Поскольку язык-параметр отсутствует, в предшествующих главах был в общих чертах описан постоянный процесс переговоров, лежащий в самой основе сравнения структур различных языков; в этом процессе каждый язык может стать метаязыком для самого себя (см.: Есо 1979: 2).

Ради примера можно ознакомиться с таблицей, предложенной Нида (Nida 1975: 75), где показаны семантические различия, существующие в английском для некоторых глаголов движения.

Так вот, если бы пришлось переводить на итальянский ряд фраз, содержащих некоторые из этих глаголов, возникли бы немалые затруднения. Конечно, мы могли бы установить, что в подобающем контексте слово run можно перевести как «бежать», что словом «идти» переводится walk, а слово «танцевать» служит переводом слова dance. Но затруднения наши усугубились бы при переводе слова to crawl, если бы из описания, данного Нида, не было понятно, что в итальянском этому глаголу более всего соответствуют выражение «ползти на четвереньках» (andare а саrроni), если речь идет о человеке, и слово «ползти», «пресмыкаться» (strisciare), если речь идет о змее. Дело еще более осложняется в случае глагола to hop, поскольку в итальянском нет особого термина для такого рода передвижения, которое англо-итальянский словарь определил бы так: «прыгать на одной ноге». Нет подходящего итальянского слова и для глагола to skip (когда прыгают дважды на правой ноге и дважды – на левой), которое мы можем перевести по-разному: «подпрыгивать», «перескакивать» (saltellare), «приплясывать» (ballonzonare) и «подпрыгивать», «припрыгивать» (salterellare). Правда, этими глаголами приблизительно переводят и такие английские слова, как to skip («прыгать дважды на правой ноге и дважды – на левой»), to frisk («резвиться», «прыгать»), to hop («прыгать на одной ноге») и to trip («бежать вприпрыжку»).

К счастью, в нашем распоряжении – таблица Нида, следуя которой я мог бы (как подчас и делал на лекции) показать описанные в ней движения (а преподаватели, чрезмерно озабоченные своим достоинством, пусть помнят о том, что эти движения можно воспроизвести с помощью двух пальцев на поверхности стола). Такими жестами вполне можно интерпретировать различные словесные термины. Переходя от жестовой имитации к итальянским словам, я располагал бы двумя возможностями. Во-первых, передать одно-единственное слово итальянской парафразой: например, to hop — как «припрыгивать на одной ноге» (и вот тот случай, когда парафраза, но на другом языке, использованная умеренно, может восполнить лексическую нехватку). Во-вторых, если соображения стиля не позволяют мне чрезмерно удлинять текст, я должен буду решить, значимо ли в данном контексте особое движение, означаемое глаголом to hop, – или, если речь идет, например, о ребенке, захваченном веселой игрой, можно будет пойти на небольшую утрату, сохранив при этом все коннотации игры и веселья, и сказать, что он подпрыгивает или носится вприпрыжку.

Сравнение семантических полей, занимаемых различными терминами в двух языках, позволило бы мне в ходе переговоров найти решение, контекстуально наиболее приемлемое.

Верно, что при истолковании окружающего нас мира (а также тех реальных и возможных миров, о которых говорится в переводимых нами книгах) мы уже заранее исходим из некой семиотической системы, которую выстроили для нас общество, история, воспитание. Тем не менее, если бы это было только так, тогда перевод текста, созданного в рамках иной культуры, был бы теоретически невозможен. Но хотя различные языковые системы могут показаться взаимно несоизмеримыми, они все же остаются сопоставимыми друг с другом. Если обратиться к примеру о переводимости итальянского слова nipote на английский, о чем говорилось в первой главе, будет видно, что мы пришли к некоторым решениям, именно сравнивая различные пространства содержания, общие для обоих языков, с различными лингвистическими терминами.

Много лет нам твердили, что у эскимосов есть различные названия для того, что мы называем «снег», в зависимости от его физического состояния. Но в дальнейшем был сделан вывод, что эскимосы вовсе не пленники своего языка и прекрасно понимают, что, говоря слово «снег», мы указываем на нечто общее с тем, что они называют по-разному. С другой стороны, если француз использует одно и то же слово glace, чтобы назвать им и лед, и мороженое, он вовсе не станет из-за этого бросать в виски кубики мороженого; пожалуй, он объяснит, что намеревается бросить туда glaçons («кубики льда», фр.), но именно потому, что в данном случае хочет, чтобы glace был разделен на кубики или кусочки равного размера.