— Ну и ветрище сегодня! — Этими словами Фламма приветствовал Кая, когда того выдуло из калитки прямо в раскрытые объятия учителя. — Мои сорванцы за завтраком предложили переименовать Церрукан в Ветрюкан, представляешь? — Фаворит улыбнулся. Круглое лицо сияло отеческой гордостью.

— Как мило, — вежливо растянул губы Аджакти. Признаться, проделки Фламмовых отпрысков волновали его так же мало, как и террестра — ураганной силы ледяной ветер, за зиму выдувавший из пустыни все, кроме песка и упрямых церруканцев. Путь от казарм до домика учителя Кай проделал, едва замечая порывы, норовившие свалить людей с ног. Мысли его занимала судьба Лилии, брожение в Танцующей школе, Токе, требовавший немедленных действий, и собственное скороспелое обещание заручиться поддержкой знаменитости.

Упомянутая знаменитость, к счастью или несчастью, пока не обращала внимания на приценивающиеся взгляды ученика. Вот и теперь Фламма безмятежно распространялся на тему церруканской погоды, будто ничто в жизни его не беспокоило больше, чем сохранность доморощенной виноградной лозы. Продемонстрировав Аджакти увитые гордостью садовода шпалеры, хозяин потащил его через лужайку к дощатому строению, окруженному забором. Из-за ограды доносилось кудахтанье и легкоузнаваемый запах куриного помета.

— А вот тут у нас леггорны и корниши, — радостно пояснил фаворит, тыкая пальцем в упитанных белых птиц, зарывшихся в пыль, спасаясь от непогоды. — Остальные в курятнике сидят, ветрено слишком.

Кай не был уверен, ожидалась ли от него похвала птицеводческим талантам учителя, и на всякий случай честно пробормотал:

— У меня нет слов.

Фламма расцвел и сам заквохтал, как довольный петух:

— Да-да-да. Гхм… Моя дорогая половина расщедрилась и решила пригласить тебя к обеду. Помня казарменную диету, я предложил куриный супчик. Настала Зойкина пора! — Привстав на цыпочки, Фламма потянулся через забор и указал на одну из жмурившихся от ветра кур. — Видишь вон ту мясистую, с голубым ободком вокруг глаз?

Кай заторможенно кивнул, переводя взгляд с учителя на птицу и обратно.

— Зоинька, моя красавица! — представил курицу хозяин. — Надеюсь, тебя не затруднит свернуть ей шею?

Ученик неуверенно мотнул головой.

— Ах, вот и чудно! — хлопнул в ладоши Фламма. — Видишь ли, — извиняющимся тоном пояснил он, — эта курочка — моя любимица. Для особого случая ее берег. Да-да-да. А вот теперь рука не поднимается.

Аджакти успел вовремя захлопнуть рот. Ветер швырнул в лицо целую пригоршню принесенного из пустыни песка. «Ну и дела, — размышлял он, глядя вслед Фламме, спешащему донести благую весть хозяйке. — Значит, человеку голову свернуть ему — как плюнуть. А вот курицедуре…» Гладиатор покачал головой и осторожно отворил калитку на куриную территорию. Наученный горьким опытом последних дней, он опасался подвоха. «Что, если это очередное безумное испытание?»

Птицы не обратили внимания на появление чужака, и Кай подумал с досадой: «Нет, это у меня самого уже — как это Вишня говорит? — крыша едет. Ну как казнь курицы может быть связана с боевым мастерством?» Он усмехнулся и решительно направился к задремавшей Зойке.

Не успел гладиатор пройти и пары шагов, как на него налетел ураган, не имевший ничего общего с причудами церруканской погоды. Здоровенный петух, до поры до времени скрывавшийся в курятнике, бил крыльями, орал и норовил выклевать глаза наглецу, покусившемуся на его гарем. «Вот сволочь! — помянул Кай учителя, прикрываясь руками. — О Зойкином муженьке упомянуть он, конечно, „забыл“. И придавить берсерка нельзя — тогда меня мамаша Шиобхан точно на порог больше не пустит!» В этот момент петух сменил тактику. Промежность Аджакти пронзила жгучая боль. Перед глазами потемнело, он взвыл и рухнул на колени, все еще прикрывая лицо одной рукой, а вторую зажав между ног. Почуяв близость победы, птица ликующе кукарекнула и взлетела поверженному врагу на спину. На сей раз боль ожгла Каеву задранную к небу корму.

