Глава 20
Харон
Пару секунд они молчали, и эта мертвая тишина посреди мертвых подземных вод показалась Стасу невыносимой.
– Если эта штука доплывет до нас, мы сможем выбраться по его следу даже с нашим калечным винтом, – пробормотал Михеич.
Вот почему он не спешит укрыться в субтеррине. Хочет убедиться, что «штука» доплывет.
– Похоже на старика в лодке, – задумчиво произнес Михеич.
А ведь действительно похоже. Сейчас, в фонарном свете, Стасу тоже показалось, что бесформенная глыба все же имеет определенную форму. Если мысленно отсечь многочисленные бугры и наросты, то получится… Внизу получится вытянутое основание, как у лодки. Вверху – сгорбившаяся фигура лодочника. Ну точно какой-то дремлющий старик, упершийся руками в колени и опустивший голову на грудь.
– И плывет как будто… – луч от фонаря Михеича скользнул по расступающемуся перед носом «лодки» гниющему месиву и вскрывающейся чистой воде. – Как будто по реке плывет!
Протока чистой воды в слипшейся мертвечине в самом деле напоминала реку, несущую свои воды мимо заболоченных берегов.
Михеич тряхнул головой:
– Не, ты посмотри! Твою ж мать, а! Прямо Харон на Стиксе.
Стас уловил беспокойство в его словах. Михеич все-таки побаивался эту непонятную, но, вроде, неопасную плавающую глыбу. Он по-прежнему держал «айсберг» на прицеле.
– Кто такой Харон? – спросил Стас. – Что такое Стикс?
– Стикс – река в мире мертвых. Харон – перевозчик умерших на этой реке. – Михеич недовольно фыркнул. – Ты жил в «Аиде», Стас, мог бы и знать такие элементарные вещи.
Элементарные? В самом деле?
– Откуда я мог их знать? – удивился Стас.
– Ну да, ну да. – Михеич по-прежнему смотрел не на него, а следил за глыбой-«лодкой». – Вы же у нас потерянное поколение.
Ничего не происходило. Плавучая глыба вела себя, как… Как обычная плавучая глыба. Только чистая вода все ближе, ближе. Как будто «айсберг» подтягивает ее за собой к застрявшей субтеррине.
– А ты откуда знаешь такие вещи? – спросил Стас. – Стикс? Харон? Кракен, опять-таки. – В голове вдруг мелькнула невероятная догадка. – Ты, случайно, с Колдуном не общаешься?
«Пока Колдун не общается со мной».
– Дурак ты, Стас! – фыркнул в противогаз Михеич. – Чтобы знать о Хароне и Кракене, не обязательно якшаться с колдунами. Информацию можно брать и из других источников.
– Книги?
– Никогда не любил читать. Зато с детства режусь в компьютерные игрушки. Из них и нахватался кое-чего.
Стас пожал плечами. Он плохо понимал, о чем говорит Михеич.
«Айсберг»-Харон тем временем приблизился уже почти вплотную. Лодкообразная глыба остановилась в нескольких метрах от задранной кормы «крота». Там же закончилась и чистая вода.
* * *
– И что дальше? – спросил Стас. Вопрос был риторический, но Михеич все-таки ответил:
– Вообще-то Харону… ну, настоящему Харону, полагается дать плату за перевоз, – неуверенно пробормотал он. – Может, этому тоже нужно заплатить?
Этому? ЭТОМУ? Чему этому? Нелепая, дикая, сумасшедшая идея – платить плавучему куску непонятно чего. Но здесь, в мертвом подземном море, после всего, что уже видел и пережил Стас, она почему-то уже не казалась такой нелепой, дикой и сумасшедшей. Может, просто потому, что других идей не было. А может, потому, что черный «айсберг» остановился вот так: «носом» и «лицом» к ним. И сейчас неподвижный «лодочник» будто ждет от них чего-то. Как ждал Ящер.
Перевозчик в мире мертвых… У него, наверное, много времени. Он, наверное, может ждать вечно.
Что ж, кому-то приносят в жертву девственниц, а кому-то…
– Чем платят Харону? – спросил Стас.
