Глава 12
КОРОЛЬ УМЕР? ДА ЗДРАВСТВУЕТ КОРОЛЬ!
Змей Горыныч взмыл на древо, ну раскачивать его:
«Выводи, Разбойник, девок — пусть покажут кой чего!
Пусть нам лешие попляшут,
Попоют!
А не то я, матерь вашу, всех сгною!»
В. Высоцкий
10–11 ноября. Утро. Станция Гражданский проспект. Рат
Запах дезинфекции и еле уловимый пока еще запах разлагающейся плоти. Темно и холодно.
Щелкнул выключатель. Рат от неожиданности зажмурился — свет резанул по глазам. Открыл их не сразу, уже боясь не боли, а того, что предстояло увидеть: деревянный помост посередине, два тела, укрытые с головой…
— Рат, на куртку, — Мамба протянул ему видавший виды армейский бушлат, — простынешь.
— Обойдусь, — Феликс не ощущал холода. Казалось, выйди он сейчас голым на мороз — все равно бы ничего не почувствовал.
Мамба пожал плечами: хозяин — барин.
— Если что, я у себя, крикнешь.
Скрипнула, закрываясь, дверь. Рат остался один. Немного поколебался, прежде чем откинуть ткань с лица дочери: страх, охвативший его в первые мгновения, так никуда и не исчез. Нет, он не боялся покойников, за свою жизнь, слава богу, навидался разных. И близких хоронить тоже приходилось: сначала отца, потом, тут уже, Марину… Но это были совсем другие смерти. Он принял их, смирился, понимая, что такова судьба. А Лора… Ее смерть он не примет никогда, не смирится и не простит себя. Наверное, от того, что он спал, когда ее убивали. Совсем рядом, в каких-то пяти шагах!
Рат собрался с духом, отдернул покрывало… Ему вдруг показалось, что девушка просто спит, настолько умиротворенно и спокойно было ее лицо. Но наваждение рассеялось так же быстро, как и возникло: просто в тусклом свете единственной лампочки не сразу разглядишь характерную снежность лица…
Какая же она все-таки красивая. Даже мертвая, даже с синими губами. Рат с нежностью погладил холодную руку, поправил сбившуюся прядь. И не выдержал — рухнул на колени, уткнувшись лицом в грязную ткань. Сдерживать слезы не имело смысла…
Лора, Лора, сможешь ли ты простить меня? За то, что не уберег, недосмотрел? Лора…
Может, и вправду бог наказал меня за грехи? Пусть я грешен! Я очень грешен, Господи! Но разве другие меньше грешили?
Сколько их там у бога? Десять? Не убий. Не укради. Не прелюбодействуй… Что еще? Что-то про лжесвидетельство. И все, больше я не помню. Да и незачем: и этих хватит. И прелюбодействовал, и лжесвидетельствовал, и убивал. Хоть и не своими руками, но все равно чужой крови на мне в избытке. Только разве не для блага других делал я это? Или у меня был другой выход? Не было, не было у меня другого выхода, и ты, Господи, знаешь это не хуже! И каяться мне тут не за что: убиенные были еще большими грешниками. Все. Или почти все. Скажешь, не о людях думал, о себе беспокоился? Власти возжелал? И возжелал! И все сделал, чтоб получить ее. И не раскаиваюсь. Потому что о них заботился: сначала — о Мариночке, потом Лорка родилась. Все для них, все для любимых. Чтоб им было хорошо, чтоб не нуждались, чтоб было у них будущее. У них и у внуков моих. И кому от этого стало хуже, а? Никому. За что же ты так наказал меня, Господи, за что?..
Рат не заметил, как забылся тревожным сном.
* * *
Проснулся он от холода. С трудом поднялся — ноги затекли, а спину нещадно ломило. Но зато голова была ясная. Рат неожиданно для себя отметил, что к нему, кажется, возвращается возможность трезво рассуждать. Может, слезы действительно лечат?
