Глава 10
ПРИЗРАК ГЛУБИН
Посреди ночи совсем было уже успокоившийся желудок взбунтовался снова. Морщась от рези в животе, Катерина открыла глаза. До войны она много раз плавала на катере, неоднократно летала на вертолете — по-другому на Новую Землю было попросту не попасть. Однажды даже пришлось совершить рейс на военном транспортнике, но никогда Катерина не чувствовала ни тошноты, ни головокружения, ни кишечных колик, будь они неладны. До сегодняшнего дня она была уверена в своем вестибулярном аппарате и даже не подозревала о предрасположенности к морской болезни.
Женщина глубоко вздохнула, но унять тошноту не удалось. Да еще желудок начал выдавать тревожные спазмы — верный признак приближающейся рвоты. Все-таки надо было не поддаваться на Юлькины уговоры и совсем отказаться от еды, как это сделал Седой, хотя ему-то как раз ничего не угрожало. Катерина с завистью взглянула на мирно посапывающую рядом девушку, по-детски пристроившую голову у нее на плече, и осторожно, чтобы не разбудить Юльку, выбралась из-под их общей накидки. Сидящие на центральных скамьях мужчины тоже дремали, что было как нельзя кстати. После язвительных замечаний Бориса Катерине не хотелось справлять нужду у них на виду. Лишь Седой неподвижно застыл на корме, накрепко зажав в мозолистой руке древко опущенного в воду руля. Но после того как они почти год прожили вместе, как муж и жена, стесняться Седого было бы просто глупо.
С грустью вспомнив об этом времени, Катерина приподнялась на ноги. Движение вызвало новый желудочный спазм, и она едва успела перегнуться через борт, как ее стошнило в очередную накатившую волну. Откашлявшись и немного придя в себя, Катя вытерла ладонью мокрые губы и хотела вернуться на место, но открывшееся ее взору необычное зрелище заставило ее задержаться у борта.
Неразличимая во тьме водная рябь вдруг заискрилась в лунном свете тысячами разноцветных огней. А затем и сама луна, точнее, ее отражение, выплыло откуда-то из глубины. Боже, какая же она была огромная! Катерина зачарованно уставилась на скользящий по волнам переливающийся диск. На глаз он был никак не менее двух, а то и трех метров в диаметре. Ни до, ни после войны Катя не видела такого громадного лунного отражения и даже не подозревала, что оно может быть настолько большим. Его сияние не было однородным — как и на небесном светиле, на поверхности отраженной луны вспыхивали и гасли темные и светлые пятна.
Вспыхивали и гасли?
Катерина в недоумении подняла глаза, но не увидела ничего, кроме густой черноты. Несколько мгновений она упорно всматривалась в темноту над головой, стараясь разглядеть выглядывающую из-за облаков луну, пока не поняла, что непроницаемая мгла затянула все небо.
Зато идущий из воды свет становился все ярче и ярче. Зачарованная этим светом, Катерина опустила глаза и вообще перестала что-либо понимать. «Отражение» невидимой луны оказалось объемным и теперь возвышалось над гребнями волн огромной светящейся полусферой. Как плывущий по воде мыльный пузырь, раздувшийся до невероятных размеров. Только этот пузырь был в тысячу раз ярче тех, какие маленькая Катя надувала в детстве.
Она толкнула в бок спящую рядом девушку и, когда та открыла глаза, восхищенно прошептала:
— Смотри, как красиво!
Но Юлька не оценила красоту удивительного явления. Сначала она также изумленно уставилась на переливающийся разноцветными огнями светящийся купол, который, как теперь уже точно определила Катерина, постепенно смещался в сторону лодки, но вместо понятного и ожидаемого восхищения и восторга вдруг пронзительно и с ужасом закричала.
Сразу все изменилось. Светящаяся сфера, точнее, ее возвышающаяся над водой видимая часть, покрылась яркими красными и темными фиолетовыми пятнами. Купол как будто распался на множество частей-осколков, зато из воды вынырнул такой же переливающийся светящийся луч, да не один, а два, три, четыре… Они изогнулись и закачались из стороны в сторону, как полощется на ветру, вывешенное для просушки белье.
Или извивается ползущая среди камней змея!
Что произошло потом, Катерина не успела толком разглядеть, потому что Юлька вцепилась в нее двумя руками и с криком: «Осторожно!» — столкнула со скамьи на дно лодки.
