Позавтракав и выйдя на очередной сеанс связи с центурионом, Пауль Рохес вернулся в выделенное ему жилище. Это была та часть зарытого глубоко под землю командного пункта, что возникла еще во времена Третьего рейха. Немецкая часть бункера была небольшой и позже использовалась лишь как пристройка для хозяйственных помещений главного бункера. Данная необитаемая секция имела лишь один коридор, соединяющий ее с большей частью Красноторовской колонии. Такое расположение иноземного гостя являлось вполне оправданным, с точки зрения хозяев, и Пауль это понимал. Он не испытывал особого восторга от возложенной на него командиром миссии но, как примерный солдат своего легиона, выполнял ее неукоснительно. Было ему сказано выходить на связь, он выходил. Было сказано, стараться замечать то, что нужно, он замечал. Велено не провоцировать русских, он ничем не провоцировал. Ходя в туалет и на прием пищи, прислушивался к тому, что происходит и что говорят. То же самое он делал, выходя на поверхность для сеанса связи. Все остальное время Рохес находился в своей комнате, благо ему предоставили даже электрическую лампу, и изучал принесенные специально для него книги. Читать русский текст было для него сложнее, чем говорить на этом языке, однако легионер старался радоваться возможности улучшить свое знание того языка, на котором говорил вековой враг их идеологии.

Вот и сейчас он включил свет, устроился поудобнее на скрипучей койке и открыл книгу.

Но начать чтение очередного абзаца ему было не суждено. Стена справа, именно та, у которой стояла койка, вдруг сильно загудела от мощного удара с той стороны. Рохес испуганно вскочил и отпрыгнул от койки, выронив книгу.

Некоторое время он стоял, ошалело глядя на взбесившуюся на миг стену. Часть штукатурки осыпалась на кровать. Местами появились трещины. Значит, все это ему не показалось. Да и как могло показаться? Жуткий таранный удар с той стороны, где, по логике вещей, должен быть просто грунт, он не только услышал, но и ощутил всем телом.

Дверь приоткрылась, и в ней появился младший сержант Альфтан.

— Поля, ты чего тут роняешь? — озабоченно спросил он.

— Нет! Не я! — замотал головой Рохес. — Там что-то ударило в стену! — Он указал на койку и куски штукатурки.

— Да тут никого, кроме тебя, нет.

— Нет, Никита. С ТОЙ СТОРОНЫ!

— С той? Но там земля…

— Я говорю тебе! Удар! Сильный!

— ДМБ-63? ЧИАССР? — Стечкин с удивлением смотрел на ряды шлакоблоков, которые обнажились после того, как он поддел саперной лопаткой и выломал приличный кусок облицовки стены в комнате Пауля Рохеса. — Что это значит?

— Ну, как что, — хмыкнул умудренный опытом прапорщик Шестаков. — Солдатик, значит, из Чечено-Ингушской Автономной Советской Социалистической Республики. Демобилизовался в 1963 году.

— А как он смог выложить камешками эту надпись в кирпиче, из которого сделана стена бункера, построенного еще немцами?

— Во-первых, командир, это не кирпич, а шлакоблок. Во-вторых, я так думаю, что стену эту возвели уже после немцев. Как раз во время Карибского кризиса, когда наш бункер и соорудили для связи с лодками в особый период. Год, кстати, под время Карибского кризиса подходит примерно. Кризис-то в каком году был? В шестьдесят втором? И, видимо, работали тут ребята из стройбата.

— Рохес, ты точно уверен, что там кто-то стучал по стене? — Стечкин взглянул на чилийца.

— Ну вы же сами видели, как отломились куски. И Никита слышал. Но только по стене не стучали. Был удар. Сильный. Один или несколько вместе.

— Так, ладно. Никита…

— Я!

— Давай, помоги Рохесу переехать в ближайшее помещение. Эдик…

— Слушаю, командир.

— Гони сюда две пары ребят с кирками, ломами и кувалдами. Поглядим, что там, по ту сторону «ДМБ-63»…

Дрезина остановилась. Тигран выжимал из педалей и своих ног, эти педали крутивших, все, что мог, однако никакого взрыва позади от пущенных буквально под откос трех бомб он так и не услышал. Какой путь и в каком направлении он проделал после бегства от той злополучной развилки, судить вообще было невозможно. А остановиться его заставила эта странная троица существ, которых у него язык не поворачивался назвать людьми. Выглядели они так же, как и выпустившая их из ловушки оборванка. Грязные, лохматые. В жуткого состояния тряпье, лишь условно выполнявшем роль одежды. В шлепанцах из мотоциклетных покрышек. С брезентовыми сумками через плечо. Они шли по путям прямо навстречу и, благо, Тигран не включал свой фонарь, уповая лишь на свет керосинки. Иначе ослепил бы и их тоже.

