6.2.

Был самый пик ядерной зимы. Вьюги и сильный ветер в течении месяца не давали забрать очередное подкрепление с базы в Литве. Не смотря на предупреждение летчиков, Славински потребовал у них осуществить вылет, но через час после взлета лётчики с трудом посадили машины обратно в Минске, возле импровизированной авиабазы у выхода со станции Фрунзенской, отказавшись лететь в таких погодных условиях. Один «Апач» и один «десантник» не вернулись после этой попытки исполнить приказ Славински. Славински был вынужден ждать улучшения погодных условий.

Тем временем Виталий Шевчук избрал привычную для белорусов партизанскую тактику войны. Не смотря на то, что среди жителей захваченных станций оказались предатели, никто из них в полной мере не владел расположением коммуникаций Муоса. В Центре же находилась довольно подробная карта этих коммуникаций. Шевчук посылал по коллекторам, подземных ходам, канализациям небольшие разведывательно-боевые отряды, которые осуществляли внезапные нападения на дозоры и небольшие отряды американцев.

В течении первых нескольких дней с момента избрания новой тактики, американцы потеряли в небольших стычках больше людей, чем за время всей «освободительной» компании. В плен взяли несколько американцев, которые под пытками сообщили о происхождении «освободителей», а также об их численности, вооружении и целях. Славински, в свою очередь, под страхом изгнания на поверхность запретил своим солдатам передвигаться или квартироваться группами менее, чем по десять человек.

Наконец, наступило долгожданное для американцев улучшение погоды. Однако очередной рейс на базу не привёз подкрепление. Растерянные лётчики сообщили, что прилетев на базу они увидели разваленную будку входа в бункер, сорванный люк бункера. В самом бункере они не нашли ни одного живого солдата, только разбросанную униформу, вымазанную вонючей слизью. Кто убил весь гарнизон – осталось загадкой.

Славински немедленно вызвал к себе Заенчковского. Советник занимался созданием местной полиции, которой дал название так любимой им партии – Белорусский Народный фронт. БНФ набиралось из жителей Муоса, присягавших на верность Американскому правительству. Идейных бэнээфовцев было немного, в основном шли в полицию из-за повышенного пайка. Славински от Заенчковского потребовал немедленно увеличить численность БНФ и создать штурмовые отряды для участия в боевых операциях по взятию Центра. На Ближнем Востоке («Площадь Победы» и «Академия Наук») начались возмущения новыми порядками и по требованию Славински, их подавлением занималось БНФ. Начались массовые расстрелы и изгнание на поверхность. Для того, чтобы попасть в элитные штурмовые отряды БНФ, кандидат должен был расстрелять хотя бы одного непокорного. Были и такие, кто соглашался.

Славински предпринял несколько попыток взять станцию «Площадь Независимости», но каждый раз, с большими потерями должен был отступать. Он набирал новых рекрутов в штурмовые отряды, всё увеличивая их численность. Регулярные рейсы на литовскую базу обеспечивали отряды оружием, но центровики не давали продвинуться в туннеле не на один метр.

Увеличившаяся численность армии, требовала повышенных ресурсов. Славински установил своим декретом обязательный 16-часовой рабочий день. Для обеспечения повиновения, он ввёл феодальную, вернее даже рабовладельческую систему управления. Каждому морпеху и бэнээфовцу в собственность было отдано по 20-30 человек местных и поставлена норма в получении товаров и продовольствия. В свободное от службы время они обеспечивали выполнение «плана». Выполнив план и сдав требуемый продукт, они имели право делать со своими рабами всё, что угодно. Подконтрольную часть метро Славински разделил на штаты – каждая станция являлась отдельным штатом во главе с губернатором. Себя Славински провозгласил Президентом. То, что президент – должность избирательная, Славинского не смущало.

И без того нелегкие условия жизни в Муосе, в американской части стали невыносимыми. Одуревшие от власти феодалы стали издеваться, насиловать, мучать и убивать своих рабов. Они спровоцировали выход наружу ещё одного глубоко спрятанного в душе, но неотъемлемого проявления белорусского менталитета: однажды «памяркоунасць» белорусов истощается и «тады яны бяруць зброю» . Причём это делают всем народом, от мала до велика. И бьются до смерти. И тогда земля горит под ногами врагов.

На Партизанской началось стихийное восстание, которое возглавил Дед Талаш. В считанные дни восстание охватило Юг. Практически всё население восставших станций, вооружившись отнятым у американцев стрелковым оружием, арбалетами, копьями, арматурой, с лютой ненавистью уничтожали вчерашних хозяев. Беспрецендентный поход Деда Талаша по поверхности и уничтожение всех вертолётов, захват Фрунзенской, уничтожение склада боеприпасов, впервые повергли Славински в панику. Он уже считал, что война им проиграна. Но сдаваться не собирался.

