7.8.
Они бесконечно шли коридорами, ходами, туннелями. В какой-то момент впереди послышалась суета: крики, щелчки арбалетов. У Радиста возникла надежда, что на них сейчас нападут змеи или другие твари, ему откусят голову и он погрузится в сладкое небытие, которое спасёт его от чудовищной реальности. Но надежда не оправдалась – это был набег диких диггеров, которые явно не рассчитывали на своей территории встретить столь большой отряд чужаков. Когда тележка Радиста докатила до того места, где была стычка, они увидел несколько трупов голых диггеров и одного ленточника. Каждый из проходивших диггеров с жалостью всматривался на носителя, в теле которого покоился умирающий хозяин. Некоторые женщины и дети при этом всхлипывали.
Наконец они пришли на станцию Площадь Победы – первую станцию ленточников. Прежде увиденные Радистом станции не восхищали его своим убранством. Но станции ленточников – это была одна большая мусорка. Ленточники не заботились об аккуратности и чистоте: это ведь никак не влияло на расширение популяции хозяев и только отвлекало от созерцания «чистой любви». Кругом валялись кучи мусора: грязь, ношенное тряпьё, картофельные лупины. Квартиры, оставшиеся ещё от прежних хозяев, вернее от этих же – но в другом обличии, со времен осчастливливания не ремонтировались и не убирались. Радисту показалось, что оправляются местные тоже не выходя со станции. Во всяком случае на это указывал характерный запах. Вся станция была похожа на одну смердящую трущобу, по которой вяло слонялись грязные ленточники в каких-то обносках, тоже давно не обновлявшихся. Многие дети, подростки и молодые люди, которые родились после осчастливливания, ходили голыми или в кусках тряпок и кожи, едва прикрывавших их тело. «Согреваемым любовью» не обращали внимания на холод и им были неведомы такие эмоции, как стыд и стеснение. Зато лица у них были расслаблены и изображали пребывание в неестественном покое и погружении в себя. Многие сами себе улыбались.
Увидев подходящую процессию, ленточники всех возрастов оживились, они подбегали к гостям и видя несчастных, с надеждой спрашивали: «Мы будем видеть сегодня осчастливливание?!», «А когда же я пересажу своего нового хозяина, ведь мне же обещали?», «Почему нам не разрешают идти в поход во владения несчастных и самим искать носителей для пересадки хозяев?»
Выступил вперёд Миша и с абсолютно неуместным на этой свалке пафосом громогласно объявил:
– О, благородные! Ваши прекрасные хозяева в скором времени найдут себе новых носителей! Скоро мы двинемся с вами на запад, расширять территорию наших гнёзд. Каждый из вас найдёт себе новых носителей и будет иметь счастье наблюдать размножение своих хозяев! Но будьте терпеливы, во имя хозяев! Этих взятых в плен несчастных мы должны доставить к Первому Прародителю, так как они очень ценны для наших гнезд. Там мы их осчастливим и двинемся завоёвывать Муос, а затем и всю планету. А сегодня мы только переночуем в вашем гнезде, чтобы идти дальше.
Ленточники этой станции закивали головами. Радиста, Рахманова и других пленников отвели в клеть, в конце станции. Радист отказался есть и пить, наивно рассчитывая умереть от голода или жажды. Ему дали оправиться, после чего насильно уложили на пол в клети и приковали руки и ноги к вмонтированным в бетонный пол кольцам. Он явно не первый прикованный к этим кольцам. Сколько людей лежало здесь также как он и ожидали операции по пересадке червя.
Радист закрыл глаза, хотелось забыться во сне. Но что-то ему не давало спать. Он открыл глаза и повернул голову. Вокруг клетки собралась толпа ленточников. Они смотрели на него жадными глазами. Некоторые тянули, а потом снова одергивали руку. Радист испугался, уж не съесть ли его хотят. Трёхлетний совершенно голый мальчик-ленточник нарушил это молчание и спросил:
– Мама, а пацему незя этаму дяде сыноцька маево хазяина пелесадить?
