Глава 18
Нижний
Апатия сменилась вялым интересом, когда «крот», вышедший из твердой породы, неожиданно вбурился в…
– Вода! – сообщил Стас Гришко. – За бортом вода!
Вода была необычной. Она светилась слабым зеленоватым светом. Нехорошая такая водичка.
– Стоп машина! – мгновенно сориентировался полковник.
«Боевой крот» остановился посреди подземной реки. Вернее, нет, не реки. Особое зрение позволяло Стасу видеть все как есть.
То, что он поначалу принял за речное русло-пещеру, оказалось рукотворным сооружением.
На бетонном дне лежал толстый слой ила и наносного мусора, а над подземлодкой нависали ненадежные округлые своды. Очень ненадежные. Прочные тюбинги словно размыло или разъело кислотой. В истонченных стенках между арматурными ребрами виднелись трещины, дыры и проломы.
Дело в мутной светящейся воде? Вроде нет. Странная вода светилась, но не более того. Стас не ощущал агрессивной среды, хотя многое мог сейчас почувствовать обшивкой «крота», с которым слился воедино. Особое чувство – это особое чувство. К тому же под водой тюбинги почему-то сохранились гораздо лучше, чем над ней.
Почти все пространство туннеля было затоплено, но огромная субтеррина едва не упиралась в хлипкий арочный потолок, где еще оставалась воздушная подушка. Куда-то в неизвестность уходил широкий, прямой, подсвеченный тусклым зеленоватым свечением туннель.
Взбурлившая вода устремилась было в пробитый подземлодкой проход, но схлынуть не успела: титановый «крот» не оставлял за собой глубоких нор. Субтеррина все-таки не была туннелепроходческим комбайном. Грунт за кормой обваливался сразу же, как только домкратные лапы проталкивали машину дальше. Проход обваливался, «кротовая» нора смыкалась, так что воде попросту некуда было стечь. Потенциальный «слив», из которого вынырнула подземлодка, забился слишком быстро.
Грязный пенистый светящийся поток крутнулся водоворотом вокруг субтеррины и устремился дальше по привычному руслу.
Стас попытался определить возраст и предназначение подземного сооружения. Это оказалось непросто. Ясно было одно: похожий на огромную трубу туннель изначально возводился явно не в дренажных целях.
– Опять мы попали в катакомбы, – пробормотал Стас. После Пермских подземелий и разбомбленного Казанского бункера это уже начинало надоедать. – Только в затопленные на этот раз.
– А чему ты удивляешься, Стас? – пожал плечами Гришко. – Под крупными городами всё изрыто. Если прорываешься к ним снизу, обязательно угодишь в подземные коммуникации, туннели, метро или секретные бункеры.
– Под верхним городом есть нижний… – задумчиво пробормотал Стас. Это, наверное, как верхний и нижний миры. Он вспомнил Колдуна. – И мы сейчас, стало быть, в нижнем.
– Это ты точно сказанул, – усмехнулся Гришко. – Навигация показывает, что мы сейчас в нем самом, в Нижнем. – Поймав удивленный взгляд Стаса, полковник пояснил: – В Нижнем Новгороде. Название такое. Как наш Нижний Тагил.
«Странные название для городов, которые стоят на поверхности», – подумал Стас.
– Видишь что-нибудь? – поинтересовался, как водится, Гришко, отключив внутреннюю связь. – Кого-нибудь?
Стас еще раз прощупал туннели особым зрением. Туннели были пусты.
– Ничего, – ответил он. – Никого. Только вода течет. И светится.
– Светится? – удивился Гришко.
– Ага.
– Это опасно?
– Не думаю. Она просто светится. Опасно другое: тут все держится на соплях. Удивительно, что не обвалилось, когда мы сюда вползли. И…
Стоп! Стас не закончил фразы.
– Что? – встрепенулся Гришко.
– Я что-то вижу!
Небольшая то ли ниша, то ли пролом в сводчатом потолке сразу за кормой. Узкая лестница с выложенными старым, очень старым кирпичом стенами. Уходящие вверх ступени. В темноте, на ступенях, – движение. Наверное, Стас не заметил его сразу, потому что рассматривал затопленный туннель, а не то, что было за его стенками.
– Что ты видишь, Стас?
Не что, а кого.
– Кажется, женщина какая-то, – озадаченно произнес Стас.
– Кто? – Полковник удивленно смотрел на него.
Стас смотрел вовне.
Так и есть! Чтобы рассмотреть это, хватило бы и особого зрения. А тут еще и подсветка от воды.
Женская фигура в длинном сарафане и расшитом платке. Без противогаза, без респиратора, без химзы. Вообще без какой бы то ни было защиты! На плече – изогнутое коромысло. На коромысле – два ведра. Не железные, не пластиковые. Деревянные, охваченные ржавыми обручами.
Странно, очень странно. И немного страшно.
Стасу вспомнилась купеческая дочь из стеклянного гроба – невеста, от которой он едва унес ноги в Перми. Но нет, это что-то другое. Эта – старше и как-то степеннее, что ли…
Незнакомка протиснулась со своей ношей в узкий проход. Вид «Боевого крота» ее, похоже, не впечатлил. Хотя не заметить его она не могла. Женщина глянула в сторону субтеррины лишь мельком и занялась своими делами. Сняла с плеча коромысло. Поставила ведра на широкие ступени, мимо которых протекала вода. Взяла одно ведро.
Стас заметил, что в ведре ничего не было. Зачерпнет воду? Но зачем ей такая грязная, нехорошая и подозрительно светящаяся?
Не зачерпнула. Наоборот, подняла пустое ведро и начала…
Стас ничего не понимал. Она будто «лила» эту самую пустоту в грязный поток. Все делала так, как будто льет. Через край. Аккуратной тоненькой струйкой.
