ГЛАВА 5
В РУЖЬЁ!

— …так точно, товарищ полковник. В ходе проведенной операции был допрошен один из охранников. Он подтвердил, что два дня назад в часть действительно пришел караван. Состав: семь автомобилей «Урал» с кунгами, три тентованных автомобиля ГАЗ-66, восемьдесят второй бэтэр, «Камаз» с цистерной, еще один «Урал» — фура, несет шесть квадроциклов и ГАЗ-233014 «Тигр». Груз — патроны. По крайней мере, язык утверждал именно это. Кроме того, с караваном прибыло порядка пятидесяти бойцов в полном боевом.

Напарники сидели в отсеке Родионыча. Докладывал Данил, как старший группы, Сашка помалкивал, сидел в углу кабинета на мягком стуле. Знал из прошлого опыта, что Родионыч не терпит, когда два человека одновременно говорят, требует, чтоб во время доклада все было четко, по-военному.

Полковник даже домой зайти не дал, как в тамбурах комки свои получили, переоделись — так сразу по громкой связи и вызвал. Теперь сидел молча, слушал внимательно, не перебивал. Соображал что-то, чиркая карандашом по бумаге. Сопел только.

— Сам почему не осмотрел? — он отбросил карандаш, глянул на Данила. — А ну как брешет твой язык, извини за каламбур!?

— Не брешет, товарищ полковник, — усмехнулся Данил. — А сам — не успел просто. Точных координат дать вы не соизволили, пришлось искать. А за несколько часов темноты обшарить по-тихому территорию части невозможно.

— Нда… — Родионыч задумался. — Почему так уверен, что он правду сказал?

— Сергей Петрович, когда над вами болтается семечка одувана, которая вот-вот опустится вам на живот, — еще и не то скажете. Мать родную продадите.

— Хм… Верно говоришь… Ладно, бойцы-молодцы, благодарю за службу. Можете отдыхать пока. А у нас, похоже, самая работа только начинается… Постарайтесь до вечера выспаться. В девять — ко мне. Понадобитесь.

Из угла раздался протяжный звук — это печально вздохнул Сашка. Полковник повернулся к нему.

— А ты не вздыхай там, в уголку-то, не вздыхай! Сами думайте: за каким хреном Прапору бойцы понадобились? Уж не по нашу ли душу? Он на нефтебазу давно зубы точит, вдруг да решился пострелять? Войсковые человек шестьдесят — семьдесят выставят, да этих пятьдесят. Считать по максимуму — сто двадцать. Наших — сотня, да только дело-то в том, что Прапор всех разом на штурм пустить может, а мы только человек семьдесят в оборону выставим — ОЗК не хватает! Да еще огневая у них помощнее нашей будет. Сомнут — а там и остальных выковыряют, это уж не долго. Ну как, расхотелось вздыхать?

Перспектива и впрямь рисовалась не из лучших. Война?

Данил поднялся. Вслед за ним встал и Сашка.

— Так что, в ружьё, товарищ полковник?

— В ружьё.

Дрых Данил аж до девяти вечера, пока Иришка с Ольгой со смены не вернулись. Жены возвратились уставшие, да к тому же принесли очень неприятную новость: снова урезали паек. Уже в четвертый раз за все то время, пока существовали грибные фермы. Для успешного разведения грибов необходим был субстрат: солома, кукурузные стебли, древесная стружка, опилки, кора, подсолнечная лузга, отходы хлопка и риса, а также любые другие растительные компоненты, либо просто древесные отрубки определенных размеров. Доставать же все это с каждым годом становилось все сложнее и сложнее. Раньше таскали опилки с мебельного комбината, на котором их были тонны, либо подсолнечную лузгу и сено-солому с элеватора. Делали вылазки за деревом, рубили стволы на подходящие по размеру чурбачки и выращивали грибы на них. Но с каждым годом опилок, соломы и подсолнечной шелухи оставалось все меньше, а на древесных пеньках грибы развивались не так уж и хорошо. И медленно, и урожай меньше. Вот потому-то нормы и приходилось урезать.

Не сказать, что Убежище голодало, — на складах все ж имелись еще кое-какие запасы, — но администрация уже била тревогу. Единственное, что пока худо-бедно выручало, — проходящие мимо караваны, выбирающие бартером на продукты порой по полтонны питьевой воды за раз. А уж ее-то трудолюбивые агрегаты Убежища поднимали из земных глубин предостаточно. И тем не менее — продуктовые запасы неуклонно таяли, и совсем скоро людям предстояло столкнуться с очередной угрозой — угрозой голодной смерти.

Поужинав, девчонки улеглись спать, а Данил направился к Сашке.

Напарник тоже проснулся не так давно, но уже успел сходить к Додону и вычистить оружие, причем не только свой новый автомат, но и винтовку товарища. Сашка был единственный, кому разрешалось притрагиваться к «винторезу», потому как Данил знал, что косяков с оружием напарник не допускает. Чистит всегда основательно и обращается бережно, не хуже самого хозяина.

— Спасибо, Сань, — Данил принял ВСС, осмотрел. Блестит, что сказать. — Опять в ночь наверх?

— Хорошо хоть в ночь, — проворчал Сашка. — Не париться, по холодку…

— И рейд наш накрылся…

Сашка с философским видом развел руками.

— Куда ж деваться-то. Тут видишь, как все оборачивается… К Родионычу-то идем?

— Пошли…

Полковник был не один — сидел вместе с Германом над подробным планом прилегающей местности, составленным когда-то им самим. Чиркали карандашами, обсуждали что-то вполголоса. Напарники даже зайти не успели.

— В дежурство, — безапелляционно заявил Родионыч. — Будете передовым дозором, смените Тандемов. Они где-то в районе опушки. Основная задача: в случае подвижек со стороны войсковых отходите назад и докладываете начальнику караула. Дополнительная: если появится возможность взять языка из прибывших товарищей — берите.

— А не обидим? — усомнился Данил. — А ну как это и впрямь паранойя и они никакого нападения не планируют?

— Обидим — извинимся.

— А если смешанный отряд? Придется и войсковых глушить.

— Глушите, да осторожнее. Чтоб без двухсотых.

— А извинялки-то хватит?

Полковник наградил воспитанника тяжелым взглядом. Проворчал:

— Не сомневайся. Все, выдвигайтесь. Сегодня Верблюдыч начальствует, найдите его, пусть карты минных полей выдаст. И зайдите на склад, ночной монокуляр получите. Да осторожнее там, кроме Тандемов в районе части еще группа Арийца ползает.

— Так серьезно? — удивился Сашка. — А с минами когда успели?

— Так серьезно, — ответил племяннику Герман. — Весь день ставили. Лучше перебдеть, чем недобдеть. Чешите, хватит болтать.

