Глава 17
Каспийский монстр
– Самолет! – восхищенно воскликнул паренек. – Настоящий!
Мигалыч ринулся вперед, остановился на мгновение, разглядывая аппарат так, словно увидел привидение. Плоское брюхо, широкие крылья и несоразмерно крупные хвостовые стабилизаторы заставили пожилого эксперта многозначительно поцокать языком и даже почесать в задумчивости лысину. Наконец старик вынес вердикт:
– Действительно настоящий… И подозрительно хорошо выглядит для металлолома двадцатилетней давности… Вот что значит грамотная консервация! Только правильнее будет – не «самолет», а «экраноплан».
– Экрано… план? – повторил за стариком Глеб, катая слово на языке. – А это как?
– А вот так. Слышал что-нибудь про «эффект экрана»? Хотя откуда тебе… – путеец уверенно двинулся по мосткам к покатому боку махины. – Если лететь вблизи экранирующей плоскости – воды или ровного участка суши, – подъемная сила крыла резко увеличивается за счет давления отраженного потока воздуха. Другими словами, машина не летит, а скользит, стелется над поверхностью. Это значительно увеличивает грузоподъемность и снижает расход топлива.
– Мудрено как-то, – протянул Дым. – Никогда о подобном не слыхивал.
– Еще бы! – хмыкнул Мигалыч. – Первые отечественные разработки датируются аж шестидесятыми годами! Программа засекречена была. И задачи ставились серьезные – самый большой в мире летательный аппарат для оперативной переброски десанта и военной техники, а еще боевой экраноплан с пусковыми ракетными установками на борту… – Старик принялся было загибать пальцы, но передумал, небрежно отмахнувшись. – В общем, планы грандиозные были!.. Когда опытный образец построили, нарекли его просто и без затей – «корабль-макет». А американские спецслужбы, срисовав экраноплан через спутник, буквы «КМ» на борту на свой лад расшифровали… Да так, что название и у нас прижилось.
– И какое же название? – Аврора завороженно слушала рассказ старика.
– «Каспийский Монстр»!
– Так его здесь, на море испытывали?
Мигалыч кивнул и благоговейно провел ладонью по заиндевелой обшивке:
– Ох уж и поломали америкосы головы над этой чудо-машиной! Все поверить не могли, что нашим конструкторам удалось эффект кавитации обойти.
– Кави… чего? – Геннадий совсем сник, запутавшись в незнакомых терминах. – Ты бы, отец, не грузил нас «эффектами» своими. Просто скажи, чем там история с этим «монстром» закончилась?
Мигалыч вздохнул горестно, поморщился:
– Спустя пятнадцать лет разбился он на очередных испытаниях. А вот некоторые из следующих модификаций даже в серию пошли и были приняты на вооружение ВМФ. «Орленок», например, или «Лунь»… Правда, в девяностых программу закрыли из-за недостаточного финансирования. И вроде как возвращались неоднократно к этой теме, но, насколько я знаю, безрезультатно… – старик снова недоуменно уставился на экраноплан. – И похоже, что ошибался я. Вот он, результат, во всей красе…
– Получается, это какая-то новая модификация? – Таран осторожно шагнул на крыло, прошелся до фюзеляжа.
– Получается, новая. Но геометрия крыла схожа с «Орленком». Стартовые движки, маршевый… Поворотные сопла… – бормотал Мигалыч, с головой погрузившись в изучение машины. – А ведь это не просто экраноплан…
– Да ладно тебе! – сыронизировал Дым, комично выпучив глаза. – А что же тогда?
– Экранолет!
Заметив непонимание во взглядах товарищей, старик поспешил пояснить:
– Ну вот, к примеру, «Орленок» может оторваться от «экрана» и совершать перелеты на высотах до трех тысяч метров, совсем как самолет. Здесь мы имеем схожий конструктив…
– Погоди-ка, отец, – осадил Таран. – То есть, ты хочешь сказать, что этот агрегат все-таки может полноценно летать?