— Сс…ка! — полупростонал-полупрошипел он сквозь сжатые зубы.

— А ругаться нехорошо, — раздался откуда-то сверху голос Айо, сопровождаемый хихиканьем брата.

Аджакти глянул в щель между пальцами. Так и есть, мальчишки снова взобрались на стену, к которой примыкал курятник. Рассвирепев, гладиатор мгновенно крутанулся на месте и подмял под себя петуха. Птица даже не успела пикнуть. Ухватив растерявшегося забияку за когтистые лапы, Кай плюхнул его на спину. Петух замер, закатив глаза.

— Он что, ухайдокал кочета? — свистящим шепотом осведомился у брата Нини. — Ну папаша теперь ему задаст!

Лицо Айо было сплошные глаза и разинутый безответный рот. Аджакти полюбовался на дело рук своих. Белые перья задиры покрывали алые пятна, петух лежал совершенно неподвижно, поджав лапы. Кай знал, что кровь — его собственная и что птица не сдохла, а всего лишь обмерла, как это делают все куры, стоит перевернуть их на спину. Этому фокусу он научился от гоблинов в Замке. Но для сорванцов на стене кочет был мертвее мертвого. «Поделом», — подумал Аджакти и выпрямился, состроив зверскую рожу. Мальчишек как ветром сдуло, только загавкала собака в палисаднике.

«Так, пора ловить Зойку, пока обормоты мамке не наябедничали». Но Зойки в загородке и дух простыл. Куры забились в сарайчик, где кудахтали так заполошно, будто все снесли по яйцу размером с глобус. Кай затянул потуже ремешок, удерживавший хвост на затылке, и ринулся к цели:

— Цыпа-цыпа-цыпа.

Когда круглая голова Фламмы замаячила, как поплавок, над оградой курятника, ученик с гордостью вскинул в воздух висящую вниз головой бездыханную добычу. Глаза Огня скользнули по перемазанной пометом и припорошенной перьями фигуре ученика, сфокусировались на птице…

— Демоны девяти преисподних! — Фаворит всплеснул руками и влетел в калитку. — Моя лучшая несушка!

Кай окаменел. Взгляд уперся в уже подернувшиеся пленкой куриные зрачки. «Точно! Никакого голубого ободка! Осел!» В поле его зрения теперь попал усыпанный пером и пухом дворик, жмущиеся к забору зашуганные куры, валяющийся кверху лапами окровавленный петух и — в центре всего безобразия — хозяин, вечная улыбочка которого стала сильно натянутой. Рука ученика непроизвольно разжалась, и дохлая несушка шмякнулась под ноги Фламмы.

— Простите, сетха, — пробормотал Аджакти. — Пусть Скавр вычтет ущерб из моих выигрышей.

Опечаленный Огонь только покачал головой:

— Ученик всегда платит за ошибки учителя. Но не деньгами, — он со вздохом нагнулся и перевернул тут же ожившего петуха на ноги. Косясь на обидчика злобным взглядом, забияка отгарцевал в курятник. Хозяин подобрал с земли курицу. — Приведи себя в порядок. А пока ты занят этим, подумай над вопросом: что есть высшая воинская добродетель? Я буду ждать тебя у бассейна.

— Быстрота, — сказал Кай, кашлянув, чтобы привлечь внимание учителя. Он не сомневался, что нашел верный ответ. Зойкина поимка наверняка была очередным испытанием, и он провалил его, потому что ему не хватило скорости.

Фламма прервал странное упражнение, которое он проделывал на краю покрытого рябью водоема: невыносимо медлительные, плавные движения, как будто этот грузный человечек пытался погладить ветер.

— Быстрота — вот высшая добродетель воина, — твердо повторил Аджакти, стараясь не отвлекаться на раздражающую улыбку учителя, словно вечно ставившую все под вопрос.

— Выходит, моя Зоинька лучший боец, чем славный Деревянный Меч? — хихикнул Огонь, потирая руки. — Значит, рановато ей еще умирать.