Никаких враждебных действий с их стороны замечено не было. Завидев двух пришельцев с поверхности, они явно испугались и как-то странно, покорно присели, словно в ожидании какого-то наказания со стороны пришлых. Их жутковатые белесые глаза тревожно поглядывали то на Тиграна, то на свою соплеменницу, все еще находящуюся в заботливых руках Риты.

— Вы кто такие? — строго спросил Баграмян, глядя на троицу. Двое из них, похоже, были мужского пола, а один — женского. Их плачевный дистрофичный вид вообще позволял судить о поле и возрасте лишь приблизительно.

Неизвестные испуганно вздрогнули от резкого голоса и склонили головы, исподлобья глядя на пришельцев.

— Черт, да что с ними такое? — пробормотал Тигран. — Рита, может, ты попробуешь.

— Эй, — как можно тише и осторожней позвала троицу Гжель. — Мы не причиним вам вреда. С нам ваша… как же ее назвать-то…

— Ну, мы ее нашли. Назови Найденка, — прошептал Тигран.

— С нами ваша Наденька… Кто вы?

Обратив внимание, как Рита деликатно погладила «Наденьку» по голове, один из вероятных мужчин что-то тихо забубнил. Невозможно было понять, что это за способ общения, но определенно похоже на осмысленную речь. Оборванец бормотал что-то жутко примитивное, пристально глядя на пострадавшую оборванку.

Та, похоже, услышав знакомый голос, заплакала и пропищала что-то в ответ таким же примитивным набором гортанных звуков.

Такая речь еще больше сбивала с толку, чем невероятно дикий вид, диссонирующий с гаечными ключами и масленками в сумках.

— Герр, герр, — беззлобно прорычал один из новых оборванцев, неуклюже маня Тиграна за собой взмахом руки.

Баграмян взглянул на Риту.

— Рискнем?

— Давай. Похоже, они боятся нас намного больше, чем мы их.

Тигран надавил на педали и неторопливо последовал за троицей, замечая боковым зрением, что слева и справа в туннеле стали появляться черные провалы ответвлений или боковых помещений.

Через несколько десятков метров не блещущий просторами туннель вдруг стал вдвое шире. Справа виднелась площадка, от которой вниз уходила железная винтовая лестница. Троица двинулась к лестнице, продолжая жестами звать пришельцев за собой. Тигран спешился и, осторожно взяв на руки «Наденьку», последовал за ними. Рита взяла его вещи и присоединилась к Баграмяну.

Стечкин вошел в образованную стараниями его подчиненных дыру. За стенкой, как оказалось, не было никакого грунта. Там был туннель, заметно уходящий вверх, в направлении Калининграда. Светя фонарем, майор заметил, что свод туннеля сильно потрескался и провис, местам держась лишь на ржавых прутьях арматуры. Вероятно, стену в старом бункере возвели именно из-за угрозы осыпания туннеля, который по этой причине был признан, скорее всего, непригодным. В самом бункере, видимо, помещение было поделено уже при Советах, и пол залит слоем бетона, скрывшего наличие рельс, заканчивающихся то ли в комнате Рохеса, то ли где-то еще дальше. Что именно ударилось в стену с той стороны, теперь так же было хорошо видно. Три тележки, по какой-то причине скатившиеся по рельсам невесть откуда. И, что характерно, три большие авиационные бомбы, видимо, на эти тележки погруженные.

— Командир, тебе следует уйти отсюда, — озабоченно проворчал Шестаков, глядя на черные корпуса бомб.

— Погоди, Эдик, не кипешуй. — Стечкин присел у разбитого ударом корпуса бомбы и посветил внутрь. — Они, похоже, пустые. Просто болванки. Хотя там какой-то механизм есть. Но основная часть полая. И я не вижу ничего, похожего на боевой заряд. Давай сюда саперов. Пусть хорошенько изучат и набросают схему. Странные какие-то бомбы…

Спустившись, Тигран стал удивленно озираться. Здесь тоже был туннель, но гораздо шире и выше того, в котором они ехали на велодрезине. И тут тоже были рельсы. Только колея шире. Сейчас Тигран с оборванкой на руках, Рита и три дикаря находились на платформе, напоминавшей станцию метро, только без лишних изысков. Строгие линии бетонных конструкций и военный лаконизм.