Переодевшись, экипировавшись и натянув ОЗК, друзья выбрались на поверхность.

На улице дуло. Лопасти ветряков на крыше шумели особенно сильно, заглушая и без того неразборчивый бубнёж из-под резины. Пришлось общаться знаками. Каждая группа сталкеров разрабатывала свою азбуку для глухонемых. Очень помогало, надо сказать, особенно в тех случаях, когда нарушение тишины было равносильно смертному приговору.

Нашли Верблюдыча, обходящего посты, — длинного, сутулого мужика с висящей верхней губой, которая действительно придавала ему некоторое сходство с кораблем пустыни. Кроме того, Верблюдыч был нереально вынослив, мог хоть несколько дней кряду не спать, довольно бодро двигаться и не падать с ног от усталости. За все это он и получил это свое почетное погоняло.

Верблюдычу даже объяснять ничего не потребовалось — сунул в руки исчерченный лист бумаги, знаками показал направление и полез с обходом на крышу. Напарники склонились над картой.

Минеры постарались на славу — обработали всю прилегающую территорию. И не только растяжками, но и монками и «лягушками». Только аллея оставалась практически пустой, несколько растяжек стояло лишь в самом начале и конце. Мин там не ставили, вероятно, потому, что все пространство аллеи простреливалось КПВ на колесном станке, стоящем на подоконнике у главного входа в амбразуре из мешков с песком… Лезть на такой — самоубийство.

Напарники, внимательно глядя под ноги, прошли по аллее, обошли приснопамятный домик на площади элеватора и перед наркологическим диспансером ушли с дороги влево, держа путь через двор трехэтажного дома, пялившегося на сталкеров пустыми глазницами окон. По дороге между наркологией и детским садом они перестали ходить после одного случая несколько лет назад. Возвращались как-то вечером из рейда — и сунулись глянуть, что ж это за смешки из детского сада раздаются. Как мимо ни идешь — так каждый раз детский смех слышится… Сходили. Так сходили, что еле ноги унесли… Смешки, шепот, голоса, шорохи, раздающиеся из ниоткуда, от которых буквально встают дыбом и шевелятся волосы. И комнаты, ведущие совсем не туда, куда положено. Когда поднимаешься на второй этаж, а оказываешься в подвале, или входишь из коридора в раздевалку, а выходишь через эту же дверь, но уже на чердак — хватит того, чтоб крыша съехала? Данилу с Сашкой, во всяком случае, едва не хватило. Проплутали всю ночь в поисках выхода, а под утро вылетели оттуда с круглыми от ужаса глазами и насквозь мокрыми портками. И это еще повезло, можно сказать. Сильно повезло. Потому как Хребёт, поднявший их после рассказа в «Тавэрне» на смех и сунувшийся в детсад следующей ночью, исчез бесследно, как в воду канул. Так и не нашли с тех пор. Да, признаться, и не искали особо, обходя с той поры проклятый детсад десятой дорогой.

Пробравшись через загаженный и заросший двор трехэтажки, вышли к сосновой рощице. Той самой, где когда-то, в первый еще выход, рубили дрова на дерево для ветряков. Только рубили-то с другой стороны, на окраине, в проходе у гаражей. Там за десять прошедших лет так и не выросло больше ничего — пеньки серебристым переливающимся шатром оплела какая-то паутина с тончайшими нитями, под которой шурухалась таинственная живность, ни разу не показывавшаяся наружу. Кто там живет, что делает, чем питается — никто не знал. И выяснять тоже как-то не тянуло. Знали, правда, что паутина каким-то образом вытягивает из любого касающегося ее предмета все радионуклиды, и частенько этим пользовались. Особенно когда дерево для ферм тащили — положат сталкеры ствол в паутину, отойдут минут на пятнадцать — и все, можно забирать и быть уверенным, что ни единого лишнего рентгена сверх нормы в дереве не обнаружится. Вполне возможно, что шебуршащиеся существа радиацией как раз и питались. А иначе как объяснить? Но свойство полезное, что и говорить. Сашка пробовал было от этой паутинки клок оторвать, чтоб в Убежище унести, — да куда там. Эластичная! Сантиметра три еще тянется, а дальше — ни в какую. Даже отрезать пытался — шарахнуло так, что еле уцелел. Заикался потом целую неделю. Так и оставили паутину в покое. Ну ее к дьяволу, пусть хоть так пользу приносит.

Лесок был хоженый, изученный. Три небольших локалки да маленькая стайка псинок, обитающая где-то в глубине, — вот и все его опасности. Сашка шел впереди, поглядывал на всякий случай время от времени на светящийся экран дозиметра, Данил пас окружающую местность. Пару раз тормознули — вдали, между стволами, мелькнули мощные загривки псин, но сталкеров они, видимо, не заметили. Или сытые были, внимания не обратили. Так или иначе, но до опушки рощицы напарники добрались без происшествий.

Тандемы устроили наблюдательный пункт именно здесь — бетонный забор части, если смотреть вверх по улице, упирающейся в рощицу, видно не было, дома загораживали, но зато отлично просматривался пятачок перед воротами. Логика была проста: выходить будут — не через забор же полезут, в ворота пойдут. Тут-то их и засекут. А отсюда — ходу к Убежищу. Путь через рощицу до вокзала самый короткий изо всех возможных. Этим-то путем близнецы и задумали воспользоваться.

Тандемами их прозвали за то, что везде появляются только вдвоем. Вот уж воистину: куда один — туда и второй. Близнецы тоже были мутантами. И вот же интересно: двигались и действовали они будто единый организм. Понимали друг друга не только с полуслова или полувзгляда, но и чувствовали один другого даже на некотором расстоянии. Ничего особенного. Уж если обычные близнецы друг друга чувствуют, то до какого же предела эта способность может развиться у мутантов? Потому, зачастую, на поверхности им было гораздо легче, чем другой спарке сталкеров, затянутых в резину и не имеющих возможности порой не то что обменяться словами, но даже и жестами.

Сейчас один из них, Серега, торчал на сосне, наблюдая окрестности в бинокль, а Пашка караулил внизу. Сидел, упершись спиной в ствол, вертя головой по сторонам. Завидев подходящих сталкеров — обрадовался:

— Смена пришла! Наконец-то! С утра тут заседаем!

Серега уже сползал с дерева.

Обменялись рукопожатиями. Сашка осведомился:

— Ну, как тут?

— Да спокойно все! — ответил Пашка. — Кажись, моросит чего-то Родионыч. Что за спешка была: утром как на пожар рванули, даже пожрать не успели!

— За весь день ни единого шевеления, — подтвердил брат-близнец.

— Лады, чапайте тогда, а мы в дозор, — Данил огляделся — место, выбранное близнецами, его не устраивало.

