень. Я уж и не жалею, что принял тебя, — сказал Охотин.
Чиж, до того не понимавший, чего ради его вызвали к начальнику, чуть приосанился, заулыбался. Убитого им краснопера — грозу небес — разделывали теперь восемь человек. Уж слишком здоровенной оказалась тварь, заставшая врасплох поселковых дозорных. И не подоспей Чиж вовремя...
— Гордишься собой, боец? Сегодня можно, — Охотин ухмыльнулся, сощурил один глаз и добавил неожиданно: — Хочешь, наградой тебя обеспечу?
Наверное, сей хитрый прищур должен был означать что-то, понимаемое всеми поселковыми, но Чиж только растерялся.
— Наградой?
— Заслужил ведь.
Охотин развернулся и пошел куда-то, жестом пригласив Чижа следовать за ним. Они миновали половину поселка, направились в торчащую из земли бетонную халабуду. Чиж знал, что это за место — «кротовья нора». Там, внизу, в темноте и сырости тоже жили люди. Охотин обменялся парой слов с «кротовьим» дежурным на посту.
— Спустишься сейчас, пройдешь прямо, потом направо. Восемнадцатая комната, — сказал он Чижу. — Девушку Аней зовут, скажешь, что от меня. Она все поймет.
Чиж кивнул, хотя сам не понял ничего.
Лестница в нору показалась ему спуском в могилу. С каждым шагом дышать становилось тяжелее, спертый дурно пахнущий воздух сочился в легкие, будто наполнял их свинцом. Темный влажный потолок опускался все ниже на голову. Внутри оказалось грязно и убого. Перегородки из тряпок и фанеры, крошечные огоньки жестяных светильников. Чиж едва не заблудился, спрашивать дорогу у попадающихся на пути бледных и хмурых людей не хотелось.
Не скоро, но все же он набрел на закрытый линялой занавеской дверной проем. Рядом, на стенке, углем было написано «18». Не зная, что делать, Чижов попытался постучать по перегородке. Звук вышел странный, но занавеска тут же дернулась, из полумрака выглянуло миловидное личико девушки.
— Привет, — улыбнулась она. — Ко мне, да?
— Я от Охотина.
Аня посерьезнела, кивнула.
— Заходи.
Чиж прошел в убогую клетушку. Из обстановки — широкая, сколоченная из деревянных ящиков койка, маленький столик, заваленный тряпьем. Почему-то пахло консервированной кашей. Некстати вспомнилось, что завтрак был давно, а обеда из-за свистуна не случилось.
— Не стесняйся, садись.
Сесть было некуда. Чиж аккуратно устроился на краешке кровати, с удивлением наблюдая, как девушка стаскивает куртку. Жарко в подземелье не было.
— Ты чего?
— А чего? — удивилась Аня.
Она повернулась. Без куртки выглядела какой-то уж слишком худой. Стало хорошо заметно, как подол свитера натягивается на чуть округлившемся животе.
— Холодрынь у вас.
— Сейчас согреемся.
Чиж попытался отстраниться, когда она подошла и положила руки ему на плечи. Аня наклонилась, заглянула в лицо.
— Боишься меня, что ли?
— Нет.
— Вот и славно.
Она коротко поцеловала его, присела рядом. Чиж обнял ее, и тут Аня вздрогнула от неожиданности.
— Что это у тебя? — настороженно спросила она.
— Протез. Руки нет, — признался Чиж, ощущая жгучую волну стыда.
— Это ничего, ничего, — пробормотала Аня и снова поцеловала, на этот раз дольше.
Тем вечером Чижу и впрямь не было холодно, впервые за долгое время.
* * *
— Мам, а если Волк страшнее мутанта, то кто же он тогда?
— Нет, ты не понял. Страшнее мутантов могут быть только люди.
Чиж пошевелился, не выдержал и застонал. Голоса мгновенно смолкли. Рядом прошелестели шаги, кто-то склонился над ним. Чиж открыл глаза и в сумерках увидел лицо Анечки. Сосредоточенное, злое.