– Может, – уверенно кивнул Мигалыч. – С большим расходом топлива, но может. Я понимаю, к чему ты клонишь, но даже если предположить, что он заправлен под завязку… До Владивостока по прямой свыше шести тысяч километров! Ту т и самолет-то далеко не каждый дотянет!
– А лететь до Владивостока и не надо, – возразил сталкер, хитро сощурившись. – Махнуть до Персидского залива, а уж оттуда, в экранном режиме, над водой…
– Обогнуть материк? Это ж почти в два раза длиннее выйдет! Без дозаправок на такой бросок никаких топливных баков не хватит!
– А с дозаправками? – не унимался Таран. – Забьем грузовой отсек горючкой…
– Да о чем ты, командир?! – путеец всплеснул руками. – Какой горючкой?
– А вот этой! – донесся из-за спины голос Глеба.
Мигалыч перевел взгляд на паренька, восседавшего на пятидесятилитровой бочке с крупными трафаретными буквами «РТ» на пузатом боку. Точно такие же закупоренные бочки ровными рядами, да еще и в несколько ярусов, покоились вдоль всей стены.
– Задери меня трепан! Сколько ж тут этого добра?… – старик попытался объять взглядом необъятное и судорожно сглотнул. – Это вам не соляра какая-нибудь, а топливо с повышенной химической стабильностью! В него специальные антиокислительные присадки добавляют, чтобы хранилось дольше!
– Я так понимаю, с горючкой разобрались? – Сталкер наметанным глазом осмотрел ангар. – Судя по бардаку и разбросанным инструментам, кто-то уже пытался это чудо инженерной мысли реанимировать.
– Несложно догадаться, кто… – добавил Геннадий. – Только, видать, опыта у колонистов не хватило. Иначе б не искали летчика.
– Остается только выяснить, на ходу ли машина.
Получив официальное разрешение, Мигалыч с энтузиазмом взялся за дело. Остальные помогали по мере сил, стараясь выполнять указания старика быстро и без лишних расспросов. Муранчиный стрекот за стенами не затихал ни на секунду – насекомые упорно искали способ преодолеть вставшую на пути преграду.
Предвестником надвигавшейся беды качнулись запертые на засов ворота. Не сумев пробиться сквозь железо и бетон, хитрые твари изменили тактику, раз за разом обрушиваясь на массивные створки единым плотным клубком тел. Прошло совсем немного времени, и в расшатанных воротах появилась щель, достаточная, чтобы черные юркие бестии, зловеще шурша надкрылками, принялись по одной протискиваться внутрь ангара.
Тотчас раскатисто застучал «Корд», ворота окрасились бурыми кляксами, бесформенные тушки и ошметки крыльев посыпались на пол. Заняв оборону в кузове «Малютки», Геннадий бил по шевелящимся в прорехе теням экономными очередями, но напор муранчи лишь увеличивался с каждой минутой, и вскоре грохот частых выстрелов превратился в нескончаемый, бьющий по нервам, гул.
– Мигалыч, теряем время! – Откатив в трюм очередную бочку с топливом, Таран нырнул в центральный коридор и чуть не сбил с ног возившегося с проводкой Глеба. – Да заработает эта хреновина или нет, в конце концов?!
Вместо ответа послышался рокот раскручивающихся лопастей. По корпусу экраноплана прокатилась волна дрожи, а колдовавший в пилотской кабине старик с блаженной улыбкой на лице погладил приборную панель:
– Давай, родной, просыпайся…
Снаружи донесся вой авиационного пулемета. Судя по тому, что в ход был пущен самый весомый аргумент, дела у Дыма обстояли не очень хорошо. Выскочив на мостки, Таран с ужасом заметил в районе ворот зияющую брешь, достаточно широкую, чтобы муранчиное войско вливалась внутрь непрерывным потоком ворсистых тел, щелкающих жвал и суставчатых хитиновых лап. Свинцовый ливень с легкостью перемалывал эту жуткую шевелящуюся массу в бурую кашицу, однако на смену уничтоженным порождениям мрака, словно из преисподней, тотчас лезли другие.