Лора, его девочка, его счастье… Придет время, и он с удовольствием ляжет в могилу рядом с ней. С радостью. Но не сейчас. Рат прижался губами к холодному лбу. Воспоминания опять нахлынули на него: так же он целовал ее маленькую… Но он сдержал слезы — нет, все, хватит. Он — Рат. И он не имеет права быть слабым.
Рат. Многие поначалу думали, что это сокращенное от фамилии всесильного начальника Службы Безопасности: Ратников — Рат. Сам же Феликс любил подчеркивать, что Рат — это от немецкого Rat, крыса. Самое умное и хитрое животное. Выносливое и живучее. Как и он, Ратников, Рат. Повелитель крыс.
В нем и на самом деле было что-то крысиное. Не во внешности, нет — в повадках, в поведении. Так же, как и крыса, он умел появляться и исчезать неожиданно и бесшумно. Как и крыса в минуты опасности, или загнанный в угол, он боролся до последнего, и, при необходимости, мог первым напасть даже на врага, превосходящего его и по силе, и по влиянию. Так же, как и для крысы, для него важнее всего была стая — в первую очередь, его семья, потом — все остальные, с кем он вынужден был жить и общаться. И так же, как и крыса, Рат без слов и раздумий мог броситься на защиту своего собрата в минуту опасности, а потом хладнокровно сожрать его же, если тот стал чем-то неугоден.
Рат любил крыс. Но не тех, домашних, а диких, серых пасюков, которые не были изнежены цивилизацией и не влачили на потеху своих хозяев жалкое, по его мнению, существование в клетках и аквариумах. То, что вечные спутники подземелий, крысы особо не надоедали обитателям отрезанных станций, он считал мистическим совпадением: крысы признали в нем своего, члена СВОЕЙ стаи.
Он умел обернуть поражение в победу. Даже тот день, когда мир рухнул, стал трагедией для всех, но только не для Феликса Ратникова. Тогда он, оставив жену и мальчишек на даче, проклиная начальника, вздумавшего отозвать его из отпуска, и себя, за то, что не отключил ко всем чертям сотовый, ехал домой и, когда все началось, находился в метро. Как все остальные, он надеялся, что вот-вот все закончится, переживал за семью, ждал… А когда надежды рухнули, вдруг понял: судьба, отняв у него все, дала ему шанс.
Так, смахнув пыль с барельефа на станции Гражданский Проспект, Рат приступил к реализации давно забытой мечты — строить свой Союз нерушимый…
Так разве мог он сейчас сломаться? Чтоб другие сожрали его? Выкинули из памяти? Разрушили все то, что он с таким трудом создавал? Рано обрадовались, рано списали со счетов. Не дождетесь!
* * *
Как оказалось, Рат проспал у трупа Лоры почти до вечера. Боль, терзавшая его душу, никуда не ушла, просто теперь она стала другой. У него было такое чувство, что каждая клеточка, каждый нерв буквально вопят от того, что вот-вот взорвутся, расколются на мелкие кусочки… Это была не боль даже. Не физическая боль, по крайней мере. Ему было плохо. Просто плохо, и все. Хотелось рвать и крушить все вокруг. Стукнул кулаком в стенку, костяшки пальцев противно засаднило. Но проблему это не решило. Выпить? Нет, хватит. Он Рат. Он сможет пережить и это. Ну, если только немножко. А сейчас он пойдет и приведет себя в порядок. Завтра похороны, и все должны увидеть на них прежнего Рата. Если Мороз прав, и за всем этим стоят веганцы, то пусть знают — его не так-то просто сломить. Сейчас сбреет с лица щетину, примет душ… И, может, хоть чуть-чуть станет легче.
Горячая вода согрела его тело, но внутреннее напряжение не ослабло. Рата по-прежнему ломало. «Ты виноват лишь в том, что хочется мне кушать…». Воистину, попадись кто ему сейчас, порвал бы. За что? Да хоть за то, что челка не на ту сторону зачесана. А на самом деле просто потому, что надо отвести душу, выпустить пар… В свое время он называл подобное — полечиться адреналином.