— Да ты чего, лезь прям на дерево! — обиделся за свой насест Серега. — Я там гнездо состряпал, удобно!

— Мы в ночь, а ночью с такого расстояния хрен чего разглядишь, — Данил продолжал озабоченно осматриваться. — Давай-ка ближе подойдем. В общаге обоснуемся.

Сказано — сделано. Распрощавшись с Тандемами, напарники вдоль домов пробрались в пятиэтажное здание общежития нефтебазы — наискось через дорогу от части и, забравшись на самый верхний этаж, затаились в угловой комнате у окна. Данил высунулся осторожненько, оглядел в бинокль территорию войсковых, лежащую, как на ладони. Ага, вон она, стоянка-то дальняя. И впрямь не соврал язычок, тут техника! Хотя в сумерках было видно плоховато, он все же сумел разглядеть и кунги, и три тента, и цистерну, стоящую боком. На ее фоне серел «Тигр» с пулеметом на крыше. Какой пулемет — отсюда не разобрать, но и дураку ясно, что седьмой калибр на такую серьезную самоходку ставить не будут. Двенадцатый — это еще куда ни шло. А то и четырнадцатый, чего там мелочиться.

— Что видно? — просипел лежащий рядом Сашка.

— Техника тут. Все, как пацанчик сказал. Точь-в-точь.

— Все-таки опасаешься, что наколол?

— Было такое подозрение, — честно ответил Данил. — Но теперь вроде как все сходится.

Сашка завозился, устраиваясь поудобнее.

— Кто первый дежурит?

— Я.

— Ну, я покемарю тогда…

— Давай. Солдат спит — служба идет.

Сашка поворочался еще пару минут, угнездился и затих. Засопел. Данил продолжал разглядывать стоянку. Ага, вон и «квадрик» торчит из-под тента. Тяжелый, кубов на шестьсот, не иначе. Квадроциклы обычно использовались караванами для передового и замыкающего дозоров во время движения. А что — юркий, проходимый. Правда, реву от него… Разведка — она вроде как тишину и скрытность предполагает, но лучше уж такой дозор, чем никакого. Все же больше шансов засаду заметить и успеть подготовиться, а не лезть вслепую и угодить в хорошо подготовленный мешок.

Улица, меж тем, жила своей жизнью. Пробежало, петляя, несколько псов, останавливаясь у каждого столба и метя свою территорию: мутанты — мутантами, а привычки не забыли. Принюхавшись, рванули было к подъезду — да передумали. Сообразили, видимо, что в четыре рыла сталкеров не взять. Прошмыгнули цепочкой под окнами дома на противоположной стороне несколько выродков. Тоже задержались, оглядываясь и принюхиваясь… Данил снял со спины «винторез» — кто их знает, вдруг унюхают да на штурм рванут? С этими будет труднее справиться, чем с собаками. Псам, чтоб атаковать, нужно на близкое расстояние подобраться, а эти камни так мечут — любой снайпер позавидует! Но нет, вроде, мимо прошли. Эх, ведь сколько раз просил не мыть ОЗК сталкеров соляркой! Этот тошнотный запах чувствовали не только псы, но частенько даже и выродки. В том месте, где прошел человек в дезактивированном солярой комбинезоне, запах задерживался порой до двух часов и словно сигнализировал всей окружающей зубастой фауне: сюда, сюда, здесь вкусные, сочные сталкеры! Правда, обитатели бетонных джунглей были уже пуганые и с человеком связывались, только когда были либо очень голодны, либо имели явное численное преимущество. Или когда заведомо, какими-то своими чувствами определяли, что их боятся.

Спустя пару минут вслед за тремя выродками в ту же сторону пробежало еще четверо. «Сходка у них, что ли?» — подумал Данил.

Выродки обладали кой-какими зачатками, вернее — остатками разума, потому как являлись потомками тех, кто все-таки сумел выжить на поверхности в нечеловеческих условиях радиационной преисподней. Обитали они обычно в подвалах пустующих домов группами от десяти до сорока, редко больше, особей. Охотились на крыс, псов, сирен, иногда — на куропатов и горынычей. Даже на миксеров порой замахивались. Ну и на людей, разумеется. Человечество разделилось на два лагеря: тех, кто, сохранив разум, пытался жить и развиваться дальше, и тех, кто стремительно рухнул с вершин эволюционной лестницы практически к ее подножию. Удивительно, как за столь короткий срок человек мог мутировать в такое жалкое и вместе с тем грозное существо. Ибо не многие из сталкеров, не имея в руках огнестрельного оружия, могли противостоять выродкам в рукопашной схватке один на один. Организм выродка был сильнее, быстрее и выносливее человеческого, и если б не превосходство разума и наличие оружия — людям пришлось бы несладко.

Проводив взглядом цепочку двигающихся вдоль улицы мутантов, Данил вновь поднес бинокль к глазам, намереваясь продолжить наблюдение, — и замер: посреди улицы, вертясь в разные стороны, топтался Его величество куропат. Здоровенный, тонны четыре весом. Давненько такого не видали.

С нюхом у куропатов было не так хорошо, как у собак, но все же лучше, чем у выродков. Да и зрение на зависть — но только днем. В сумерках же или, тем более, ночью этот мутант становился подобен носорогу — известно ведь, что у носорога очень плохое зрение, да вот только при его массе и скорости передвижения это уже не его проблемы. В темное время суток куропаты ориентировались на слух и запах. Поэтому сейчас перетаптывающийся под окнами общаги монстр обеспокоенно ворочал здоровенной, смахивающей на куриную, башкой, пытаясь понять, откуда же идет такой интересный аромат?

Пытаясь шуршать как можно меньше, Данил осторожно подполз к напарнику. Тронул за плечо и, увидев, что Сашка мгновенно проснулся, приложил палец к фильтру своего противогаза — «тишина». Подобрался к окну, выглянул. Через мгновение рядом высунулся товарищ.

Куропат маячил все там же, правда, теперь он больше не вертелся по сторонам, а с интересом изучал стену общежития. Сообразил, видимо, своими куриными мозгами, что запах тянется в темный дверной проем здания. Подошел к чернеющему прямоугольнику — от топота его массивной туши даже здесь, на пятом этаже, подрагивал пол — и попытался пролезть внутрь. Данил с Сашкой, перегнувшись через подоконник, с интересом наблюдали, что предпримет монстр. Того, что он пролезет-таки через проем, они не опасались: во-первых, вход для мутанта слишком мал, а во-вторых, даже если и пробьется внутрь, то вряд ли поднимется наверх — какая же лестница выдержит такую махину? А вот если ему приспичит сесть в осаду — дело плохо. Чудовище обладало дьявольским терпением, и были известны случаи, когда куропат караулил добычу сутками.