Рев турбореактивных двигателей перекрыл все иные звуки. В воздух взметнулись обрывки ветоши, клочья паутины, копившаяся годами пыль. Многотонная махина качнулась, удерживавшие ее на месте тросы натянулись и затрещали.
Из оконца пилотской кабины высунулся Мигалыч. Старик что-то кричал, отчаянно жестикулируя и указывая на ворота, преграждавшие путь к открытой воде. Таран кивнул и бросился по шатким мосткам к приводу управления створкой, коря себя за то, что не озаботился этой проблемой раньше. Провернувшись всего на полоборота, неподатливый рычаг встал намертво. Широкая створка едва дрогнула, но так и не сдвинулась с места. То ли направляющие рельсы забились илом, то ли проржавевшая цепь соскочила с шестерен… Разбираться в причинах поломки времени уже не оставалось.
Лязг пуль за спиной заставил сталкера инстинктивно упасть на мостки. Рядом шлепнулось, забив лапками в агонии, отталкивающего вида насекомое размером с матерого волка. Таран бросил быстрый взгляд в сторону экраноплана. Едва кивнув отцу, Глеб навел короткоствольный «Бизон» на очередную цель, продолжая отстреливать прорвавшихся в ангар бестий.
Ситуация быстро выходила из-под контроля. Все больше теней металось под потолком, особо резвые твари уже спускались по стапелям к желанной добыче.
– Внутрь! Бегом! – заорал сталкер, бросаясь к открытой грузовой аппарели в хвосте экраноплана. – Дым, бросай все к чертовой матери!
Удостоверившись, что Глеб благополучно поднялся на борт, Таран вскочил на аппарель и замер с «калашом» наперевес в ожидании Геннадия. Но мутант отчего-то медлил, несмотря на то, что пулемет замолк еще с минуту назад. По кузову «Малютки», облепив защитную решетку подобно пчелам на сотах, ползали и копошились уже десятки муранчиных особей. Лопнуло, не выдержав натиска острых хелицер, колесо. Посыпались на пол пластины источенного ржавчиной железа. Муранча взялась за ракетовоз со всей основательностью, учуяв спрятанное внутри лакомство.
– Где Дым?!
Пристроившись рядом с отцом, Глеб перезарядил «Бизон».
– Он до сих пор в тягаче! – автомат в руках Тарана забился, сметая черные тела с борта ракетовоза. – Почему медлит, не знаю! Боковой люк все еще свободен. Хотя теперь Гене лучше оставаться внутри. Если сунется наружу, эти твари схарчат его за секунды.
– Почему тогда они не атакуют нас?
– Может, вода их отпугивает?
Живой шевелящийся ковер накрыл бронированный корпус практически целиком, когда «Малютка» вдруг изрыгнул струи дыма, стронулся с места и, сметая фермы многоэтажных лесов, покатил вдоль стены. Едва не зацепив крыло экраноплана, ракетовоз с поднятым отвалом наперевес пошел на таран. Короткий разгон, тучи брызг из-под колес, страшный удар железа о железо… Деформированная створка ворот выскочила из пазов, рухнув в воду. Свет закатного солнца ворвался внутрь ангара, окрасив глянцевые борта стальной птицы и снующую вокруг муранчу в неестественные цикламеново-розовые тона.
Тотчас взревели, набирая обороты, стартовые двигатели. Лопнули, не в силах удержать рвущуюся с привязи мощь, швартовые канаты.
– Беги к Мигалычу! Пусть закрывает трюм!
– А как же Дым? – Во взгляде паренька читалась тревога.
– Беги, кому говорю! – гаркнул Таран. – Иначе потонем на хрен!