— Зачем явился?
— Тебя искал, — промямлил Чиж и попытался подняться. Голова кружилась, комната перед глазами качалась.
— Зачем?
— Тебя все ищут. Они хотят вас убить.
— Зачем ты явился?!
Чиж все же уперся руками и привстал. Он лежал на сыром матрасе, в одной из комнат рухнувшего дома. В окно лился рыжий закатный свет. Чуть поодаль на обломках сидел мальчишка. Обычное детское лицо, светлые волосы. Сколько ему лет, около пяти? Ничего необычного, простой ребенок. Иначе и быть не могло. Мальчик и Анечка одеты были странно, в темные защитные комбинезоны. Чиж таких раньше не видел.
— Что здесь происходит...
— Ты понимаешь, что я должна была тебя прикончить? — закричала Анечка. — Чего ради ты вообще приперся?
— Хотел помочь. Они найдут вас, они...
— Это уже не важно, — перебила она. — За нами придут. Нас заберут.
— Кто придет? — спросил Чиж, но ему не ответили.
Он посмотрел на злое лицо Анечки, вновь перевел взгляд на ребенка.
— Вы убили человека.
— Он сам напросился. Пришел пьяный, полез на меня. Мы защищались.
— Но они...
— Это не важно.
Анечка отошла. Чиж осторожно поднялся с матраса. Нападать на него явно больше не собирались, но и бесполезный дробовик куда-то пропал. Подумалось, что если теперь явятся люди Охотина, защищаться будет нечем.
— Ты хотела знать, зачем я пришел? Я хотел спросить. Узнать, для чего ты все это сотворила.
— Для чего? — огрызнулась Анечка. — Да ты хоть знаешь, что происходит? Знаешь, что со мной было? Ты пришлый, всегда где-то далеко, тебе наплевать, что творится у нас на самом деле. Они ведь щедрые, всегда знают, кому и чем заплатить. А я ложилась под каждого, на кого мне показывали пальцем. Я сбежала, ушла в развалины. Думала, сдохну той же ночью, а потом появился он. Первый, кто не смотрел на меня, как на вещь. И попросил лишь об одной услуге — как я могла ему отказать?
— Кто он?
Анечка будто не слышала.
— Кто это был? — спросил Чиж уже громче. — Что за...
«Монстр» — едва не сказал он, но вовремя опомнился, покосившись на ребенка.
— Ты могла уйти со мной. Я ведь предлагал! Ничего этого не случилось бы.
— Стать твоей персональной подстилкой? Какой же ты добрый! Знал бы ты, как я всех вас ненавижу, а уж тебя — особенно. Это твое показное благодушие и казенную щедрость.
Чиж медленно выдохнул, пытаясь совладать с подступающим приступом ярости. Посмотрел на мальчишку — тот следил за их ссорой с непроницаемо-равнодушным выражением лица.
— Подумать только, помочь он хотел, — вполголоса говорила Анечка, вышагивая от стены к стене, — надо было тебя сразу в расход, как остальных. Пожалела, дура, себе на голову.
— И что такое предложил он?
Анечка резко остановилась, обернулась к нему.
— Моему ребенку — все. А мне то, чего хотелось больше всего. Серого и Жабу, Горыныча, Клена, Рекса, Василя...
Некоторые клички Чиж никогда не слышал. Рекса знал лично — глупый верзила, шатавшийся в городские руины. Сгинул год назад, от тела остались лишь клочья. Василь сторожил торговые караваны. Пошел отлить на стоянке — труп нашли, да не целиком, голову ему будто откусили. Про Жабу слышал что-то в местных байках. Не помнил, что именно, но по контексту уже не сложно было догадаться.
— Он сказал, что потом все по-другому будет, им только срок нужен и верные соратники. Убитым будут искать замену, а уж они постараются, чтобы подходящие люди нашлись. Ведь это так просто. У всех на виду, но никем не замечено.
