Кай проснулся от холода. Он лежал лицом вниз в полной темноте, совершенно голый. Одеяло куда-то исчезло. Что-то было не так — и в нем, и вокруг него. Ложе, на котором он распростерся, раскинув руки, казалось слишком мягким и непривычно широким. Слабое движение воздуха подсказывало, что помещение гораздо больше привычной казарменной комнатушки. Гладиатор слышал ровное сонное дыхание человека, с которым он делил темноту. Этот человек не мог быть Токе.

Мрак набух тяжелым чувственным запахом, особенно сильным в складках простыни, сбившейся во влажный от пота комок у живота. Тот же аромат розового масла и мускуса пропитал подушку, кожу и волосы, которые что-то держало. Аджакти осторожно протянул руку и наткнулся на запутавшиеся в шевелюре тонкие, унизанные кольцами пальцы. Анира! Павильон, бассейн в саду, горячий ключ, жаркие губы принцессы, огонь, бушующий в венах!..

Стараясь не разбудить спящую, Кай выпутал лохмы из ее хватки и встал с постели, ориентируясь на сочащийся сквозь стеклянную стену слабый утренний свет. Нашарил на полу одежду — благо она так и лежала аккуратной стопкой там, где он оставил ее вчера. Аджакти нажал резное украшение на панели: он помнил, как Анира сделала это вчера. Прозрачная стена послушно отъехала в сторону, впуская внутрь холодный и чистый предрассветный воздух. Кай шагнул через порог, и стекло скользнуло обратно за его спиной. Анира так и не проснулась — он различал в черных покрывалах полукружие бледной, как утренняя луна, ягодицы и нежность бедра, запутавшегося в шелках. Прекрасная неподвижность фарфора, такая же хрупкая.

Мозаичную дорожку, ведущую к бассейну с горячей водой, затопил туман. В саду стояла такая тишина, что единственным звуком, который достигал ушей Аджакти, было шлепанье собственных босых ног по плитам. Бросив одежду наземь, он погрузился в обжигающую воду, тут же согнавшую прочь мурашки, нагло высыпавшие на обнаженной коже. Кай погрузился с головой, вынырнул и, отфыркиваясь, принялся яростно соскребать с себя следы прошедшей ночи. Ему казалось, что любая уличная шавка по запаху распознает, чем он занимался в павильоне, не говоря уже о ребятах в казармах, нюх у которых на такое дело был не хуже собачьего.

Наконец он снова опустился на дно бассейна, где струи ключа били особенно сильно, и подставил тело под их напор. Воспоминания о том, что он вытворял в этом самом водоеме еще несколько часов назад, нахлынули непрошено и заставили парня выскочить на поверхность, как пробка. Его своенравная плоть, казалось, готова была повторить ночной подвиг. Аджакти выбрался из воды и торопливо натянул одежду на мокрое тело. Обшарил карманы, но шнурок, которым он подвязывал волосы, не находился. Возвращаться за потерей в павильон Кай не стал. Небо над верхушками деревьев медленно розовело, напоминая об утренней поверке.

В призрачном свете раннего утра сад выглядел иначе, но гладиатор надеялся, что найдет дорогу к неприметной калитке. Он быстро зашагал по усыпанной опавшими листьями дорожке, постепенно высыхая на ходу. Бледнеющие звезды подмигивали ему через просветы в путанице ветвей над головой. Птицы только начинали просыпаться, и их первые робкие трели подчеркивали глубину окружающего безмолвия.

Внутри у Кая было так же тихо. Он чувствовал странную пустоту в груди и знал, что прошедшая ночь изменила его. Он что-то потерял, что-то приобрел и теперь пытался разобраться в себе. Собственное тело казалось ему новым и незнакомым. Впервые Кай открыл, что оно может быть не только источником боли и страданий, но и наслаждения. Впервые его плоти касались не для того, чтобы истязать или ранить, а чтобы доставлять удовольствие. Это заставило его вспомнить о той давно подавленной потребности в любви и нежности, которая всегда была в нем, но которую никто и никогда не пробовал восполнить. И теперь пустота внутри открылась, как потревоженная старая рана, такая глубокая, что ее невозможно исцелить — ничем, кроме настоящей любви.

