Глава 19
СНЫ РАЗУМА

На Крайнем севере, где почти полгода длится ночь, и столько же времени солнце не заходит за горизонт, постепенно стираются ощущения дня и ночи. Но сейчас, в конце лета, когда солнце всходит и заходит каждые сутки, жители Заставы ложатся спать с наступлением темноты. Такой режим ввел еще прошлый начальник Заставы, и Карп старательно поддерживает его. Но последние две ночи его мучает бессонница и растущая день ото дня тревога.

Карп снял с железной печурки в своей спальне кружку свеже-заваренного брусничного чая и, обхватив ее широкими и морщинистыми, но еще вполне крепкими ладонями, подошел к окну. Даже не окну, а к похожему на узкую бойницу крохотному оконцу с мутным двойным стеклом. Чтобы беречь драгоценное тепло, на севере все окна делают такими крохотными и узкими, и пограничная застава не исключение. В них и при свете дня ничего невозможно разглядеть, а уж ночью — и подавно. Но Карпу не нужно смотреть в окно. Он и так знает, что находится за ним. Слева жилые блоки, напротив сгоревший продсклад, правее него санчасть, ближе к берегу лодочный ангар, за ним защитный частокол. А дальше — только галечный пляж и море, куда два дня назад отправился Седой со своей сборной командой.

Карп отхлебнул из кружки, подержал напиток во рту, чтобы почувствовать аромат брусничных листьев, и лишь после этого проглотил. Хороший чай. А с учетом того, что настоящая чайная заварка закончилась много лет назад, — просто отличный! Он отпил еще глоток, но на душе не стало легче. Скорее наоборот. Присев на топчан, служивший ему постелью, Карп уставился в темное окно. Снаружи ни одного огня. Неудивительно, все спят. А вот Седому и тем, кто с ним, сейчас, скорее всего, не до сна. Последние дни и особенно две последние ночи Карпа не покидало ощущение, что с его старым другом и отправившимися вместе с ним на север людьми случилась беда. Начальник Заставы не мог взять в толк, как и почему у него возникло это чувство, но оно крепло в нем день ото дня.

Может, всему виной пугающие и необъяснимые события последних дней: трагическая смерть Сергеича, поджог продсклада, жестокие и расчетливые убийства Ванойты и Башки? Может, все дело в этом? Но нет, его нарастающая тревога связана именно с Седым.

Седой… Последние дни он ходил, будто сам не свой. Карп вспомнил землистый цвет лица Седого и натянувшуюся на его скулах кожу, когда они прощались на берегу. При этом Седой отнюдь не выглядел больным. Наоборот, в нем кипела энергия. Он буквально рвался отправиться в найденный им и его охотниками заброшенный поселок. Таким нетерпеливым Карп не видел своего друга с тех пор, как они вместе работали на полярной исследовательской станции. Да и в молодости Седой, надо сказать, никогда не проявлял нетерпения. Напротив, его всегда отличали спокойная, вдумчивая взвешенность и рассудительность. Что же так потянуло его на север? Может, это место, ядерный полигон «Северный», как-то повлияло на него?

Сам Карп побывал на полигоне «Северный» за два года до опустошившей землю мировой войны. Туда направлялась научная экспедиция какого-то закрытого новосибирского исследовательского биологического института. Новосибирским ученым-биологам потребовалась помощь квалифицированного климатолога, и они забрали его по пути с мыса Меньшикова. Будущий Карп, а тогда еще доцент Карпатьев, не возражал.

Прилетели, разбили лагерь, а вечером, как обычно, для знакомства и успешной работы накатили водки. Новосибирцы привезли с собой на вертолете целый ящик. Выпили, разговорились. Тут-то Карпатьев и узнал от своих коллег с Большой Земли, что север острова Южный — это настоящий арктический феномен. Карп тоже не остался в долгу, рассказав новосибирцам про обнаруженную им зону аномально низких температур. А его самого больше всего впечатлил рассказ молодого парня, который постоянно сыпал цитатами французских классиков, за что коллеги в шутку называли его Вольтерьянцем. Этот «француз»-Вольтерьянец с пеной у рта отстаивал теорию возможности существования в толще земной коры разумной жизни и даже целой цивилизации. В доказательство своих слов он приводил идущие из недр земли и повторяющиеся с разными промежутками и длительностью электромагнитные импульсы, обнаруженные именно в районе природно-климатической аномалии на севере острова Южный.

