1.3.

К исходу второй недели пребывания в должности «начальника рубки» Игорь стал понимать, что «назначением» он обязан лишь неприязни к нему окружающих и тому малому значению, которое уделялось Советом проекту «Цивилизация», после его провала. Его задача заключалась в том, чтобы жить в рубке и прослушивать радиоэфир. Ему даже выдали тетрадь, которую озаглавили: «Проект Цивилизация. Журнал приёма радиосигналов». В данной тетради до сих пор не появилось ни одной записи.

Старый радиомеханик, не смотря на его отстранение от проекта, всё-таки иногда заходил в рубку. В свободное от основной работы время он что-то перестроил в приемнике и он сам плавно сканировал эфир на разных частотах, так что Игорьку не надо было крутить ручки. В течении трех часов приемник «прослушивал» весь доступный диапазон, а потом начинал сначала.

Игорь ходил, получал свой служебный паёк, возвращался в рубку и круглосуточно слышал из приёмника лишь писк и треск, да те странные стуки-скрежет на одной и той же частоте. Сначала он вслушивался внимательно, боясь что-нибудь пропустить, потом более рассеянно. Потом постоянный звук стал его раздражать, не давал заснуть ночью. Потом он привык и уже почти не обращал на звук внимания.

Но сегодня ему стало снова себя очень жалко и от этого он не мог заснуть. Его совсем забыли в этой проклятой рубке. Он представил, что через долгие годы, став стариком, он так и умрёт здесь, и никто не придёт его похоронить. Только потом найдут мумифицированный труп на полу рубки и долго будут гадать, кто же это такой и чего он здесь оказался. Проваливаясь в дрёму, под шипение приёмника ему привиделось, что он вышел на платформу к палатке раздачи служебных пайков. Завидев его, люди стали разбегаться, а когда он подошел к палатке, то на прилавке не увидел привычных грибов и вяленого мяса в бумажных пакетах. На столе лежало зеркало на всю длину и ширину стола. Он подозревал, что увидит в этом зеркале, боялся в него посмотреть, но пересилил себя и нагнулся. Он увидел в зеркале своё отражение: череп, обтянутый полусгнившей кожей с редкими волосами на макушке. Вместо рта и глаз – дыры. Он испугался, выбежал из палатки и встретил на перроне столпившихся людей, которые смотрели на него с ненавистью.

Вдруг он услышал знакомый голос и, повернувшись, увидел свою мать в эсесовской форме. За руку матери держалась шестилетняя смуглая девочка без черепной коробки, с вытаращенными глазами и дикой улыбкой на лице. Они подошли к нему. Мать, глядя поверх его головы, с отвращением шептала: «На кого ты похож. Ты позоришь нацию, выродок. Тебе не место здесь». Он посмотрел на девочку и увидел, что там, где должен быть мозг, кишат черви. Девочка стала приближаться к нему со словами: «Чурка, поцелуй меня, чурка, поцелуй меня». Она пыталась обнять его. Игорь в испуге отходил назад. Вдруг он провалился в открытый люк и стал падать в бездну. А сверху доносился шепот матери на немецком языке, из которого он понял одну фразу: «Партизанэн-штрассе»

Момент соприкосновения с дном бездны во сне всегда совпадает с пробуждением. Игорь проснулся в холодном поту, быстро сел на тюфяке, ударившись головой в стол. Потирая лоб, он понял, что это обычный кошмар.

– …мы ждём вас…

Игорь мог поклясться, что это был уже не сон. Это только что доносилось из шипевшего динамика. Но приемник, благодаря настройкам радиомеханика, уже сменил частоту. Игорь подскочил и быстро дёрнул ручку приёмника на то место, где она была в момент, когда из приёмника прозвучало что-то членораздельное. Второй рукой отключая автоматический режим поиска. «…ждём…ш-ш-ш». И всё. Обычный шум.

Сон сняло, как рукой. Игорь несколько часов вслушивался в радиосигнал на этой же частоте. Он не пошёл за дневным пайком, боясь пропустить что-то важное. К вечеру этого же дня шипение стало менять тембр и сквозь него, как будто сквозь стену дождя, начал пробиваться женский голос: «Внимание… ш-ш-ш… вещает убежище метро… ш-ш-ш.. ..просим помощь… ш-ш-ш… другие атакуют с края… ш-ш-ш… гибнут дети…». Потом этот же голос заговорил на незнакомых языках, видимо повторяя тот же текст. Здесь Игорь и услышал непонятную фразу «Партизанен-штрассе», которая ворвалась в его сон под видом шепота матери.

1.4.