– Раньше с ним расплачивались деньгами, – ответил Михеич.
Деньгами? Очень интересно. Настоящими, что ли? А где их взять? Купюры и монеты были самыми бесполезными вещами в послевоенном мире. А бесполезные вещи с собой не носят и не возят. Вряд ли на субтеррине найдется хотя бы мелкая монетка или захудалая банкнота.
– А патронами можно? – предложил Стас.
Патроны в «Аиде» были самой ходовой обменной валютой.
– Наверное, можно, – не очень уверенно отозвался Михеич. И уточнил: – Во всяком случае, можно попробовать.
Стас отсоединил магазин. Выщелкнул патрон. Бросил на «айсберг». Звякнув, патрон отскочил в сторону, упал в плотный слой плавучей мертвечины и остался лежать там, тускло поблескивая в свете фонаря. Стас бросил еще один патрон. Постарался закинуть в «лодку». Бесполезно: этот тоже скатился вниз.
«Харон» (или чем ЭТО было на самом деле) словно беззвучно смеялся над ними, не желая принимать то, что ему предлагали. А может, ему предлагали не то, что нужно? А может, предлагали не так? А может, перевозчик мертвых не собирался брать плату у живых?
– Ладно! – Стас снова прищелкнул магазин.
Что им двигало? Злость? Усталость? Отчаяние или безразличие к своей судьбе и судьбам остальных? Или это было другое? Смутное наитие, которое, минуя разум, побуждало к действию?
Или просто хотелось сделать хоть что-то и хоть чем-то стронуть с места застывшее время и остановившуюся плавучую глыбу. Лишь бы не сдохнуть в мертвом подземном болоте среди булькающей мертвечины!
Стас дернул затвор.
– Ты что?! – вскинулся Михеич. – Сдурел?
Одиночный выстрел прогремел гулко и страшно.
Надо же – попал! На верхней части «айсберга» – там, где у каменного «лодочника» была «голова», – брызнуло облачко пыли и мелких осколков.
В эхо выстрела отчетливым послезвучием вплелся продолжительный треск. Словно лопнул свод над головой.
Но нет, обвала не последовало. Зато…
Качнувшийся от удара пули «Харон» вновь пришел в движение. Черная глыба подалась назад. Потом – снова вперед.
К ним!
– Харон принял плату! – выдавил Михеич.
«Так вот, значит, какая плата ему была нужна, – подумал Стас. – Пуля в башку».
Плотное месиво перед «лодкой» лопнуло и раздалось в стороны, словно под действием незримой силы. Какой силы? Почему так происходит? Это Стаса интересовало в последнюю очередь. Честно говоря, его это не интересовало вовсе. После тех необъяснимых странностей, что остались за кормой «крота», эта была не самой странной.
Черный «айсберг» неторопливо проплыл вокруг субтеррины, освобождая ее из вязкого плена.
Гниющая падаль отступила. Под слоем разлагающихся останков появилась вода. По такой уже можно плыть, не опасаясь застрять.
Лодкообразная глыба уткнулась в титановую обшивку и словно прилипла к ней.
Она коснулась их случайно? Причалила? Взяла на буксир? И куда теперь потянет их Харон, перевозчик мертвых?
– Смотри-ка, да он весь в трещинах! – Михеич посветил на отметину, оставленную пулей Стаса. Действительно, от маленькой черной точки по всему «айсбергу» густой паутинкой разбегались маленькие трещинки и трещины побольше.
Похоже, выстрел нарушил целостность…
Целостность чего?
– Дай ножницы. – Михеич протянул руку к висевшему на поясе Стаса инструменту.
– Зачем? – не понял тот.
– Дай, говорю. И прикрой меня на всякий случай.
Стас вынул ножницы из ременной петли, протянул их Михеичу, сам взялся за автомат.
Михеич нагнулся. Дотянулся инструментом с длинными ручками до плавучей глыбы. Осторожно зацепил раскрытой «клешней» одну из трещин. Подковырнул. От черного «айсберга» откололся маленький кусочек. Выпал, словно фрагмент мозаики. Шлепнулся в воду, но не утонул. Остался плавать рядом. В глыбе, до того казавшейся монолитной, появилась дырка. В дырке зияла пустота.