Когда аппарель пришла в движение, медленно поднимаясь, сталкер решил не дожидаться окончания процедуры, отнял автомат от плеча и устремился через отсек к люку расположенного над крылом аварийного выхода.
Вырвавшись на оперативный простор, экраноплан заскользил по водной глади. Мигалыч отчаянно маневрировал, стараясь подвести неуклюжего исполина вплотную к замершему на мелководье тягачу. Ракетовоз больше не подавал признаков жизни. От силовой установки валил пар, колесо на передней оси было вывернуто под неестественным углом, а на многострадальном кузове, расшатывая покореженные листы обшивки, все еще копошились назойливые крылатые твари.
– Командир, куда тебя понесло?! – донесся испуганный крик Мигалыча. – Разорвут же! Тикать надо!
Глядя на доживавший последние минуты ракетовоз, сталкер разрывался между желанием броситься на выручку другу и необходимостью сохранить жизни остальных. Тонкий ручеек муранчиных тел уже потянулся к экраноплану, привлеченный стоявшей на крыле человеческой фигуркой.
Снова неразрешимая дилемма… Жестокий выбор без права на ошибку…
Сердце билось заполошно и стремительно, стук крови в висках заглушил остальные звуки. В отчаянии Таран оглянулся, напоровшись на пристальный взгляд сына.
«Что бы ты сделал на моем месте, Глеб?»
В глазах паренька, влажных от выступивших слез, вдруг промелькнуло что-то еще помимо испуга и предчувствия неминуемой беды… Удивление? Радость? Словно в замедленной съемке, рука его поднялась, указывая куда-то мимо отцовой фигуры, а рот растянулся в немом крике.
Таран, как ему казалось, был готов к любым неожиданностям, но, узрев возле ракетовоза Черного Санитара собственной персоной, решил, что тронулся умом. Закопченная броня, все тот же глухой шлем, продолговатый ранец за спиной, брандспойт огнемета в железных рукавицах… Восстав из мертвых, закованный в железный панцирь гигант двинулся к экраноплану, щедро поливая наседавшую муранчу струями всепожирающего пламени. Насекомые вспыхивали яркими факелами, и после пары нелепых кульбитов их опаленные тушки чадящими огарками падали в воду.
Тех тварей, что умудрялись подобраться вплотную и пробовали броню на вкус, огнеметчик стряхивал с доспеха свободной рукой и втаптывал в дно. Основная же масса агрессоров роилась и кружила на расстоянии, напуганная жаром страшного оружия.
Забираясь все глубже, железный воин откинул ставший бесполезным брандспойт и в несколько широких шагов достиг экраноплана.
– Руку давай!
Втащив мутанта на крыло, сталкер открыл ураганный огонь по мечущимся вокруг теням, пока Дым в непривычном для себя облачении неуклюже поднимался на ноги.
В отсек они ввалились практически одновременно. Лязгнула створка вставшего на место люка.
– Взлетаем! – истошно заорал Глеб.
Пол под ногами качнулся, задрожал. Вой двигателей усилился, и экраноплан начал стремительный разгон. Загремел, укатившись в угол, черный от копоти шлем. Устало улыбаясь, Геннадий скинул с плеч тяжелую кирасу.
– Откуда ты все это взял? – Таран покосился на доспехи. – Я уж думал, у меня глюки с недосыпу начались!
Дым подмигнул в ответ. С наслаждением, до хруста в позвонках повел бычьей шеей.
– Оставил себе в качестве трофея. Не пропадать же добру? Как знал, что пригодится!
Внутренности отозвались неприятным спазмом, когда машина, вздрогнув на очередной волне, оторвалась от поверхности.
– Летим! – раздавались восторженные вопли Авроры и Глеба.
– Глиссируем! – вторил им Мигалыч дрожащим от волнения голосом.