Кажется, один из лучей пронесся над водой, со свистом рассекая воздух, и задел вскочившего на ноги Саньку. Фигуру парня на мгновение осветила яркая вспышка, при этом его лицо странным образом исказилось, а кожа на нем мгновенно сморщилась. Гребец обхватил лицо руками и страшно закричал, да так, что Катерина похолодела от ужаса, а потом рухнул на дно лодки и забился в судорогах. В его крике она разобрала только одно слово: «Глаза!» Но напугал ее не крик и даже не наполненный невыносимой болью Санькин голос, а другой, напоминающий шипение звук, доносящийся из-под его скрюченных ладоней. Шипение и слабый, но отчетливый запах паленого мяса.
— Макс, что это?! — завопила Юлька, переводя взгляд с корчащегося в судорогах гребца на ощетинившийся, извивающимися лучами светящийся купол.
— Щупальце! — немедленно отозвался он и тут же громовым голосом скомандовал: — Пригнитесь! Прячьтесь за бортами! Берегите головы!
Гребцы сейчас же попадали на дно лодки. При этом Лёнька крепко обнял стонущего брата, а Борис облапил и прижал к груди свой вещевой мешок. Макс тоже нагнулся, но лишь для того, чтобы подхватить захваченный в плавание гарпун. В следующий миг зверобой распрямился и, широко размахнувшись, метнул его в распустивший щупальца светящийся пузырь.
Гарпун без труда пробил сверкающую оболочку купола и, вонзившись глубже, чем наполовину, застрял в ней, но это не принесло куполу-монстру видимого вреда. Его выпуклая поверхность задрожала, словно выложенный на тарелку студень, и втянулась внутрь. Вокруг торчащего гарпуна образовалась сначала небольшая выемка, потом впадина, и вот уже он выскользнул из купола и исчез в волнах, а образовавшаяся впадина сейчас же заполнилась переливающейся студенистой массой.
Пристально наблюдавший за всеми метаморфозами морского чудовища Макс выругался сквозь зубы и, повернувшись к Юльке, скомандовал:
— Дай мне лук!
Девушка схватила лук и сдернула с плеча колчан со стрелами, но не спешила отдавать их Максу.
— Я помогу! Что делать?
Макс молча бросился к ней, перепрыгнув через забившегося под скамью Бориса. Купол-монстр сейчас же среагировал на его движение и выбросил целых два луча-щупальца, но Максим успел пригнуться, и хлестнувшие по борту щупальца неведомой твари так и не дотянулись до него. Дальше зверобой повел себя странно. Он не стал отнимать лук у своей подруги, а вытащил из-под передней скамьи большую жестяную банку, доверху наполненную прядями высушенного мха. Этим мхом он обернул несколько Юлькиных стрел. Зачем это ему понадобилось, Катерина поняла после того, как Макс, несмотря на протесты Юльки, все-таки забрал у нее лук, ловко поджег огнивом обмотанные мхом стрелы и одну за другой выпустил их в жуткий купол. Первый раз он все-таки промазал: стрела огненной искрой унеслась в темноту и исчезла среди гребней далеких волн, но остальные вонзились в студенистое тело неведомого морского чудовища. Огонь явно пришелся ему не по вкусу. Чудовище замолотило щупальцами по воде, подняв такие волны, что они едва не перевернули лодку, а его куполообразное студенистое тело вновь покрылось светящимися пятнами и замигало, словно разноцветный фонарь.
— Что, не нравится?! — радостно закричала Юлька, подавая Максу новые горящие стрелы.
Однако, судя по угрюмому лицу и плотно сжатым губам зверобоя, он не разделял ее восторга. Действительно, атаковавший лодку монстр оказался таким огромным, что его просто невозможно было убить десятком горящих стрел. Разве что отпугнуть.
Когда в колчане у Юльки почти закончились стрелы, туша монстра внезапно сжалась, превратившись из раздувшегося купола в плотный морщинистый комок, и, подняв тучу брызг, скрылась под водой. Катерина облегченно выдохнула, но, как оказалось, преждевременно. Не прошло и нескольких секунд, как вода за кормой забурлила, и монстр вновь появился на поверхности. Теперь он вынырнул гораздо ближе к лодке, и от этого казался еще больше и страшнее! Следом за переливающимся разноцветными огнями куполообразным телом из воды взметнулись сразу шесть или восемь щупальцев. Катерина в ужасе подалась назад, но отступать было некуда, за бортом были только ледяная вода, холод и смерть. Юлька смертельно побледнела и непроизвольно схватила Максима за руку.