Михеич отколупнул еще один кусок – побольше. И еще. Он словно очищал от скорлупы огромное яйцо неправильной, совсем не яичной формы. Потом посветил в образовавшееся отверстие налобным фонариком.
Нет, внутри пусто не было. Что-то там скрывалось внутри, под черной коркой. Что-то непонятное. Неподвижное. Оно было покрыто толстым слоем коросты так, словно это что-то облепили черной глиной. Причем, облепили наспех, небрежно, без всякого старания, лишь бы сохранить форму внутри, а не снаружи.
– Эй?
Стас непроизвольно дернулся на голос и чуть не пристрелил высунувшуюся из люка Таню. Михеич с перепугу тоже едва не запустил в девушку ножницами.
– Гришко спрашивает, чем вы тут за… Ой, что это?! – Таня уставилась на плавучую глыбу.
– Заткнись и не мешай, – не очень любезно отозвался Михеич.
И, размахнувшись, стукнул ножницами по расколу на плавучей глыбе.
На этот раз потрескавшаяся черная корка осыпалась вся.
Луч фонаря осветил то, что скрывалось под ней.
От неожиданности и страха Михеич подался назад и чуть не упал с «кротовой» брони. Сумел удержаться, но выронил ножницы. Инструмент плюхнулся в воду, которую очистил…
Кто?
«М-да, хорош Харон! – подумал Стас. – Ничего себе перевозчик!»
* * *
На самом деле это оказалась не лодка. Но лодочник в не-лодке все-таки был. Скрючившись, он сидел в перевернутом бугристом панцире какой-то твари. Панцирь – вытянутое роговое образование, разделенное на отдельные сегменты, – лишь отдаленно напоминал лодку. Куда больше оно походило на длинную тарелку с невысокими, немного загнутыми вверх зубчатыми краями. В обычной речке, озере или море через такой низенький «бортик» перехлестнула бы даже слабая волна, но под землей нет ветра, и волн в подземных водоемах, наверное, тоже не бывает.
Человек, сидевший в панцире неведомого монстра, был очень тощим и сильно заросшим. Длинные спутанные волосы закрывали опущенное вниз лицо и грудь. Грязные, тонкие ноги и руки, словно паучьи конечности, торчали из-под рваного балахона, который и одеждой-то назвать было трудно. Незнакомец был бос. Под прорехами в грубой мешковине виднелось ржавое железо. Стас разглядел консервную банку, большую шестеренку и целую связку крупных гаек. Все это висело на проволоке, намотанной поверх голого тела. Хотя какое там тело – кожа да кости. Натертая железом кожа, выпирающие кости… Скелет – не человек. Мумия. На которой кое-где чернели прилипшие куски разбитой коросты.
И еще… Трудно было разобрать, на чем сидел «лодочник». Или, вернее, на ком. Явно не на скамеечке. Под тощим задом угадывалась какая-то усохшая дохлая тварь, сложившаяся в жесткое хитиновое бревно. Что-то с крыльями, упрятанными под накрылки, с поджатыми лапами, покрытыми крюкастыми шипиками, с массивными челюстями, напоминавшими по форме ножницы, которые держал в руках Михеич.
Похоже на гигантского сверчка. Или на муравья. Или… Стасу трудно было даже подобрать подходящее сравнение. Подобных насекомых он еще не видел. А это, вне всякого сомнения, было насекомое. Этакая букашка, размером с…
Вообще-то пока она находится в таком сжатом и скрюченном положении, ее истинные размеры определить трудно. Но и так понятно, что тварь немаленькая.
После того, как раскололась и осыпалась черная корка, «лодочник» сидел неподвижно секунды три или четыре. Пораженные Стас, Михеич и Таня молча смотрели на него. Все трое, не сговариваясь, взяли «Харона» на прицел.
Потом в мертвой тишине звякнуло надетое на незнакомца железо: человек-мумия пошевелился. Первыми ожили руки. Беспокойно задергались пальцы, двинулись предплечья, плечи. И лишь после этого человек поднял голову. Из-под неопрятных, сбитых в колтуны волос, появилось истощенное лицо. Впавшие щеки, глубокие провалы глазниц.