«Вылила». Потрясла, словно стряхивая последние капли.
«Сумасшедшая», – подумал Стас.
– Сумасшедшая баба, – сказал он вслух. – Без «химзы», с коромыслом и ведрами. Трясет пустым ведром над водой.
– Ты сам-то в своем уме? – забеспокоился Гришко. – Стас, если ты все еще переживаешь из-за Кати…
– Хватит, – тряхнул головой Стас. – Не надо больше о Кате!
Полковник поморщился. Мало кто отваживался говорить с ним в таком тоне. Но и мало в ком он нуждался так, как нуждается в Стасе.
– Ладно, – кивнул Гришко, взяв себя в руки. – О Кате не будем. Поговорим об этой бабе. Может, она выжила, но спятила от того, что пришлось пережить?
– Может быть.
– Она одна?
– Да?
– Ее стоит бояться?
Стас пожал плечами:
– Просто чокнутая. Больше ничего сказать не могу.
Полковник щелкнул тумблером внутренней связи. Позвал в микрофон:
– Киря!
– Слушаю! – откликнулся начохр.
– Готовься на выход. Надо кое-что выяснить.
Пауза.
– Что? – осторожный вопрос, в котором Стасу послышалось нежелание выбираться наружу.
– Стас говорит, снаружи какая-то баба.
– Какая еще баба? – озадачился начохр.
– С коромыслом и ведрами. Кажется, свихнувшаяся.
– И чего мне с ней делать?
– Поговоришь, порасспрашиваешь.
«Зачем?» – покосился на полковника Стас.
– О чем? – спросил Киря.
– Мы влезли в затопленные туннели. – Гришко ввел подчиненного в курс дела. – Начнем двигаться дальше – порушим все к едрене-фене.
– Ну и чё? – не понял начохр.
Стас тоже не понимал. Обвал – вещь, конечно, неприятная, но вряд ли он сможет серьезно навредить «кроту».
– Я хочу знать, где мы, что это за подземелья, есть ли здесь что-нибудь полезное, – давал указания полковник. – Спросишь у бабы, куда ведут туннели, все ли затоплено, живут ли тут люди.
Вообще-то да, полковник прав. Пожалуй, не помешает узнать все, что можно, о местных и о местности, прежде чем выбираться на поверхность. А то, чего доброго, здесь тоже «крота» встретят кумулятивными гранатами.
– Спроси, может, в этих подземельях есть старые склады, – продолжал Гришко. – Будет возможность проверить слова бабы – проверь. Возьми побольше патронов. Пойдешь один.
– Один? – переспросил Киря.
– Да. Нас слишком мало, а с бабой, если что, ты справишься и сам.
– С бабой-то я справлюсь… – озабоченно пробормотал Киря.
– Если возникнут проблемы – возвращайся. Но Стас кроме бабы пока ничего не видит, верно, Стас?
– Верно, – неохотно подтвердил Стас. Неприятно все-таки, когда на тебя переводят стрелки и перекладывают ответственность. – Только и она уже уходит.
Не спеша «опорожнив» пустые ведра, незнакомка прицепила их к коромыслу и скрылась в проломе над сводами.
– Поторопись, Киря, – заволновался Гришко. – Нужно ее догнать. Да, и еще… Там снаружи вода светится.
– Светится? – удивился Киря.
– Стас говорит это не опасно, но ты в воду все-таки не лезь. И фонарик возьми на всякий случай. Лишний свет никогда не помешает.
* * *
Чтобы шлюзовой люк оказался над поверхностью воды, пришлось завалить «крота» на бок.
Киря открыл шлюз. Уже сейчас в «химзе» и противогазе он чувствовал себя крайне неуютно, а что будет дальше?
Вода снаружи действительно светилась каким-то пугающим зеленовато-мертвенным светом. Но ничего не поделаешь: придется идти.
В очередной раз помянув недобрым словом Стаса, Киря вылез на внешнюю обшивку, затем по растопыренным лапам-домкратам перебрался к темной нише в своде. Старые истертые ступени с осыпавшимися краями, неровная кирпичная кладка, укреплявшая стены. Кирпичи – большие, старые. Бетона нет.
Именно здесь, как ему объяснили, Стас видел бабу с коромыслом и ведрами.
«Вернее, это Хвостопад говорит, что видел ее», – недовольно подумал Киря. Сейчас и ниша, и узкая, ведущая куда-то верх лестница за ней были пусты. Да и откуда здесь взяться человеку? Тем более, какой-то бабе? Тем более, без противогаза и «химзы».
Настроение было совсем ни к черту. Психу приглючилась сумасшедшая, а кого посылать на разведку? Его, конечно, Кирю. У-у-у, проклятый «гэшник», чтоб тебя!
Дышалось трудно. Киря часто и шумно гонял воздух через противогазный фильтр, но это не помогало. Фильтр-то исправлен: он проверил его перед выходом несколько раз, но воздух был какой-то спертый. То ли из-за влажных (а может, и ядовитых, кстати) испарений от люминесцирующей воды, то ли кислород вытесняло что-то другое. Захотелось снять противогаз и вдохнуть, наконец, полной грудью. Впрочем, Кире всегда хотелось этого, если приходилось надевать на морду резину.
Свет от воды освещал лишь первые ступени лестницы, которую надо было проверить. Дальше – густой пыльный мрак.
Выставив перед собой автомат с прикрепленным к цевью фонариком, Киря посветил в темноту и поднялся на несколько ступенек вверх.
Нету тут никого! Точно нет. Была бы связь – так и доложил бы полковнику. Но внешняя связь «Боевого крота» вышла из строя вместе со связисткой, а обычные портативные рации не пробьют титановый корпус субтеррины. Поэтому связи не было. Ну, разве что Хвостопад, сука, сейчас за ним наблюдает. А если наблюдает, значит, придется идти дальше.