Чиж молчал. Хотелось спросить, почему же не стали заменять его, но что-то подсказывало — от этого вопроса выговорившаяся Анечка взбесится вновь.
— Что им нужно?
— Им нужны мы. Я, мой сын, все остальные. Но мой сын — особенно, — улыбнулась Анечка. — Дети — это новое начало, надежда, ее нужно растить и беречь. Они не любят день, им неприятен свет. Но скоро стемнеет, и тогда...
Она подошла к окну, выглянула наружу.
Чиж не успел понять, что произошло. Раздался короткий сухой щелчок. Время замедлилось, растянулось, как смола. Долгие мгновения Чиж наблюдал, как Анечка отшатывается в комнату с запрокинутой почему-то головой. Во все стороны полетели осколки, брызги, красные искры в красном свете заходящего солнца.
Так же невыносимо медленно Чиж вскочил с места, мир завертелся от головокружения. Он схватил на руки мальчишку, метнулся в сторону и привалился к стене. С силой вжал лицо ребенка в плечо.
— Мама!
Он оказался невероятно сильным для своих лет. Брыкался, как разъяренный зверь, укусил Чижа в искусственную руку. Зубы оставили глубокие вмятины в твердом полированном дереве. Чиж не обращал внимания. Он оцепенело смотрел на упавшее тело Анечки. От лица женщины не осталось ничего, лишь бурое месиво да сочащаяся кровь.
— Тихо, тихо... — прошептал он.
Мальчишка свирепо мотнул головой, вырвался и отчаянно завизжал, обернувшись к матери.
— Мама!
Чиж схватил его в последний момент. По подоконнику чиркнула еще одна пуля, взорвалась фонтаном бетонного крошева на другом конце комнаты.
— Мама! Мама!
Мальчишка повторял одно и то же, как заводная игрушка. Чиж снова взял его на руки, двинулся вдоль стены к дверному проему. Его трясло в лихорадке, мысли заполошно вертелись, будто набирающая скорость пестрая карусель.
Он выскользнул в перевернутый боком коридор, совсем не понимая, куда теперь бежать. Ребенок обвис, как ворох тряпья. Но и кричать перестал, а значит, у них был еще шанс уйти незамеченными. Чиж долго блуждал среди обломков, прежде чем нашел ход наружу. То и дело казалось, что где-то спрятаны еще ловушки, но теперь попадание в них приравнивалось к смерти. Здесь их не ждали. Пригибаясь, чтоб не было видно с берега, Чиж перехватил мальчишку поудобнее, рысью заспешил в заросли.
Не раздалось ни шороха, но Чиж почувствовал, как что-то укололо его в ногу. Оступился, но припустил быстрее. Ребенок вздрогнул, вскинул голову. Чиж шмыгнул за какой-то разлапистый куст, опустил мальчика на землю.
— Что с вами, дядя? — спросил тот тихим, срывающимся на плач голосом.
— Ничего. Устал очень.
Чиж не знал, что делать. Если ребенка должны забрать, то где и когда? И куда теперь бежать, где прятаться? Назойливая, зудящая боль мешала сосредоточиться. Он попытался обернуться, но лишь завалился в траву. Ноги не слушались, будто чужие. Приподнял голову и заметил тонкий блестящий дротик, торчащий из бедра.
— Мальчик, а ты умеешь быстро бегать?
— Умею, — растерянно ответил ребенок и громко шмыгнул покрасневшим носом. — Зачем вы спрашиваете? Что с мамой?
— Все потом, — проговорил Чижов, чувствуя, как язык начинает заплетаться. — Ты должен бежать. Покажи мне, как быстро ты бегаешь. Ну, давай. Раз, два...
— Три! — весело крикнул кто-то из-за кустов.
* * *
В землянке было холодно, по низу тянуло ледяным сквозняком. Отсветы тускло горящей керосиновой лампы лежали на грубо обтесанных досках стен.