Парень был настолько убедителен, что на следующий день, протрезвев, Карпатьев не выдержал и подошел к научному руководителю экспедиции. Тот выслушал его с довольно кислой миной, а потом сказал, что если в подземных полостях и существует какая-то жизнь, то это самые простейшие бактерии, живущие за счет не солнечной, а тепловой или электромагнитной энергии земного ядра. На что «француз», кстати, выглядевший из них всех самым трезвым, тут же заявил, что эволюционно развитые бактерии могут обладать собственным, хотя и в корне отличным от человеческого, разумом.

«Ведь и совокупность всех нейронов нашего мозга, по сути, не что иное, как единая колония простейших, связанных друг с другом жгутиками и токопроводящими ложноножками! — убежденно говорил он. — Однако если сообщество мозговых нейронов может обладать разумом, почему бы и каким-нибудь микроскопическим пожирателям тепла за миллиарды лет изолированной эволюции не выстроить собственную разумную структуру? Вы только представьте гигантский разумно мыслящий бактериальный рой! Бактерии, кстати, древнейшая форма жизни на Земле. А подземные бактерии могли появиться еще задолго до того, как их потомки колонизировали остывшую поверхность планеты. По идее, именно они, а отнюдь не люди должны были основать на Земле первую разумную цивилизацию…».

В последующие дни, проведенные Карпатьевым с биологами, «француз» наговорил еще много подобного фантастического бреда. А потом новосибирцы обнаружили в радиоактивных полостях, образовавшихся в результате подземных ядерных взрывов, какую-то неизвестную науке черную плесень. Все их исследования тут же засекретили, а Карпатьева, как не имеющего соответствующего допуска, отправили обратно на полярную станцию на мысе Меньшикова. Но слова новосибирского коллеги о пожирателях тепла и гигантском разумном рое прочно врезались ему в память, и сейчас он снова вспомнил о них.

Что там говорил «француз» о контакте земной и подземной цивилизаций? Кажется, что если бы такой контакт когда-нибудь все-таки состоялся, он стал бы величайшим открытием за всю историю человечества…

Сгорбленно сидящий на смятой постели начальник Заставы тяжело вздохнул, зачем-то снова посмотрел в темное слепое окно и одним глотком допил давно остывший чай.

Может, и стал бы. Вот только неизвестно: к добру или к худу?..

Что-то подбросило его в воздух, а потом с удвоенной силой швырнуло вниз. Затем последовала бесконечная череда сменяющих друг друга взлетов и падений. Из последних сил Макс кое-как вынырнул из сдавливающей его со всех сторон темноты, на мгновение увидел перед собой вспенившийся гребень огромной волны и тут же снова рухнул вниз, в объятия бушующего шторма. Сердце замерло в груди, и ужас ледяным потоком разлился по жилам.

Внезапно какая-то неведомая сила вновь вынесла его наверх, и Макс увидел, что сидит в своем легком одноместном кожаном челноке, развалившемся под ним и утонувшем в самом начале охотничьего сезона. Все было так же, как и в тот раз. За исключением заливающей челнок воды.

Сообразив, что он жив и даже может дышать, Макс настороженно осмотрелся вокруг. Штормящее море немного успокоилось, теперь волны стремительно гнали челн к берегу, где у самой линии прибоя стояла стройная женская фигурка. Юлька! Кто еще, кроме нее, мог встречать своего добытчика, своего зверобоя? Не испугавшись холода, девушка пришла на берег, причем без своей полярной куртки и даже без шапки. Юлька смело подставляла лицо встречному ветру, развевающему ее пышные волосы. Даже обрушивающиеся на берег морские волны, словно укрощенные звери, затихали у ее ног и, облизав ступни, трусливо откатывались назад. Никогда еще Юлька не выглядела столь восхитительно прекрасно!

Макс схватился за весло, чтобы как можно скорее встретиться с любимой, и летящая по волнам лодка понеслась вперед еще быстрее. Тем временем день сменился ночью. Вместо канувшего в воду тусклого северного солнца на небе засияла полная луна. В ее призрачном мерцающем свете растаяла и исчезла бурлящая граница между сушей и морем, и Макс даже не заметил, как оказался на берегу.