Киря поднялся еще на десяток ступенек. Как же тяжело здесь дышать! Тяжелее, чем когда-либо. Будто выкачали воздух. А сердце, подхлестнутое адреналином, билось часто и сильно. А кровь требовала кислорода. Но кислорода не было. Наваливалась слабость и сонливость. Киря не на шутку встревожился.
Хватит, пожалуй, пора возвращаться. Вот только как?
Он остановился. Прислонился к стене. Передохнуть, перемочься немного… Прикрыл глаза. Казалось – на миг только. Или все-таки он отключился на какое-то время от нехватки кислорода?
Что-то стукнуло в тишине. Отчетливо, громко. Совсем рядом.
Киря дернулся. Ткнул перед собой автоматом со светящимся на цевье фонарем. Чуть не сбил стволом диковинное деревянное ведро, висящее на крючке.
Баба! Та самая! Без «химзы» и противогаза. Так это не он, получается, ее догнал. Это она спустилась к нему по лестнице.
Фонарь освещал ее всю. Длинное платье непривычного покроя, платок на голове. Пышные округлые формы, миловидное лицо. На плече – изогнутое коромысло с ведрами. Ведра пустые.
Незнакомка шагнула на одну ступеньку вниз. «Тук!» – ударилось о стену ведро.
Киря отступил на одну ступеньку, держа женщину на прицеле.
Баба, печально улыбаясь, смотрела на него. Кожа бледная. Глаза и брови – черные. Щеки – вроде, красные, только краска наносная какая-то, будто кирпичной пылью намалеванная.
Киря таращился на незнакомку из запотевших окуляров. В фильтре гудел воздух, а он все никак не мог надышаться. До чего же скверная тут вентиляция! Еще чуть-чуть – и он потеряет сознание. Но сейчас – нельзя, сейчас – не время.
Его шатнуло. Киря оперся о стену, стараясь удержаться. Не смог – пополз вниз.
Женщина сняла коромысло с плеча, поставила ведра на ступени. Покачала головой – то ли сочувствующе, то ли осуждающе.
Непонятно: Киря задыхался, а ей – хоть бы хны. Может, все-таки тоже снять резину?
– Тяжко дышать, милок? – она заговорила первой. Голос у незнакомки был тихий, приятный и мелодичный. Понимающий такой голос. – На, выпей воздушка.
Женщина протянула ему ведро. Пустое.
«Точно сумасшедшая», – пронеслось в голове у Кири.
Однако ведро, поднесенное к противогазному фильтру, оказало удивительный эффект. Словно в затхлое подземелье подуло ветерком. Воздух посвежел, дышать сразу стало легче.
Чем объяснить такое, Киря не знал. Да и не до объяснений сейчас: надышаться бы.
– Да ты личину-то свою сними, милок, – посоветовала незнакомка. – Сподручнее будет воздушек пить.
А может, и ничего? Ей же – ничего.
Киря нерешительно приподнял маску, сдвинув на лоб фильтр.
– Ладошки подставь, – снова раздался негромкий женский голос.
Киря сдвинул вместе широкие сталкерские перчатки. Женщина чуть приподняла деревянное ведерко над его ладонями и будто плеснула через край воды на резину.
Только не вода это была – воздух.
Возможно, зараженный, возможно, с поверхности. Но такой чудесный, сладкий, свежий.
Снова почудился ветерок. На этот раз он тронул резину перчаток. Киря приподнял руки, поднося сложенные лодочкой перчатки к лицу.
Как же славно дышалось сейчас! Киря действительно словно пил этот воздух. Пил и не мог напиться. Живительный кислород дурманил. Силы возвращались.
Все, теперь он в порядке. В полном. Киря снова натянул на лицо маску противогаза.
Теперь даже через фильтр дышится легко. В пустых деревянных ведрах словно лежали невидимые кислородные шашки.
Незнакомка, склонив голову к плечу, рассматривала его тусклыми черными глазами.
– Ты кто? – глухо спросил Киря из-под противогаза.
– Алёна, – ответила она.
Киря еще раз осветил ее с ног до головы. Не прищурилась, не прикрыла блеснувших глаз. Платье, платок, коромысло, ведра. И чего-то не хватает. Ну да, конечно. Фонаря.
– Ты ходишь здесь без света?
– Я привыкла.
– Но как же ты… под землей…
– А как вы из-под земли? – Алёна улыбнулась. – Туда, откуда вы поднялись в своей железной бочке, даже вода не захотела уходить.
Вода не захотела? Наверное, в этом есть какая-то логика.
– Нам надо было, – пробормотал Киря не очень уверенно.
– Мне тоже надо, – а вот она точно знала, что говорит.
– Откуда ты здесь такая, с коромыслом? – спросил Киря, немного помолчав и подумав.
– Из Коромысловой, – ответила она.
– Чего-чего?
– Из Коромысловой башни.
– Башни? – Киря хмыкнул. Ему показалось, что его собственная «башня» дает течь. – Там, наверху, есть башня?
– Там, наверху, целая крепость. Кремль.
Она улыбалась ему спокойной безмятежной и немного грустной улыбкой.
– Да? А что еще наверху?
– Нижний.
– Нижний – наверху? – не сразу понял Киря.
– Нижний Новгород, – пояснила она. – Был.
Был, значит…
– А что-нибудь осталось в твоем Нижнем? Ну, кроме башни и крепости.
Алёна покачала головой:
– Мало что остается наверху. Теперь все уходит вниз. Даже Волга и Ока-река прячутся под землей. Видел, там, – она указала на лестницу за спиной Кири, – все затопило?
Киря машинально кивнул.
– Там крепостные ходы? – спросил он.