В зале для совещаний собрался расширенный Совет Полиса. Кроме высших военных и высших учёных Полиса, сюда были приглашены люди, которым при других обстоятельствах никогда б не позволили и постоять рядом. Дехтер – командир спецназа Полиса. Угрюмый и молчаливый товарищ с Лубянки – всё тот же представитель Красной Линии, который надзирал за проектом на стадии его реализации. Совет Полиса решил не идти на конфликт и выполнить условия договора о полном участии Красной Линии в проекте Цивилизация. Скромно перетаптывались в углу, не приглашенные присесть, старый радиомеханик и его юный ученик – Игорь Кудрявцев. Кроме того, здесь было несколько незнакомых Игорю мужчин разных возрастов.

Обсуждение длилось долго. Сначала представитель учёных Полиса зачитал краткое сообщение об обстоятельствах открытия источника радиосигнала, в котором, к негодованию Игоря, о его роли в этом упомянуто ничего не было. В докладе было сообщено, что неизвестная радиографистка периодически, а именно два раза в сутки, посылает миру сообщение на определённой частоте на трёх языках: русском, немецком и английском. Не смотря на плохую слышимость сигнала, и благодаря тому, что сообщение трижды повторяется на разных языках, удалось восстановить большую часть сообщения. Так, уже известно, что радиосообщение, согласно его тексту, посылается из города Минска – бывшей столицы одного из славянских государств, граничащего с Россией. Инициатор сообщает о том, что часть населения города укрылось в минском метро, и в настоящее время испытывает какие-то затруднения, грозящие гибелью всему поселению. Они просят о немедленной помощи.

Далее докладчик, к неожиданности большинства присутствующих, сообщил, что в настоящее время Полис имеет возможность доставить группу в количестве двадцати человек практически в любую точку земного шара. Технический аспект данной возможности до определённого времени, по понятным причинам, разглашению не подлежит. В связи с этим присутствующим просто надлежит принять во внимание наличие данного обстоятельства и приступить к обсуждению целесообразности экспедиции в город Минск.

Не смотря на множество прямых и косвенных вопросов относительно характера данной возможности, докладчик безапелляционно их отклонял. Поэтому присутствующие приняли условия, названные докладчиком и принялись обсуждать саму экспедицию.

К настоящему времени вылазки на поверхность даже в пределах Москвы являлись чрезвычайно рискованным и технически сложным мероприятием. Обострялось это острой нехваткой боеприпасов, всё более ощущавшейся в последнее время. На фоне этого, экспедиция в другой город и тем более другую страну, представлялась не только чрезвычайным расточительством людских ресурсов и боеприпасов, но и подлинным безумием. Поэтому в начале разговора мысль о реальности подобной вылазки, казалось, была полностью отброшена. Когда все вроде бы согласились с этим, поднялся Александр Рахманов, представитель Гражданского руководства Полиса. Он говорил негромко, но твёрдо:

– У нас мало боеприпасов. Нам не хватает продовольствия. В метро царят эпидемии. Нас отовсюду теснят мутанты. На дальних станциях у нас творится беспредел и хаос. Мы не можем выбраться из череды междоусобных войн. Душами метрожителей завладевает отчаяние. Нам едва удается сдерживать падение наших станций в пучину дикости и анархии. Людьми движет лишь инстинкт самосохранения, разрушающий интеллект, и людей трудно в этом винить.

И именно поэтому мы должны любыми судьбами осуществить экспедицию. Не зависимо от того, будет ли она успешной. Силами одного Полиса мы это сделать не сможем, а значит будем вынуждены частично рассекретить Проект. О наличии живого поселения вне Москвы узнают во всем метро. Я уверен, что эта весть обрадует большинство здравомыслящих людей, как помнящих Старый Свет, так и рожденных в Метро. Люди узнают, что они не одиноки в этом мире. Это будем лучиком надежды. Надежды в то, что все в конце-концов наладится, мы выберемся на поверхность и отстроим новый мир. Решение проблемы по осуществлению экспедиции, требующей ресурсов многих станций, заставит нас сотрудничать, а значит это будет первым шагом к сплочению. Кроме того, все последнее время мы жили каждый сам за себя; каждая станция или, в лучшем случае, такой конгломерат станций как Полис или Ганза, решал только свои насущные проблемы. А сейчас у нас просят помощи. Мы сделаем великий бескорыстный шаг. Метрожители, которые уже не верят ни в Бога, ни в Справедливость, станут перед нелегким выбором: прозябать в своей скорлупе или протянуть руку помощи своему неведомому и далёкому другу… И я знаю, какой будет выбор.

После речи Рахманова в помещении воцарилась гробовая тишина, которую первым нарушил чекист с Красной Линии:

– Я доложу ситуацию товарищу Москвину и буду ходатайствовать об участии в экспедиции.

После этого все, кто ещё десять минут назад во всё горло кричал о безнадежности и ненужности экспедиции, как ни в чем не бывало, стали обсуждать её детали.