— Я ждала тебя, — приветствовала его Юлька, не двигаясь с места. — Иди ко мне!

Ее сочные губы, неестественно бледные в свете луны, приоткрылись, и Юлька по очереди коснулась каждой из них язычком.

— У меня кое-что есть для тебя…

Девушка нарочито медленно сжала ладонями грудь. Макс увидел натянувшие ткань твердые столбики сосков и понял, что под кофточкой у нее ничего нет.

— Т-ты же замерзнешь… — невпопад пролепетал зверобой.

От волнения он даже начал заикаться. Взяв девушку за руку, Макс потянул ее к горящему на берегу костру. Юлька в ответ заливисто рассмеялась. В ее вспыхнувших призывным огнем глазах заплясали не знакомые Максиму искорки.

— Мне тепло, — прошептали растянувшиеся в улыбке бледные губы. — Иди же ко мне. Я согрею тебя!

Лунный свет проделывал с ее дыханием странные штуки. Казалось, что изо рта у Юльки вырывается густой искрящийся пар.

Опередив Максима, она первая шагнула к костру, потом протянула руку прямо в огонь и выхватила оттуда пылающую головню. Макс изумленно вытаращил глаза, а Юлька, как ни в чем не бывало, поднесла головешку ко рту и также чувственно, как до этого облизывала губы, коснулась ее языком. Он заскользил по пылающей древесине, гася пламя и оставляя на черной, обуглившейся поверхности белый след разрастающегося инея.

— Что ты делаешь? — очумело пробормотал Макс, чувствуя, как с каждым движением Юлькиного языка нарастает напряжение у него в паху.

— Я хочу тебя! — выдохнула девушка, продолжая страстно облизывать потухшую головешку, которая теперь напоминала корявую сосульку. — А ты? Ты хочешь меня?

Макс судорожно сглотнул. Ответить он просто не мог. Но Юльке и не понадобился его ответ. Она стрельнула взглядом вниз, и ее сияющие глаза вспыхнули еще ярче, а губы восхищенно округлились, приоткрыв на мгновение мелкие острые зубы.

«Как у хищной рыбы», — отстраненно подумал Макс.

Превратившаяся в сосульку головня полетела в сторону, а державшая ее рука впилась Максу в промежность. Его сковал озноб, словно он внезапно провалился в ледяную воду. Яички сжались, превратившись в два трущихся друг о друга заиндевевших комочка, но набухший член от холодного (ледяного!) прикосновения Юлькиной ладони обрел еще большую твердость (заледенел!).

— Да! — томно выдохнула Юлька Максиму в ухо, и там, где ее дыхание коснулось его щеки, кожа сейчас же онемела. — Это все для тебя… А что ты сделаешь для меня?

Макс почувствовал, что теряет сознание. Глаза заволокло белой пеленой. С каждым мгновением Юлькин голос звучал все глуше, но ее слова, тем не менее, словно прогрызающие себе дорогу земляные черви, проникали в мозг.

— Все, — еле ворочая языком, повторил за девушкой Макс. Казалось, вся кровь, а с нею и вся сила, сконцентрировалась в самой чувствительной части его тела, которую крепко сжимали обжигающе холодные Юлькины пальцы.

— Выпусти… открой… разбей… впусти… развали… — настоящий вихрь мысленных просьб (приказов!) пронесся у него в голове. — Принеси камень!

— Что принести?

Юлькина ладонь разжалась, и сразу вслед за этим к Максу вернулось ощущение реальности. Они вдвоем стояли перед входом в заброшенную штольню, где он несколько дней назад вместе с другими охотниками из бригады Седого пережидал разразившийся на море шторм.

— Ты узнаешь. Иди, — Юлька подтолкнула Максима в спину.

Он послушно сделал шаг вперед и вошел в штольню. И тут снаружи раздался предостерегающий голос Ванойты:

— Он пришел за тобой!

Макс сейчас же обернулся, но еще раньше него обернулась Юлька. Ее пылающие гневом глаза буравили одиноко стоящего на берегу старика.

— Пошел прочь, старый хрыч! — закричала Юлька, добавив к своей первой фразе такие отборные матерные выражения, какие Максу в своей жизни слышать еще не приходилось.