Человек улыбнулся. Доброй такой, но совершенно неуместной здесь и неприятной улыбкой, еще более неуместной и неприятной, чем даже улыбка Колдуна, когда Илья был жив. В глазах незнакомца горели огоньки безумия. А вот оно сейчас и в этой обстановке было как раз-таки очень уместным.
Во рту «лодочника» не хватало зубов. Во взгляде – осмысленности.
– Ему что, противогаз не нужен? – ошеломленно пробормотал Михеич.
Действительно, странно. Здесь же повсюду падаль толстым слоем! Как живой человек может дышать ядовитыми испарениями от плавучего могильника, да еще и улыбаться так непринужденно, даже не морщась? А впрочем, кто сказал, что этот, в балахоне и железках, – живой? То, что он движется, вовсе не значит, что он живет. Стас уже видел движущихся мертвецов. Колдуна, например.
Или приплывший к ним «Харон» в рванье и ржавых веригах каким-то образом умеет очищать от мертвечины не только воду, но и воздух?
Стас, Михеич и Таня смотрели на него, не решаясь ни стрелять, ни бежать. Впрочем, убежать и запереться в своей титановой скорлупе они бы все равно не успели: «лодочник» был слишком близко, ему ничего не стоило запрыгнуть на «крота» и схватить любого.
* * *
– Мира вам, добрый дедушка, добрый дяденька и добрая тетенька! – приветствие незнакомца было столь же странным и пугающим, как и лучившаяся улыбка на его нездоровом изможденном лице.
«Интересно, как он разглядел “тетеньку” под противогазом и в “химзе”?» – подумал Стас. Внешне Таня сейчас ничем не отличалась от мужчин. Да и разницу между «дедушкой» и «дяденькой» уловить практически невозможно.
Тем не менее, «Харон» знал, кто есть кто. То ли по голосам определил, пока сидел в своем черном коконе, то ли еще как-то. Может, он тоже обладал каким-то особым зрением и заглянуть за противогазы и защитные сталкерские костюмы ему оказалось проще, чем Стасу – за толстую коросту, которая не так давно покрывала «лодочника».
– Ты кто? – спросил Михеич.
Вопрос из-под противогаза прозвучал сдавленно, тихо и глупо. Как-то само собой получилось, что полномочия вести переговоры перешли к Михеичу, как к самому старшему. И Стас, честно говоря, был этому только рад.
– Тютя, дедушка, – незнакомец продолжал улыбаться как ни в чем не бывало. – Тютя Приблажный с тобой говорит.
Странное имя. Не менее странное, чем сам «лодочник». Но что приблажный – это точно. И это еще мягко сказано.
– Как ты… Ты здесь как? – прозвучал следующий вопрос Михеича – дурацкий и сбивчивый.
– Тю на тя, дедушка! – безумец улыбнулся еще шире. – Просто Тютя здесь, совсем просто… Тютя шел, Тютя плыл, Тютя спал и… И Тютя встал.
Тощий человек с безумными глазами и ненужной сейчас, а от того – особенно жуткой улыбкой, поднялся на ноги. Тихонько хрустнуло, расправляясь, примятое насекомое-скамейка, на котором он сидел. Осыпались висевшие на Тюте остатки коросты. Панцирь-«лодка» чуть качнулся под весом человека, однако не перевернулся. Эта «плоскодонка» устойчиво держалась на воде. А может, переместившийся центр тяжести был не так уж и велик, чтобы ее опрокинуть. Задохлик Тютя не производил впечатления массивного человека. И все же он внушал страх.
Стас не опускал оружия. Михеич и Таня – тоже.
– Как ты проплыл через все это? – Михеич указал автоматным стволом и лучом фонаря на разлагающуюся мертвечину.
– Это Тютю не принимает, – прозвучал ответ, в котором послышались жалобные нотки. – Это Тютю пропускает. Тютя не это. Тютя сам по себе плывет. Тютя и вас может отсюда вывести.
Такой, значит, здесь Харон…
«Лодочник» с интересом осмотрел субтеррину.