— А это что за ушлепок?
Мальчик сидел на полу, поджав колени к груди и придавливая к животу правую руку, обернутую каким-то грязным тряпьем. Мужик постоял рядом, осторожно ткнул носком ботинка. Никакой реакции. Мальчик пялился перед собой пустыми глазами.
— Да так, мут очередной, — ответил второй.
— А не скажешь.
Второй открыл какой-то ящик, выставил на стол банку, до краев наполненную чем-то прозрачным, желтоватым. В банке плавала рука, но мужик понял это не сразу. Пальцы покрывала мелкая темная чешуя, вместо ногтей были изрядной длины когти.
— Профессор за такое как следует отвалит.
— А чего не целиком?
— Целиком он ему на хрен не сдался. Кормить нечем, хранить — негде. У них там, под землей, свои порядки. Я сказал, что малой не от рождения такой, да и вообще, еще до всего родился. Не поверил, сука. Сказал, опять брешу.
Второй пожал плечами. Ну да, и такое случалось. Был нормальный человек, а потом возьми и начни, к примеру, у него шерсть расти. Последние годы и не такое творится.
— А остальное куда?
— Продам кому-нибудь. Он же теперь типа нормальный.
Банку снова убрали в ящик. Мужики застелили стол газетой, уселись.
Первый кивнул на мальчика.
— А этот, того, не опасный? А то сидит...
— Да он обгашенный. Долго отходить будет.
— Тогда хорошо.
Пару часов спустя оба уже громко храпели. Один за столом, другой на старой раскладушке у стены. Мальчик медленно поднялся, хватаясь целой рукой за стену. Вслушался в ровное и спокойное дыхание спящих, пошел к столу.
В воздухе висел плотный запах спиртного. На расстеленных газетах стояли два стакана, лежали остатки нарезанного мяса. Мальчик аккуратно взял в руку перочинный ножик. Держать левой было неудобно. Примерился, чтобы ловчее лежал в ладони. Медленно, словно обдумывая что-то, шагнул к раскладушке.
В землянке не было запаса воды, а сухой простыней сложно было вытереть руку от крови. Мальчик прошел вдоль комнаты, покопался в вещах. Нашел теплую куртку, из какого-то свертка выволок ворох документов. Потрепанные старые паспорта и новые местные самоделки. Перебрал, рассматривая даты рождения. Цифры плыли перед глазами. Наконец, попалось подходящее — местный новодел, без фотографии и лишних данных. Павел Аркадьевич Чижов, 2007 года рождения. Где сейчас тот самый Павел, мальчик вполне ясно себе представлял. Главное — старый владелец уже не обидится.
Он надел куртку. В глазах потемнело от боли, когда сунул покалеченную руку в рукав. Положил новые документы в карман. Поднялся по лесенке и с трудом отвалил тяжелую дверь. На поверхности царила тихая лунная ночь.
* * *
Мысли мерцали и гасли. Круговорот картинок, воспоминаний, образов заставлял голову раскалываться от боли. Чиж знал, что этот день тянется уже долгие месяцы, и впереди еще много таких же, невыносимо длинных часов. Целую вечность назад он вернулся с дежурства и по привычной лестнице спустился в «кротовью нору». И чуть меньше вечности назад видел мужчину с разорванным горлом в Анечкиной разворошенной кровати. И дальше длились и длились мучительные часы. Светловолосый ребенок, мертвая Анечка на полу, среди бетона и мусора.
Этого не могло быть. Столько страшного просто не могло случиться за тот краткий период, от восхода до заката солнца. Чижу показалось, что он видел лишь историю, сказку, рассказанную кем-то вечером перед костром. Больная фантазия невидимого сказочника.
Кто-то прикасался к нему. Чиж открыл глаза, скосил взгляд в медленно темнеющее небо, уже покрытое первой тусклой россыпью звезд. Он лежал на боку, от земли тянуло холодом. Мальчишка сидел рядом, сжав его руку в своих ладошках.