Просунув голову в дверной проем, монстр заворочался, пытаясь протиснуть и плечи. Старая кирпичная кладка подалась, дала трещину — но выдержала. Куропат сдал назад, метра на три, и вновь атаковал. Затрещало сильнее, кладка прогнулась внутрь, но стены были еще крепки. Монстра это взбесило. Выбравшись наружу, он издал короткий угрожающий клекот, сделал небольшой круг на пятачке перед подъездом, набирая скорость, и предпринял третью попытку штурма. Многотонное тело врезалось в проем, вынеся крупные куски кладки по обеим сторонам двери, и с грохотом исчезло внутри. Во все стороны полетели осколки кирпича, здание содрогнулось. Откуда-то снизу послышались еще один удар и обиженный вопль куропата. Спустя несколько секунд из разрушенного проема показался коротенький хвостик — чудовище пятилось, пытаясь задним ходом выбраться на улицу.

И тут со стороны части раздался выстрел — охрана заинтересовалась причиной шума и решила немного подсветить себе картинку. Опознав по звуку выстрел «шмеля», Данил еле успел нырнуть в комнату, падая на пол и закрывая голову руками. Мгновением позже рядом в позе эмбриона свалился Сашка. От взрыва общага буквально подпрыгнула на месте. Пол опасно заколебался, где-то в глубине раздался грохот падающих стен и перекрытий — снаряд, видимо, попал внутрь, нанеся немалый урон устойчивости здания. С первого этажа донеслись жалобные вопли мутанта и рев пламени — стреляли зажигательным.

Данил вскочил, бросился к окну, высунулся по пояс, оценивая нанесенный урон. Того, что его заметят с вышек, он не опасался — из окон первого этажа вырывались языки пламени и валил черный дым. Где уж тут заметить человека в окне, если все здание полностью в этом дыму скрыто.

Ага, внешние стены вроде не пострадали, значит, постоит еще.

«Хорошо, что из кирпича общага, не из плит, а то б сложилась уже, как карточный домик, — подумал Данил. — И мы вместе с ней. У них „шмелями“ склады забиты, что ли, раз они ими направо и налево лупят?»

Куропат метался где-то внутри, сотрясая общагу от основания до самой крыши. К воплям ярости добавились отчетливо слышные вопли боли — мутанту приходилось несладко. Внезапно стена на первом этаже вспучилась, распадаясь осколками кирпича, и монстр вырвался наружу. Сказать, что он был взбешен, — ничего не сказать. Коротенький бурый пушок, покрывающий его мощную тушу, зиял палеными проплешинами, из обожженных ран хлестала кровь. Куропат рвал и метал, а уж ревел так, что слышно было, наверное, даже в Убежище. Вырвавшись на улицу, он заметался в дыму, ища врага, причинившего ему такую сильную боль. И нашел-таки — со стороны вышек застучал пулемет, и чудовище, взревев, рвануло туда. Данил дорого бы дал, чтоб посмотреть на схватку охраны с куропатом, но поле боя скрывал валивший снизу дым. Да и убираться отсюда нужно было поскорее. Во-первых, горло уже першило — фильтр противогаза ГП-7 защищал только от воздействия радиоактивных, отравляющих веществ и бактериологических средств, но не от угарного газа. А во-вторых, мутанты, твердо уяснившие правило: там, где грохот, там и пожива, — скоро начнут хороводы вокруг общаги водить.

Сашка уже стоял около двери. Данил подхватил упавший на пол во всей этой неразберихе монокуляр, пихнул в кармашек на разгрузке, закинул за спину винтовку, выхватил «Пернач» и рванул на выход. Следом за ним из комнаты выскочил напарник.

Пробежали коридор, ссыпались по лестнице на третий этаж, грохоча подошвами берцев по ступеням. Здесь воздух был еще достаточно чист, а вот ниже уже было не продохнуть. Данил вдохнул, задержал дыхание и, держась за перила, стал спускаться на второй. С пояса вдруг донесся отчаянный стрекот дозиметра — пожаром забитую по щелям пыль вновь выбрасывало в воздух, что на несколько порядков увеличивало уровень радиоактивности. Быстрее надо!.. Данил оглянулся, пытаясь разглядеть в окружающем бело-сером киселе напарника, — сквозь дымную пелену маячила его размазанная фигура. Ага, не отстает, молодец!

Для того чтобы ощупью спуститься на второй этаж, понадобилась целая минута. Лестница на первый отсутствовала — обвалилась при взрыве. Данил, касаясь стен кончиками пальцев и нащупывая путь ногами, пробрался по коридору чуть дальше и свернул в первую попавшуюся комнату, глядевшую окнами во двор общежития. Здесь уже было гораздо чище, а у окна — вообще хорошо.

Остановились продышаться — горло после пробежки в дыму драло, на глаза наворачивались слезы, — но задерживаться особо не стали, счетчик все еще орал.

Данил выглянул наружу, пытаясь оценить обстановку, — куда там. Время подходило к полуночи, хрен чего увидишь. Хорошо еще туч нет, звезды мерцают. Хоть какой-то свет. Прислушался — сквозь приглушенный рев пожара со стороны войсковой части раздавался стук пулеметов — куропат пока держался. Да и то сказать — такой крупный экземпляр трудновато завалить. Даже четырнадцатый калибр, не говоря уж о двенадцатом, пробивая толстенную шкуру, вязнет в мощном слое жестких мышц и хрящей, защищающих тело монстра, не доставая до жизненно важных органов. А башку и вовсе не пробьешь, там кость сантиметров двадцать толщиной. Только если в затылок стрелять, где у него слабое место, или в глаза. Да только он, куропат-то, на месте не стоит, не так-то просто эти уязвимые места нащупать.

— Нарвались, войска, — захихикал прислушивающийся к звукам с улицы Сашка. — Ничего, впредь наука будет. Привыкли палить…

Данил с этим утверждением был полностью солидарен. Войсковые в последнее время и впрямь оборзели, стреляют во все, что движется. Мимо части и ходить-то опасно стало, саданут без разбора — и досвидос. Как говорится: что жил — все зря. Может, и впрямь теперь присмиреют чутка, особенно если куропат чего-нибудь раскурочит. Хотя — вряд ли… Забор в части такой, что тягачом не свернешь.

— Ладно, хорош отдыхать, — Данил взобрался на подоконник. — Пойдем-ка глянем, как там наш цыпленок.

Спрыгнув, напарники вдоль первого этажа пробрались к углу дома. Выглянули. В свете пожара было видно, что поле боя осталось за войсковыми. Туша куропата лежала темной грудой, упираясь в забор. За ней по земле тянулась трехметровая полоса перепаханной земли — видимо, разогнался, да так, по инерции, уже мертвый, борозду-то и пропахал.

— Кранты, — прошипел Сашка. — Отбегался. А я-то надеялся, что он им хоть одну секцию свалит.