– А вы на ковчежце думаете спастись? – он говорил негромко, спокойно, убежденно и ласково. Так обычно взрослые разговаривают с упрямыми неразумными детьми. – Ох-ох-ох, не спасетесь уже.
– Чего-чего? – пряча за угрожающим тоном страх, пробасил Михеич.
– Грешникам от небесной кары по воде не уплыть и под землей не спрятаться. Тютя знает!
И – сразу, без перехода:
– А кто в Тютю стрелял? Ты стрелял?
Палец – тонкий, узловатый, длинный, грязный, – ткнул в сторону Стаса.
– Ты Тютю разбудил, добрый дяденька?
Стасу стало не по себе.
– Спасибо, добрый дяденька, – «лодочник», задрав голову, улыбнулся ему открытой щербатой улыбкой. – Тютя долго спал. Тюте просыпаться давно пора.
Бр-р-р! Стаса аж передернуло от таких слов. И, наверное, не только его.
– Слушай, Тютя, валил бы ты отсюда, а? – осторожно предложил Михеич.
«В самом деле, – мысленно взмолился Стас. – Путь свободен, фарватер чист». Больше нужды в странном «лодочнике» не было. «Крот» теперь обойдется и без него.
– Плыви, куда плыл, – добавил Михеич почти просительно.
– Куда? Плыл? – «лодочник» задумался. Заканючил, как обиженный ребенок. – Тютя не знает, куда плыл. Тютя не помнит, зачем плыл. – Обвел взглядом падаль вокруг. – Тюте непонятно, Тюте страшно. Тюте надо… – он наморщил лоб, будто силясь что-то вспомнить. – Надо… – Видимо, вспомнил: – Тюте надо встретить…
И замолчал.
– Кого? – не удержался Стас.
«Лодочника» как прорвало:
– Дяденьку Колдуна не видели? – затараторил он. – Да-да-да, Колдуна. Тютя ждет его, Тютя ищет. Давно ждет и ищет.
– Колдуна? – опешил Стас. – Илью, что ли?
– Тю на тя! Колдун, Илья, Илья, Колдун. Какая разница, дяденька? Он в вашем ковчежце?
– Нет, – ответил Стас.
– Но он ведь был там? Правда?
– Твой дяденька Колдун в могиле, понял? – снова вступил в разговор Михеич.
– Так, а мы сейчас где, дедушка? Ты, я, он, она. – Тютя поочередно указал на Михеича, на себя, на Стаса, на Таню и противненько захихикал. – Здесь глубоко, темно, сыро. И мертвое кругом все, не живое. И над головой – землица. Это тоже могилка. Только большая и мокрая. Тютя знает.
– Хватит каркать! – Михеич дернул автоматом. Наверное, сейчас ему было очень страшно.
– Тю на тя! Тютя каркать не умеет. Тютя не черный пилот.
– Что еще за пилот? – буркнул Михеич.
– Который черный и летает.
– Зачем тебе Колдун? – вмешался Стас.
– Тюте надо, – лодочник понизил голос до шепота. – Дяденька Колдун с мертвыми разговаривает. Пусть с Тютей тоже поговорит. Тюте скучно.
– А Тютя… э-э-э, то есть ты, – мертвый?
«Лодочник» нервно дернулся, скуксил физиономию, будто собираясь плакать, беспокойно завертел головой. Забормотал, словно разговаривая сам с собой:
– Тютя мертвый? Тютя живой?.. Тютя не знает. Тюте трудно понять. Пусть дяденька Колдун Тюте скажет. Дяденька Колдун разберется.
Он всхлипнул, размазав по грязному лицу выступившие слезы.
– Откуда ты его знаешь? – не отставал Стас.
– Дяденьку Колдуна? – странный человечек, стоявший в панцире неизвестного существа, снова заулыбался. Наверное, у всех сумасшедших переменчивое и непредсказуемое настроение, вне зависимости от того, мертвые они или живые. – О, Тютя знает! Тютя видел. Тютя говорил…
– С Ильей?
– С Колдуном.
– Где? – наседал Стас. – Когда?
– В Ростове. Когда пришла последняя кара.