Ванойта ничего ей не ответил и даже не взглянул на нее. Он смотрел только на Максима и печально качал головой, покоящейся на шее с перерезанным горлом.

— Ты уже сдох! Тебе мало?! — как змея зашипела Юлька. — Хочешь испытать весь гнев Повелителя мух?!

Запрокинув голову, она раскатисто захохотала, а когда, отсмеявшись, открыла рот и высунула длинный, по локоть, язык, на нем сидела жирная белая муха, покрытая вместо щетины острыми ледяными шипами.

Ванойта тоже заметил сидящую у Юльки на языке безобразную муху и испуганно вскрикнул. Взглянув на него, Макс увидел, что старик дрожит от страха. Его лицо посерело, а из перерезанного горла вновь потекла густая, пузырящаяся кровь. Он сначала сгорбился, словно хотел вжаться в землю, потом попятился, но не успел сделать и двух шагов, как Юлька выплюнула муху ему в лицо. Та впилась в лоб старика, проворно перебирая лапками, спустилась к переносице, оставив за собой дорожку омертвевшей, расползающейся кожи, потом прокусила глаз и исчезла внутри пустой глазницы.

Юлька снова харкнула, выплюнув в старика еще десяток мух. Они сначала расползлись по его лицу, а потом, видно почувствовав запах свежей крови, устремились к ране на его горле и нырнули в эту кровоточащую дыру.

Единственный уцелевший глаз старого ненца наполнился такой болью, что у Макса от ужаса подогнулись колени. Ванойта судорожно разинул рот, но вместо крика оттуда полезли наружу перепачканные кровью мухи. Они облепили язык, губы и нос старика, раздирая их своими ледяными челюстями и жадно набрасываясь на отгрызенные куски человеческой плоти.

«Прекрати это!» — попытался крикнуть Юльке Макс, но слова застряли у него внутри. Тем не менее она услышала его: подмигнула одним глазом и заговорщически улыбнулась, а когда снова распахнула рот (пасть!), оттуда нескончаемым потоком хлынул целый рой ледяных мух. Снежной лавиной он обрушился на скрючившуюся от боли фигурку старика, смел ее и растаял в сумраке ночи, не оставив после себя даже костей растерзанной жертвы. Лишь лохмотья разодранной в клочья одежды.

Максим судорожно икнул, пораженный увиденным. Все слова и даже мысли как будто застыли у него в голове. Разум в панике бился в стенки сковавшего его ледяного панциря, но не находил выхода из западни.

Макс в ужасе повернулся к Юльке. Та опять безмятежно улыбалась.

— Ты только мой, и всегда будешь моим, — дрожащим от возбуждения голосом прошептала она.

«Нет», — Максим замотал головой и отступил.

— Не противься своим желаниям, — еще шире улыбнулась Юлька, приближаясь к нему. — Не беги от судьбы. Я — твоя судьба. Твоя…

Остановившись в двух шагах от него, девушка взялась двумя руками за ворот своей кофточки и потянула его в стороны, раздирая ветхую ткань. Разорванная кофточка соскользнула с ее плеч, а вместе с ней почему-то — и вся остальная одежда. Никогда еще Макс не видел свою подругу полностью раздетой. Один вид соблазнительно белеющего обнаженного Юлькиного тела вытеснил из его души все страхи, даже заставил на время забыть ужасную гибель своего приемного отца. Ну если не забыть, то по крайней мере сделать ее менее кошмарной.

Дразня его, Юлька провела ладонью по животу, матово отблескивающему в свете луны. Потом подняла руку выше и принялась ласкать налившуюся грудь. Ее по-детски маленькие груди поразительным образом увеличились в размерах. Теперь Макс уже не смог бы как прежде накрыть их своими ладонями.

— Что же ты медлишь? Возьми меня! — приказала Юлька.

И Макс ринулся к ней! Охватившая его страсть вытеснила из изголодавшейся по женской ласке души все прочие чувства, которых и так осталось немного. Он уже готов был ворваться в податливо распахнувшееся перед ним девичье тело, когда заметил, что у Юльки нет сосков. Вместо них ее груди венчали распираемые гноем головки огромных нарывов. И когда Юлька слишком сильно сжала пальцами плоть, головка лопнула, и из вскрывшегося нарыва потек густой липкий гной. Заметив это, Юлька высунула язык и слизнула отвратительно пахнущую жижу.