Чиж хотел пошевелиться, но смог лишь качнуть головой. Мальчик оживился, придвинулся к нему поближе.
— Тише, дядя, тише.
— Быстро очухался, — заметил кто-то. Чижу понадобилось много времени, чтобы понять, где он раньше слышал этот голос.
Истеричка навис над ним, схватил за волосы, посветил в глаза карманным фонариком.
— Вечно эти дикари брешут. Говорили, часов пять.
Мальчик зашипел, с размаху ударил Антона. Фонарик полетел на землю, и в коротком отблеске Чиж успел увидеть оскаленные зубы ребенка.
— Ишь, дрянь! — буркнул Антон и замахнулся, но бить не стал.
Зашумели заросли, послышались чьи-то шаги.
— Пока все тихо, — отчитался еще один голос.
— Ничего, ждем.
Чижов снова попытался двинуться, но ничего не вышло. Тело было чужим, руки и ноги холодные и мягкие, как у куклы.
— Ты лежи, — усмехнулся Антон. — С тобой мы позже разберемся, когда все закончим.
— Ч-что вы де-елаете-е? — с трудом выговорил Чиж.
Язык тоже казался неживым, шевелился во рту с огромным трудом.
— Ждем тварей, что за этим выродком придут. Они ведь появятся, да? Он нужен им? Что скажешь?
— Не-езн... — протянул Чиж, но Антон перебил его:
— Да все ты знаешь! Я в курсе, что ты с этой сукой заодно! Ну ничего, мы еще выясним, что это за уроды такие и откуда они выползли. Все расскажешь, когда мы от них избавимся.
Снова послышались шаги.
— У нас все чисто.
— Хорошо, ждите.
Невидимый боец ушел обратно, шорох в зарослях медленно затих.
Небо темнело, звезды разгорались ярче, потом взошла луна. Вояки ждали в темноте и тишине. Чиж беспомощно валялся на земле, пытаясь унять бешеный стук сердца, громом отзывающийся в ушах. Мальчик так и держал его руку, тер, перебирал пальцы.
— Не бойтесь, дядя, — прошептал он, низко склонившись над Чижом. — Света больше нет, папа-Волк придет и убьет их всех.
Чиж хотел переспросить, но мысли в голове ворочались быстрее языка. Вновь замелькали беспорядочные воспоминания. Анечка в странном комбинезоне, залитая рыжими лучами комната. «У всех на виду, но никем не замечено».
В голове зашептал тихий голос, рассказывающий ребенку сказку на ночь:
«“Но что же это будет за ребенок, кем он станет?” — спросила Красная Шапочка. И ей ответили, что это не простой ребенок, это маленький Волк. Нужно растить его, заботиться и защищать, ведь дети — это наше будущее. То, что мы сумеем заложить в наших детей, даст всходы, зацветет. Новая весна, новый шанс начать сначала...»
Мальчишка сильнее сжал пальцы, напрягся и шумно засопел. Чиж не сразу сообразил, что он принюхивается. Странно, по-звериному.
— Папа! Я здесь!
Эхо звонкого детского крика заплясало в воздухе над темной набережной.
— Сука, — шепотом выругался кто-то из бойцов и подскочил, намереваясь кинуться на мальчика.
Не успел. Едва приблизившись, рухнул на землю и больше не шелохнулся. Привыкший к темноте Чиж сумел рассмотреть тонкий штырь арбалетного болта, торчащий из шеи мертвеца.
— Папа! — снова крикнул мальчик, рванулся куда-то и скрылся из вида.
Вокруг что-то происходило — тихо, стремительно. Кто-то бежал и падал, воздух наполнился свистом летящих болтов. Чиж вновь попытался шевельнуться, чуть переложил руку, сжал в кулаке пучок сухой травы. Потянул, но вырвать из земли не хватило сил.