В каком Ростове? Стас не понимал. И…
– Какая кара?
– Большая саранча. Саранча-муранча.
– Кто-кто? – не понял Стас.
– Му-ран-ча, – по слогам повторил Тютя. – Так ее называли глупые, которые стали мертвыми. Вот смотри, дяденька. – Тютя пихнул ногой дохлое скукоженное насекомое, на котором сидел. – У меня есть одна такая. Поднимайся, милая, давай-давай, вставай!
Насекомое оказалось вовсе не дохлым. Или дохлым, но при этом достаточно подвижным. Призрак, что ли? В конце концов, если бывают призраки людей, почему бы не появиться призракам мутантов?
* * *
Тварь приподнялась, зашуршала. Шевельнулись хитиновые надкрылки. Словно толчковые домкраты «крота», выдвинулись мощные задние лапы, покрытые бугристыми наростами. Лапы начали быстро и сильно елозить по жесткому пупырчатому хитину.
– Чири-хи-чири-хи… Чири-хи-чири-хи… – над мертвой водой разнеслось звонкое и такое же мертвое стрекотание, лишенное каких бы то ни было эмоций.
Мутант расправил длинные узкие крылья. А в следующую секунду саранча, или как ее там… муранча – взлетела. Просто оттолкнулась от плавучего панциря-«лодки», на миг зависла над водой…
Стасу показалось, что она вот-вот упадет. Но нет, не упала.
«Рух-рух!» – крылья, как лопасти пропеллера, ударили по воздуху. И – «рух-рух-рух-рух!» – забили чаще, быстрее, разрубая темноту.
– Твою ж мать! – выдохнул Михеич.
Взвизгнула Таня.
Лучики фонарного света не успели за тварью: она взлетела в темноту, к нависающим над водой сводам. Зацепилась где-то там, среди расщелин и сталактических сосулек.
– Чири-хи-чири-хи… Чири-хи-чири-хи… – теперь звук шел сверху. Казалось, мутант висит над самой головой. И чего от него теперь ждать – неизвестно.
Как, впрочем, и от Тюти-«Харона».
Стас вдруг с удивлением обнаружил, что Тютя залез на «крота». Взлетевшая тварь отвлекла внимание лишь на пару мгновений, а «лодочник» – вот он, стоит на выступе титанового крыла субтеррины. Когда только успел? Словно тоже перелетел, как эта… муранча. Так умеют только призраки и очень быстрые сталкеры.
– Куда?! – Михеич направил автомат в грудь Тюте.
Тот лишь улыбнулся в ответ. Своей кроткой, доброй, немного печальной улыбочкой душевнобольного.
– В Тютю уже стреляли. Тюте не больно.
И разве это не правда? Стас покосился на Михеича.
– Назад, говорю!
– Тютю не надо бояться, – увещевал «лодочник», пробираясь к ним. – Тютю надо слушать. Тютя поможет. Тютя спасет. Тютя ищет Колдуна. Колдун был здесь. И если был, значит, вернется.
– Не вернется, – отрезал Стас.
– Вернется, – стоял на своем сумасшедший. – Тютя подождет, сколько нужно. Тютя поплывет с вами.
– Еще чего! – голос Михеича дрогнул. – Ну-ка проваливай ко всем четям!
– Тютя к чертям не хочет. Они плохие, злые.
– И тварь свою забирай!
– Это не тварь, это кара! За неправедную жизнь и недостойные деяния! Саранча, сошедшая с небес на землю и еще ниже. Муранча, сожравшая грешников и не нашедшая праведников.
– Тварь – она тварь и есть, – просипел Михеич. – Тварей стрелять надо.
– Тю на тя, дедушка! – Тютя противненько захихикал. – Всех не расстреляешь. Каждая тварь послана на каждый человеческий грех. Сколько грехов понаделали люди, столько тварей и пришло им на погибель. На всех патронов не хватит. Ото всех не спасешься и не отобьешься. Тютя знает! Слушайте Тютю!
– Стоять! Еще шаг – и шмальну!
Стас уже не верил Михеичу. Если б хотел – шмальнул бы раньше. Тютя, наверное, тоже не верил. Или просто не слышал уже никого, кроме себя.