«Хоть бы все закончилось быстро, чтобы не мучиться, как Санька», — успела подумать Катерина. А дальше произошло невероятное. Сидящий на корме Седой развернулся лицом к чудовищу и с поразительной для его возраста быстротой, какой, наверное, позавидовал бы даже непревзойденный Макс-Зверобой, метнул что-то в гущу тянущихся к лодке щупалец. И монстр исчез.
Позже Катерина поняла, что пропал не сам монстр, а испускаемый им свет. Но в первый миг ей показалось, что чудовища просто не стало. Через несколько мгновений оно засияло снова, но его свет был уже гораздо слабее, как и яркость расцвечивающих тушу переливающихся пятен. Монстр судорожно дернул щупальцами, которые отчего-то утратили гибкость, словно застыли, и исчез в пучине. Не нырнул, а камнем ушел на дно, как уходит под воду тонущий корабль.
Юлька первая пришла в себя после увиденного: все-таки молодость имеет свои неоспоримые преимущества.
— Что это было? — спросила она у Макса, по-прежнему крепко сжимая его руку.
Максим ответил далеко не сразу. Сначала вытер ладонью забрызганный лоб и покачал головой:
— Не знаю. Я такого никогда не встречал. Может, спрут? — неуверенно предположил он. — Я видел в какой-то книжке похожий рисунок.
— Скорее медуза, — поправила зверобоя Катерина. — Гигантская светящаяся медуза.
— Да какая разница, что это за тварь?! — воскликнул Лёнька. — Посмотрите, что она сделала с моим братом!
Он был абсолютно прав. Опомнившись, Катерина отодвинула Макса и Юльку в сторону и опустилась на корточки возле раненого. Санька уже не кричал и не катался по дну лодки, а тихо стонал сквозь стиснутые зубы. Он так и не убрал ладоней от лица, и это больше всего тревожило Катерину.
— Дайте огня! — потребовала она.
Макс несколько раз чиркнул огнивом и после третьей попытки, наконец, зажег поданный Лёнькой факел.
— Держите вот так.
Парни послушно выполнили ее распоряжение. Все находящиеся в лодке смотрели на своего врача с надеждой, но что делать дальше, Катерина совершенно не представляла. Лечением тяжелораненых на Заставе занимался Сергеич, ей же в основном приходилось делать лишь перевязки.
— Саша, как ты себя чувствуешь? — обратилась Катя к раненому парню. Дурацкий вопрос, но что еще она могла спросить.
— Вс-йо го-ит, — еле слышно пробормотал он. Значит, в сознании. Уже хорошо.
— Мне нужно осмотреть твое лицо, — продолжала Катерина, подстраиваясь под манеру Сергеича. Как ни странно, голос почти не дрожал. — Сейчас ты уберешь руки. На счет «три». Я помогу тебе.
Она взяла парня за запястья и слегка потянула их на себя.
— Давай. Раз, два, три…
И Сашка отдернул руки.
Юлька, следившая за всеми действиями Катерины, испуганно вскрикнула и зажала ладошкой рот. Борис закашлялся и поспешно отвернулся. Даже Лёнька в первый миг в ужасе отшатнулся от брата, едва не выронив из рук горящий факел, а Макс с Седым, наоборот, застыли на месте, словно оцепенев. Но самое жуткое потрясение испытала склонившаяся над раненым Катерина, увидевшая открывшуюся ей картину во всех отвратительно-безобразных подробностях.
За свою жизнь на Заставе она повидала всякого — и оторванные конечности, и растерзанные хищниками человеческие тела. Некоторые из этих ужасных видений прошлого до сих пор снились Катерине в ночных кошмарах. Но ни одно из них не вызывало такого леденящего душу ужаса, как исполосованная глубокими рубцами багровая маска с обвисшими лохмотьями кожи и заполненными черной жижей пустыми глазницами, в которую превратилось Санькино лицо.
Паренек приоткрыл оскаленный безгубый рот и что-то прошептал, но на этот раз Катя не поняла ни слова.