В зарослях раздались тяжелые шаги. Чиж поднял глаза и увидел его. Темный силуэт бесшумно выплыл из зелени, и лежащий на земле человек затаил дыхание. При неверном свете звезд можно было рассмотреть немногое. Волк оказался высок ростом, мохнат, и шел, словно человек, на двух ногах. Глаза горели двумя огоньками. Мальчик висел на монстре, обхватив его руками за шею. Волк придерживал ребенка жуткой лапищей с тускло блестящими металлом когтями. Второй лапой он гладил сына по голове.
Кипящее вокруг сражение закончилось быстро. Появились другие волки. Кто-то стаскивал в кучу тела убитых, двое притащили и оставили рядом с Чижом кого-то живого, стонущего от боли.
— Твари! Ненавижу!
Чиж узнал голос Антона-Истерички. А потом один из волков за шиворот вздернул его с земли и поставил на колени, с необычайной легкостью, будто он был невесом. Чиж чуть двинул головой, взглянул на второго пленного. Тот вырывался, осыпая мутантов руганью и обещаниями скорой расправы. Чиж почувствовал, как держащая его хватка сжимается, вдавливая воротник куртки в горло, и поспешно отвел глаза от Истерички. Осторожно, стараясь не привлекать внимания, отвел руку назад, сжал и разжал пальцы. Напряг ноги. Мышцы слушались все охотнее, но оцепенение проходило слишком медленно.
Волк с ребенком на руках подошел ближе, словно хотел получше рассмотреть что-то. Потом сделал быстрый жест. Антон пронзительно взвыл, заскулил, внезапно затих. Послышался мягкий звук падающего тела.
Чиж сдавленно вскрикнул и тут же пожалел об этом. Чудовищная лапища легла на лицо, зажимая рот. Ладонь оказалась прохладной, острые когти до крови впились в щеку. Что-то тихо зашипело — то ли голос мутанта, то ли его дыхание.
Этот тихий вскрик привлек внимание Волка из детской сказки. Он обернулся, медленно приблизился. Чиж попытался убедить себя, что это сон. Два ярких огонька смотрели на него, не мигая.
— Папа, — мальчик завозился.
— Малыш, он грязный.
Чиж вздрогнул, услышав этот голос. Глухой, механический, лишенный всяких интонаций.
Вторая лапа волка легла ему на затылок, мягко надавила, потянула вверх. Чиж понял, что сейчас ему свернут шею.
— Не надо, папа!
Он почувствовал, что отходящее после оцепенения тело дрожит от страха, напрягся, взмахнул рукой. Выстреливший из деревянной ладони крюк вонзился в ногу стоящего за спиной волка. Раздался болезненный вопль, и хватка на шее разжалась.
Чиж до последнего надеялся, что сумеет хотя бы подняться. Удалось даже вскочить, резко, почти без усилий. Руки и ноги потеряли чувствительность, но послушно выполняли команды своего владельца. Чиж и раньше замечал, что лекарства или яды действуют на него совсем непредсказуемо, но природу этой странности понять не мог.
Волки стояли неподвижно. Раненый встал и бросился на Чижа, пытаясь завалить на землю. Светящиеся желтые глаза не моргали, не выражали никаких эмоций. Чиж вцепился в косматое плечо целой рукой, с размаху засадил протезом по вытянутой морде.
Он надеялся хотя бы причинить чудовищу боль, но произошло неожиданное. Острый металл с треском вонзился в волчью голову. Левый глаз погас. Волк охнул, отступил назад. Потерял равновесие, увлекая за собой так и не разжавшего хватку человека.
Чиж упал в теплую груду меха и завозился, высвобождая крюк из пробитой головы чудовища, но оно неожиданно ожило и садануло Чижа в бок. Затем волк схватил человека за плечи и отшвырнул в сторону.