Макс подался назад. Обуревающее его желание сменилось отвращением. С глаз как будто упала пелена. Он вдруг отчетливо и ясно увидел длинный и острый черный язык, извивающийся, как хоботок мухи, наполненные гноем кожаные мешки и холодные бесчувственные глаза, в которых вместо зрачков сверкали кристаллы льда. Перед ним стояло кошмарное чудовище, которое только притворялось его любимой! И которое он сам только что едва не…

Омерзительно-гадкая последняя мысль окончательно развеяла наваждение. Максим отпрянул от безобразного страшилища и с пронзительным криком бросился в глубь уходящей под землю штольни.

— Стой! — раздалось сзади. — Возьми камень!

Но он продолжал бежать и не остановился, даже когда устремившаяся вдогонку тьма вновь окутала его…

Падение закончилось ударом о широкий и плоский камень. Таким сильным, что прогнулись ребра, и в груди остановилось дыхание, а перед глазами поплыли разноцветные круги. Но Юля не потеряла сознание, что было бы равносильно гибели — когда способность дышать снова вернулась к ней, а брызнувшие из глаз искры догорели и погасли, она поняла, что висит над пропастью, вцепившись руками в скальный выступ. Где-то далеко внизу невидимые в темноте волны с шумом разбивались о камни — морская бездна терпеливо ждала свою жертву. А над головой сияла багрово-алая, цвета пролившейся крови луна, освещая несколько метров обледеневшей скальной вертикали, отделяющие зависшую над водой девушку от края обрыва.

Юля так и не поняла, как ей удалось во время падения ухватиться за торчащий обломок скалы. Может быть, просто повезло. А может, неукротимое желание жить оказалось сильнее страха смерти. Но пока ей удалось выиграть у смерти лишь несколько мгновений, которые закончатся в тот момент, когда она разожмет обхватившие острый камень пальцы. И судя по тому, что ее силы стремительно таяли с каждым судорожным вдохом, этот момент был уже близок. Юля зашарила ногами по скале в поисках дополнительной точки опоры. Первый нащупанный ею уступ обломился, как только она попыталась перенести на него свой вес. Второй оказался прочнее, но таким узким, что девушке удалось зацепиться за него лишь с третьей попытки, да и то самыми носками ботинок. Тем не менее это позволило ей дать отдых затекшим от напряжения мышцам, хотя и не разжимая рук.

Немного отдышавшись и успокоив бешено колотящееся сердце, девушка перевела взгляд вверх. В двух метрах над ней по краю скалы протянулся еще один обледеневший уступ, вот только дотянуться до него не было никакой возможности.

— Это нечестно! Нечестно! Нечестно! — в отчаянии закричала Юля, но ее крик потонул в грохоте разбивающихся о скалы волн.

Сколько она еще сможет так простоять? В лучшем случае до рассвета. А потом пальцы все равно разожмутся — если не от усталости, так от холода.

— Папа, дядя Ваня, что мне делать?! — взмолилась Юля.

Нет ответа.

— Где вы, когда так нужны мне?!

Юля закусила губу, чувствуя, что вот-вот заплачет. Но когда слезы уже готовы были покатиться из глаз, в голове раздался тихий и ласковый голос:

Чем-то он напоминал голос мамы, когда она пела своей маленькой дочке колыбельную. По телу разлилась приятная нега. Юля почувствовала, что проваливается в сон.

— Что я должна сделать? — прошептала она.

Разжать руки?

— Но я же тогда разобьюсь… — упрямый разум никак не хотел примириться с неизбежностью.

— Вечный покой, — повторила Юля. Желание разжать пальцы становилось все сильнее. Она никак не могла понять, почему еще этого не сделала. Ведь это так просто, так правильно…

— Все забуду… — лицо девушки осветилось радостной улыбкой.

Ей вдруг стало весело. Почему-то вспомнился мертвец с раскроенным черепом из оружейной комнаты. Он тоже радостно улыбался. В этом чувствовался какой-то подвох или розыгрыш: умирающий человек не может так улыбаться. Но ведь забыть все — это так заманчиво. Забыть страхи, забыть Макса, отца, маму… Забыть?!

Юля резко дернула головой, распахнула слипающиеся глаза, и сразу волна одуряющей дремоты схлынула с ее сознания. Она вновь увидела над собой гребень скалы и услышала плеск волн под ногами.