Когда Рат вернулся к себе после душа, то с удивлением обнаружил на столе ужин. С раздражением подумал: «Координатор расстарался. Выслуживается». В голову пришла шальная мысль: не иначе отравить хочет. Он фыркнул: с этого станется, был бы яд, давно отравил бы. Ратников не строил иллюзий в отношении Азарова, и о том, что тот ненавидит его, знал прекрасно. Что ж, есть из-за чего. Он бы на месте Координатора тоже ненавидел. Но, в отличие от него, отравил бы. А у этого кишка тонка, не сможет, нет. Пока, по крайней мере.
Так, если гора не идет к Магомету… Координатор, вот кто ему сейчас поможет. Рат снял трубку коммуникатора:
— Азаров, к начальнику! Бе-е-гом!
Когда Координатор зашел, то на столе было накрыто на двоих. И Рат как раз разливал по кружкам водку. Координатор побледнел. Рат, не скрывая злорадного любопытства, наблюдал за его реакцией.
— Что ты, Димочка, не весел, что ты голову повесил? Съешь березовой коры и взбодришься до поры, чай, не химия какая, чай, природные дары…
— Рат…
Но тот не дал ему договорить.
— Что — Рат? Начальник тебя приглашает трапезу с ним разделить, дочку помянуть, а ты отказываешься, значит? Ой, на нехорошие мысли наводит… — Ратников откровенно глумился. — Садись. Ручки помыл?
Координатор машинально кивнул, и Рат подумал с презрением: телок!
— Вот и славненько, хороший мальчик.
Больше всего ему сейчас хотелось, чтобы Координатор возмутился, отказался пить, взбунтовался… Ведь он, Рат, всегда над ним издевается. С того самого первого дня. Так возмутись! Кинь в меня кружкой! Закричи! Накинься с кулаками, в конце концов! Будь мужиком! Давай же!.. Ну не бить же тебе морду просто так…
— Ну что, выпьем за упокой души Лоры? Помянем дочку? — с этими словами Ратников протянул Азарову кружку.
Координатор давно приучился скрывать свои эмоции. Вот и сейчас никто бы не сказал, что он с трудом сдерживает себя: как же хотелось ему сейчас выплеснуть содержимое кружки в эту наглую, самодовольную физиономию! А потом душить, душить. Пока не захрипит, пока не посинеет. Пусть бы отправился за отродьем своим! Но он никогда этого не сделает. Никогда. Пусть Рат издевается, пусть глумится, от него не убудет… Координатор послушно протянул руку за кружкой.
— Димк, а ты бы точно выпил? — в голосе Рата не было привычной уже издевки, только усталость. — Ты же, вроде, не переносишь?
— Выпил бы. За упокой — выпил бы, раз ты требуешь.
Рату вдруг сделалось противно от этой его покорности.
Один вид Координатора, этого всегда правильного и послушного его раба, вызывал сейчас омерзение. И было обидно: идея не сработала.
— Ладно. Иди, — увидев, что Азаров непонимающе на него смотрит, крикнул: — Вон! — Но тут же остановил его: — Погоди, Крыську вызови. И вот еще что: как придет, запри снаружи. И, — Рат усмехнулся, — нас не тревожить ни под каким предлогом.
Координатор понимающе кивнул.
Крыська, вот кто сейчас ему нужен! Тут он получит все, чего ему сейчас так не хватает. И хорошую порцию ненависти, и сопротивление, и то, в чем она ему когда-то отказала. Надо же, сам думал, что забыл, ан, нет, помнит, оказывается! Ох, и обидела она тогда его, унизила. Ну ничего, сегодня он наверстает. В том, что все будет по его воле, Рат нисколечко не сомневался. Если все пойдет, как он и думает, то хорошая порция адреналина ему обеспечена! Крыська, она же правильная, она же кочевряжиться будет, а это как раз то, что надо. Ратников потянулся, как сытый кот, представив, что и как он будет проделывать с этой непокорной бабой.