Присоединившись к экипажу в пилотской кабине, Таран с Дымом стали свидетелем настоящего чуда. Неуклюжая многотонная махина легко парила в паре метров над водой, а стремительно проносящаяся, в пенных бурунах, поверхность моря, услужливо стлалась под киль растянувшейся до горизонта дорожкой закатного багрянца.
– Ну что, господа, курс на юг? – задорно произнес старик.
– А как же «восьмой цех»? – живо отозвалась Аврора. – Мы разве не поможем колонистам?
– Если помнишь, они нам помогать не спешили, – тяжело обронил Таран. – Да и, судя по всему, сейчас эти гаврики в большей безопасности, чем мы.
Проследив за взглядом отца, Глеб заметил роившуюся над стенами водной крепости муранчу. Полусфера из стремительных аспидно-черных точек пульсировала и колыхалась, но ближе определенной, очерченной воображением границы ни одна тварь так и не рискнула подобраться, не в силах преодолеть невидимый барьер.
– Силовое поле они там, что ли, изобрели? – задумчиво изрек Мигалыч, но под недоуменными взглядами попутчиков тотчас смешался. – Уж не знаю, во что теперь верить… Сначала этот «Алфей», затем целый город внутри горы… Транспортный экраноплан на ходу… Столько чудес я за всю свою жизнь не видывал!
– Думаю, дело тут вовсе не в чуде, – сталкер проводил взглядом удалявшийся берег. – Слышал я как-то одну занимательную байку про людей с необычным даром – способностью зверье отпугивать. Мол, если такой человек в колонии живет, ни одна тварь на станцию не сунется. Кто знает, может, и у каспийцев свой «шаман» имеется?
– Да уж… Нам бы такой «мозгокрут» не помешал… – Мигалыч стиснул штурвал, поглядывая на показания многочисленных приборов.
– Кстати, у этой бандуры название хоть есть? – Геннадий постучал кулаком по переборке, словно проверяя конструкцию на прочность.
– На бортах никаких надписей не было, – заметила Аврора.
– Тогда назовем сами! – заулыбался Дым. – Хотя я, кажется, догадываюсь, что нам по этому поводу Мигалыч скажет.
– А чего гадать-то? Ясное дело, «Каспийский Монстр». В честь прототипа!
Морщины на лице старика разгладились, глаза лучились счастьем, на дрожащих от чувств губах играла улыбка. Взгляд летчика был устремлен вдаль…
Туда, где отражением заснеженных горных вершин плескались облака…
Туда, где ждала и манила давно утерянная и так внезапно обретенная вновь родная стихия…
Взгляд летчика был устремлен в небо…
* * *
Покидать пилотскую кабину не хотелось. За время полета Глеб успел свыкнуться с креслом второго пилота и изо всех сил старался помогать Мигалычу с прокладкой курса, а иногда – и с управлением экранопланом. Старик, радуясь возможности разделить восторг полета с кем-то еще, охотно учил паренька основам летного дела, а Глеб с горящими глазами впитывал бесценную информацию, испытывая чуть ли не священный трепет перед крылатым исполином и пребывая в полной уверенности, что прикоснулся к чуду.
– Глеб, ты мне нужен!
Состроив недовольную гримасу ребенка, оторванного от любимой игры, паренек с надеждой посмотрел на Мигалыча, но тот лишь пожал плечами и кивнул в сторону выхода:
– Иди. Отец зовет.
Глеб с сожалением покосился на штурвал и вылез из кресла, в которое незамедлительно перебралась Аврора, шутливо показав напарнику язык.
– Смотри, не трогай тут ничего, – грозно напутствовал Глеб, на что и девочка, и старик только прыснули со смеху.
Вздохнув, паренек шагнул за дверь и побрел на голос Тарана:
– Глеб!
– Иду, па!
Сталкера он нашел за штабелем пустых канистр. Таран на пару с Геннадием расчищал подступы к еще полным емкостям, чтобы не терять лишнего времени при очередной дозаправке.
– Ты когда ел последний раз? – сталкер с укоризной посмотрел на сына.