Но Аджакти знал, что не способен любить и не заслуживает любви. И потому та малая толика нежности, что так нежданно выпала ему, растревожила душу и наполнила ее печалью. Кай не знал, какие планы были на его счет у Аниры, но наделся, что все закончится этой единственной ночью. Он со стыдом вспоминал, как необузданно, порой даже жестоко обладал принцессой, позволив себе потерять контроль. Но еще большее смущение он испытывал при мысли, что, стоило закрыть глаза, перед ним возникало лицо другой девушки — полуребенка, феи с неровно обкромсанной челкой, незабудковым взором и бледной до прозрачности кожей. Призрак существа, которое он сам погубил. Кай гнал от себя этот образ, желая сгореть в янтарном огне глаз Аниры. Но когда он этой ночью склонялся над ними, снова и снова, в пламени их страсти ему мерещилась небесная лазурь.

В свете раннего утра это воспоминание показалось почти кощунственным. Спасаясь от навязчивых мыслей и имени, которое собственная предательница-кровь нашептывала в уши, Аджакти ускорил шаг. Вскоре он мчался через заросший сад, не разбирая дороги, почти забыв, куда и зачем несут его ноги, пока тяжелая от росы ветвь не хлестнула по лицу, обдав ледяными брызгами. Кай остановился как вкопанный, отфыркиваясь и хватая ртом воздух. «Куда это меня занесло? Ни следа калитки или белой стены. А ведь по времени давно пора быть по другую ее сторону. Вот чепуха какая! Заблудился в трех… апельсинах, или что у них тут растет?»

Небо над головой розовело все уверенней. Ветви деревьев на его фоне перестали быть черными силуэтами, принимали цвет и объем. Определив восток, гладиатор бросился вперед по дорожке, которая вроде бы шла в нужном направлении. Но вскоре она свернула, и Кай понесся напролом, продираясь через какие-то цепкие кустарники и топча почти незаметные в траве клумбы. Вспугнутые птицы сердито верещали ему вслед, потревоженные ветви опрокидывали за шиворот пригоршни росы. Преодолев очередную полосу препятствий в виде какого-то особенно колючего растения, Аджакти вывалился на затопленную туманом круглую поляну всего в десяток шагов шириной. В центре из молочного моря поднимался мраморный пьедестал со статуей. Камень был очень старый, пожелтевший. По углам постамента ползли вверх щупальца мха, но фигуры мужчины и женщины, выполненные так искусно, что казались живыми, зеленый налет не тронул.

Прекрасный юноша, очевидно, раненый или умирающий, полулежал на коленях девушки, похожей на него, как сестра на брата. Ее лицо, в чертах которого застыли нежность и тревога, склонилось над тем, чьи страдания она пыталась облегчить, вливая в безвольный рот влагу из каменной чаши. Присмотревшись, Кай заметил, что с края мраморного сосуда действительно медленно сочились капли воды, падая в полураскрытые губы окаменевшего в муке юноши. Трудно сказать, был ли то один из садовых фонтанов или просто в углублении скопилась роса. В этот момент лучи восходящего солнца коснулись бледных щек девушки. Эта ласка заставила древний мрамор порозоветь, придав ему теплоту живой кожи. Капля, повисшая на кромке каменной чаши, блеснула, пронзенная солнцем, и налилась сочным алым цветом, будто то была не вода, а вино или… Аджакти вспомнил Хранителей Круга и динос, который удостоился наполнить Красный Бык — посмертно. Сосуд, что заботливо подносила к губам страдальца мраморная девушка, был близнецом ритуальной чаши Хранителей.

У Кая мороз пробежал по коже. Каждый крохотный волосок на теле обрел самостоятельную жизнь, встав дыбом. Он развернулся спиной к статуе и побежал. «Странное место! Впрочем, как и весь этот сад. Хорошо, что я вижу его в последний раз, — гладиатор ускорил бег, различив меж ветвей белый камень стены. — К вечеру Луноподобная наверняка затащит в постель нового раба или вельможу, а про гладиатора-урода и не вспомнит. Придумала тоже, Снежный король!» — фыркнув, Аджакти тряхнул всклокоченной головой и рванул уже знакомую калитку на себя. Она оказалась заперта.