Теоретически он мог бы воспользоваться услугами «девочки». Хотя бы вот той, строптивенькой, что вечно всех обламывает. Тут тоже пришлось бы напрячься. И внешне она, конечно, много приятнее Крыськи — молодость, как-никак. Но эту сломать интереснее, сложнее. Так что, «девочка» как-нибудь в другой раз. А сегодня ему нужна Кристи, и только она. Заодно и напомнит, кто в доме хозяин. Чтоб не думалось — раз у Рата горе, то он расклеился и сопли распустил. Он — Рат, и этим сказано все. А заодно и Грина приструнить. Плановая постановка на место, так сказать… Чтоб помнил, где оно, и не рыпался. Ах, а как же он взбесится, узнав все! И ведь он узнает. И во всех в подробностях… Вот славненько-то. Пусть посмотрит. Кино бесплатное. Порнушка, пли-и-из. Уж он, Рат, постарается…
* * *
В дверь постучали.
— Вызывал? Что так поздно? Я к тебе весь день пробиться не могла.
— Вот и славненько. Значит, сейчас все проблемы и решим. Ты присаживайся, разговор не быстрый.
С этими словами он достал пузатую бутылку и две кружки. Кристи поморщилась: пьяный Ратников — тот еще подарок.
— Так может, до утра? У меня терпит.
— А у меня — нет! — Рат рассмеялся. — Сядь.
Кристи подчинилась. А что еще оставалось?
Рат плеснул в чашке по глотку.
— Помянем? На свадьбу берег, — голос у него дрогнул. — Коньяк. Настоящий. Ну, помяни, Господи, душу рабы Божьей Ларисы. Пей, чокаться не будем…
Коньяк приятно обжег горло, на губах остался лишь четко выраженный привкус винограда. Хорошее вино!
Кристи вдруг стало ужасно жалко Рата. Почему-то подумалось: а ведь он очень одинок. Сначала жену похоронил, давно уже. И так не женился, из-за Лоры — не хотел мачеху в дом приводить. А вот теперь еще и дочь. Каково это — найти свое чадо мертвым, самому найти? Жуть…
Рат словно услышал ее мысли:
— Ты прости меня. Но мне сейчас даже и поговорить не с кем. А ты, получается, самый близкий теперь человек, Крис.
Он опять налил, выпил.
— А ты что не пьешь? За упокой души… Выпей, прошу…
— Рат…
— Ты можешь меня сегодня так не называть? Не забыла еще — Феликс я, Феликс Ратников!
Кристи подумала, что он сам когда-то окрестил себя Ратом и сам настаивал на этом имени, но вслух говорить ничего не стала.
— Хорошо. Феликс, но я как-то без закуски не того…
— Кристи! Какая закуска! Это — коньяк. Пей! Отличный коньяк, ты же знаешь, других я никогда не держал!
— Знаю. Только мне, наверное, хватит. Завтра еще работать. Я вот как раз поговорить хотела…
— Крис. Стоп! Вот завтра и поговорим про работу. Сейчас я тебя за другим позвал. Выпей… Пожалуйста. Помяни. А то Азаров не пьет… Даже Сашка помянул!
— Мне кажется, ты не очень удачного собутыльника нашел, Феликс.
— Крис, не обижай. Поминки — это святое. Выпей…
Рат покрутил в руках свою чашку и выпил содержимое одним большим глотком. Кристи пригубила, мужчина заметил это и рассмеялся:
— Женщины! Всегда стремятся обмануть. Кристи, а вот скажи, почему ты не замужем?
Кристи от вопроса лишилась дара речи: что это на него нашло? И что ему ответить?
— Ну, знаешь… Для твоей программы воспроизводства народонаселения я немного старовата.
Рат засмеялся шутке — алкоголь брал свое:
— А что, хорошая программа! Ну из возраста вышла, это да. Не родишь уже, пожалуй. Но ведь, — Ратников плотоядно посмотрел на женщину, — это не самоцель.
Кристи друг почувствовала себя голой. Пожалуй, надо делать ноги — что-то начальника не туда понесло. Никогда бы не подумала, что после той отповеди, что он получил когда-то, Ратников вновь решится приударить за ней. Вот похотливая скотина!