— Я хотел сказать, — упрямо продолжил Кай, — что в бою побеждает не сильнейший, а быстрейший.

Лицо Фламмы приняло глубокомысленное выражение, он потер кончик короткого носа:

— Да-да-да. Красиво сказано. Попробуем? — Фаворит взмахнул пухлой рукой, приглашая ученика к спаррингу.

— Но, сетха, — Аджакти поник головой, — вы же намного быстрее меня. Я хорошо помню тот удар в казармах, который лишил мое тело движения. Он был так стремителен, что никто не успел ничего рассмотреть. Я не смогу победить вас.

— Ничего страшного, — Фламма уже принимал боевую стойку. — Ты будешь задавать темп. Я буду догонять тебя и следовать кадансу — до поры, — но не перегонять. Если ты прав, то возьмешь верх. Атакуй.

Приободрясь, Аджакти занял место напротив учителя и подальше от края бассейна — несмотря на заверения Огня, ему не хотелось снова искупаться в холодной воде. Начав с нескольких обманных движений, он провел быстрый удар в голову, затем серию по корпусу, подсечку, снова в голову. Огонь легко принял ритм и парировал, следуя рисунку боя. С самого начала Кай взял высокий темп, надеясь быстро вымотать старшего противника. Но не тут-то было. Минуту за минутой они танцевали вокруг друг друга, как осенние листья, подхваченные порывом ветра, то взлетая над землей, то припадая к ней. Фламма не выказывал признаков усталости. Туника Аджакти промокла от пота, он чувствовал, что, если ничего не изменится, то скоро он сам собьется с ритма и пропустит удар. Он решил увеличить скорость, надеясь, что учитель не среагирует вовремя, и бой будет окончен.

Кай догнал свой собственный удар, завершив его сложной серией, на которую потребовались все оставшиеся силы и концентрация. Дождь, прибивающий листву к земле. Или — дождь, разбившийся о стекло? Однажды, проснувшись от странного шума в павильоне Аниры, гладиатор увидел, как водяные струи ударяли в невидимую преграду, стекали по ней, сливаясь в потоки, но ни одна капля не проникла внутрь. Точно так же он чувствовал себя теперь, валяясь на земле и считая звезды, — бесполезно расплесканной мощью.

— У любой добродетели есть теневая сторона, — проповедовал откуда-то из воздуха над ним голос Фламмы, — даже у быстроты. Ты понял, что произошло?

Аджакти со стоном перекатился на спину, и между звездами начало проступать по-зимнему хмурое церруканское небо.

— Я… — Он не узнал свой собственный голос и сплюнул набившуюся в рот траву. — Я парировал сам себя. Догнал ваш блок. А потом… Вы замедлили удар на половине движения. Я встретил его не там, и вот, — Кай ткнул себе в селезенку.

Фламма помог ему подняться:

— Ты видел, как медлительность победила скорость. Точно так же мягкость может победить твердость, слабость — силу, страх — смелость. У всех добродетелей есть теневая сторона. У всех, кроме одной. Только овладев ею, ты станешь лучшим.

Аджакти бросил отряхиваться и навострил уши.

— Дхьяна.

Ему показалось, что учитель подавился ветром, и он отважился переспросить:

— Ды… что?

— Дхьяна, — терпеливо пояснил Огонь, прогуливаясь по краю бассейна. — Это древнее мингарское понятие, значение которого сложно перевести как на церруканский, так и на тан. Внимание, осознавание, готовность, присутствие, все это — дхьяна. Идеальная добродетель. Свет, не дающий тени.

Фаворит пустился в более подробные объяснения, но Кая как заклинило. Перед глазами стоял освещенный неверным огоньком светильника карцер, оранжевое снизу и черное сверху лицо Скавра, в ушах звучал вкрадчивый голос: «Какое значение это имеет для воспитанника Мингарской школы? Я сразу понял, кто ты». И потом, в конторе мясника, награда за первый выигранный бой: «Адепт. Фламма».

Теперь, по прошествии месяцев, одно слово «мингарский» породило бурю внутри Аджакти. Каждый раз, приходя на занятия с фаворитом, он надеялся услышать хотя бы намек на загадочную школу, принадлежность к которой объединяла учителя и ученика. Но Фламма обходил этот предмет стороной, а спрашивать напрямую Кай не решался: как бы он объяснил, что знаком с техникой, о происхождении которой не имеет ни малейшего понятия? Как бы рассказал о своем первом учителе — духе мертвеца, навечно закованном в мифриальную броню?