— Он… — начала Юлька, но не договорила и икнула.
«Умирает!» — мысленно закончила Катерина. После того, что она увидела, этот вопрос не вызывал сомнений. Важнее было другое: сколько еще парню придется мучиться, и можно ли хоть как-то облегчить его предсмертные страдания?
Юлька снова икнула: видимо, все никак не могла успокоиться.
— Химический ожог! — объявила Катерина, чтобы заранее пресечь ненужные и совершенно бесполезные расспросы. — Очевидно, яд, который выплеснула эта тварь, имеет в своем составе концентрированную кислоту.
Из курса биологии она помнила, что медузы и другие морские кишечнополостные охотятся на свои жертвы несколько иначе, но сейчас это не имело значения. Да и черт его знает, какие способы охоты появились у нынешних гигантских потомков довоенных медуз.
— Ты можешь что-нибудь сделать? — Макс, похоже, был единственным, кто не утратил хладнокровия, но даже он продолжал на что-то надеяться.
Вместо ответа Катерина обратилась к Юльке:
— Подай мой рюкзак.
Там, среди собранных в дорогу вещей лежали фляжка с самогоном, согревающая мазь из перетопленного тюленьего жира, упакованный в отдельный пакет травяной сбор от цинги и простуды и моток чистой марли, вот и все медикаменты. Отыскав марлю, Катерина принялась обматывать ею голову Саньки. От прикосновения к своему изувеченному лицу он снова застонал. Катерина стиснула зубы, но не прекратила своего занятия и остановилась лишь, когда вся страшная рана, в которую превратилось лицо несчастного парня, покрылось ровным слоем бинтов. Все, кто был в лодке, молча наблюдали за фельдшером, и пока она не закончила, никто не произнес ни слова.
* * *
У Саньки больше не было глаз! Яд огромной медузы сжег ему и нос, и губы — все лицо, но в ужас Юлю привели именно расплавившиеся (как свечной воск), и вытекшие наружу глаза. Она была благодарна Кате за то, что та забинтовала парню лицо, хотя прекрасно понимала, что марлевая повязка ничем не может помочь бедному парню. Да и сделала это Катерина не для Саньки, а для остальных, потому что еще раз увидев такое, можно было сойти с ума.
Но заглушить или хотя бы ослабить испытываемую Саней боль марлевая повязка не могла, и даже сидя на носу лодки, Юля слышала его нескончаемые, рвущие душу стоны. Катя почувствовала ее состояние и, вернувшись на место, прошептала в самое ухо:
— Потерпи. Ему немного осталось.
— Он скоро умрет? — ужаснулась Юля, хотя и сама догадывалась, что с такой раной Саньке не выжить.
— Надеюсь, что скоро, — вздохнула Катерина, выделив интонацией последнее слово.
Юля всхлипнула и отвернулась. Ей стало стыдно за Катю, произнесшей эти страшные слова, но еще сильнее было стыдно за себя, потому что она тоже этого хотела. И только ходящие по морю волны да ветер оставались равнодушны к человеческим страданиям.
Юля долго сидела, глядя на плещущуюся за бортом темную воду. Больше она так и не заснула (после всего, что случилось и что она видела, разве можно было уснуть?) но впала в какое-то странное оцепенение, а очнулась оттого, что внезапно поняла: Санькины стоны прекратились.
Умер?
Юля сейчас же повернулась к раненому. Нет, он все еще был жив: дрожал и судорожно дергал забинтованной головой, пока старший брат крепко держал его за руку. Лёнька как раз что-то сказал — Юля поняла это по движению его губ, но ничего не услышала. Точнее, не разобрала за свистом ветра. А ветер не просто свистел, он выл, как раненый зверь. Накатывающие друг за другом огромные волны бросали лодку из стороны в сторону. На море поднялся шторм, а она этого даже не заметила! Юля с тревогой взглянула на отца, но тот, похоже, ничуть не боялся шторма. Во всяком случае, на его лице девушка не заметила никаких признаков тревоги. Его взгляд был по-прежнему устремлен вперед, а руки все так же крепко сжимали отполированное ладонями древко руля.