— Ладно, черт с ним, — Данил уселся на корточки, оперся спиной о стену. — Ты лучше скажи, где новую засидку устраивать будем?

Сашка, через резину, потер макушку.

— Может, в трехэтажке? Оттуда часть тоже хорошо видно. И ворота просматриваются.

— Ну, как вариант, — проворчал Данил. — Не знаю, как сейчас, а раньше там в подвале семейка выродков жила. Соседство не особо приятное.

— Слушай! — вдруг зашипел напарник. — Там во дворе котельная стоит, а у котельной труба высоченная! И площадка сверху! Может, оттуда?

Мысль была интересной. Труба возвышалась над окружающими строениями метров на тридцать — отличное место для наблюдательного пункта. Почему бы и нет?

— А веревка есть у тебя?

— Всегда! — Сашка похлопал по рюкзачку за плечами. — Ты свою забыл, что ли?

— Да не стал брать. Как-то не думал, что понадобится. Ладно, двинули.

До котельной, стоящей во дворе соседнего дома, они добрались только минут через двадцать — надо было крюк давать, не идти же прямо через дорогу на виду у войсковых. Отработают и впрямь двенадцатым калибром по движущейся мишени, не разобравшись, сталкер это или выродок. Лучше уж перестраховаться.

Труба была высоченная. Обвязавшись веревкой из Сашкиного рюкзака и замерив окружающий фон, оказавшийся вполне дружелюбным, напарники полезли вверх — Сашка вперед, Данил следом. Добрынин уже забирался как-то на эту трубу — ощущения остались на всю жизнь. Вот и сейчас, цепляясь за торчащие из бетона железные скобы, он старался не думать о расстоянии, отделявшем его от земли.

Лезть было неудобно. Фильтр противогаза то и дело бился о скобы, носки чулок ОЗК за них же задевали, не давая четко поставить и зафиксировать ногу и заставляя нервничать. Единственная страховка — веревка на поясе напарника. Ладно, Сашка сорвется — вытянем. А если сорвется Данил? Есть большая вероятность того, что тогда вниз улетят оба — Сашка его сотку с лишним на рывок не удержит.

Наконец выбрались на площадку. Сашка вытравил немного веревки, накинул на штырь, торчащий вверх из бетона трубы, затянул. Данил, почувствовавший себя после этих мер безопасности более-менее спокойно, улегся на площадке, вытянул монокуляр, навел на ворота части. Вроде тихо… Хотя есть некоторая вероятность того, что нужную движуху они уже упустили, пока участвовали в другой движухе. В таком случае оставалось надеяться только на то, что Ариец не сплоховал.

В таком созерцании прошло часа два. Данил лежал, осматривая окрестности, бормоча себе под нос любимую песенку про Бармалея, которая уже многие годы прекрасно подходила под окружающую местность:

Наконец ему надоело. Да и небо на востоке светлело, пора бы вздремнуть. Он растолкал бесстыдно дрыхнущего напарника, всучил ему монокуляр и с наказом: «Секи внимательнее» перевернулся на спину и прикрыл глаза, собираясь подремать. Кажись, только прикрыл — а Сашка уже трясет и бинокль под нос сует.

— Монокуляр где? — обеспокоился Данил. — Полковник голову снимет…

— У меня, не волнуйся. Светло же!

Данил перевернулся, оглядываясь. Красный блин солнца над горизонтом — значит, уже почти пять. Вытащил из кармана разгрузки размеренно пощелкивающий дозиметр, взглянул — так и есть, без десяти. Принял у напарника бинокль — свой лень было вытаскивать — глянул в сторону ворот — и мгновенно проснулся: из части гуськом выходили четыре человека. Трое — в полной экипировке, в шлемах, и, главное, — в брониках, а один — в обычном ОЗК. Войсковые в бронежилетах не ходили, смысла не было. Враждебно настроенных сапиенсов с пулеметами наперевес в округе не наблюдалось, а с мутантами без броников ловчее дела иметь. Бронежилет — это лишний вес, а лишний вес — это скованность движений и недостаток скорости. И, как следствие, — скорейшая гибель в их корявых когтистых лапах и зубастых пастях. Значит, трое — это гости, раз местных обычаев не знают, а тот, что без броника, — проводник. А значит, есть шанс выполнить поставленную полковником дополнительную задачу.

Данил сунул бинокль Сашке, знаками показал — «спускаемся», выхватил нож, полоснул по веревке — некогда развязывать — и в следующую секунду уже полз по скобам вниз. Глянул вверх — над головой маячила Сашкина задница. Без раздумий за напарником полез, без страховки. Молодец!

До земли они добрались за пару минут. Данил прикинул — те четверо наверняка к рощице двинутся, по этой дороге больше некуда. Значит, можно их немного опередить, срезав через дворы, параллельно дороге, и встретить уже на опушке. Правда, бывает, во дворах нечисть попадается, типа выродков, но иначе никак.

— Двигаемся дворами, — озвучил он свое решение, сдергивая со спины винторез. — До опушки. Там примем. Или в рощице. Главное, чтоб с вышек не было видно.

Сашка молча кивнул.

— Бегом.

Напарники рванули к цели, сделав небольшой крюк и держась как можно дальше от части. По-пластунски переползли дорогу, вскочили, нырнули во дворы. Здесь их вряд ли бы заметили с вышек, но появилась другая опасность — мутанты. Хотя вблизи части они селились редко, но — чем черт не шутит. Жила же одно время маленькая семейка выродков в той трехэтажке, где котельная стоит. Почему бы и здесь им не обосноваться?

Подумал — и как накаркал. Не зря дед частенько говорил, что мысль материальна. Пробираясь по второму дворику, Данил мельком взглянул на ряд гаражей, тянущихся слева, — в темном проеме, между двух железных коробок, стояла, пригнувшись, корявая фигура. Выродок! Данил мгновенно выбросил левую руку в сторону, качнул вверх-вниз, подавая Сашке сигнал «сесть, на месте», одновременно с этим становясь на одно колено и разворачиваясь в сторону мутанта. Вскинул винтовку, привычно выбирая рабочее расстояние от глаза до линзы, ловя в оптике голову выродка и насаживая ее на верхний угольник елочки. Мутант попался пуганый, тут же сориентировался, что к чему, подсел немного, собираясь прыжком уйти с линии огня, однако Данил уже нажал на спуск. «Винторез» легонько дернулся, тихо лязгнув затвором, — и, пораженная тяжелой пулей, голова выродка разлетелась на несколько кусков, разбрызгивая содержимое. Тело тяжело повалилось на землю, забилось в конвульсиях.

— Контакт! — сзади застрекотал автомат Сашки.