– Нет, крепостные ходы – здесь, – она тронула обложенные кирпичом стены. – А те ходы строили похоже. Рыли много, шумели много, прятали много.
– Что прятали? – насторожился Киря.
– Всякое. Разное. Мне не интересно. Я туда не хожу.
– Ты живешь в башне? В этой… которая Коромыслова?
– Под башней. – Алена снова печально улыбнулась. – И живу – это не совсем верное слово.
Кире стало не по себе. Если она не живет, значит…
Начохр попятился, не отводя от Алёны фонаря и автоматного ствола.
– Да не хватайся ты так за свою пищальку. – Алёна кивнула на автомат. – Все равно не поможет. И не надо меня бояться, милок. Неживое – не обязательно страшное.
Значит, все-таки неживое!
– Меня замуровали, – женщина говорила об этом с удивительным спокойствием. – Давно еще, когда строили крепость.
– К-к-ак замуровали? – Киря не сразу совладал с собственным языком. И не до конца: он начал заикаться.
– Живой, – пожала плечами Алёна. – Вместе с коромыслом и ведрами. Я вышла по воду. Рано, до зорьки, темно еще было. Меня схватили. Затащили. Заложили камнями. Там, – она указала наверх, – в фундамент башни.
– З-з-зачем? – Киря не отрывал рук от «калаша». От «пищальки», как назвала автомат Алёна. Впрочем, замурованная заживо женщина не проявляла агрессии. Может, и правда: неживое – не обязательно страшное?
– Надо было – вот зачем, – об этом Алёна тоже сказала отстраненно и бесстрастно. – Кого-то живого надо было замуровать, чтобы потом мертвая башня стояла дольше и крепость была крепче. Так ведь и вышло. Все вокруг порушилось, а Коромыслова башня – стоит. И весь кремль теперь за нее держится.
– А ты… – Киря сглотнул, не закончив фразы.
– А что я? – еще одна невеселая улыбка. – Земля просела, под башней появился пролом. Я хожу себе с коромыслом и ведрами, как раньше. Только тогда я ходила на реку по воду и таскала водицу домой снизу вверх. Теперь все по-другому. Теперь мой дом здесь. И воды теперь вокруг – хоть залейся. Теперь я воздух сверху ношу. Если бы не я, здесь бы вообще уже воздуха не было.
Определенно, из ее ведер тянуло свежим воздухом. Как это возможно, Киря не знал, и голову над таким феноменом он ломать не стал.
– Да что я тебе объясняю-то, милок? Ты и так все знаешь. Сам чуть не задохнулся.
Киря кивнул, признавая ее правоту, но не до конца понимая ее слова. Алёна вздохнула:
– Теперь вода течет под кремлем. Течет и несет… В общем, всякое она сверху приносит. Нехорошее всякое.
– Поэтому она светится? – спросил Киря.
– То, что светится, – не страшно, – махнула рукой Алена. – Это даже удобно.
Ну да, наверное. Тому, кто гуляет под землей без света, – удобно.
– Хуже, что она дышит, – продолжала Алена. – Выдышала уже все, окаянная. От такой воды здесь даже после смерти тяжко без воздушка.
Даже после смерти… Киря передернул плечами. А прав, оказывается, Хвостопад: можно, выходит, разговаривать с мертвыми. Но если можно разговаривать, то, наверное, и вызнать у них кое-что тоже можно.
* * *
– Скажи, Алёна, – осторожно начал он, сделав над собой усилие, – а кроме тебя здесь есть кто-нибудь еще?
– Наверху много всякого водится, – ответила она. – Да и внизу тоже кое-что встречается…
«Много всякого» и «кое-что» – это вообще-то не совсем то, о чем хотел бы узнать Киря.
– Я имею в виду людей, – уточнил он. И внес еще одно немаловажное уточнение: – Живых людей.
– Люди иногда приходят, – кивнула она. – С той стороны Оки. Но живые они или нет – точно не скажу. Не знаю. Да и не интересно мне. Я тут привыкла, сама по себе. Мы друг другу не мешаем. Я воздух в ведрах вниз ношу. А они снизу что-то выносят.
– Что? – Киря насторожился. – Что выносят? Откуда?
– Тут у нас под кремлем большой схрон. Его тоже затопило, но кое-что выловить, наверное, можно. Ну, раз приходят, вылавливают и воду баламутят…
– И где этот схрон?
– Недалече. Тот большой ход, в котором лежит твоя подземная бочка, аккурат туда и ведет.
– Спасибо, – не опуская автомата, Киря начал пятиться по лестнице назад. Хватит на сегодня разговоров с мертвецами. Пусть с ними Хвостопад общается. А он, что нужно, уже узнал. Есть о чем доложить Гришко.
– Только ты по этому ходу в схрон не попадешь, милок, – предупредила Алёна.
– Почему? – Киря остановился.
– Там все затоплено, завалено… И бочка твоя туда не докатится. Только порушит, что еще осталось. И ходы, и сам схрон. Там все сильно размыто. Много воды течет. И вообще провалиться можно.
– Куда провалиться? – не понял Киря.
– В море, милок, в море, куда ж еще? Все реки впадают в моря. И у подземных рек тоже есть свое море. Внизу.
– Ну а как же тогда другие добираются до схрона?
– Так они ж поверху приходят. Под Тайницкой башней земля тоже просела. Там лаз. В него и спускаются. Иногда возвращаются с добычей. Иногда – вообще не возвращаются.
– Почему не возвращаются? – насторожился Киря.
– Ну, как тебе сказать? Там бывает хуже, чем здесь, милок.
– Тоже с воздухом проблема?
– Нет, там другое. Туман.
– Туман?