Радист подумал: «Лучше бы вы меня съели!».
Услышав то, что сказал малыш, охранник стал разгонять толпу:
– А ну разойдитесь, во имя хозяев, мать вашу… Чё столпились тут… Не для вас их привели, не понятно что ли носитель Третьего прародителя Вам объяснял?.. А ну вон отсюда..
Он, матерясь, стал их нещадно бить своим арбалетом. Толпа неохотно разошлась, оглядываясь на клетку. Это происшествие отнюдь не улучшило настроение Радиста. Он долго не мог заснуть.
Неожиданно клетка открылась. В клетку вошла Катя – та девочка-вдова с Тракторного. Она была совершенно голой. Что она тут делает? Катя нагнулась и посмотрела в лицо Радисту:
– Узнал меня, Игорь?
Речь Кати была смазана, на лице – умиленная улыбка.
– Ты – ленточница? Когда они тебя успели?
– А я, мой сладенький, после того, как ты отказался от меня, так и решила, что среди дебилов-партизан мне делать нечего. Сама пошла ленточников искать и деток с собой своих взяла. Теперь мы согреты любовью хозяев наших.
Катя села Радисту на бёдра и стала расстегивать ему брюки.
– Катя, не надо, прошу тебя…
– Ну как не надо? Надо. Сегодня ты будешь моим. Скоро Светку, сучку твою, приведут. Ты ж к ней сбежишь. Пока её нет, я должна получить своё.
Радист стал дёргаться, вырываться, но он намертво был прикован к полу. А Катя стянула с его брюки настолько, насколько позволяли оковы на ногах.
– Да ты, дурачек, расслабься, это же не больно.
Катя посмотрела на Радиста. Радист увидел её лицо – это не Катя, это была та смуглянка с его родной Пушкинской. Рядом с ней стояла мать Радиста в эсесовской форме. С блаженной улыбкой на лице она ласково сказала:
– Не бойся, Игорек, это совсем не больно. Скоро ты будешь осчастливлен.
Смуглянка расстегнула Игорю его куртку, стала подымать футболку и нагнулась, чтобы поцеловать живот. Тогда Игорь увидел голову смуглянки. О нет!. Черепной коробки не было, а вместо мозга там кишели черви-хозяева. Игорь закричал «Нет!».
Смуглянка подняла голову и стала приближать своё лицо к лицу Игоря, открывая рот. Оттуда стали выпадать черви, они падали ему на лицо, мерзко ползли по его щекам. Он крутил головой, чтобы сбросить червей с себя. Смуглянка схватила руками его голову, сильно удерживая, взяла в руку одного червя и стала запихивать ему в рот. Игорь быстро дёрнул головой и громко закричал: «Не-е-ет!». От своего крика он проснулся.
Он не понял, что произошло. Казалось один сон, переходил в другой, не менее страшный. В клетке толпились ленточники. Один из них держал ему голову и закрывал рот, испуганно озираясь. У второго в руке была тряпка – видимо кляп, который тот неудачно пытался всунуть в рот Радисту. Крик Радиста явно не входил в планы ленточников. Один из них, суетливо подымаясь, приставил к губам свой палец и шепнул:
– Не кричи! Всё уходим…
Они быстро стали отходить к выходу из клетки, оставив Радиста и других пленников в покое. Не поняв всего до конца, Игорь сделал вывод, что его крик в данном случае не на руку ленточникам, и стал ещё громче орать:
– Помогите! Спасите!!! А-а-а!!!
Зажглись дополнительные лампы. Ленточники на станции попросыпались. Некоторые бросились к клетке и увидели выбегавших из неё охранников.
– Ах вы, гады… Здесь нарушители… Нарушители… Сюда-сюда..