«Тролль задери чернокожую и ее ненасытную госпожу!» — выругался про себя гладиатор и полез через стену. Видимо, телохранительница принцессы была озабочена только тем, как доставить желаемое к стопам Луноподобной. Что случится с хозяйской игрушкой поутру, никого не беспокоило. К счастью, квартал Шаков еще спал глубоким сном. Аджакти, бесшумно спрыгнувшего на брусчатку улицы, никто не заметил. Он быстро затерялся в каменном лабиринте города, такой же легкий и неуловимый, как туман, еще мелькавший полой белого плаща в теневых закоулках.

Поднявшиеся рано этим утром обыватели квартала, прилегающего к Журавлиному переулку, могли наблюдать любопытную картину. Молодой парень, одетый подобно воину, но без оружия, мчался по узким улочкам так, будто за ним гналась целая команда пустынных демонов во главе с Ледяным великаном. Длинные белоснежные волосы развевались по ветру, ноги перескакивали через вылезающих на свои посты у местной булочной нищих, дикие черные глаза заставляли попрошаек осенять себя спасительным знаком Иш-чель. Нарушитель спокойствия свернул, не снижая скорости, за угол и тут налетел на пекарево подмастерье, спешившего доставить заказчику тележку свежего хлеба. С перепугу бедняга выронил оглобли, одна из корзин опрокинулась, и круглые румяные булочки раскатились по мостовой — к вящей радости нищих, тут же разодравшихся за добычу.

Подмастерье разразился проклятиями, охаживая обнаглевших попрошаек подвернувшейся под руку метелкой, но Кай — а это был именно он — уже несся дальше, и в ушах его свистел ветер. Он бежал, спасая свою жизнь. Скавр не любил бросаться словами. Как бы хороши ни были прелести Аниры, они, на взгляд Аджакти, не стоили клейма беглеца и приговора к смерти на арене. Вскоре гладиатор заприметил цель — синюю дверь в глухой стене с эмблемой школы над притолокой — журавлем, поднимающим крылья в танце. Из-за стены донесся приглушенный удар гонга — сигнал на построение. Кай поднажал и через мгновение уже колотился в запертую калитку.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем зарешеченное окошко на уровне глаз отворилось. Он сунул в него кулак, демонстрируя клеймо школы. Дверь распахнулась. Аджакти облегченно устремился вперед и… чуть не наткнулся на острие копья, направленное ему в грудь. Широкие плечи воина по имени Зейд загораживали проход. За его спиной торчали два других стражника, с интересом наблюдавшие за происходящим. Проклятье!

— Сейчас не время для игр, ребята, — попытался обойти предводителя идиотов Кай. — Мне нужно успеть на поверку.

Копье снова преградило ему дорогу:

— Правда? А я-то думал, ты за ночь не наигрался, любовничек!

«Ребята» за спиной Зейда с готовностью заржали: эпизод обещал рассеять скуку утренних часов в караулке.

— Как ночка прошла? Ты не подкачал? — Острие копья переместилось ниже Каева пояса. — Или та ведьма, что на тебе гарцевала, уездила твоего конька вконец? — Зейд слегка качнул копьем, и Аджакти вынужден был отскочить в сторону, спасая свое достоинство. Снова раздался гогот, усиленный эхом в подворотне. Новый голос добавил:

— Не, она на нем летала вместо метлы! На патлы-то, на патлы-то, братки, гляньте!

Кай невольно поднял руку к волосам и понял причину нового взрыва хохота. Высохшая на бегу шевелюра дико торчала во все стороны и, наверное, действительно напоминала растрепанную метелку.

— Интересно, какая баба могла польститься на нашего урода? — продолжал тем временем Зейд, задумчиво тыкая копьем в сторону Кая и вынуждая его отступать дальше и дальше в переулок. — Или, может, это вовсе и не баба была, а, Аджакти? — Воин ухмыльнулся, оглянувшись на своих товарищей. — Может, какой толстосум-извращенец с твоей задницей всю ночь развлекался?