— У меня товарный вид не тот! Ну пошла я, спокойной ночи.
Она встала и даже успела сделать пару шагов к двери, прежде чем Рат перегородил ей дорогу.
— Стоять! — он улыбался, но глаза были холодными и злыми. — Сядь.
Она, конечно же, и не подумала садиться, но и пробиваться к двери не стала.
— Феликс, с тобой все в порядке?
— Более чем! Ты никуда не пойдешь!
Кристи на секунду смешалась. Сердце бешено застучало: кажется, дело принимало серьезный оборот. Она слишком хорошо знала, каким иногда может быть Ратников. Только не показать ему, что она испугалась, только не показать!
— Феликс, я не очень хорошо себя чувствую. И хочу спать.
— О, женщины, в своем репертуаре! «Я устала, и у меня болит голова». Анекдот хочешь?
— Не хочу. Я знаю его. И ситуация не та. Пусти…
— И не подумаю. Сядь.
Кристи не двинулась с места. Тогда Рат с силой толкнул ее на диван…
— Рат, ты крыса, ненавижу…
Ратников отпустил Кристи лишь рано утром.
* * *
Она долго стояла под душем. Вода была холодная, но женщина не чувствовала этого, не думала, что может простудиться. Как же она ненавидела себя в тот момент! За слабость, за то, что Рат получил что хотел. За то, что получил благодаря ей! Ненавидела, ненавидела, ненавидела! Себя. Ратникова. Свое тело, которое откликнулось ему… Противно. Терла, скребла себя, пытаясь вымыть ощущение мерзости из своей души… Бесполезно. Она выкинула одежду — без нее проживет, но носить то, что будет постоянно напоминать ей о пережитом унижении, она не станет! Но и это не помогло. Душа продолжала болеть так же, как ломило и болело ее истерзанное тело, как искусанные до синевы губы… Господи, на кого же она похожа!
«Ненавижу!»…
* * *
— Крис, что-то случилось? В такую рань, — Мамба зябко ежился на пороге своей комнаты.
— Дим, у тебя, кажется, есть бритва? — Кристи, не спрашивая разрешения, прошла внутрь.
— Ну… Ты чего?
— Дим, не спрашивай. Просто дай мне ее.
Он и не спросил, не в его манере.
Когда через полчаса Кристи возвращала инструмент, ее голова была абсолютно лысая…
* * *
В своих ожиданиях Рат не ошибся: все получилось именно так, как и задумывалось, — и слезы, и ненависть, и неистовый, яростный отпор, сломить который было отдельным удовольствием. К месту оказалась даже неожиданная покорность в конце. И пара синяков тоже. Кошка показала когти… Ничего, зато потом громко урчала от наслаждения.
Блаженство… Напряжение, так мучавшее его, отпустило, ушло. Тоска отступила на задний план, прочно, на долгие годы, обосновываясь в глубинах его памяти, обживая позиции и готовясь вновь и вновь напоминать ему о себе. Как застарелый ревматизм.
Рат попытался уснуть: как-никак, ночь была бурной, а он далеко не мальчик. Но то ли он слишком много спал до этого, то ли, наоборот, был слишком возбужден — сон не шел. Голова трезвая, ясная. И мысли в нее… Стройными колоннами. Хм… Задал Мороз задачку!