Данил тут же крутнулся в противоположную сторону и увидел, как из подъезда дома метрах в сорока от них вывалило с десяток таких же приземистых, мощных фигур. Трое тут же, один за другим, улеглись на землю — Сашка на учебных стрельбах тоже не щи хлебал. Данил бросил приклад к плечу, упираясь щекой в надставленную полочку и выискивая следующую цель. Нашел. Винтовка опять плюнула, и одного из рванувшихся с крыльца мутантов отбросило назад. Пуля попала в шею, разворотив трахею, и вышла сзади, ранив стоящего сзади выродка куда-то в грудь. Он завизжал, развернулся и попытался скрыться в глубине подъезда, но порог на своих ногах так и не пересек — следующая пуля вошла точно в затылок, бросив его вперед. Тело по инерции, безвольной тряпкой, улетело куда-то в подъезд. Оставшиеся пятеро гигантскими прыжками уже летели к сталкерам.

— Меняю ствол! — заорал вдруг Сашка, бросая «калаш» с опустошенным магазином под ноги и выхватывая из кобуры на разгрузке «макара».

Гадство! Как не вовремя! Данил тут же перевел «винторез» в автоматический огонь и короткими очередями, уже не глядя в оптику, снял еще троих. Сашке удалось ранить одного, но больше они не успели — выродки, за пару секунд преодолев расстояние, с визгом кинулись в атаку.

Данил уклонился, пропуская мимо летящее в прыжке тело, отбросил в сторону винтовку и рванул из рюкзака саперную лопатку. Успел заметить краем глаза, как Сашка схватился со вторым, тем, которого успел подранить, — ничего, полминуты протянет. Сердце уже привычно замерло, словив адреналиновый удар. Замерло — и рванулось вперед с утроенной скоростью. Время замедлилось, потекло вязко, словно кисель. Он развернулся, выискивая своего противника, — выродок, промахнувшись после первого броска, тоже разворачивался. Толкнулся мощными кривыми ногами, опять кидаясь на сталкера, — Данил еле успел увернуться от здоровенных загребущих лап с кривыми когтями. Махнул лопаткой, с чавканьем врубая лезвие в сустав, — и одна из рук, отделившись от тела в районе локтя, упала на землю. Выродок завизжал, закрутился на месте, хватаясь за хлещущий кровью обрубок, — и получил прямо в голову второй удар, снесший половину черепа. Тело все еще падало в пыль, а Данил уже бросился на помощь к другу.

Сашке приходилось хреново. Такими же скоростно-силовыми качествами, как напарник, он не обладал и в поединке с выродком один на один уступал тому и в силе, и в массе, и в скорости. Мутант оседлал его, придавив к земле, и драл теперь когтями, пытаясь прорваться к горлу. Сашка орал, закрыв голову руками в глухой обороне, бился, пытаясь выдраться… На ходу перехватив черенок лопатки обеими руками и замахиваясь ею из-за головы, как топором, Данил подлетел к мутанту и с размаху всадил отточенный край прямо в шею, чуть пониже затылочной кости. Лопатка прошла насквозь, снеся голову с плеч, из яремной вены ударил тугой, пульсирующий фонтан густой, почти черной, крови, и тело завалилось на бок. Данил пнул скалящуюся на земле голову куда подальше, ногой свалил обезглавленный обрубок с товарища, помогая ему сесть. Сашка хрипел от боли, мотал, как пьяный, головой, практически теряя сознание. Защитный комбинезон на руках был разодран в клочья, свисал длинными лоскутами, текла кровь, в продранных щелях виднелось выпирающее мясо. Данил усадил товарища, подложив в виде опоры тело выродка, сунул лопатку на место, бросился к «винторезу», подхватил, перезарядил, огляделся. Тишина. И трупы вокруг. Сашка вдруг завыл, затряс окровавленными руками. Данил подскочил к нему, дернул из подсумка аптечку, вытащил жгуты, споро перетянул руки, останавливая кровотечение. Всадил в предплечье шприцы с адреналином и противостолбнячной сывороткой. Для верности вколол еще и кустарный раствор «бэхи». То и дело оглядываясь, замотал руки бинтами прямо поверх ОЗК. Уколы потихоньку начали действовать — Сашка мотался из стороны в сторону, что-то бубнил в противогаз, пытался самостоятельно подняться. Данил повесил «винторез» на грудь, «калаш» туда же и, подняв напарника, взвалил его на спину. Сашкины руки заболтались как плети, он скрипнул зубами, застонал.

— Терпи, Сань, терпи. Сейчас дойдем до дому потихоньку, — бормотал Данил, впрочем прекрасно понимая, что у них есть все шансы до дома как раз-таки не дойти. Попадется еще одна такая семейка или даже более-менее крупная стая псов — и конец. — Там перевяжут, помогут. В себя придешь… Ну вот, видишь — пошли потихоньку…

Сзади заскрежетал гравий. Данил резко обернулся, вскидывая «Пернач» и удерживая левой рукой Саньку, — во дворик входила выслеживаемая ими группа с проводником из войсковых. Увидев столь живописную картину — кучу трупов, причем два даже с членовредительством, и сталкера с полуживым товарищем на спине, — замерли, настороженно поводя стволами. Ого! Ни одного «калаша»! Две «Грозы», «Абакан» у проводника и даже вон «Миними» — ручной натовский пулемет — у крайнего бойца в бронике. Кучеряво живут!

Проводник первым опустил оружие. Данил настороженно следил за остальными, переводя ствол с одного человека на другого.

— Мужыкы, это свои. Стволы в зэмлю, — глухо пробубнило из-под противогаза, и фигура в сером ОЗК осторожно двинулась к Данилу. — Э, друг, ты ствол-то опусти! Товарыщу помочь надо, нэт?

Трое бойцов в брониках тоже опустили оружие, разошлись в стороны, поглядывая вокруг и прикрывая их от вторжения незваных гостей. Данил с облегчением пихнул пистолет в кобуру.

— Нести помоги. Надо носилки сделать.

— Вах, чё носылки, э! Щас поочерэди донэсем, — проводник подошел ближе, заглянул в противогазные стекла. — Тут нести-то… Кто?

— Добрыня. Ты? — Данил, впрочем, по слегка заметному кавказскому акценту и так уже понял, кто проводник.

— Ыбрагым, — раздалось из-под противогаза, подтверждая его догадку. — Это Поповыч с табой, так?

— Да. Ладно, пошли так, только руки ему придерживай.

Отряд потихоньку тронулся. Сашка в забытьи что-то бормотал, лежа на широкой спине товарища, судорожно дергался иногда всем телом. Ибрагим осторожно придерживал забинтованные руки, бойцы, так и не произнеся ни слова, двигались рядом, поглядывали по сторонам.

— Как жи так? — нарушил молчание Ибрагим, когда отряд вышел на дорогу. — Как так попалы, э?