Охранников похватали. Их тут же, перепуганных разоружили и потащили в другую клетку. Взволнованный Миша сам, распихивая других, забежал в клетку и стал осматривать пленников. Сначала он бросился к Радисту, бесцеремонно схватил его за волосы и повращал головой, рассматривая с разных сторон шею:
– Этого не успели…
Он перешел к Рахманову, у которого торчал кляп во рту.
– Этого тоже не успели…
Потом к Лекарю:
– Сволочи… Подонки годовалые…
Он засунул свои пальцы в кровоточащую рану Лекаря, пытаясь словить червя пока он не присосался к спинному мозгу. Но он не успел:
– Поздно… Этому сделали пересадку…. Сволочи… Сволочи… Сволочи… Достаньте их из камеры – немедленно казнить…
Не смотря на досадность своего положения, Радист повернулся. Он решил понять, что же произошло, и рассмотреть, что будет происходить дальше. Миша, видимо чтобы успокоиться, стоя рядом с Радистом, стал нервно ему разъяснять:
– Видишь ли, Игорь. Тебе придется сталкиваться и с таким, у нас в Муосе и у себя в Москве. Мы все любим наших хозяев. Я тоже получаю радость, вернее даже неописуемый экстаз, когда мой хозяин размножается и его детеныш получает нового носителя. И я, со своим положением, вернее с положением, которое занимает мой Третий Прародитель, мог бы неограниченно размножаться. Но интересы популяции хозяев важнее интересов отдельного хозяина. А некоторые носители не хотят этого понимать, они преследуют свои, эгоистичные интересы. Ваши тела предназначены другим, более высоким хозяев, а они захотели преступным путем всунуть в вас своих. Это при всем при том, что охранников мы отбираем среди самых лучших и преданных носителей. Какое осквернение… Хорошо, что ты закричал. А то бы эти недоноски лишили бы тебя чести быть носителем Третьего Прародителя.
Радист на секунду задумался о сложностях отношений между ленточниками, ничего не понял, и снова съязвил:
– Я правильно тебя понял: ты приказал казнить этих охранников? Но ведь их хозяева тоже погибнут. Ты ведь убьешь своих хозяев… Как ты так можешь…
– Я не убью их хозяев, они сами их убьют. Мы, конечно, потом будем оплакивать гибель этих невинных хозяев, загубленных из-за сумасбродства их носителей.
Пока они разговаривали, на кострище в центре платформы разожгли большой костер. Перед этим четверых охранников – участников самовольного осчастиливливания, привязали друг к другу. Их подвесили вниз головой к цепи, крепившейся на крутящийся блок, прикрепленный к самому потолку. Палачи натянули цепь, подняв казнимых на полутораметровую высоту, после чего развели под ними костер и цепь дали в руки подвешенным. Если они отпустят цепь, то уткнутся головой в костер. Цепь могли держать только двое. Они изо всех сил старались, кричали, плакали, просили прощение у Миши и у своих хозяев. В это же время солдаты сгоняли население станции, чтобы все видели казнь. Миша, по прежнему стоя в клетке рядом с Радистом, назидательно вопил:
– Смотрите, как они подвели своих хозяев. Они их загубили. Сейчас эти несчастные, да-да – несчастные, ибо благородство они свое утеряли, убьют своих бедных хозяев, всунув свои мерзкие головы в костер. Помните: каждый, кто совершит самовольное размножение – убивает своего хозяина!
Люди, особенно дети, плакали. Они оплакивали не людей, а червяков в их шеях. Руки у казнимых тряслись. Языки пламени уже лизали их головы. В какой-то момент они не выдержали и цепь вырвалась из рук. Они повисли, уткнувшись головами в костер. Истошный вопль и запах палёного мяса. Радист не смог этого смотреть, он отвернулся.
Через полчаса, когда обугленные трупы уже утаскивали в туннель, внезапно зашевелился Лекарь. Он открыл глаза, покрутил головой, посмотрел на лежащих рядом Радиста и Рахманова и тихо произнёс:
– Ребята, я уже чувствую эту тварь и, кажется, начинаю по-другому к ней относиться. Она мне уже кажется не такой страшной.