– Плохой туман. В большом схроне оседает больше грязи, а он из самой грязной воды поднимается. Противный такой туман. Иногда по ходам и промоинам сюда заползает. Воздух мешает носить. – Алёна вздохнула. – Но тут уж ничего не поделаешь. Вода дышит – туман выходит. Живая вода – живой туман. Понимаешь?
– Не совсем, – признался Киря. Но с опаской посветил фонарем назад. Никакого тумана, вроде бы, не было.
– Показать, где схрон-то? – Алёна через окуляры противогаза заглянула ему в глаза. – Хочешь счастья попытать?
Киря раздумывал пару секунд. Ладно, разведывать – так уж до конца. Тем более, что, как говорит Алёна, «тут недалече».
И дышится с ней легко. Даже в резине.
– Покажи.
– Ну, тогда и ты, милок, подсоби мне малость. Донеси ведрышко. Вылей воздушек в водичку.
Поколебавшись, Киря перевесил автомат на правое плечо, сунув приклад под мышку и не убирая пальца со спускового крючка. Взял свободной левой рукой одно из ведер – то, из которого ему «лили» воздух на ладони.
Ведро оказалось неожиданно тяжелым. Гораздо тяжелее, чем могло быть пустое деревянное ведро. Киря спустил его до затопленного туннеля. Хотел просто опрокинуть ногой в зеленоватое марево под ступенями.
– Аккуратнее, – остановила его Алёна. – С воздушком бережнее нужно.
Свое ведро она опорожняла не спеша.
Киря последовал ее примеру, действуя левой рукой и не выпуская из правой автомата. Медленно перевернул стоящее на ступеньках ведро.
Странно, но глупо начохр себя при этом не чувствовал. Ему показалось, будто и правда вниз, в светящуюся воду, что-то льется из ведра, в котором ничего нет.
– Вот и славно, – сказала Алёна, когда Киря перевернул свое ведро вверх дном. – Хорошо у тебя получается.
Она забрала ведра, повесила оба на коромысла. Кивнула Кире:
– Теперь ступай за мной, милок.
Глянув на вздымающийся из воды массивный корпус «крота» в затопленном туннеле («А может, все-таки вернуться?» – промелькнула тревожная мыслишка. Промелькнула и исчезла), Киря пошел за Алёной вверх по лестнице.
Деревянное ведро снова стукнулось о стенку узкого прохода.
* * *
На поверхность поднялись из-под угловой круглой башни. Оказались в старой крепости на мысе с обрывистыми склонами. «Та самая, что ли, Коромыслова?» – покосился на башню Киря.
Под обрывом виднелось болотистое русло двух сильно обмелевших рек. Одной – широкой, большой, другой поменьше. Волга и Ока? Ну да, Алёна, помнится, говорила, что обе реки ушли под землю.
Крепостные укрепления были густо оплетены странными фиолетовыми вьюнками с длинными и гибкими, лишенными листьев стеблями и побегами. Провал под башней, кстати, тоже сильно зарос, так что когда они с Алёной выбирались наружу, пришлось раздвигать тонкие податливые лианы.
Вот он, значит, какой, Нижегородский кремль…
Склоны осыпались. Фундамент стен и башен выступал из земли, словно слившись со скалой, а в некоторых местах стенные пролеты буквально висели над изрезавшими обрыв провалами и промоинами, так что кладку с землей соединяли лишь хвосты фиолетовой растительности.
Возле соседней круглой башни и еще кое-где в стенах зияли широкие бреши, которых почему-то сторонились даже вездесущие вьюнки. Причем, здесь кладку явно порушило не время. Либо ударная волна, либо люди разобрали, либо пробили нелюди. Хотя нет, ни то, ни другое, ни третье. Фрагменты стены словно… словно бы слизнули их, что ли… Или прожгли. То ли оплавленные, то ли оплывшие края кладки заставляли Кирю теряться в догадках о том, какое оружие могло быть тут использовано. Должно быть, какой-то особый всепрожигающий напалм.
Тем не менее, в целом крепость выглядела очень даже ничего. Во всяком случае, по сравнению с постройками, возведенными позже как на территории кремля, так и за его пределами. Собственно, в самом кремле уцелела только небольшая церковь да пара этажей административного здания. А через проломы в стенах с высоты холма можно было видеть, во что превратился Нижний Новгород. В сплошные руины – вот во что.
Жалкое, гнетущее зрелище. Разваленные, будто домики из кубиков, многоэтажки, забитые ржавыми остовами машин и заросшие незнакомой флорой улицы, невидимая, неведомая, но явно присутствующая здесь мутантистая жизнь, с которой совсем не хотелось знакомиться поближе. Нижнему Новгороду досталось, может быть, не так сильно, как Нижнему Тагилу, но явно больше, чем, к примеру, Перми, по пустынным улицам которой Киря тоже имел сомнительное удовольствие прогуляться.
Устоявший на мысе-горе кремль, пусть даже с пробитыми-прожженными стенами, казался среди всей этой разрухи незыблемым, несокрушимым и неприступным. «Умели же строить раньше! – подумал Киря. – Или в самом деле крепость выдержала и Последнюю Войну, и разрушительное воздействие времени лишь благодаря замурованной в фундамент бабе с коромыслом и ведрами?»
– Вон Тайницкая башня. – Алена указала на соседнюю башню, ту самую, возле которой зияла одна из брешей. К башне тянулся длинный стеной пролет. – С той стороны пролома – лаз в схрон. Сразу увидишь. Ну а мне надо воздушек носить.
Женщина взяла одно из своих ведер за край и дно. Плавно, с поворотом подняла снизу вверх, будто зачерпывая пространство возле себя. Затем то же самое проделала с другим ведром. Повесила оба на коромысло. Протянула коромысло Кире:
– Подашь, милок?