Гогот, сотрясший гулкую подворотню, показал, что шутка Зейда понравилась. В просвете за спинами веселившихся стражников Кай разглядел хвост шеренги новобранцев и орущего на них Яру: все гладиаторы уже были на плацу. Отчаянно взъерошив и без того всклокоченные волосы, парень устремил томный взгляд на своего притеснителя:

— Ах да! Сегодняшняя ночь открыла мне глаза, — прошептал он с придыханием, двумя пальцами отводя копье обалдевшего Зейда в сторону, — и я понял, что мое самое искреннее, сокровенное желание… — Вильнув бедрами, Аджакти скользнул к попятившемуся воину и закончил скороговоркой: — Оборвать тебе яйца!

С этими словами его рука метнулась к Зейдову паху. Стражник завопил, когда чувствительную плоть сдавило через штаны так, что она чуть не превратилась в фарш. Кай ужом ввертелся между разинувшими рты стражниками и выскочил во двор школы.

— Госпожа! — Знакомый голос вернул лодку, в которой плыла по волнам забвения Анира, на берег реальности. Он был холодным, влажным и пах золой и вчерашней любовью. — Госпожа! — снова позвала Шазия, уже настойчивей.

— Слышу, — простонала принцесса, выпутываясь из шелковых простыней и одновременно ощущая пустоту огромной постели. Кое-как разлепив ресницы, она села на разоренном, пропитанном ее собственным и чужим потом ложе.

Телохранительница, свежая и пахнущая утренним садом, открыла было рот, но Анира прервала ее решительным жестом:

— Молчи!

Скрестив ноги и склонив голову набок, принцесса замерла, будто прислушиваясь к чему-то внутри себя. Шазия, привыкшая к выходкам госпожи, терпеливо стояла у входа, неподвижная, как эбеновая статуя. Наконец Анира тряхнула рассыпавшимися по плечам волосами и гневно воззрилась на телохранительницу:

— Никаких перемен! — Янтарные глаза метали молнии.

— Луноподобная? — бесстрастно выразила свое непонимание Шазия.

Принцесса зло ударила постель сжатым кулачком:

— Ты же говорила, что все пройдет! Что моя страсть к этому рабу — всего лишь томление неудовлетворенной плоти. И стоит мне заполучить его, все исчезнет, рассеется, как дым. Он станет одним из многих, всего лишь трофеем на стене.

— Разве этого не случилось? — Черное лицо воительницы было так же бесстрастно, как ее низкий, почти мужской голос.

— В том-то и дело! — Принцесса вскочила с постели так резко, что запнулась о свалившееся на пол одеяло и яростно пнула его босой ногой. — Случилось! — Не смущаясь своей наготы, она подлетела к Шазии и застыла перед высокой мтехой, раздувая тонкие ноздри. — Теперь я хочу его еще больше! И прямо сейчас! Где он?

— Аджакти? — пожала плечами чернокожая. — Вероятно, в казармах. Вы ведь заказали его только на одну ночь.

— Агрхх! — прорычала Анира и упала в кресло, бормоча что-то вроде «член Туота, пронзающий все девять преисподних». Шазия неодобрительно покачала головой:

— Полбеды, что вы посещаете гладиаторские школы, госпожа, но перенимать язык этих обесчещенных…

— Заткнись! — прошипела принцесса, кутаясь в меховой плед. — А то как бы я тебеязык не откромсала! — И тут же, не слишком следуя логике, добавила: — Зачем пришла?

Телохранительница подошла ближе к глубокому креслу, скрывавшему госпожу почти с головой, и быстро заговорила, понизив голос:

— Чистильщики каналов сегодня утром обнаружили труп в Лебяжьей канавке. Изуродованный и со следами пыток, но его все-таки удалось опознать.

— Гонец? — Вопрос прозвучал скорее как утверждение. — Как его, — Анира щелкнула пальцами, будто пытаясь извлечь из воздуха выскользнувшее из памяти имя.