Он закрыл глаза и полежал минуту. Радист подумал, что плохие события сегодняшней ночи для него ещё не закончились. Через десять минут Лекарь открыл глаза. Лицо его изменилось. Он закричал:
– Во имя хозяев! Выведите меня отсюда, заберите меня от этих несчастных!
Уже вновь назначенные охранники засуетились:
– Что, уже наш? Что-то рано.
– Всякое бывает, ты что хозяина в нём не чувствуешь?
– Ну чувствую, только не очень сильно. Ну так что с ним делать? С несчастными и вправду не хорошо благородного держать.
– Давай его отцепим и в другую клетку переведем. А Миша появится – его и спросим.
Они расцепили Лекарю кандалы. Он поднялся, растирая онемевшие руки и ноги. Охранник торопил:
– Давай-давай, пошли!
Лекарь медлил. Внезапно он ударил локтем в солнечное сплетение охранника, стоявшего ближе. Спустя мгновение – удар ногой в пах охраннику, который был у входа в клетку. Оба согнулись. К клетке бросились двое других охранников, чтобы её закрыть, но Лекарь уже выбегал и с силой ударил плечом дверь, которая резко распахнулась и ударила по голове одного из подбегавших. Спустя секунду он уже карабкался на саму клетку и залез на её самый верх. В руке у него была стрела, которую он выхватил из колчана одного из охранников. Он стоял на прутьях и смотрел вниз, на Рахманова и Радиста. Охранники навели на него свои арбалеты, но стрелять они не могли: Лекарь уже был ленточником и ничего такого, чтобы угрожало всей популяции, он не делал. Рахманов спросил:
– Что ты задумал?
– Я задумал сделать свою последнюю операцию в жизни. Я много раз оперировал, но это будет самая уникальная операция, какой не делал никто и никогда! Лекарь умирает счастливым.. Ха-ха-ха.. Эту операцию опишут в учебникам по медицине.. ха-ха..
Потом он уже серьезно и устало сказал, обращаясь к своим друзьям:
– Ещё немного и я этого сделать не смогу, вернее не захочу..
Говоря это, Лекарь сел на колени и согнулся, уткнувшись лбом в прутья решетки. Стрелу, взятую в две руки, он занес над своей шеей, и стал медленно вводить её в надрез, сделанныё ленточниками при его «осчастливливании», а затем в канал, по которому полз червь, приближаясь к его мозгу. Ленточники-охранники, поняли, что задумал Лекарь, и теперь пытались влезть на клетку. Но сноровка у них была не та, что у Лекаря.
Терпеть боль тяжело, но в десять раз тяжелее терпеть боль, которую сознательно себе причиняешь сам. Зубы сведённой челюсти Лекаря скрипели, мышцы лица дрожали, на лбу выступил пот, по шее стекала кровь и капала на одежду Радиста, лежащего как раз под Лекарем. Дойдя до той точки, которую Лекарь считал местом расположения червя, он с усилием несколько раз провернул стрелу. Потом он прошептал: «Кажется всё» и упал на бок. Стрела по-прежнему торчала в его шее, убив червя и вместе с ним – Лекаря.
В это время подоспел Миша. Он тут же устроил новую казнь – уже новым охранникам, которые пробыли таковыми всего несколько часов. Радисту свои действия он прокомментировал так:
– Помни, Игорь! Хозяева – совершенны, носители – дерьмо. Но тебе в Москве надо научиться переступать через себя, через свою любовь к хозяевам, для пользы всей популяции. Тяжка моя печаль, но крепка решительность, и я не отступлю и готов перебить всех этих придурков, лишь бы осуществить свои планы. Не подвергая страданиям некоторых хозяев, мы не сможем победить.
Миша о себе и Радисте говорил «мы», как будто бы Радист уже имел в себе хозяина или соглашался с идеями Миши.