Киря едва удержал одной рукой пустые (хотя такие ли уж и пустые?) ведра на изогнутой палке. Другая рука по-прежнему лежала на автомате, повешенном через плечо.
Алёна раздвинула фиолетовые заросли и спустилась в провал под башней. Протянула руки:
– Давай!
Опершись плечом о кладку башни, Киря опустил коромысло вниз. Алёна печально улыбнулась ему на прощание.
Киря зачарованно наблюдал, как женский силуэт растворяется во мраке. Наблюдал, наблюдал…
«Тук, тук, тук», – постукивали деревянные ведра о стенки узкой лестницы.
* * *
Он обнаружил себя привалившимся к древней кладке на самом краю ямы, укрытой густой решеткой из фиолетовых стеблей. Тонкий гибкий отросток елозил по противогазному окуляру. Правая рука, плечо и автомат с прикрепленным к цевью и все еще горевшим фонарем уже были оплетены вьюнком. Шустрая, зараза! Киря дернулся, вырываясь из фиолетовых объятий сам и вырывая оружие.
Или это не вьюнок так быстро растет, а он сам слишком долго стоит на одном месте?
Оторванные и упавшие на каменистую землю стебли шевельнулись, будто живые. Вцепились сочащимися соком концами в щели между камнями. Наверное, теперь будут расти отсюда.
Киря отключил фонарик. Диодики светились совсем тускло: батарейки садятся. Значит, действительно времени прошло не так уж и мало.
Он тряхнул головой. И что все это было? И как все это понимать?
«Это все» было похоже на сон. Или на галлюцинацию.
Киря помнил, как, задыхаясь в тяжелом воздухе затопленных подземелий, он прислонился к одной стене, а вот теперь оторвался от другой. Но как он перенесся из одного места в другое? Может, просто перешел в полубессознательном состоянии на грани бреда? А Алёна с ведрами ему лишь привиделась? Или все же не привиделась? Или она была здесь на самом деле?
В заросшем фиолетовым вьюнком провале под башней – пусто и тихо. А вокруг…
Он огляделся. Все тот же Нижегородский кремль. И все та же разруха.
И снова дышится трудно. И давят, будто душат, сталкерский костюм с противогазом.
«Не психуй! – приказал себе Киря. – Успокойся!»
Он двинулся к пролому, на который указала… якобы указала ему Алёна. Остановился у Тайницкой – так, кажется, ее назвала баба с ведрами – башни. Выглянул за оплывшую кладку.
По ту сторону бреши сидел человек. Точно в таких же, как у самого Кири, противогазе и «химзе» с натянутым на голову капюшоном. Тоже с «калашом». Похож на часового, кстати.
Автомат незнакомого сталкера лежал на коленях. Руки – на автомате. Вроде, расслабился, но в любой момент может схватиться за оружие.
Мужик контролировал территорию сверху и пока ничего тревожного внизу не замечал. Со стороны кремля он, похоже, нападения не ожидал. Наверное, уже проверил кремль и успокоился.
Рядом, под башенным фундаментом, Киря увидел небольшой лаз, в который спускалась веревка. Тот самый схрон? Наверное, его-то и сторожит часовой.
Судя по всему, человек в противогазе был, в отличие от Алёны, живым и вполне себе материальным. Это радовало. Обращаться с живыми Киря умел. И имел представление о том, как обращать живых в мертвых.
Вступать с местными в мирные переговоры он не собирался. В Казани уже были одни переговоры, и ни к чему хорошему это не привело. Здесь все, что нужно, он узнает по-своему.
Ну-ка, ну-ка, голубчик…
Киря прислонил автомат к краю пролома и вытащил из ножен на поясе штык-нож. Сейчас лучше обойтись без шума. Скорее всего, этот тип здесь не один.
Киря нырнул в брешь. Часовой с «калашом», кажется, все-таки услышал его, однако сделать ничего не успел. Киря пинком сбил оружие с колен дозорного. Самого схватил сзади. Чужак попытался было приподняться, но Киря уже повис на нем всем телом. Руку – на фильтр, нож – под фильтр. Задрать голову, резиновый затылок – на себя. Теперь не вырвется. Если начнет трепыхаться – лишится противогаза, а лезвие полоснет по горлу.
– Сидеть тихо. Отвечать быстро, – глухо просипел Киря. – Сколько вас? Где остальные? Что делаете? Ну!
Мужик не захотел. Ни сидеть, ни отвечать. Все-таки попытался вырываться. Причем извернулся довольно грамотно. Чуть-чуть не освободился от захвата. Но чуть-чуть – не считается.
Киря полоснул ножом под противогазным фильтром. Разрезал плотную резину и податливое горло. Отпихнул хрипящее и брызжущее кровью (точно – живой, пока еще живой…) тело под стену, в фиолетовые заросли безлистного вьюнка.
Переплетение гибких стеблей, цеплявшееся за кладку, вдруг опало вниз, как оборвавшийся занавес. Фиолетовая сеть бесшумно накрыла и умирающего человека, и забрызганную кровью землю. Все произошло так быстро и неожиданно, что Киря сам едва успел отскочить. Он не смог даже выдернуть из-под вьюнков автомат часового.
В стеблях открылись похожие на надрезы складки. Послышались отвратительные чавкающие звуки: фиолетовая дрянь жадно всасывала человеческую кровь.
Так вот что это за ползучие кустики! Вьюнок оказался вампиром-клептоманом! Не в силах справиться с жертвой самостоятельно, он поджидает, пока кто-нибудь более сильный пустит кровь жертвы, а когда это происходит – старается урвать свое и впитать побольше живительной влаги.
Возможно, кровь и не была единственной пищей растения-упыря, но она явно была для него излюбленным лакомством.