— Рита! Вот оно! То самое метро! — выдавил Тигран восторженно.

— После налюбуешься, Тигроша, — Гжель увлекла его за собой, взяв за локоть.

Они свернули в какой-то узкий коридор и вышли в помещение с массой дверных проемов вдоль стен. Один из оборванцев юрко скрылся в ближайшем проеме, и вскоре оттуда вышел невероятно древний старик в балахоне из мешковины. Он сильно хромал и опирался на посох. Седая борода достигала живота, а сам дед был лысым и в остальном мало чем отличался от прочих оборванцев. Троица же протянула руки, давая Тиграну понять, что они намереваются забрать «Наденьку». Он передал им пострадавшую, и оборванцы осторожно понесли ее в другое помещение.

— До свиданья, Наденька, — вздохнула с грустью Рита.

Старик вздрогнул и удивленно уставился на женщину, что-то буркнув.

— Ага. И тебе здравствуй, — кивнул Тигран. — Может, хоть ты в состоянии нам сказать, кто вы такие?

Старик перевел взгляд на Баграмяна.

— Русские? — тихо и испуганно выдавил древний оборванец.

— О, этот говорящий! Да, мы русские. Точнее, не то чтобы русские. Во всяком случае, я. Но да. Русские. Я Баграмян. А ты кто такой?

— Ба-гра… — Старик выпучил глаза. — Генерал Баграмян?

— Вообще-то, пока еще старший сержант, — усмехнулся Тигран. — А ты кто такой?

— Тише! Нельзя громко! — прошипел старик. — Я староста. Не говорите громко. Нельзя. Вирт может слышать.

— Вирт? Кто это?

— Тише…

Он поманил их в свою комнату, и пришельцы последовали за ним.

Комната была небольшой. Койка военного образца. Пенек, на котором стояли лампа и железная миска с какими-то непонятным сушеными предметами. Возможно, грибами. На полу — большая, квадратного сечения бутыль из темно-зеленого стекла. Горловина накрыта железной кружкой. Несколько канистр в углу.

— Откуда вы? — прошептал старец.

— С поверхности, — ответил Тигран.

— Какой сейчас год?

— Год? — Баграмян удивился. — Две тысячи тридцать третий.

— Боже!.. — выдохнул старик и, шатаясь, едва не упал. Рита и Тигран подхватили его и помогли усесться на койку.

— Война кончилась? — простонал он.

— Давно уже.

— И чем она кончилась?

— Весь мир уничтожен, — вздохнул Тигран. — Немного людей выжило.

— Как?! — староста снова выпучил глаза. — Он все-таки сделал это оружие?

— Кто? Какое оружие?

— Чудо-оружие… Хитлер…

— Э, да нет, дедуля. Гитлера мы еще в сорок пятом побили. Я про другую войну говорил. Общемировую. Она относительно недавно случилась. Поколение назад.

— Опять война? — возмутился старик. — А той мало было?

— Видимо, кому-то мало, дедуля. Ты-то как тут оказался. И кто эти… Эти… бандерлоги…

— Кто?

— Ну, блин, люди эти странные вокруг тебя. Много вас?

— А. Это склавены. Нас много. Хотя не могу определить, как это, много. Или мало.

— А как вы оказались тут?

— Мы всегда тут были. Мы тут родились.

— Что, и ты тоже? — удивился Тигран. — Тебе сколько лет-то?

— Я не знаю, сколько. Но я очень старый. Очень мало склавенов может дожить до старости. Очень трудно. Тут много поколений выросло.