И вот — бац! Ни с того ни с сего Фламма запел соловьем на нужную тему. «Дхьяна, дхьяна… Нет, Ментор Рыц точно не упоминал ничего подобного! Может, Скавр все-таки ошибался насчет меня?»

— Ой! — Удар пришел так неожиданно, что Аджакти не смог сдержать возгласа боли и ухватился за голову.

— Что-то заставляет меня думать, что я пытаюсь научить осла летать, — учитель стоял перед ним, опершись на уже знакомый Каю бамбуковый шест, неизвестно как появившийся в короткой руке. Ветер хлопал широкими рукавами туники, круглое лицо было мрачно, как набухшая снегом туча.

Кай склонил голову, не решаясь извиниться за свою невнимательность. Каждый урок у Фламмы начинался и кончался тем, что он бормотал: «Простите, сетха», — и уже начал опасаться, что запас терпения учителя подошел к концу. Он ожидал нового удара палкой, но вместо этого Огонь только тяжело вздохнул и сказал:

— Идем. Я хочу тебе кое-что показать.

Аджакти расслабился и поспешил за фаворитом. Они подошли к большому камню с плоской макушкой, в которой было выдолблено мелкое, но обширное углубление, заполненное водой. Кай предположил, что это поилка для птиц. Церруканцы, почитавшие диких пернатых как посланников богов, часто ставили такие в своих садах. Водоемчик выглядел совершенно обычно, и ученик недоумевал: «Что еще задумал старый пердун?»

Фламма ткнул пальцем в прозрачную воду и обернулся к Аджакти:

— Что ты видишь?

Ответ «поилку для птиц» был слишком очевидным, и, помня прошлые выверты наставника, ученик напряг мозги:

— Э-э… Благословенную влагу премудрости.

Глаза Огня стали еще уже, чем обычно:

— Не старайся поразить меня своей глупостью, мальчик. Тебе уже удалось это сполна. Просто опиши, что ты видишь.

Кай вздохнул:

— Камень, воду. — Он бросил быстрый взгляд на учителя. Тот ждал продолжения. — Э-э, вода чистая, через нее видно дно, на дне улитка. Я вижу свое отражение, сизое небо, ветви деревьев, которые качает ветер.

К его удивлению, Фламма удовлетворенно кивнул, зачерпнул горсть влажной земли и бросил в поилку.

— Что ты видишь сейчас?

Аджакти пожал плечами:

— Немного. Грязь замутила воду, сетха. Надо подождать, пока все уляжется.

— Вот именно! — Фаворит постучал твердым пальцем по лбу ученика. — Твой рассудок также полон мути. Пока ты не перестанешь отвлекаться на мысли, впечатления и воспоминания — всю ту грязь, которая заполняет тебя, ты никогда не сможешь видеть ясно! Ты будешь следовать снам наяву, вместо того чтобы присутствовать в реальности «сейчас».

— Грязь?! — возмутился Кай. Полагалось бы придержать язык, но гладиатор не мог больше сохранять спокойствие. — Да что вы знаете обо мне?! Что вы вообще знаете о том, что происходит за пределами этих стен?! — Он сделал широкий жест, обводя рукой ограду, скрывавшую сад фаворита от посторонних глаз. — Устроились тут, как отшельник, в вашем идеальном мирке, разводите кур и розы, достигаете совершенства. А что творится у вас под носом, скажем в Танцующей школе, об этом вы и понятия не имеете. Еще бы! Это же грязь, муть! Отвлекает от созерцания вечности и собственного пупка! — На всякий случай он зажмурился, ожидая нового удара палкой. Но его не последовало.

— Что же такое творится в Танцующей школе, что это занимает все мысли моего ученика, не оставляя места для — как это ты сказал? — благословенной влаги премудрости? — прозвучал язвительный голос Фламмы.