Шевелящиеся стебли ворочали истекающее кровью тело. С головы часового соскользнул противогаз. То ли его стянули ожившие побеги, то ли в агонии сорвал сам человек, но на миг в переплетении стеблей Киря увидел… себя. На начохра смотрело его лицо – искаженное и окровавленное, с выпученными глазами.
Кровоточащую шею опутало толстым слоем фиолетовых стеблей с надрезами-«пастями», в рот, из которого лилась красная жидкость, тоже вползал целый пучок шевелящихся отростков. Но Киря узнал себя даже в таком виде. Он замер в ужасе, судорожно сжимая штык-нож. Один из фиолетовых стеблей, поднявшись над дергающейся кучей, потянулся к окровавленному лезвию клинка, раскрыл щелеобразный рот… Киря рубанул тонкий гибкий побег. Обрубок упал на землю и тут же врос-впился в нее обоими концами. Видимо, это растение нисколько не страшилось расчленения.
* * *
Из состояния ступора Кирю вывели выстрелы. Автоматная очередь грянула снизу – из провала под башней. Потом – еще одна очередь. Потом раздался чей-то дикий крик. Спущенная в лаз веревка задергалась, и через пару секунд на поверхности показался еще один человек в защитном костюме и противогазе.
Сталкер что-то заорал. Причем, кричал он ему, Кире. Наверное, принял за часового, которого погребла под собой фиолетовая дрянь. Что ж, неудивительно: в костюмах химзащиты и противогазных масках люди становятся похожими друг на друга.
– Туман-мутан! Туман-мутан! Туман-мутан! – разобрал Киря приглушенный противогазом панический вопль. – Там туман-мутан! Помоги!
Туман? Мутан? Не тот ли это туман, о котором упомянула Алёна?
И – новый крик, полный боли и ужаса:
– Помоги-и-и!
Сталкер задергался так, словно кто-то или что-то схватило его снизу.
Киря сунул штык-нож в ножны и бросился к бреши в крепостной стене, где оставил автомат. Схватил оружие.
Когда он вновь выглянул в пролом, сталкер уже выбрался на поверхность и попытался уползти. Только что-то с ним было не так, с этим сталкером. Вернее, не с ним – с его ногами. И еще как не так!
Обе ноги были в крови. Резиновые штаны и сапоги словно разъело кислотой. И не только их. Рваная резина смешалась с лоскутами пузырящейся кожи и плоти. А еще…
Киря увидел, как что-то окутывало ноги бедолаги и тянулось за ним по кровавому следу. Какая-то аморфная муть, вытекающая из пролома, плотная, молочная, лениво клубящаяся, действительно похожая на густой туман.
Туман-мутан?
Белое марево полупрозрачными потоками заструилось по склону вверх и вниз, словно раскинутые щупальца, ищущие добычу. Кажется, Алёна говорила, что это живой туман из живой воды. И, наверное, не зря она так говорила.
– Сука! – проорал сталкер непонятно кому.
Перевалившись на спину, он выпустил по бесформенно-молочной массе очередь во весь рожок. Стрелять по ЭТОМУ, впрочем, оказалось бесполезно. Все равно, что стрелять по…
По туману, в общем.
В следующую секунду туман-убийца накрыл сталкера с головой.
Раздался новый крик. Отчаянный, долгий, громкий и надсадный.
Что-то держало Кирю у бреши в стене и заставляло смотреть. Страх? Нездоровое любопытство? Или это было парализующее действие клубящегося тумана?
Киря смотрел, как противогаз и «химза» чужого сталкера расползаются, словно оплывая под воздействием высокой температуры. Только огня не было. Над бьющимся телом вился лишь белый дымок, который почти сразу же смешивался с таким же молочно-белым туманом.
Сначала туман («Туман-мутан! Туман-мутан! Туман-мутан!» – все еще звучал в голове крик сталкера) разъел резину, потом принялся за то, что было под ней. Кожа несчастного вспухала волдырями, волдыри лопались, обращаясь в глубокие кровавые язвы.
Крики из-под рваного противогаза перешли в истошный визг. Сделав над собой усилие, Киря все же вышел из ступора и заставил себя поднять автомат. Оружие показалось тяжелым, как коромысло Алёны с пустыми ведрами.
Короткая очередь разнесла на куски череп и разъеденную резину сталкера.
Еще одна очередь – по туману. И – ничего.
Туман уже слизнул плоть несчастного до костей, да и сами кости истончались и крошились буквально на глазах. Мутный, аморфный и полупрозрачный, он еще переваривал мертвого сталкера, а струящиеся молочные щупальца уже выискивали новых жертв. Туман-хищник не поднимался высоко, он слепо шарил по земле, порой оставляя после себя проплавленные следы на каменистом склоне.
«Вот что прожгло стены! – вдруг отчетливо осознал Киря. – Наверное, кто-то пытался спрятаться в крепости. Пытался, но не смог».
Одно из щупальцев дотянулось до копошащегося клубка фиолетовых лоз. Туман сжег и обратил в белый призрачный дым два или три отростка, после чего вся спутанная масса, извиваясь, будто клубок змей, вползла на стену. Вьюнок вырывал из земли корни и, раскидывая цепкие побеги по трещинам в кладке, сам себя поднимал наверх, словно живое существо. Не очень высоко, правда, но и это расстояние, судя по всему, было непреодолимым для текущего над самой землей тумана.
Обескровленный труп с перерезанным горлом так и остался лежать у подножия стен. Фиолетовый вьюнок оставлял добычу более сильному хищнику.
Туман накрыл труп. А одно из клубящихся щупалец потянулось к бреши, из-за которой выглядывал Киря.
Начохр оттолкнулся от стены. Упал. Больно ударился плечом. Может быть, именно эта боль и вывела его окончательно из полупарализованного состояния.