— Лоллик, — кивнула Шазия.

— Значит, он не заговорил, — протянула принцесса, мысли которой перекинулись с Аджакти на проблемы более насущные.

— Как видно, — согласилась мтеха, — иначе его не стали бы убивать.

— Верный раб, — пробормотала Анира, задумчиво накручивая на палец черный локон. — Кто же тогда предатель?

Шазия покачала головой:

— Нам еще не удалось это выяснить. Дворец кишит шпионами вашего брата. Большинство из них нам известно, но…

— Не все! — оборвала Анира, сверля телохранительницу обвиняющим взглядом.

— Нет, — спокойно согласилась та. — И пока это так, госпожа, вам придется соблюдать повышенную осторожность. Боюсь, все встречи с компрометирующими вас… э-э… персонами придется отложить.

— Отложить?!

Последующие несколько минут Анира металась по спальне, как смерч по пустыне, оставляя за собой разрушения в виде разметанных по углам подушек, разбитых ваз и раскиданных повсюду фруктов и цветов. Шая невозмутимо стояла в центре тайфуна, время от времени отражая атаки подушек ребром ладони. Наконец, утомившись, Анира упала в любимое кресло и зарылась в плед:

— Что, если я надену маску? — пропыхтела она через длинный мех.

— Для этого уже поздно, — возразила телохранительница. — Аджакти видел вас. Я бы предложила устранить и его.

— Нет! — Принцесса потянулась к чудом уцелевшему на столике кубку. Шая, предупредив ее желание, плеснула туда немного воды из гидрии. — Я еще не решила, что с ним делать. Скажи лучше, что у нас сегодня по плану?

— Через час — свадебная гильдия. Потом — консилиум врачей у вашего отца.

— Гильдию — в задницу Туоту! — решительно заявила Анира, одним глотком осушая кубок.

— Но невесты ждут вашего разрешения, — мягко напомнила Шая принцессе об обязанности подписывать брачные контракты юных аристократок двора Луноподобной.

— Если мне приходится ждать, — скривила полные губы девушка, — подождут и эти похотливые сучки!

Аджакти был искренне рад тому, что разозленный поздним появлением подопечного Альдона в первом же перерыве заставил его таскать на плечах здоровенный деревянный блок, служивший снарядом для силовых упражнений. Наказание не спасало Кая от любопытных взглядов и смешков, которыми провожали его рассевшиеся под навесом товарищи. Зато оно освобождало от необходимости отвечать на вопросы.

Кай наматывал бесконечные круги, обливаясь потом под гревшим все сильнее солнцем. Вес бруса гнул его книзу, назойливые соленые струйки заливали глаза, шею жутко свербило под мокрыми, не стянутыми привычной лентой волосами.

Класк!

Звонкая пощечина ожгла левую скулу так неожиданно, что Аджакти покачнулся и уронил свою ношу. Тигровая Лилия стояла перед ним во всей красе, выпятив грудь, уперев руки в боки и сверкая зелеными кошачьими глазищами. Кай тщетно ворочал ссохшимися от жары мозгами, пытаясь найти причину Тигровой агрессивности, но, так и не надумав ничего вразумительного, выдавил:

— Ты чего?

КЛАСК!

На этот раз пощечина заставила гореть правую половину лица. Смешки под навесом превратились в откровенный хохот и еще более откровенные комментарии. Это было уже чересчур! Убедившись в отсутствии поблизости Альдоны, Кай не слишком нежно ухватил Лилию повыше локтя и потащил в сторону. Что-то в его взгляде, очевидно, сказало девушке, что сопротивляться не стоит.

Ни на голом, как плешь толлика, плацу, ни на забитой гладиаторами галерее уединиться не представлялось возможным. Поэтому Аджакти пришлось всего лишь отойти на десяток шагов и понадеяться, что навостренные уши гладиаторов не услышат его слов.