— Я что-то не пойму…

— Ну, здесь, когда-то был мир господ. Они сводили сюда сверху узников на работы. А еще для экспериментов. Детей. Много разных народов. Мне все это поведал мой отец. А ему — его отец. Отец моего отца был воином, но его пленили, и он попал сюда. Потом в другие места нашего мира спустились беженцы. Многих из них тоже сделали склавенами. Много господ ушли. Они взрывали некоторые ходы, а мы оставались тут. Мало господ осталось. Наши предки работали на них. Обслуживали механизмы этого мира. Выполняли их команды. Потом появились вирты. Они вместо господ. Они сильнее господ. Господа делали эксперименты над людьми, и получились вирты. Вирты страшные. Они охраняют Валхаллу и требуют, чтоб мы обслуживали механизмы, как и наши предки. Так мы и живем. Обслуживаем механизмы. Рождаемся. Умираем. Выращиваем грибы. Наших мертвых и немощных вирты забирают на переработку в Валхаллу. Нам запрещено знать письменность. Запрещено учить язык. Только самое простое, для общения. И только староста может учить язык, чтоб общаться с виртом, когда ему надо. И учить своего преемника. Но ему, старосте, нельзя учить других склавенов. А я… — старик боязливо огляделся. — Отец моего отца делал записи и учил моего отца. А мой отец — меня. Это наша тайна. Я должен вести летопись нашего мира. Я ее веду. И прячу. И мои предки наказали мне, что я обязан знать не только язык господ, но и язык предков. Я часто хожу в дальние углы и говорю с предками, чтоб не забыть язык. Я умею говорить на языке предков. Отец моего отца верил, что нас спасут. И мой отец верил. А вы друг друга уничтожили, оказывается…

— В общем, командир, схема такая. — Сапер разложил на столе Стечкина лист бумаги, на котором карандашом была наброшен приблизительный чертеж одной из тех трех странных бомб. — В корпусе металлическая труба. Причем сталь трубы оружейная, как для пушек. В центре вместо этой трубы — жесткая стальная сетка. Внутри направляющие. С двух торцов трубы — артиллерийские капсюли и пороховые заряды. И хитрый такой механизм, который приводит в действие ударники. Причем, как я понял, ударники должны воспламенять капсюли синхронно. Похоже, что сам механизм срабатывает от системы высотомера и ударного датчика. Если высотомер не сработает, то очередь за ударным датчиком, срабатывающим при падении бомбы. Но механизм был не взведен. То есть не в боевом положении. Поэтому удар и не привел к воспламенению. Вообще непонятно, зачем бомба таких размеров, в которой два пороховых заряда воспламеняются навстречу друг другу. Однако с двух сторон в трубах есть закрытые лючками пазы. Возможно, перед каждым пороховым зарядом помещается некий заряд цилиндрической формы, и подрыв капсюлей толкает эти цилиндры навстречу друг другу. И эти цилиндры, по идее, сталкиваются в сетчатой середине трубы.

Майор дрожащей рукой извлек из нагрудного кармана портсигар и извлек оттуда последнюю папиросу. Затем судорожным движением достал зажигалку и, прикурив, жадно затянулся.

Сапер с недоумением наблюдал за тем, как дрожат руки командира и как он побледнел.

— Павел Васильевич! С вами все в порядке?

— Нет, — выдавил он в ответ. — Я знаю, что это за бомбы.

— Вот как?

— Да, брат. В эту трубу должен помещаться уран.

— Уран!

— Да, брат. Это атомные бомбы… Черт! Шестакова ко мне! Живо!

Старший прапорщик не заставил себя долго ждать.

— Я уже понял, — вздохнул он, хмуро глядя на нервничающего командира. — Значит, это все-таки не миф. Вопрос в том, где уран… Может, чилийцы его с собой привезли?

— Меня сейчас не это беспокоит, Эдик.

— А что?

— Рохес. Он ведь знает. Знает, что мы нашли. Черт, надо было его увести оттуда еще до того, как мы стену начали ломать! Твою мать, но кто ж мог подумать? Когда у него очередной сеанс связи?

Шестаков взглянул на часы.

— Через сорок минут…

— Зараза! — прорычал майор, — он ведь теперь доложит центуриону.

— Ну давай я его монтировкой по башке стукну и…

— Какая монтировка, Эдик! У них Колесников с ребятами!

— Вот же, блин! — прапорщик почесал затылок. — И то верно. Ну доложит он о нашей находке. И что?

— Да то, Эдя, что это именно то, что они ищут. Оружие от мутантов. Берд! Им нужно атомное оружие. Атомное оружие в руках нацистов. Ты представляешь последствия? И у нас туннель, который ведет туда, откуда эти бомбы скатились. Это все, что нужно чилийцам. Нашему перемирию тут же придет конец. Они из кожи вон лезть будут, чтобы захватить наш бункер.

— Ну отобьемся…

— А осада?

— Уведем людей в тот туннель.

— И куда он нас выведет? А парни, что сейчас у чилийцев? Нет, Эдик. Не годится. Все это никуда не годится.

Майор вскочил, и бросился в коридор…