97
Я вложил в уста Вильгельма цитату из Витгенштейна. Имеется в виду следующее место из романа «Имя розы» («День седьмой. Ночь»):
Исходный порядок – это как сеть или как лестница, которую используют, чтоб куда-нибудь подняться. Однако после этого лестницу необходимо отбрасывать, потому что обнаруживается, что, хотя она пригодилась, в ней самой не было никакого смысла. Er muoz gelîchesame die leiter abewerfen, sô er an ir ûfgestîgen ist [«Он должен сразу отбросить лестницу, после того как взберется по ней» (средневерхненем.).]*. (пер. E.A. Костюкович)
Перед нами не что иное, как парафраза знаменитого афоризма 6. 54 из «Логико-философского трактата» (Logisch-philosophische Abhandlung, 1921) Людвига Витгенштейна (Wittgenstein, 1889–1951):
Мои предложения служат прояснению: тот, кто поймет меня, поднявшись с их помощью – по ним – над ними, в конечном счете признает, что они бессмысленны. (Он должен, так сказать, отбросить лестницу, после того как поднимется по ней [** Нем. оригинал: «Er muß sozusagen die Leiter wegwerfen, nachdem er auf ihr hinaufgestiegen hat».]**). (пер. М.С. Козловой и Ю.А. Асеева)
Как видим, перевести фразу Витгенштейна на средневерхненем. было не так уж сложно. Однако здесь перед нами любопытный случай «интертекстуальности». Дело в том, что образом отбрасываемой лестницы воспользовался в свое время античный философ-скептик Секст Эмпирик (II–III вв. н. э.). В трактате «Против логиков» (VIII. 481) он излагает парадоксальное «доказательство возможности доказательства невозможности какого бы то ни было доказательства», завершая его так:
И опять же, как нет ничего невозможного в том, чтобы взошедший по лесенке (κλίμαξ) на высокое место опрокинул ее ногою после восхождения, так не противоречит здравому смыслу и то, что скептик, справившись со стоящей перед ним задачей при помощи лестницы (έπιβάθρα) рассуждения, доказывающего несуществование доказательства, потом устранит и самое это рассуждение. (пер. А.Ф. Лосева с некоторыми изменениями)
Конечно, герой Эко не мог знать сочинений Секста Эмпирика (они были «открыты» в Европе лишь в Новое время). Но он равным образом не мог знать и Витгенштейна! Видимо, перед нами тот случай, когда, выражаясь словами самого Эко, «текст назначения обогащает исходный текст, вынуждая его вливаться в море новой интертекстуальности» (см. конец гл. 7).