Остро очерченные скулы, впалые щеки, мешки под глазами…
Ощутив укол совести за недогляд, он пихнул Глебу в руки плошку с куском солонины и горстью сушеных грибов, достал флягу с водой.
– Ешь!
– Не хочется.
– Да неужто? Ешь, говорю!
Глеб насупился, но послушно впился зубами в жесткое мясо и, лишь прожевав кусочек, почувствовал вдруг, как на самом деле проголодался.
– Вот об этом я тебе все время и толкую, – заметив проснувшийся у сына аппетит, сказал Таран. – Споришь с отцом почем зря…
– Так уж и зря? – мальчик упрямо вскинул голову. – А Пешеход? А Полковник? А засада в ущелье? Это все тоже зря? А ведь я оказался прав!
Звякнула на цепочке крышка фляги. Сделав шумный глоток, Глеб выжидающе уставился на отца, но затем вдруг опустил голову:
– Можешь не отвечать. Все равно разговора не получится…
– Пойду-ка я, пожалуй, вздремну часок, – Дым вытер измаранные руки о штанины и неторопливо затопал прочь. – От ваших препирательств у меня вечно изжога разыгрывается.
Проводив взглядом зеленокожего гиганта, Таран подсел у стены, с наслаждением вытянув ноги. Ровный гул двигателей и растекавшаяся по полу вибрация убаюкивали, вгоняли в прострацию. Неловкое молчание затянулось. Еще немного, и момент будет безвозвратно утерян. Как и много раз до этого, они разойдутся каждый по своим делам, снова оставшись наедине с недосказанным. Обида и недопонимание рано или поздно породят безразличие, а колючий ледяной взгляд окончательно выстудит из души собранное когда-то по крохам, все еще ранимое и беззащитное перед натиском обстоятельств чувство единения.
Сталкер почти физически ощутил, как воздвигается и крепнет, прирастая кирпичиками-секундами, незримая стена отчуждения, и, просто чтобы остановить этот неумолимый, беспощадный процесс, начал говорить, сбивчиво и тихо:
– Ты же знаешь, я не мастак толкать речи… Может, скажу криво, не обессудь… – Таран прервался на мгновение, рванул ворот рубахи, глотая воздух, ставший вдруг спертым и вязким, словно кисель. – Всю жизнь один, а тут вдруг… появляешься ты… Думал, обучу азам выживания, и вся недолга… Я ведь не знал, что это так сложно – быть в ответе за кого-то, воспитывать… Учил выживать, а не жить. Бывало, отмахивался вместо того, чтобы попытаться объяснить… Давил и ломал, не пытаясь понять. Продолжал видеть в тебе всего лишь маленького непослушного сорванца… Потому что боялся признаться самому себе, что передо мной уже не тот беспомощный мальчик, сидевший на перроне Московской. Боялся, что, перестав быть ребенком, ты в конце концов станешь таким же черствым и нелюдимым, как я сам! До колик в животе боялся, что не справлюсь… Что… не смогу… заменить тебе отца…
Сумбурное признание не принесло желаемого облегчения. Слишком многое камнем давило на сердце, и, снедаемый противоречивыми чувствами, сталкер решил идти до конца:
– Если бы я только знал… Если бы был уверен, что сможешь понять… Пережить и смириться с потерей… то рассказал бы тебе о его гибели сразу… Но тогда я испугался. Не хотел… как это… травмировать твою психику. А потом… – Таран тяжко вздохнул, – потом проблемы начали расти как снежный ком, и… я совершил самую большую ошибку…
Взглянув на собственные дрожащие пальцы, сталкер поспешно спрятал руки.
– Ты все равно узнал правду. Но то, как это было сделано… Я никогда не прощу себя за те слова… Даже если ты меня когда-нибудь простишь… – Таран говорил все тише. – Твой отец был сильным человеком. Настоящим. Я общался с ним считаные минуты, но навсегда запомнил его взгляд. Воля к жизни и безграничная свобода – вот что читалось в этом взгляде. То единственное, чего веганцы так и не смогли у него отнять…
Сталкер смешался и уже решил, что говорит в пустоту, как вдруг…
– Почему ты не рассказывал этого раньше?