Отступать Аджакти теперь было некуда. Он принялся рассказывать о последних играх и судьбе Лилии:

— Скавр собрался вышвырнуть ее, как сломанную куклу, но мы ему не позволим. Братья решили скинуться, чтобы оплатить лечение Тигровой. Она, конечно, ничего об этом не знает, а то бы ни за что не согласилась, гордячка. Один из наших, Аркон, попробует договориться с мясником. Лилия — отличный боец, ребята уверены, что она и с одним глазом справится, лишь бы у нее было время восстановить форму.

— Я помню рыжеволосую, — задумчиво протянул Фламма. — Прекрасный «жнец». Жаль, что с ней случилось несчастье.

— Думаете, — нерешительно спросил Аджакти, — она сможет снова выйти на арену?

Покряхтывая, фаворит опустился на землю рядом с каменной поилкой и сделал приглашающий жест рукой. Ученик последовал его примеру.

— Возможно, — глаза под тяжелыми веками отразили рябь на воде. — Я слышал легенды о слепом воине, сражавшемся на слух. Я знаю историю о девушке, которой отец с детства связывал руки за спиной, заставляя исполнять все домашние обязанности ногами. Именно Юфенг изобрела новый стиль боя, носящий ее имя и основанный на ударах ног. Все возможно. Но скажи, — Фламма поймал взгляд ученика, — размышления об этом… Помогут ли они сейчас Лилии?

Кай печально покачал головой. Он прекрасно понимал, что судьба сестры теперь была в руках Скавра и ее собственных.

— Вот ты сказал, что я понятия не имею о том, что происходит за пределами моего дома и сада, — продолжал Фламма, — что я сам отгородил себя от жизни и этого города. Ты ходишь по его улицам каждый третий день, сюда и обратно в школу. Заметил ли ты сегодня что-нибудь особенное на своем пути?

Аджакти напряг память, одновременно стараясь разгадать, куда на этот раз клонит учитель, но ничего дельного на ум не приходило. Наконец он сдался:

— Все было как обычно.

— Ты заметил двух нищих, что всегда сидят у сырной лавки?

— Один хромой, а у второго вся рожа в язвах? — уточнил Кай и уверенно кивнул: — Ну да, попрошайки торчали там, как всегда.

— Как примечательно, — сощурился Фламма. — Я проходил мимо сегодня утром и видел только одного нищего.

— Что с того, — пожал плечами ученик. — Значит, второй приполз позже.

— А вот это было бы еще более удивительно, — растянул улыбку шире фаворит. — Приятель хромого рассказал, что несчастный встретил ледяного великана минувшей ночью и почил в бозе. Очевидно, сырную лавку посетил его призрак.

Кай задумался. «Было ли попрошаек действительно двое? Или я только думал, что их двое, потому что, занятый собственными мыслями, не обратил на них внимания?» Наконец он тряхнул головой:

— Ну, может, тот, в язвах, подпирал стену и один. Да какая разница? Хромой мне не сват и не брат, такой швали, как он, тут на каждом углу полно.

— А что, если их все-таки было двое? Что, если тот, кто занял место хромого, — наемный убийца, посланный выследить тебя и отправить в мир иной?

Аджакти уставился в безмятежное лицо Фламмы округлившимися глазами:

— Но… Кому бы это могло понадобиться? В смысле заказать меня?

— Ты знаешь своих врагов лучше, чем я. — Фаворит как ни в чем не бывало расправил складки туники на коленях. — И ты не ответил на мой вопрос: исходя из нарисованной мною возможности, какова была бы вероятность того, что ты не явился бы сегодня на урок?

Кай смущенно откашлялся:

— Гм, зависит от искусности убийцы. Но, учитывая эффект неожиданности… Да, наемник имел бы преимущество.

Фламма только коротко кивнул:

— Теперь вернемся к нашим курам. Что там пошло не так?

— Да в этих бестий как демон вселился! — раздосадованно пробормотал ученик. — Они метались повсюду, в сарае темно, поди там разбери, кто где. Я же не мог разорваться на дюжину кусков! Ну или сколько их там.

— Тебе приходилось сражаться против нескольких противников одновременно, так?

Аджакти кивнул.

— Ты видел, как замирает в воздухе стрела? Как едва различимое мелькание лезвия распадается на отдельные движения? Чувствовал, что времени между ударами сердца достаточно, чтобы убить, и не однажды?