Макс с опаской взглянул на затянутое низкими облаками небо и, обернувшись к отцу, что-то прокричал. На этот раз Юля разобрала два слова: «метель» и «берег» или «к берегу». Действительно, каждый порыв ветра бросал в лицо мелкие колючие снежинки. Это было похоже на прикосновение чьих-то холодных пальцев. Или когтей! Пока снежинок было мало, поэтому Юля их и не сразу заметила, но с каждым мгновением кружащих в воздухе снежных вихрей становилось все больше. Макс повторил свою фразу, добавив в конце что-то вроде «собьемся с курса», но отец отрицательно мотнул головой, а когда Макс приблизился к нему и попытался спустить хлопающий на ветру парус, грубо оттолкнул его.
Юля опешила. Как бы отец не относился к Максу, он никогда не позволял себе по отношению к нему ничего подобного. Да и вообще, чтобы отец на кого-нибудь поднял руку? Такого на ее памяти еще не бывало. Видимо, недавняя схватка с огромной медузой и особенно то, что это чудище сделало с Санькой, даже отца вывели из себя.
— Макс! — крикнула девушка сквозь рев набирающего силу ветра. — Папа знает, что делает!
Но в душе ворохнулась предательская мысль: а так ли это на самом деле? Вот и Максим выглядит крайне обеспокоенным. Юля привыкла доверять отцу, его знаниям и опыту, но и Макс ее тоже никогда не подводил. А сейчас они совершенно по-разному оценивали ситуацию.
Очередной порыв ветра швырнул в лицо девушке целую пригоршню снега, запорошив глаза. Юля кое-как отчистила слипшиеся ресницы, а когда снова разлепила веки, не узнала ничего вокруг. В первый миг ей даже показалось, что какая-то неведомая сила забросила их лодку в совершенно иной мир. Вокруг в невообразимом вихре кружили, нет, уже не снежинки, а мохнатые хлопья снега. Исчезли волны, море, небо и облака. Все поглотила окутавшая лодку снежная мгла. Даже сидящий на корме отец пропал из вида, отрезанный беснующейся снежной круговертью.
— Папа! — отчаянно крикнула Юлька во мрак.
Рот тут же залепило снегом. Пришлось отплевываться, но Юля, наверное, даже не обратила бы на это внимание (снег во рту — какая ерунда!), если бы услышала голос отца. Но так и не услышала: ни голоса, ни шепота, ни крика. Только шум ветра в ушах.
Кто-то крепко взял ее за руку. Отец?! Нет, Макс.
— Сядь ниже. Прямо на дно, рядом с Катей. И накройтесь плащом.
— А ты…
«Куда?» — хотела спросить Юля, но Макс уже исчез. Сделал шаг назад и пропал в ревущем снежном вихре.
Юля обернулась к Катерине. Та сидела на дне лодки, обхватив руками колени и раскачивалась из стороны в сторону. Судя по страдальческому выражению лица, ее снова начало мутить. Юля уселась рядом с женщиной, обняла ее и укрылась вместе с ней полученным от Макса плащом. В детстве, испугавшись темноты или воя ветра за окном, в котором маленькой несмышленой девочке часто слышалось рычание пробравшихся на Заставу северных чудовищ, она точно так же пряталась под одеяло. Но тогда рядом всегда были мама или отец, готовые защитить от любых опасностей.
Сейчас ее жизнь и жизни всех остальных тоже находились в руках отца. Юле вдруг стало стыдно за свое недоверие. Как она может сомневаться в отце? Он самый опытный кормщик на Заставе. Прошел и не через такие бури. Что ему какая-то метель? Вон как ловко он справился с огромной медузой! Значит, и сейчас сумеет уберечь ее и остальных от беды. Нужно только верить.
Юля плотнее прижалась к Катерине и с головой закуталась в облепленный снегом плащ. А снаружи свистел и завывал ветер, и словно голодные звери набрасывались на лодку снежные вихри.
* * *
Летящий в лицо колючий снег царапал лицо, набивался в рукава и за воротник тесного бушлата. Максим поднял ворот свитера и натянул на подбородок, но верхняя часть лица осталась открыта, из-за чего приходилось то и дело очищать глаза от налипшего снега и вырастающих на ресницах ледяных сосулек. Никакого практического смысла это не имело, так как вокруг из-за бушующей метели все равно было не видно ни зги. Максим с трудом различал даже собственные руки. И только Седой, казалось, не обращает внимания на снежную бурю.