– Но это еще не самая страшная кара, – продолжал он. – Хищные твари, насылаемые на род людской, – это всего лишь хищные твари. Есть вещи пострашнее. Возьмите Тютю с собой. Тютя защитит. Тютя вразумит. Всех вас.
– Ага, еще одного психа на борту нам только и не хватало, – процедил Михеич.
«Еще одного, потому что первый – я», – отстраненно подумал Стас. Но сейчас он был полностью согласен с Михеичем: Тютю внутрь впускать нельзя. Пока «лодочник» находился под черной коростой в виде застывшего айсберга, он опасности не представлял. Сейчас же… Сейчас Стас явственно ощутил исходящую от него угрозу. Такую мягкую, ласковую и неотвратимую.
Тютя улыбался и шел к люку. Прямо на автоматы.
Михеич не стрелял. Парализованная, онемевшая Таня – тоже. И Стас прекрасно понимал, почему. По той же причине, по которой не стреляет и он сам. Страшно.
Ну не мог обычный человек находиться здесь, среди плавучего могильника, без изолирующего противогаза. И тем более вообще – без противогаза. А если он все же находится здесь без защиты – значит, он не обычный. И не человек вовсе. А если начнешь в него стрелять, то окончательно в этом убедишься. Вот поэтому-то и страшно.
– Пустите Тютю в ковчежец. Дяденька. Дедушка. Тетенька. Пустите, – канючил «лодочник».
Стас и Михеич отступали к люку. Таня уже почти добралась до него.
– Пу-у-усти-и-ите-е-е! – Тютя, как капризный ребенок, забарабанил по титановой обшивке.
Бум! Бум! Бум!
Колдуна вызывает, что ли?
Однако шаманский бубен не откликался.
Бум! Бум! Бум!
А удары становились все сильнее. Стас увидел, как под маленькими хиленькими кулачками дребезжит и прогибается титан. Субтеррина дергалась и покачивалась. Это было невозможно, но так было!
А если Тютя собьет обшивку, как с него сбили черную корку? Или просто стряхнет в воду тех, кто не хочет его пускать в «крота»?
Таня не выдержала первой. За ней – Михеич. Дали очередь. Еще одну. Еще…
Пули прошили «лодочника» насквозь в районе груди и живота. Но как-то неправильно они его прошили. Не было ни крови, не вывороченного мяса. Были только сухие сквозные дырки. Пробитые железки на ржавой проволоке. Простреленные балахон и плоть. Свет от фонарей проникал сквозь пулевые отверстия, и Стас видел, как истончившиеся лучи режут тьму за спиной «лодочника».
Но саму ходячую мишень это, похоже, ничуть не волновало. Тютя снова двинулся к ним. И даже улыбка никуда не делась.
– Глупцы! Не отталкивайте Тютю!
Таня закричала и юркнула в шлюзовой люк. Михеич выпустил еще одну бесполезную очередь. А потом…
«Рух-рух-рух!» – услышал Стас. Звук шел сверху.
Он едва успел поднять свой автомат навстречу падающему из темноты насекомому-мутанту.
Если бы Стас ориентировался только на свет фонаря, ничего бы не вышло, но особое зрение – это особое зрение. Стас открыл огонь.
Да, он был никудышным стрелком, но сейчас дистанция оказалась слишком мала, чтобы промахнуться, если видишь цель. Стас увидел. Успел увидеть. И нажать на спусковой крючок он успел тоже. Нажать раз, другой, третий…
Часть пуль ушла мимо, посбивав сталактиты со сводов пещеры и осыпав «крота» градом гремящих осколков. Но некоторые все же попали в мутанта.
От твари отлетело крыло, пара сбитых лап и несколько кусочков хитина. Они ударились о титановую обшивку с таким же звуком, что и осколки сталактитов.
Саранча, или, как ее… муранча перекувыркнулась в воздухе, рухнула в полоску чистой воды. Трепыхнулась пару раз, подняв небольшой фонтанчик брызг. Пошла ко дну.