Кай снова кивнул. Теперь он внимал Фламме с таким напряжением, что в ушах звенело. Описанные учителем ощущения были ему знакомы, очень знакомы.

— Тогда почему этого не случилось, когда я дал тебе простое задание? Почему этого не случилось сейчас?

Аджакти только захрипел в ответ. Пальцы Фаворита сомкнулись на его горле. Дав ученику помучиться пару мгновений в борьбе за воздух, железная хватка разжалась.

— Я не… — просипел Кай, пробуя определить на ощупь, на месте ли кадык, — я не был готов. В бою… На меня вроде как находит. Как будто некая сила движет мной: время замедляется, обостряются зрение и слух. Я вижу капельки пота на лице врага, малейшее движение его зрачков, дрожь мышц — все сразу и по отдельности. Я не могу это объяснить. Да и случается так не всегда.

— Ты входишь в поток, — кивнул Фламма. Создавалось впечатление, что он прекрасно понимал, о чем говорит ученик. — Твое внимание предельно фокусируется, ты становишься прозрачным, — фаворит указал на водоемчик для птиц, муть в котором осела на дно. — Но если последует внезапное воздействие извне, скажем, хм, лучник на галерее вдруг нацелится тебе в спину, то… — Огонь внезапно пнул поилку. Вода выплеснулась из углубления, грязные струйки побежали по бокам камня. — Теперь представь себе, что ты находишься в дхьяне. — Он легко поднялся на ноги и направился к бассейну.

Аджакти последовал за учителем.

— Твое внимание не сфокусировано, но рассредоточено вокруг, разлито в пространстве. Ум, лишенный обычного пережевывания собственных мыслей, образов и настроений, чист, — Фламма указал на водоем, в котором ясно просматривалось мозаичное дно, — и дает тебе возможность реагировать на самые слабые сигналы, поступающие от мельчайших частей тела, сигналы, которые раньше попросту терялись в постоянном мысленном шуме. Твои нервы способны реагировать на пятьдесят пять импульсов в секунду, пальцы ощущают вес в десятые доли грамма, глаз различает свет самой отдаленной звезды. И так — всегда.

Кай недоверчиво покачал головой и усмехнулся:

— Всегда? Или великому воину не нужно спать?

Фаворит усмехнулся в ответ:

— Великий воин способен практиковать дхьяну даже во сне. Когда он достигнет высшей ступени мастерства, он будет способен видеть сны Ясного Света. Он станет бодрствующим спящим.

Аджакти задохнулся от открывшейся ему перспективы. Всегда находиться в потоке. Нет! Самому быть потоком, разлитым повсюду! Сохранять остроту восприятия даже во сне, так что ни один враг не сможет подкрасться незамеченным.

— Как… Как я могу научиться дхьяне, сетха? — спросил он, едва справившись с нетерпеливой дрожью в голосе.

— Многое ты уже знаешь. Правильное дыхание, мантры — все эти элементы Танцующей школы помогают достичь полного внимания. Тебе остается только научиться удерживать его, сделать дхьяну твоим естественным состоянием. Я не знаю, как много у нас времени, а потому хочу подобрать практику, лучше всего подходящую именно для тебя. — Внезапно Фламма повернулся лицом к ученику и взглянул ему прямо в глаза: — Тебе придется уснуть.

— Что? — Кай думал, что ослышался.

— Я хочу, чтобы ты уснул и увидел сон, — пояснил фаворит. — Под моим руководством, конечно. Когда ты проснешься, то расскажешь мне все, что запомнил.

— Но… — Аджакти обреченно развел руками, — сетха, я не вижу снов! Никогда. — Тут он припомнил странное видение с колокольней накануне боя Токе с Клыком и поправился: — То есть почти никогда.

— Все люди видят сны, — категорично отрезал Огонь. — Таково устройство человеческого разума. Просто большинство тут же их забывает. Я проведу тебя путем, который позволяет запомнить сновидения. Ты просто должен следовать моим указаниям. Итак? — Учитель приглашающе махнул в сторону небольшой беседки у виноградных шпалер. — Думаю, спать на голой земле будет холодновато.

Кай вздохнул и послушно потопал к шпалерам. «По крайней мере хоть высплюсь как следует».