Лодка трещала под натиском обрушивающихся волн, которые словно щепку бросали ее из стороны в сторону, но Седой не выпускал румпель из рук и даже не ослабил хватку. А ведь он уже почти сутки у руля и ни разу не просил о подмене! Сам Макс отнюдь не был уверен, что сумел бы выдержать такую длинную вахту. Его обида на Седого за то, что тот отказался укрыться в прибрежной бухте от метели и надвигающегося шторма, давно прошла, уступив место восхищению силой воли и мастерством опытного кормщика. Однако даже людям с железной волей время от времени требуется отдых.
Двигаясь в основном на ощупь, Макс пробрался на корму. Возникшая перед ним из мглы занесенная снегом фигура Седого напоминала застывшую ледяную глыбу. У Максима неприятно кольнуло внутри. Но когда он обратился к кормщику, тот приоткрыл облепленный снегом рот:
— Буря стихает.
Заглушаемый ветром голос Седого напоминал треск крошащегося льда. Что-то отталкивающее и неприятное было в этом звуке. Максима передернуло.
— Разве? — удивился он.
— Да, — кивнул Седой; кусок смерзшегося снега отвалился от его щеки, обнажив серую потрескавшуюся кожу. — Уже скоро.
«Это обморожение! — ужаснулся Макс. — Он так замерз, что не чувствует холода!»
— Вам надо обработать лицо. У Катерины есть специальная мазь…
— Потом, — отмахнулся Седой. — Когда причалим к берегу.
— Но я могу сменить вас у руля. Вам нужно отдохнуть.
— Нет, — отрезал Седой. Кормщик не повысил голос, но Максу стало не по себе. Он вдруг ясно понял, что Седой близок к тому, чтобы снова оттолкнуть, а то и ударить его. — Возвращайся на место и следи за морем. Впереди большой лед.
Опасения кормщика были справедливы. Столкновение с айсбергом или другой крупной льдиной грозило им всем неминуемой гибелью, но в такую метель даже самый остроглазый наблюдатель не разглядел бы в море льдин, даже если бы они терлись о борт лодки, и уж тем более не успел бы предупредить об опасности.
У Макса возникло твердое ощущение, что Седой стремится отделаться от него. Как будто общение со своим зверобоем с некоторых пор стало для него в тягость. Раньше Макс такого не замечал. Когда же это началось? Ответ пришел сам собой: после череды произошедших на Заставе загадочных убийств. Последовавший за этим вывод стал настоящим потрясением для Максима: Седой подозревает его в этих преступлениях!
Тут же раздавшийся у него в голове, но в то же время бесконечно далекий голос с усмешкой прошептал:
Может, не подозревает, а точно знает это? Может, он нашел неопровержимые доказательства?
Макс вздрогнул — не столько от голоса, сколько от самого вопроса. Но это было еще не все.
А ты-то сам уверен, что никого не убивал? Где ты был, когда закололи Сергеича? Когда погиб Пашка? Когда перерезали горло старику?
Макс похолодел. Самое ужасное, что он этого действительно не помнил.
«Но я не мог этого сделать», — робко возразил он.
А кровь на руках и разбитый нос?
Макс резко поднял руки к лицу. На ладонях действительно была кровь, не его — чужая. Он знал это совершенно точно. Кровь убитых людей.
Смотри, — засмеялся далекий голос в его голове. — Смотри внимательнее.
Макс увидел, как липкая и горячая кровь растекается по его рукам, а в голове тем временем выстраивалась совсем иная картина. Вот он возвращается обратно на корму к Седому, короткая борьба (даже если кормщик ожидает нападения, он уже стар, поэтому схватка будет недолгой), и Седой летит за борт в холодную и темную воду, которая станет его могилой. Никто ничего не узнает, потому что на этот раз он сумеет обойтись без крови, и ничего не заподозрит. Все решат, что кормщик свалился за борт во время шторма.
Он пришел за тобой, — раздалось в мозгу, но уже с другой, печальной интонацией. На этот раз Максим безошибочно узнал голос Ванойты, и как только он это понял, стоящая перед глазами отвратительная картина страшной смерти (убийства!) Седого растаяла, как дым потухшего костра. Зато раздался скрежет когтей, клацанье зубов и вой тысяч голодных глоток, оборвавший тихий голос старика…