— Да вот так. Одиннадцать выродков. Девятерых со стволов, двоих врукопашку.

— Э-э-э… — протянул Ибрагим. — Двоих рукой валыл? Здоров! Считай, лэгко отдэлалис!

— Знаю.

Ибрагим опять замолчал, сосредоточив все внимание на Сашкиных руках. Данил шел, теряясь в догадках. Получалось — не собирались войсковые на вокзальных нападать. Если б хотели воевать — замочили бы их с Сашкой прямо там, во дворике. Без проблем замочили бы. Ну, может, одним раненым отделались бы, не более. Так нет — вот, рядом идут, помогают… Что ж тогда?

— А вы куда направляетесь?

— К палковныку, — коротко ответил Ибрагим. — Прапор вэлел дэлегацию сапроводыт.

— Дело какое? — осторожно осведомился Данил.

— Нэ знаю. Нам нэ докладают.

«Ну не докладают — так не докладают. Главное, донести помогите, а там уж и сами выясним. Вот интересно, а где, кстати, Ариец?»

Илюха, как скоро выяснилось, был рядом — его тройка вынырнула из бокового проулка уже перед самой опушкой. Бойцы, было, напряглись сначала, но Данил вовремя успел подать знак, что это свои. Группа Арийца — сам Илья, Пашка Бармаглот и Славка Локатор — сразу оценила положение и молча влилась в отряд, занимая круговую оборону.

Так и дотопали до Убежища. Пока спускались в подвал, проходили через тамбуры, да резали на Сашке рукава ОЗК — не снимать же костюм вместе с бинтами и жгутами, — начальник вновь заступившей смены, видимо, успел по внутренней связи доложить полковнику. На выходе из тамбуров их ждал целый комитет по встрече, состоящий из самого Родионыча, Айболита и двух медбратьев. Сашку немедленно погрузили на носилки и унесли в лазарет, а переговорщиков увел к себе полковник. Попросил только на прощанье, понизив голос:

— Дань, ты бы посидел еще на поверхности. Там Пашка сейчас с молодежью — опыта почти никакого… Хотя бы до тех пор, пока я гостей не провожу. А то хрен знает, не отвлекают ли…

Данил вздохнул, плюнул с досады — он-то прилечь надеялся, — напялил новый ОЗК, запас которых всегда хранился в шкафчиках тамбура, где выдавалась чистая одежда, и вновь полез на поверхность.

На улице насупливалось. Солнце, вскарабкавшееся уже довольно высоко, куталось в темные облака, северную часть небосклона на горизонте вообще затянуло серо-свинцовыми тучами. Данил поднялся на крышу, уселся под башенкой, лицом к промзоне, кивком отвечая на приветственно поднятые руки бойцов смены. В начальниках смены сегодня ходил Пашка Батарей — парень помладше года на четыре, получивший погоняло за свою гиперактивность, не дававшую ему ни минуты усидеть на месте. Едва Данил присел — он тут как тут. Уселся рядом:

— Как сходили? Где были-то? Что за задание?

— Военная тайна, — буркнул Данил.

— Да ладно тебе! И так все знают! Че, за войсковыми следили?

— А если знаешь — чего спрашивать? Следили… наследили.

— Сильно Саньку-то подранили? Кто? Как получилось-то?

Данил не выдержал, рявкнул:

— Батарей, твою мать! Отвали!

Пашка аж подскочил от испуга.

— Да ладно тебе… Чё-то ты нервный сегодня…

— Будешь тут нервным! У меня напарника подрали, а ты тут бродишь, сплетни подбираешь!

Батарей, видя, что разговора не получается, отстал. Чего и впрямь лезть к человеку, если у него неприятности.

За Сашку-то Данил, конечно, переживал, но не сказать, чтоб сильно. Айболит и не такие раны, бывало, штопал. Да он и сам вовремя товарищу помощь оказал, перетянул, замотал по всем правилам. Санька больше от болевого шока из строя выбыл, проспится — и уже завтра будет в нормальном состоянии. Ну, наложит Айболит несколько швов — что нам, привыкать, что ль… У Данила, вон, у самого на теле можно десяток-другой боевых отметин насчитать. И на спине, и на груди, и на ногах… И левая скула, вон, наискось, от виска до губы располосована, чудом глаз не задет. Даже на заднице есть — по молодости еще было, выродок обеспечил.

И все-таки хоть и не сильная — но тревога была. Сашка ведь — как брат. Росли-то вместе, он всего на пару лет моложе Данила. Да и редко у каких братьев такая дружба и взаимовыручка, как в спарке у сталкеров! Вместе по краю ходят. Вместе рискуют, прикрывают один другого. Ведь и раньше вот бывало, что друг друга на себе до жилища перли! Бывало, что Данил Сашку, вот как сегодня, а бывало, что и совсем наоборот. А случалось и так, что оба они, держась друг за друга, на площадь перед Убежищем кой-как выползали — а там уж охрана подбирала. Всяко было. Данилу припомнился случай несколько лет назад, когда на них напала здоровенная стая собак, особей в двести, не меньше, — у них тогда гон был, в огромные кучи сбивались — и загнала сталкеров на автобусную остановку неподалеку от вокзала. И там, на крыше, в окружении шевелящейся собачьей массы, бесящейся от близости добычи и невозможности ее достать, они просидели почти трое суток. Пошевелиться лишний раз боялись, чтоб не провалиться сквозь дырявую, проржавевшую насквозь крышу прямо в толпу беснующихся тварей. Данила тогда куснул за ногу матерый кобель сантиметров семидесяти в холке, да так, что кровь сочилась все трое суток, — такое бывало, у некоторых собак в слюне попадались вещества, замедляющие свертываемость. Да еще и башка гудела, жар, лихорадка, ломота в костях — короче, все прелести, которые испытывает человек после укуса мутировавшей твари. Сашка ухаживал за ним — себя не жалел. Ни единой капли воды из гидраторов не выпил — все товарищу. Не спал практически ни минуты — приглядывал, чтоб Данил, впадающий временами в забытье, сильно не буянил и, не дай бог, не проломил своей бычьей тушей ржавую, дышащую на ладан, крышу. Таблетки периодически скармливал, сыворотку колол, да еще при этом успевал от собак отстреливаться. Через трое суток, когда подоспевшая помощь разогнала мутантов и сняла напарников, Сашка от жажды и недосыпа находился едва ли не в худшем состоянии, чем Данил. Они оба тогда у Айболита неделю провалялись. Вот это друг! Настоящий! Именно под такие случаи и подходит сталкерская поговорка: «Сам погибай — а напарника выручай».