В одном из последних рейсов, по требованию Славински, с базы в Литве был привезен ядерный заряд. Стакилотонная дура была предназначена для самоуничтожения базы при непредвиденных обстоятельствах. Сначала Славински толком не мог объяснить себе, зачем ему нужна эта бомба. Но теперь он восхитился своей мудростью. По его поручению бомба на велодрезине была отвезена на Окктябрьскую незадолго до отступления американцев с этой станции и заложена в тайнике. Все «минёры» по его требованию были расстреляны – лишние свидетели ему были не нужны. Славински ласково поглаживал чемоданчик – радиоуправляемый привод бомбы. Если партизаны и центровики дойдут до его кабинета, он, не задумываясь, приведёт заряд в готовность и нажмёт красную кнопку. И этому грёбанному метро будут кранты!

Октябрьскую взяли центровики, партизаны – Купаловскую. Но они не объединились в полной мере. Партизаны отказались признавать юрисдикцию Центра, объявив весь Юг независимой Конфедерацией. Между Учёным Советом и Советом Командиров произошёл конфликт. Они так и не объединились для того, чтобы сделать решающий удар по Америке. Долгие месяцы ожесточенные бои между тремя сторонами происходили в районе Купаловской и Октябрьской. Большой Проход и сама Купаловская переходили из рук в руки.

Наконец, уставшие от войны стороны, подписали Конвенцию, переименовав Купаловскую в Нейтральную и объявив её буферной зоной. Восстановился зыбкий мир.

Рэй не считал себя побеждённым. Он часто посмеивался, вспоминая, какой чудный заряд лежит на Октябрьской. В любой момент он может стать победителем! Ну и что, если он тоже погибнет! Он сделает этих тупых белорусов, покажет им, что такое настоящий американский парень!

В мирной жизни Рэй тоже нашёл себя. Он установил жесткий рабовладельческий строй. У него было много наложниц. Любая женщина, девушка или даже девочка в Америке принадлежали ему. Двух или трёх, которые не проявили в течении ночи достаточно страсти и любви к своему Президенту, он попросту отправил наверх. Ему докладывали потом, что девушки просились назад, заверяли, что исправят свою ошибку, что они любят своего Президента. Но было поздно – Президент Рэй Славински не менял своих решений.

Он был всегда уверен в своей правоте. Ничто не могло поколебать его самолюбия. Если бы не одно обстоятельство.

В расширении подземного коллектора, в который некогда была спущена река Немига, недалеко от одноимённой станции метро, был расположен Свято-Ефросиньевский монастырь. Его основал сразу после Последней Мировой отец Тихон – священник из одного из минских православных храмов. Сразу после войны и в последующем многие в Муосе искали спасения в Боге. Люди шли в монастырь, причём уже не было разделения на православных и католиков.

Монастырь был разделён на две части: мужскую и женскую, в военной палатке была обустроена церковь. При монастыре была небольшая церковная школа, больница и гостиница для поломников. Монастырь обеспечивал себя сам – имел небольшую ферму. Послушники и послушницы должны были по-очереди подыматься наверх и возделывать картофель. Со временем монастырь вырос в поселение с численностью до двухсот человек. Из-за пусть не частых, но обязательных, походов наверх, монахи и монахини редко доживали до сорока лет. Отец Тихон, не смотря на возражения паствы, тоже подымался наверх и выполнял в соответствии со своей очередью работы по возделыванию картофеля. Но ему уже было за восемьдесят, а выглядел он вполне здоровым. С отцом Тихоном были связаны и другие чудеса: он исцелял больных (даже от лейкимии), во время сорокадневных постов вообще не ел и не пил и оставался жизнеспособным, по его молитвам урожай картофеля на монастырском поле был, как нигде, велик. Но главным чудом было сам факт существования монастыря. Ни один человек с оружием не мог войти в коллектор Немиги и подойти к монастырю. Монастырь обходили стороной диггеры, змеи, а потом и ленточники. Не один агрессор никогда не пытался подойти к монастырю. Даже рабовладельцы-бэнээфовцы, руки которых были по локти в крови, боялись и думать плохо про этот монастырь. Необъяснимым образом эта боязнь передалась и морпехам. И опять же, чудом, Президент Славински долгое время не обращал внимание на обитель.

Но вот однажды, когда ему доложили, что один из бэнээфовцев, якобы, впал в религию, распустил всех своих рабов, раздал всё своё имущество и ушёл в монастырь, Славински вскипел:

– Достать его оттуда и казнить! И монастырь этот ко всем черям взорвать!