Векс… Агент Вегана, говоришь? Получается, пытал Мазая, чтоб у него про Мурино выспросить. А потом пошел и Лору убил? Неувязочка тут, однако. Если он получил информацию от Мазая, зачем ему на станцию идти и себя подставлять? Коль Вегану про муринцев известно, то и про Грина они знать должны. Другие, вот, знают — сколько раз подкатывали, просили уступить… Это же самоубийство верное. Или действительно, Векс не один был? Нет, такого быть не может. Алекс на всех бы показал, проверено. Что-то тут не то… Может, это Лоркин ухажер новый? А она его бортанула, отказала? Но тогда он в Конфедерацию вхож был и тоже про Грина знать должен. Да и староват для нее. Хотя с молодыми ей и неинтересно было — что с них возьмешь, только коленки тискать умеют…
Веган, это, конечно, проблема — сильные они, черт побери. Кто знает, на что способны. Хотя и сюда, хвала Размыву, так просто не попасть. Но «пятую колонну» еще никто не отменял. Ведь слили же им инфу про исследования? С другой стороны, там пока тупик, никаких результатов. Если Мороз не врал. А зачем ему врать? Только если сам и продался Вегану и все им рассказал: и про лабораторию, и про муринцев, и кто знает, про что еще. Может, и про Лору, чтоб его, Рата, убрать с дороги. Но ведь логичнее было бы тогда его просто убить? К чему такие сложности? Так или иначе, но Мороз прав: Векс, все знает Векс, и он на все должен дать ответ. Пожалуй что, он сам с ним и поговорит. Так-то лучше будет. Но — завтра, после похорон. Сейчас не до того…
Вопросы, вопросы… И так мало информации. Ну ничего, он наверстает.
Ратников вдруг почувствовал голод. А этот значит, что теперь он точно уже не уснет. Пожалуй, у Зиночки уже готово что-нибудь перекусить.
Обычно он столовался у себя в кабинете. Раньше, когда Марина была жива и они обедали все вместе, семьей, это было хоть как-то оправдано. Когда жена умерла, Рат старался сохранить то, что было заведено при ней. И совместные трапезы — тоже. Да и как не сохранить при маленькой-то дочке? Но потом Лора выросла, он оставил ей комнату, переселившись жить в кабинет… И совместные обеды, завтраки и ужины как-то сами собой сошли на нет. Еда в одиночку не доставляла Рату удовольствия. Но идти в общую столовую он тоже не мог: начальство, как-никак. Другое дело — кухня: тут тепло, тут с раннего утра что-то скворчит, булькает, распространяя умопомрачительные ароматы. Тут Зиночка, уютная, ласковая, безотказная.
— Зиночка, покормишь?
— Так не готово еще! Подождать придется, с полчасика. Как?
Что ж, полчасика так полчасика. Рат устроился на своем любимом месте, у стола, прислонившись спиной к стенке. От плиты шло тепло, и мужчину разморило. Незаметно для себя он задремал.
Проснулся от запаха — это Зиночка поставила на стол плошку. Тыква, жареная. Хорошо!
Кто бы сказал ему раньше, что тыква наряду с кабачками и прочей недостойной мужского внимания «травой» станет его любимым лакомством? Ни за что бы не поверил. Но вот ведь как жизнь-то повернулась…
— Зиночка, сегодня похороны, не забыла?
— Что вы, как можно. И Дмитрий Николаевич предупредил, что с других станций придут. И с Мурино, скорей всего, тоже. Не беспокойтесь, все ко времени готово будет, помянем, как положено.
Рат покачал головой: надо же, Координатор и тут успел. Что ж, хлеб свой он отрабатывает. За двоих пашет. Нужность свою показывает. Умел он быть необходимым, умел, и Рат не зря хвалил себя за предусмотрительность, благодаря которой он приблизил к себе Азарова, обласкал его, заставив себя забыть про зло, что тот сделал ему. Хотя тут Рат лукавил: он прекрасно знал, из-за чего его тогда отозвали из отпуска — из-за поганенькой статейки этого борзописца. Так что, как ни крути, а именно Координатору он в конце-то концов и обязан своим спасением…
— Феликс Эдуардович, — Зиночка всегда обращалась к нему, равно как и ко всем остальным, только так, по имени-отчеству, и другого обращения не признавала, — девочку бы одеть надо. Светланку я пошлю, только в комнату как пройти, за одеждой? Ключик дадите?
— Пусть зайдет, я дам во что одеть.
Сердце защемило — не для этого случая берег он его, настоящее свадебное платье. С кружевами, розами, с белыми до локтя перчатками. Лора и не видела его, думал, ей сюрпризом будет. Вот пусть в нем и положат. Жалко, туфелек подходящих не успел припасти. Только как они ее одевать-то будут, окоченевшую? Ну ладно, это не его проблемы. Справятся.