Голос Глеба, робкий и надтреснутый, заставил сердце Тарана забиться чаще.
– Все потому же. Боялся, что не смогу стать твоему отцу достойной заменой. Ведь я совершенно другой… В отличие от него перестал во что либо верить, признал поражение, смирился. И давно уже для себя решил, что надеяться на что-либо в этой жизни глупо. А после встречи с тобой – вдруг захотелось. И надеяться, и верить, и…
Вновь неловкая пауза в попытках поведать наконец о том самом, сокровенном и вынашиваемом в тайне от самого себя чувстве…
Со стороны пилотской кабины донеслись отзвуки звонкого голоса Авроры, и в голове тотчас, словно по мановению волшебной палочки, зазвучали сказанные девочкой когда-то слова:
«Не пытайся оправдываться. Не ищи подходящих слов. Хоть раз в жизни признайся в том, что испытываешь на самом деле. Не держи в себе. Просто скажи это. И Глеб тебя услышит…»
– А ведь я никогда не произносил этого вслух. Принимал за проявление слабости… Как глупо… За свою жизнь я наделал массу ошибок. Ты мне неоднократно доказывал, что я продолжаю делать их и сейчас… Особенно в попытках выстроить с тобой доверительные отношения… – Таран закрыл глаза, бросаясь в омут с головой. – И пусть многие из этих ошибок я совершаю под влиянием эмоций, но… это только доказывает… насколько сильно я… люблю тебя, сын.
Казалось, прошла целая вечность, прежде чем сталкер отважился сделать вдох. Открыть глаза он так и не решился, но этого и не потребовалось. С не поддающимся осмыслению восторгом Таран вдруг почувствовал, как врезается в грудь что-то теплое и мягкое… Как сжимают шею, отчаянно и безудержно, детские руки… Как сотрясается в беззвучных рыданиях невесомое тельце…
– Ну же, Глеб… Все хорошо. Ты ведь у меня уже совсем большой. А взрослые не плачут!
Баюкая на руках и неумело успокаивая пацаненка, сталкер тихонько покачивался, наслаждаясь нахлынувшим ощущением безграничного счастья, а следом, разбивая в пыль сомнения и тревоги, пришла твердая уверенность – с разладами в их маленькой, но настоящей семье покончено…
Когда Глеб перестал вздрагивать и неловко отстранился, его взгляд снова излучал уверенность и несвойственную ребенку серьезность.
– Можно у тебя кое-что спросить? – мальчик утер рукавом покрасневшие глаза, смешно шмыгнул носом.
– Конечно, – Таран постарался придать себе безмятежный вид.
– Там, стоя на крыле… Что бы ты сделал, если б Дым так и не выбрался из «Малютки»?
Сталкер помрачнел, а на лбу его проступили глубокие морщины. Заметив замешательство в разом состарившемся лице отца, Глеб запоздало прикусил губу и вдруг понял, что не хочет слышать ответ на гложущий его вопрос, но Таран уже нашел подходящие слова:
– Всем нам рано или поздно приходится представать перед выбором. Жертвовать одним ради обретения другого. В такие моменты главное не сожалеть о том, что теряешь. Потому что как ни тяжела будет горечь утраты, это законная плата за выбор… – Сталкер потер виски и продолжил тихим бесцветным голосом: – Под угрозой находились не только мы, но и сама экспедиция. Если бы Гена не выбрался… я бы отдал команду лететь без него.
– Тебе так важен этот «Алфей»? А если он не более чем выдумка?
– Может, и так… Но если проект существует, он даст человечеству шанс начать все с чистого листа. И даже если этот шанс ничтожно мал, мы не имеем права его упускать.