— Выкуси, лживый ублюдок! Умру, но не забуду! — выкрикнула Юля в темноту.

И без всякой подготовки, чтобы не дать себе испугаться и передумать, полезла вверх. Еще крепче ухватилась руками за выступ скалы, оттолкнулась ногами от нижнего уступа и, отчаянно упираясь во что придется, ступнями и коленями, принялась карабкаться по обледеневшей стене. Ладони горели то ли от холода, то ли от боли, вниз летели мелкие камни и куски откалывающегося льда, но девушка не обращала на это внимания. Рот наполнился чем-то жидким и соленым, но это точно была не морская вода, потому что Юля чувствовала, что продвигается вверх.

Еще в детстве она облазила вокруг Заставы все скалы и прибрежные камни, забиралась в такие расщелины, к которым ее сверстники даже боялись подходить. Правда, проделывала все это при свете дня, и руки тогда не дрожали от холода, а вокруг не кружило, подобно хищной птице, злобное чудовище из другого мира. «Ну и что! Тогда тоже можно было запросто свернуть шею», — возразила себе Юля, пытаясь представить, что выбирается из одной из таких расщелин. Помогло самовнушение или нет, но вскоре она уже стояла на казавшемся недостижимым уступе, от которого до верхнего края скалы было не более полутора метров. Юля прижалась грудью к скале, нащупала перед собой широкую трещину и, ухватившись за нее, забросила свое тело на вершину утеса.

Для пущей безопасности нужно было хотя бы немого отползти от края обрыва, но в тот момент, когда Юля растянулась на обледеневшем и скользком камне, силы окончательно покинули ее.

— Ничего, — прошептала она, выплюнув на лед вязкую от крови слюну. (Так вот откуда соленый привкус во рту. Оказывается, она от напряжения прокусила себе губу и даже не заметила этого.) — Главное, что жива. А все остальное — пустяки.

Собрав остатки сил, девушка перевернулась на спину. Висящая в вышине луна поблекла и уже не казалась измазанной кровью, а на востоке, по краю густой черноты над головой, протянулась бледно-розовая полоса. В небе занимался рассвет.

Смотреть на светлеющее небо было приятно. Темнота уже надоела до чертиков. Она по уши была сыта ею! Юля задумалась, чувствовала ли она себя когда-нибудь настолько сытой, чтобы вообще не хотелось есть, но так и не смогла вспомнить ни одного такого момента. Какими же смешными были все эти довоенные пословицы и поговорки! Впрочем, не все. Раньше еще говорили, что после еды нужно испытывать легкое чувство голода. Вот это правильное выражение! По-другому после еды Юля себя и не чувствовала. Разве можно быть полностью сытой? Да еще «по уши»? Девушка улыбнулась, и из прокушенной губы снова брызнула кровь. Но это только сильнее рассмешило Юлю. Она представила себя — израненную, голодную, в изодранной одежде, лежащую на краю обрывающейся в море пропасти и любующуюся рассветом. Что может быть глупее?

«Надо идти, — подумала Юля, не двигаясь с места. — Вставай и иди! Максу и Кате нужна помощь». Но сил на то, чтобы выполнить собственный приказ, уже не было. Она истратила их все на борьбу с проклятой пропастью, в которую столкнул ее демон. «Еще чуть-чуть. Ну, пожалуйста! — взмолилась самой себе Юля. — Мне нужно отдохнуть. Хотя бы капельку! Честное слово, я это заслужила».

Она досчитала до десяти, потом до пяти, потом опять до десяти, хотела продолжить счет, но оборвала себя и поднялась на ноги. От резкого движения сразу закружилась голова (кажется, Катя говорила, что это признак сотрясения), да еще правое колено пронзила острая боль. Юля опустила глаза. Штанина на колене оказалась разорвана (удивительно, что только в одном месте), а вокруг дыры расползлось темное кровавое пятно. Очевидно, она разбила ногу, выбираясь из расщелины. Хорошо, если это только ушиб и ссадина, а не растяжение, вывих или, не дай бог, перелом. Впрочем, могло быть и хуже. Гораздо хуже. По-хорошему, ссадину следовало промыть и перевязать, да только чем? Юля печально вздохнула и, прихрамывая, заковыляла вдоль берега в сторону разрушенного причала, где они с Максом, Катей и Борисом начали, да так и не успели разгрузить свою лодку.