Наверное, в автомате Михеича закончились патроны: он больше не стрелял. Дырявый, изрешеченный с ног до головы Тютя вцепился обеими руками в его ребризер.
Стас направил автомат на этих двоих, но выстрелить не смог: широкая спина Михеича полностью заслонила маленького тощего Тютю. Да и какой прок стрелять в «лодочника»? Старый компьютерщик этим ничего не добился.
Тютя дернул шланг ребризера. Сорвал с Михеича резиновую маску.
Старик повернулся, пытаясь сбежать, и Стас увидел его лицо.
Михеич все-таки вдохнул ядовитых испарений от гниющих останков. Это стало понятно сразу – по выпученным глазам Михеича, по его открытому рту, по рукам, метнувшимся к горлу.
Да, обычный человек не мог жить в такой атмосфере. Только необычный. Только не человек. Такой, так Тютя.
На свою беду «лодочник» слишком крепко держался за Михеича. Или просто, падая вниз, старик случайно увлек за собой и Тютю тоже. Они ушли под воду вместе, и, возможно даже, Михеич умер там быстро.
Стас едва успел проскользнуть в закрывающийся люк шлюза: перепуганная до смерти Таня не собиралась ждать долго.
* * *
– Что произошло? Кто стрелял? Почему стучали по обшивке? Как винт? Где Михеич? – едва они ввалились в отсек управления, Гришко засыпал их вопросами.
Стас ответил только на последний:
– Михеич погиб.
– Да что у вас там…
– Там Тютя! – нервно выкрикнула Таня, не дав полковнику договорить.
– Что?
– И чистая вода, – подхватил Стас. – Нужно убираться отсюда.
Пока еще можно убраться…
То ли слова, то ли состояние вернувшихся членов экипажа убедили полковника. Гришко больше не стал задавать вопросов. Склонившись над пультом, он выравнивал «крота», опуская задранный кормовой винт в воду. Без Михеича всю работу по управлению лодкой ему приходилось выполнять самому.
Стас особым зрением осматривал пространство вокруг субтеррины. Странно, но ни Тюти, ни тела Михеича он не увидел и не почувствовал. Зато оставшаяся после «лодочника» дорожка чистой воды еще не затянулась.
«Крот» выровнялся.
– Стас, куда нам? – спросил Гришко.
– Чуть направо и прямо, – ответил Стас.
Кормовой винт работал тяжело, но все же работал. Субтеррина постепенно набирала скорость.
Следуя указаниям Стаса, «Боевой крот» двигался по свободному фарватеру. Справа и слева тянулись плавучие поля слипшейся мертвечины. Перемешанные разлагающиеся останки – как толстая болотная ряска.
А впереди был…
– Берег! – вскрикнул Стас.
Хотя, конечно, это был не берег в обычном понимании этого слова, а…
– Стена прямо по курсу, – пояснил он.
Полоска чистой воды проходила мимо выступающего из глубин основания подземного свода. Здесь вода заканчивалась. Здесь можно было не выйти, но войти в сушу.
Получается, что «Харон»-Тютя все же провел их по мертвой воде.
– Слава богу! – облегченно выдохнула Таня.
– Приготовиться к бурению! – Гришко тоже обрадовался. – Сейчас немного потрясет.
Что ж, всегда трясет, когда одна внешняя среда сменяется другой. Пусть. Это не страшно.
Кормовой винт «крота» втянулся в защитный стакан. Заработали бур и шнек. Потом подключились кормовые домкраты.
В гладкую, обточенную водой отвесную стену субтеррина вошла легко. В твердой породе она двигалась даже быстрее, чем по воде. И это сейчас устраивало всех.
– Ишь ты, навигация заработала, – сообщил Гришко.
– И? – Стас ожидал продолжения. – Мы опять переместились туда, где быть не должны?
– Опять, – подтвердил его предположение полковник.
– И почему я не удивлена? – подала голос Таня.
Истеричный смешок. Пауза.
– Будем считать, что на этот раз нас переправил Харон, – задумчиво произнес Стас.
– Что? – повернулся к нему Гришко.
– Хотя нет, не Харон – Тютя, – поправил сам себя Стас. – Его зовут Тютя.