Рахманов был прав. Сообщения о намечаемой миссии в Минск были направлены на все цивилизованные станции. Это перевернуло сознание людей. При доминировании только плохих новостей на протяжении десятилетий жизни в метро, утопическая затея посещения Минского метро, вызвала невиданную эйфорию. Монархи, правительства, политбюро и прочие руководящие структуры на разных станциях может быть и хотели бы проигнорировать призыв Полиса на оказание помощи в экспедиции. Но небывалый энтузиазм населения, просто не позволял им отреагировать таким образом. Ганза, Красная Линия, Арбатская, ВДНХ, Ясеневцы и многие другие, даже бандитские, станции – все высказали согласие поддержать экспедицию бойцами и вооружением. Однако заранее было решено, что костяк экспедиции будет составлять спецназ Полиса и Ганзы, во избежание конфликтов и разногласий, которые могли бы просто погубить и без того опасное предприятие. Остальные станции предоставляли только высокачественное вооружение и боеприпасы, приборы ночного видения, амуницию, калорийную долгохранящуюся провизию. От наиболее крупных государств были выставлены бойцы.

Костяк группы составляли спецназовцы Полиса и Ганзы.

От гражданской дипломатии Полиса, да и всего Московского Метро был представлен Рахманов Александр.

Включен в группу угрюмый товарищ с Лубянки, который отказался называть свои фамилию и даже имя, и поэтому был окрещен «Комиссаром».

Бауманская предоставила сверхсовременный прибор ночного видения и какого-то доходяжного раскосого мужичка с большой головой и уродливым перекошенным лицом. Сначала его хотели назвать «Клоуном», но Совет Полиса, после тестирования охарактеризовал бауманца, как «индивидуума с уникальными ментальными способностями» и настоял на включение его в состав группы. Значение этих слов малограмотные спецназовцы не совсем понимали и назвали вновь прибывшего по-свойски «Менталом».

Военно-ученый Совет Полиса определил задачи экспедиции: 1. Найти источник и инициатора радиосигнала. 2. Наладить постоянный радиоконтакт с Минским метро. 3. Оказать помощь минчанам. 4. По-возможности вернуться в максимальном составе. Каждый член группы был строго-настрого предупрежден о необходимости принятия исчерпывающих мер для выполнения заданий, причем к выполнению следующего разрешалось приступать только после выполнения предыдущего.

Для осуществления технической стороны миссии в части налаживания радиоконтакта необходим был специалист-радиомеханик. И радиомеханик Полиса и его коллега с Красной Линии для этого были слишком стары, да и слишком ценны для обоих государств. Поэтому Игорю Кудрявцеву было предложено принять участие в экспедиции.

Игорек сначала был обескуражен поступившим предложением. Он не на шутку испугался и почти нутром почувствовал, что если его заставят участвовать в экспедиции, обратно он уже не вернется. Он был физически слаб, не умел обращаться с оружием, придушен реальными и надуманными комплексами о своей никчемности. Он вернулся в рубку, в которой по-прежнему стоял радиоприемник, уже отключенный, с грустью посмотрел на это страшное сооружение и на матрас на полу. И тут он понял, что в Московском метро он никому не нужен. Он был здесь изгоем и изгоем останется. Если он умрет, этого никто не заметит. Он вспомнил свои детские потуги к самоубийству и решил, что, самым худшим в экспедиции может быть смерть. А её он, как бы и не боится. И на следующий день он дал согласие. Без особой радости какой-то чиновник сказал, что у него час на сборы и он должен идти с основной группой на подготовительные сборы на Смоленскую.

Час на сборы это было слишком много для Игорька. Собирать ему было нечего, прощаться не с кем. Он подошел к своему учителю, который, как всегда, сидел в мастерской и рассматривал близорукими глазами старый аккумулятор, надеясь каким-то образом переложить свинцовые платины, чтобы он снова заработал. Игорек в двух словах рассказал ему о том, куда идет. Как не странно, радиомастер выполз из своей нирваны дум о прошлом. Он не стал охать, не стал отговаривать или произносить пафосные речи. Но все-таки этот дядька как-то необычно засуетился. Схватил какой-то потрёпанный портфельчик, стал собирать туда инструмент. Игорек заметил, что руки старика трясутся. Он не жалея ссыпал в портфель отвертки, припой, коробку с редкими деталями. Когда он засунул в портфель старый, но единственный рабочий тестер, Игорек не выдержал:

– Степаныч, а как же ты, без тестера?

Степаныч нервно усмехнулся:

– А я языком проверять буду…

Затем он сбросил с полки несколько томиков по радиоделу и достал самый, на его взгляд, понятный, и тоже его засунул в битком набитый портфель. Потом задумался и сказал:

– Жаль, что я старый такой. Я б с тобой пошел.

Игорь взял из рук радиомеханика портфель. Тот смотрел не то ему в глаза, не то мимо него. Может, он вспоминал своего сына, а может просто думал, не забыл ли чего вложить. Игорьку безумно захотелось обнять этого человека, но он постеснялся, повернулся и пошел. Он чувствовал, что радиомеханик еще долго смотрел ему вслед….