Постепенно она притерпелась к боли в колене. Не так уж сильно оно и болело, хотя опухшая нога сгибалась с трудом, и это беспокоило девушку куда больше. Если подземный демон снова натравит на нее своих стражей, она даже не сможет убежать от них. Юля с опаской посмотрела вверх, но не увидела там ничего, кроме бледного, словно не до конца отмытого с небосвода пятна тускнеющей луны. Лишь далеко на западе догорали последние звезды. Но главное, над головой больше не кружило выпустившее когти крылатое чудовище — полярная сова из отцовского атласа или ночная фурия, как ее называли жители Заставы. А может, хищная птица была всего лишь одним из созданных демоном кошмарных видений? Как голос в голове и смех, звучащий из темноты. Может и так, вот только царапина на шее выглядела совсем как настоящая. И также, как настоящая, болела. Да еще разорванный капюшон. Юля отлично помнила, как затрещала ее полярная куртка, когда по ней прошлись когти гигантской птицы. Получается, что подземный монстр может повелевать не только трупами, но и живыми тварями? Что же он тогда такое?! Или все-таки ничего этого не было? Шею она ободрала, когда упала со скалы, а треск рвущейся ткани ей просто послышался? Тем более что куртка давно уже превратилась в лохмотья…

Юля снова с опаской взглянула в светлеющее небо. Никого и ничего. Даже последние звезды погасли, только размытый диск луны еще пробивался сквозь сиреневую дымку. Кем бы ни была напавшая на нее огромная птица, видением или реальным хищником, она оставила свою жертву в покое. Может, и демон забыл о ней, решив, что она погибла, сорвавшись в пропасть? Юля очень на это надеялась, тем не менее она еще как минимум раз пять посмотрела на небо, пока добралась до причала.

Сердце учащенно забилось в груди, когда Юля увидела на берегу участок вытоптанного снега, где произошла схватка со стражами демона. Вот ее собственные следы. Вот здесь она упала, когда вооруженные автоматами ледяные монстры стали в нее стрелять. А вот бордовые пятна — застывшая на снегу кровь. Катина, Макса или их обоих? Юля хотела немедленно броситься на поиски своих друзей, захваченных стражами подземного монстра, но боль в травмированном колене заставила ее передумать. Все-таки сначала следовало позаботиться о себе. От такой калеки, как она сейчас, все равно будет мало толку.

Девушка разыскала свой рюкзак, возле которого воткнула в снег лук и колчан со стрелами. Внутри лежали пакет с едой и комплект нательного белья — все ее пожитки. Поколебавшись несколько мгновений, Юля безжалостно разорвала на полосы запасную майку и принялась бинтовать разбитое колено. Озябшие и изрезанные острыми камнями пальцы плохо слушались ее, но девушка компенсировала свою неловкость старанием, и в конце концов все получилось как надо. Юля сама осталась довольна наложенной повязкой. Потом она достала из рюкзака пакет с провизией и, честно разделив ее на три части: для себя, Макса и Катерины, съела свою долю. Замерзшее вяленое мясо превратилось в камень. Девушка чуть не сломала зуб, пока грызла его. Но, честное слово, она никогда в жизни не ела ничего вкуснее!

Глупо было рассчитывать, что несколько кусков стылого мяса, к тому же съеденных всухомятку, вернут растраченные силы. Юля на это и не надеялась, но после еды она, тем не менее, почувствовала себя гораздо лучше. Теперь можно было отправляться на поиски Макса и Катерины. Но сначала оружие. Девушка достала из снега лук и пересчитала оставшиеся в колчане стрелы. Семь штук, остальные Макс выпустил в напавшую на их лодку медузу. Не густо, но это лучше, чем ничего. Да и разве у нее есть выбор? Юля снова вспомнила про забытый в штольне автомат, но на этот раз без сожаления. Собственный лук казался привычнее незнакомого огнестрельного оружия. К тому же Макс научил ее с ним обращаться.

Юля забросила за спину похудевший рюкзак, повесила через плечо колчан, взяла в руки лук, потом глубоко вздохнула, чтобы набраться решимости, и зашагала в сторону скрытого предрассветной дымкой разрушенного поселка.