Когда на следующий день он вызвал своего адъютанта и спросил, где беглый бэнээфовец, тот ответил, что отряд, посланный за ним, вернулся ни с чем. Весь отряд был обезоружен и приведён к нему. Бэнээфовцы в ответ на его расспросы, презрительные высказывания и даже на его удары, стояли молча, понурив головы, ни в чем не оправдываясь и ничего не объясняя. Они в этот же день были отправлены в верхние помещения, их рабы и жены были распределены между другими рабовладельцами.

Славински послал семерых морпехов, но по дороге в монастырь на них напал змей и вернулись только трое. Тогда Президент лично, взяв с собой самых надежных американцев, вышел в направлении коллектора Немиги. Однако они … заблудились, вернулись только через три дня так и не найдя монастырь, а один морпех, упав с лестницы, сломал себе позвоночник.

Славински, под угрозой расстрела потребовал местных проводников отвести его в монастырь. Но, как только он вышел из лагеря, пришло сообщение об очередном совместном наступлении центровиков и партизан и поэтому он был вынужден вернуться и принять участие в обороне. Это был очень тяжёлый бой для американцев, в котором Рэя тяжело ранили – первый раз в его жизни. Проклиная всё на свете, Славински зарёкся не трогать больше монастырь, но запретил под страхом смерти всем жителям Америки любое паломничество туда. Про монастырь он забыл, но только на время.

Однажды Рэю доложили о поимке монахини со Свято-Ефросьньевского монастыря. Вспомнив старую обиду, Президент потребовал привести её лично к нему. Он предвкушал, как он надругается над монахиней, как ее будет мучать и заставлять проклясть этот самый монастырь.

Монахиню привели к нему в спальню. Рэю не понравилось, как себя вели конвоиры – они словно чувствовали себя виноватыми перед монашкой. Они даже не связали её, а когда привели, быстро, виновато оглядывась, ушли.

Голова монахини была скрыта под капюшоном её плаща. Рэй подошёл и грубо откинул капюшон. На него смотрела девушка, почти девочка. С вьющимися чёрными волосами и белым-белым, абсолютно чистым, лицом. Огромные голубые глаза смотрели на него с … кроткой жалостью. Девушка совсем его не боялась. Она не боялась его – президента Америки! Это разозлило Рэя. Он понял, что надругаться над этим малолетним Ангелом он не сможет. Но он заставит её плакать, бояться и просить пощады.

Он ударил девушку по лицу. Та отлетела и ударилась головой о стол. Спокойно поднялась. Большое красное пятно стало наливаться на щеке монахини. Рэй спросил:

– Ну что, ненавидишь? Боишься?

– Нет, что вы, господин…

Голубые глаза смотрели на него всё с той же жалостью… Да как она смеет! Рэй ударил её со всей силы ногой в живот. Девушка опять упала и с громким стуком ударилась головой о пол. Она с трудом села на колени и стала что-то шептать… Рэй, думая, что услышит мольбу о пощаде, подошел и прислушался.

– Спаси, Господи, и помилуй раба твоего Рэя… Не вмени ему сеё во грех, ибо не ведает, что творит… Наставь его на путь истинный, милости Твоея ради..

Рэй впал в бешенство. Он схватил девушку за волосы и потащил на выход, выкрикивая ругательства на аглийском:

– Сукина дочь! Дрянь! Это я-то не ведаю, что творю.. Пытать её.

Он вытащил монахиню в коридор, где увидел перепуганные лица адъютанта и конвоиров, почти с благоговением смотревших на юную монашку. Он понял, что они её пытать не будут.

Тогда он сам потащил её в камеру пыток, смежную с его «резиденцией», схватил раздвоенный провод под напряжением с оголенными концами и притронулся им к груди девушки. Маленькое тело содрогнулось.

– Проси прощения сучка… Или скажи, что ненавидишь меня…

Девушка ничего не говорила, она не кричала и даже не плакала. Рэй посмотрел и понял, что юная мученица мертва. Её необыкновенные голубые глаза всё также с жалостью смотрели на Рэя.

Этот взгляд его мучал всю оставшуюся жизнь. Глаз монахини он не забудет никогда, они не будут давать ему заснуть. Даже когда он упивался местным самогоном, этот взгляд, застрявший в его мозгу, не позволял ему уйти в пьяное забытье.

Тело монахини, над которым Рэй собирался надругаться, куда-то пропало. Рэй догадывался, что его унесли его же адъютант с конвоирами, хотя они громко отнекивались. Они тело, конечно, передали монахам, а те унесли в монастырь.

Личный адъютант Президента после этого случая ушёл, нарушив приказ, в Свято-Ефросиньевский монастырь. Именно он, уже будучи монахом, составил Житие Святой Великомученицы Ангелины.