— У тебя никак критические дни, что ты так бесишься? — прошипел он в лицо Лилии, которой наконец удалось освободить руку. Гладиатрикс глянула на него так, будто хотела испепелить на месте:

— Кому как не тебе знать! Я же вроде как твоя девушка. Хотя, — Лилия раздраженно тряхнула рыжей гривой, — в последнее время прославленный Деревянный Меч не слишком часто напоминал мне об этом.

Перед Аджакти наконец забрезжил свет — он начал понимать причину происходящего.

— Я помню наш уговор, — Кай постарался, как мог, смягчить тон, хотя обе щеки еще ощутимо горели. — Прости, в последнее время я был несколько занят, но…

— И особенно занят ты был этой ночью! — уставила палец ему в грудь Лилия. Густые брови сошлись на переносице, как скрещенные клинки. — Интересно, чем?

В голове у Кая был полный сумбур. Он несколько раз открывал и закрывал рот, не зная, что ответить, и наконец выдавил, чувствуя, как губы кривит непрошеная дурацкая улыбка:

— Ты что, ревнуешь?

Кай никогда раньше не видел, чтобы Лилия краснела. В изумлении он смотрел, как щеки девушки, лоб и аккуратный, чуть вздернутый носик заливает багровая краска, по степени яркости вскоре сравнившаяся с огненностью великолепных волос. Гладиатрикс была в такой ярости, что ей пришлось пару раз глубоко втянуть воздух через нос, прежде чем дар речи снова вернулся к ней:

— А я-то надеялась, что у тебя мозги сидят на верхнем конце позвоночника! Ты дал слово, что будешь играть роль моего мужчины, чтобы члены Кумала и прочих местных кобелей оставались в штанах, как им и положено. И что же?! Вот уже почти две недели, как двери камер не запирают на ночь. Ты думаешь, легко было заткнуть Бирюзе ее лягушачий рот, чтобы эта соска не растрепала по казармам, что женщина Аджакти спит одна в холодной постели?! А каково, по-твоему, мне пришлось сегодня утром, когда твой дружок Горец раззвонил по отряду, что ты пропал с вечера, а я понятия не имела, где ты шлялся?! Если собственная репутация для тебя ничего не значит, так позволь мне хотя бы сохранить остатки своей, публично показав, что я думаю о «моем парне»!

Кай вздохнул: правоту Лилии нельзя было не признать. Он вел себя как идиот.

— Я же предупреждал, ты не того выбрала на эту роль. Наверное, сейчас самый подходящий момент закончить игру. Теперь ты — ветеран. Можешь выбрать любого достойного мужчину или остаться одна — тебя не посмеют тронуть. Ведь всем известно — за спиной у тебя «семерка». Ты выйдешь из ситуации с честью. К тому же Горец, похоже, к тебе неровно дышит.

Кай поискал взглядом под навесом и обнаружил там взъерошенного Токе, на котором повисли Аркон с Папашей, прижимая парня к земле. Похоже, не у одной Лилии сегодня выдалось плохое утро.

— Этот мальчишка?! — Девушка фыркнула, едва удостоив Горца движением густых ресниц. — Да он шарахается от меня, как от чумной. Даже во время спарринга уворачивается от моего целурита, вместо того чтобы биться, как мужчина. Что у него за проблема?

Кай знал, что у проблемы Токе было имя, которое Горец никак не мог позабыть, но не чувствовал себя вправе разглашать прошлое друга. Морские глаза Лилии не отпускали взгляд Аджакти, требуя ответа.

— Я не… — начал было Кай, но отражение в мгновенно расширившихся зрачках гладиатрикс сказало ему об опасности за спиной. Он нырнул вниз. Удар учебным деревянным мечом пришелся вскользь, но силы его все равно оказалось достаточно, чтобы опрокинуть Аджакти на песок. Плечо взорвалось болью. Разъяренный, как вепрь, Альдона стоял над ним, уперев деревяшку в низ Каева живота:

— Семейные разборки в отряде устраиваю я, и только я! И если ты так туп, что этого еще не понял, — острие палки ткнулось между ног, заставив гладиатора скрючиться у ног доктора, — то я готов записать правило у тебя на яйцах!

В глазах у Кая потемнело, в горле щипало от подавленного крика. «Когда же кончится это проклятое утро?»