Он бросился к Коромысловой башне. Если под кремлем и есть подземный склад, то вряд ли удастся оттуда что-нибудь вытащить. С таким-то соседом!
Оглянулся Киря только возле провала под башней.
Туманное щупальце только-только прошло сквозь брешь в стене. Эта тварь (хотя тварь ли это в привычном смысле слова?), может, и неуязвима для пуль, но и медлительна тоже.
Киря скользнул в провал. Включил фонарь. Сбежал по ступенькам. Никакой Алёны с ведрами здесь не было. Зато была знакомая узкая лестница.
Снова стало трудно дышать. Нет, только не сейчас! Сейчас терять сознание ему нельзя.
Киря благополучно добрался до затопленного туннеля и… в ужасе остановился. Над водой стелилась знакомая уже субстанция. Туман-мутан. Плотный, полупрозрачный. Живой…
Здесь, в туннеле, матовый слой тумана подсвечивался снизу, от воды, и было хорошо видно, что происходит за тяжелой клубящейся дрянью.
Туман-мутан медленно струился по воде, окутывая и облизывая верхнюю часть «Боевого крота». Шлюзовой люк заваленной на бок субтеррины был задраен.
Вода под туманом бурлила и испарялась, множа и насыщая и без того густую молочную пелену, но хуже всего, что титановая обшивка «крота» тоже поддавалась воздействию неизвестного существа. Или вещества. Броня субтеррины походила на долину вулканов, испещренную дымящимися кратерами.
Значит, проклятый туман добрался и сюда. Заполз сам через затопленные туннели или протянул одно из своих щупалец. И вот теперь…
Едкое матовое марево потянулось к Кире. Медленно. Словно издеваясь. Словно понимая, что эта добыча точно никуда не денется.
* * *
Субтеррина зарокотала, завибрировала и затряслась, готовясь к старту. Вода вокруг взбурлила сильнее.
«Уйдут! – вдруг отчетливо понял Киря. – Ведь они сейчас уйдут. Вот прямо сейчас. Без меня!»
Впускать его внутрь никто не собирался. Между ним и закрытым люком клубился туман. Туман-мутан. Но если проскочить быстро? В конце концов, до плоти туман доберется не сразу. Сначала ему нужно разъесть защитный костюм. Ну, проскочит он, и что? Люк-то заперт.
А может, его, Кирю, просто не видят? Может, его сочли погибшим?
Нет, должны видеть. Хотя бы один человек, должен был сейчас и видеть и слышать Кирю.
– Ста-а-ас! – он обратился к этому человеку, размахивая автоматом. – Стас, откройте люк! – Голос в противогазе звучал глухо и тонул в туманной пелене, как в вате. Но Стас все равно должен его слышать. – Проклятый Хвостопад, ты же знаешь, что я здесь! Скажи Гришко! Откройте люк, мать вашу!
Подземлодка дернулась.
Субтеррина начала выравниваться. Запертый и изъязвленный люк погружался в туман, в воду. И времени на раздумья больше не оставалось.
Нет! Нет! Нет! Трижды нет!
Киря прыгнул в туман. К люку.
Еще в полете он почувствовал, как лопается резина «химзы».
Упал на обшивку. Отчаянно замолотил кулаками по титану. Плотные сталкерские перчатки расползлись. Кожа на руках тоже начинала отслаиваться.
Киря заорал от страха, боли и отчаяния.
– Стас! Мать твою! Долбаный «гэшник»! Скажи Гришко! Я здесь! Откройте люк!
Противогаз уже не мешал кричать: резина порвалась, окуляры выпали, фильтр болтался где-то под подбородком.
– Это Нижний! Нижний Новгород!
Кожа на лице горела и слазила. Звуки глушила уже не противогазная маска, а туман.
– Здесь есть какой-то схрон! Старый склад! Слышите!
Жгло язык, десна, нёбо и гортань.
– Я видел! Я знаю где! Открывайте! Открывай, Стас!
Было больно, безумно больно. И было трудно… очень трудно, нечем было уже дышать.
– Ста-а-ас! – просипел Киря спаленной глоткой. – Хвостопа-а-а…
Сознание ускользнуло. Оставляя на изъязвленной броне субтеррины след из пузырящейся резины и слезшей плоти, он сполз по обшивке в туман. И ниже – в воду.
И – под воду.
Вокруг бурлило, пузырилось, рокотало. «Боевой крот» спешил спрятаться от едкого тумана под землю. Но Киря всего этого уже не видел и не осознавал.
Его приняли заботливые женские руки. Приняли и…
– Не бойся, милок, выпей воздушка.
Он пил и дышал. Жадно и много. Не задумываясь и не задавая вопросов.
– Тебя бросили люди из железной бочки, так пусть они сами катятся в ней под землю. Я тебя не брошу, милок.
Потом Кире казалось, будто он лежит на поверхности, под Коромысловой башней. И нет больше ни тумана, ни воды. А рядом – только склонившаяся над ним темнобровая женщина с печальными глазами. И два неказистых деревянных ведра. И изогнутое коромысло на земле.
– Потерпи, я умою тебя воздушком.
Женские руки и воздух смывали боль и память.
– Воздушек исцелит. Воздушек овеет раны. Я помогу тебе. И ты, милок, тоже будешь мне помогать. Я тут сама уже не справляюсь. Будешь наверху черпать воздушек и подавать ведерки. Вместе-то оно сподручнее, чем одной. Верно?
– Верно, – послушно шевельнул губами Киря. – Сподручней.
– Тебе больше не нужны ни личина, ни доспех, в который ты кутался.
На нем не было ни противогаза, ни «химзы». Все разъело туманом, все сползло вместе с кожей и плотью.
– Без них легче дышать и двигаться. Верно?
– Верно, – снова согласился Киря. – Легче.