Скорчившись на земле, Чиж наблюдал, как волк медленно поднимается и шагает к нему. Больше всего чудовище из Анечкиной сказки походило на франкенштейновское создание, сшитое из частей чужих мертвых тел. Клочья шерсти, грубые стежки и металлические скобы. Немигающие глаза оказались стеклянными лампочками. На косматой туше виднелось подобие одежды — изорвавшиеся в лоскуты останки то ли плаща, то ли сюртука. Волк был обут в изношенные ботинки из кожи какого-то мутанта.
Он медленно приблизился, с размаху пнул Чижа в живот.
— Не надо! — взвизгнул мальчик.
Волк замер, опустив занесенную для очередного удара ногу. Изумленный Чиж обернулся к ребенку.
— Папа, пожалуйста!
Мальчик завозился на руках у чудовища, потянулся к его горлу. Щелкнули невидимые застежки, и голова волка повисла, словно мертвая. Раздался шипящий вздох. Волк поднял руку, схватил себя за загривок и сдернул голову с шеи. Чиж вздрогнул.
— Папа, посмотри на меня. Зачем нужно убивать дядю?
У чудовища была человеческая голова. Светловолосая, с бесцветной кожей. Чиж с изумлением рассматривал ряженого и пытался убедить себя, что это не сон. Он уже видел его — это был торговец, приходивший в поселение откуда-то из-за гор и останавливавшийся на постой в «кротовьей норе».
— Этот дядя — бесполезный мусор, — устало вздохнул человек в волчьей шкуре. — А от мусора нужно избавляться.
— Неправда! — заспорил мальчик. — Он такой же, как ты. Я видел его руку!
Ряженый сделал какой-то жест. Двое волков навалились на Чижа. Один прижал к земле, другой стащил перчатки.
— Одна рука. Обычная.
— Я видел, — настаивал ребенок. — Когти. Длинные, черные, страшно очень.
— Может, когда-то и были, — усмехнулся один из волков.
— Это не нам судить. Пусть Профессор разберется.
Знакомое прозвище мелким камешком ухнуло в колодец памяти, всколыхнуло мутную воду.
«Профессор за такое как следует отвалит», — сказал забывшийся голос.
«Нора Волка была глубоко под землей. Огромная, за тяжелыми железными дверями», — шепотом напомнила Анечка.
«У них там, под землей, свои порядки», — подтвердил торговец с перерезанным горлом.
Чиж заорал и попытался вырваться. Человек в чудовищном костюме вновь подал какой-то знак рукой. Волки навалились на пленного, кто-то ударил его по голове.
Чиж ощутил, как его рывками куда-то волокут, и как душит впившийся в горло ворот свитера. Он открыл глаза и увидел переплетение черных ветвей на фоне ясного звездного неба. Вокруг в безмолвии шагали волки. Косматые, со светящимися желтыми глазами. То ли люди, то ли сказочные твари.
Чиж зажмурился, и мир исчез в абсолютном мраке. Ведь сказки должны заканчиваться, когда выключают свет.
* * *
На вязкие бурые лужи успели налететь мухи. Стаи насекомых мерзко гудели в воздухе. Охотин пинком перевернул очередной труп и выругался. На него мутными глазами смотрел заместитель, Антон. Лицо, искаженное посмертной гримасой, выглядело так, словно мужчина узрел невыносимо страшное чудовище.
— Черт-те что творится, — буркнул из-за спины «кротовий» командир.
— Кажется, у нас объявились новые отморозки, — откликнулся Охотин.
— Отморозки ли? Саныч, все эти трупаки — не «зеленка» на первой вылазке. Они такую гадость зачищали, какая нам в кошмарах не снилась. А их кто-то подчистую убрал, даже не надорвался. Где следы боя? Почему другие ни выстрела не слышали? Где хоть один чужой труп? Только вещи чьи-то на берегу. Но там крови нет, даже не ранили суку, значит.
— Вещи?
— Одежда, рюкзак и рука деревянная.
— Это из моих, — нахмурился Охотин. — Чижов.
— И что это за хрень? — растерянно спросил «кротовий» командир.
— Не дай нам Господь узнать это когда-нибудь на собственной шкуре...