Внезапно Данил очнулся, выныривая из воспоминаний. Огляделся — суматоха какая-то нездоровая: народ толпится у западного края крыши, обращенного к промзоне, пальцами вдаль тычут, руками размахивают. Вдруг Батарей, стоящий в центре толпы, что-то заорал. Что — Данил не расслышал из-за противогаза, но люди бросились врассыпную. Забегали, начали подтаскивать цинки с патронами, переносить с восточной стороны пулеметы. Два человека потащили мешки с песком, подняли, дружно хекнув, положили на бетонный бортик. Еще двое приперли следующий, уложили прямо на первый, штабелем. Что за кипиш? Данил поднялся на ноги, выглянул из-за бортика — и, натурально, чуть челюсть не потерял: по насыпи, постукивая колесами по стыкам рельс, медленно катилось огромное, длинное, многосуставчатое металлическое чудовище. Низенький, приземистый тепловоз, тянущий за собой состав. К тепловозу прицеплена цистерна — вероятно, для запасов топлива. Бронированные вагоны в камуфляжной раскраске с торчащими вверх стволами пушек и пулеметов различного калибра и поворотными башнями для кругового обстрела на каждом. И — несколько платформ со стоящими на них танками, повернувшими орудия в сторону вокзала. Все это Данил разглядел буквально за мгновение. В следующий миг он, сорвав со спины винтовку, уже сидел на одном колене, скорчившись за бортиком, и, приникнув к окуляру прицела, шарил прицельной сеткой по бронированному монстру, пытаясь выцелить хоть какую-то мишень. Тщетно — бойницы и амбразуры были тщательно задраены, наружу торчали только окуляры визуального наблюдения на поворотных башнях броневагонов.

Бронепоезд подкатился, постепенно замедляясь, и встал, лязгнув сцепкой, прямо напротив здания. Пушки и пулеметы броневагонов торчали все так же чуть вверх, и даже пушки танков начали демонстративно подниматься, пока не уперлись дулами в насупившееся тучами небо.

— Не стрелять! — Данил аж подпрыгнул от внезапного вопля. Оглянулся — рядом сидел Пашка, подсчитывая вагоны состава. — Раз, два, три, четыре… семь… четырнадцать вагонов вместе с платформами, два тепловоза и цистерна, — поделился он подсчетами. — Откуда такое чудовище?!

— Гости наверняка привели, — ответил Данил.

— Какие гости?

— Э, да ты не в курсе… — Данил вспомнил, какую секретность Родионыч развел вокруг прибывшего к войсковым каравана. — Ладно, чего уж… К войсковым гости прибыли, человек пятьдесят бойцов. Ну и, видимо, это тоже их.

— А нахрена? И че будет? Че делать-то теперь?

— А я знаю? Сиди, приказа жди. Видишь — не стреляет, специально пушки подняли. Значит, что-то им от нас нужно.

— Хрена се — сиди, жди… — Батарей поежился. — Видал, калибр какой? Что мы им с нашими пулемётиками. Как жахнут со всех стволов — размечут на раз! Одни развалины останутся.

— Родионычу-то доложил уже?

— А как же!

— Вот и не мороси. Он наверняка уже сидит, все вопросы решает. Видишь, даже ГБР не выскочило.

— Да я ничё… — пробормотал Пашка. — Подыхать просто неохота.

Уж в этом Данил с ним мог полностью согласиться — как бы дерьмово ни было их существование, подыхать, тем не менее, совсем не хотелось.

— Значит — ждем команды. Военное положение еще никто не отменял.

Батарей промолчал, словно признавая за Данилом право принимать решения и отдавать распоряжения. Да так в принципе оно и было — Пашкина смена состояла практически из одной молодежи до шестнадцати лет, в рейды пока еще не ходившей и смотревшей на матерых сталкеров, какими представлялся им Данил, снизу вверх с раскрытыми ртами.

Жизнь, полная невзгод, лишений и ограничений, не давала надолго задерживаться в детском возрасте. Как и в средние века или во времена войны, дети Убежища очень рано становились самостоятельным. А уж тем более это касалось ребят поколения Данила — ведь в том числе и на них пришлись все нагрузки первых лет, становление общественного строя Убежища, тяжелый труд практически наравне со взрослыми, вся полнота осознания ответственности за каждый свой шаг, каждое свое действие. В семь — уже хороший помощник, в двенадцать — полноценный, отвечающий за свои поступки член общества, в пятнадцать — воин, обращающийся с оружием достаточно хорошо для того, чтобы постоять за себя в случае опасности.

К поколению Батарея таких суровых требований не предъявлялось — жизнь потихоньку налаживалась, и теперь молодежь Убежища даже в пятнадцать позволяла себе достаточно беззаботный образ жизни, хотя и считалась уже вполне самостоятельной. Данил этого не понимал. Как же так может быть? В семь лет он уже работал на фермах, учился и упорно тренировался под чутким руководством полковника; в четырнадцать — первый выход на поверхность, пусть пока и под присмотром старших, а затем и первый самостоятельный выход; в шестнадцать — первый убитый враг. И теперь, в двадцать один, когда счет перевалил на третью сотню рейдов и второй десяток убитых врагов, — он чувствовал себя по сравнению с этими пацанами матерым многоопытным бойцом.

Ждать долго не пришлось. Спустя буквально часа полтора дверь, ведущая на лестницу на первый этаж, открылась, и на крыше, в сопровождении троих переговорщиков и Ибрагима, показался полковник в своем ОЗК с отличительными парными полосками, намалеванными красной краской на правой руке и ноге. Остановился у бортика, долго смотрел на бронепоезд. Четверка визитеров стояла сзади, помалкивала. Насмотревшись, полковник резко развернулся на месте — и в воинском приветствии бросил руку к козырьку своей старенькой армейской кепки, надетой поверх противогаза.

— Честь имею. Батарей, проводи гостей…

Пашка тут же сделал знак двум бойцам смены, и гости в сопровождении караула потопали к выходу.

Родионыч остался. Подошел к Данилу, остановился. Тут же к ним бочком подкрался Батарей — а ну как интересного чего скажут. Повисло молчание.

— Какие новости, Сергей Петрович? — не утерпел, наконец, Пашка.

Полковник задумчиво теребил «крокодильчик» на ОЗК.

— После обеда собрание командного состава, — наконец прогудел он из-под противогаза. — Интересные новости нам принесли… Ой, интересные…

— А что такое? — вскинулся Данил.

— На собрании, Данил, все на собрании. Спасибо, что подстраховал. А теперь иди-ка ты домой, время уже к обеду подходит. Отбейся часиков до трех, а потом как штык у меня. Двигай.

Данил поднялся, по причине бесполезности даже не пытаясь больше расспрашивать полковника, и потопал вниз: старшой сказал отбой — значит, отбой. К вечеру, так или иначе, все станет известно. Оставалось только набраться терпения.