Глава 20
Эмма стояла у выхода, в круге света фонарного столба. Она сделала ему знак и, когда Антонио подошел, взяла его под руку.
— Ты удивлен? — спросила она.
— Признаться, не ожидал тебя здесь увидеть.
— Мы пришли на интервью всем курсом. Ну и как, интересно?
— Ты же знаешь Сепульведу. Заладил: я, я, я.
— У нас учится девушка, которая будет сниматься в его ближайшем фильме. Роль малюсенькая: она играет телефонистку и появляется на экране всего на минуту, а то и меньше, однако одного факта оказалось достаточно, чтобы ее заметили другие режиссеры — ей уже дали роли в нескольких картинах. Сепульведа прямо волшебник. Ладно. Не хочешь пригласить меня поужинать?
Они перешли на другую сторону и направились к пабу «Санта Барбара» на улице Фернандо VI. Антонио остановился.
— Эмма, ты меня не предупредила. Я не знал, что ты будешь на интервью с Сепульведой.
— По пятницам люди обычно ужинают в ресторанах, тебе об этом известно?
— На сегодняшний вечер у меня есть работа. Я договорился сделать несколько фотографий на концерте одной рок-группы — не помню ее названия; они сегодня выступают на озере Каса-де-Кампо. А потом еще нужно будет забежать домой оставить камеру.
— Хорошо, хорошо. Нет проблем. No problem.
— Ты была одна?
— Совершенно одна.
— А товарищи с курсов?
— Теперь все ходят парами, радость моя. Похоже на эпидемию. На одиноких женщин смотрят с подозрением — боятся, как бы не отбили дружков.
Они толкнули дверь паба и вошли внутрь. За столиками сидели редкие посетители. Время было раннее: заведение заполнялось только после полуночи.
Эмма и Антонио поздоровались со знакомыми и сели за свободный столик.
К ним подошел официант по имени Тони, обладатель коричневого пояса по каратэ.
— Ты не показывался здесь целую вечность, Антонио, — произнес он вместо приветствия.
— Ему некогда. Антонио загружен работой, — ответила за него Эмма. — Он только что из «Ханоя», где брал интервью у Сепульведы. У самого Великого Сепульведы! Мой муженек снова при деле и скоро будет знаменитостью.
— Бывший муженек, — уточнил Антонио.
— Извини, дорогой. Ты сегодня слишком чувствительно настроен — обижаешься по пустякам, не находишь?
— Просто хочу поставить точки над «i».
— Заметил, Тони, что делает с людьми предвкушение славы.
— Нашел работенку? — спросил его Тони.
— Да еще какую! — опять ответила за него Эмма. — У моего деверя. Антонио делает книгу о мадридских тусовках для общины. Это только начало, а за ним последуют новые и новые издания.
— Откуда тебе известно?
— Да вот известно… Я разговаривала с Паскуалем, и он сказал, что издательство в восторге от твоих фотографий. Буквально так и выразился: «Изумительные фотографии, Эмма!» — Ее голос звучал напыщенно.
— Черт возьми! Книга уже закончена, а Паскуаль пристал ко мне с какими-то дополнительными интервью. Не понимаю, чего он добивается?
— Ну вот, теперь ты рассердился на Паскуаля. Он-то чем тебе не угодил, Антонио?
— Сюда недавно заходил ваш Сепульведа, — сообщил Тони. — Попросил воды.
— Теперь он пьет только воду, — пояснил Антонио.
— И правильно делает: надо следить за своим здоровьем, разве не так? Ладно. Что тебе принести, Антонио? Как всегда? А тебе?
— Что-нибудь вкусненькое, — ответила Эмма.
— Полцыпочки?
Старая шутка, понятная лишь своим. Она повторялась из вечера в вечер, когда Антонио приходил сюда с друзьями, оставаясь до трех утра, то есть до самого закрытия паба. Прощались навеселе, расточая уверения в горячих дружеских чувствах и обещания скорой встречи.
Услышать знакомую присказку для Антонио было равносильно путешествию в далекий, давно забытый мир, а ведь прошел всего год, с тех пор как он резко изменил образ жизни, круг общения и привычки. Сердце защемило грустной нежностью, словно он безвозвратно потерял что-то очень дорогое.
Эмма и Тони засмеялись. Потом официант принес пива и тарелку соленых орешков.
— Вот твой арахис. Приятного аппетита!
Это была вторая дежурная шутка, поскольку Эмма неизменно утверждала: она посещает пабы ради арахиса, а пиво только помогает протолкнуть его в горло.
Они прихлебывали из высоких стаканов, потерянно глядя куда-то в сторону. Через некоторое время Антонио прервал молчание:
— Иногда ко мне приходит четкое понимание, насколько бездарно я растратил свое время. Ведь кроме меня в нашей компании не нашлось никого, кто верил во все эти бредни о творческой свободе восьмидесятых годов… Наверное, был слишком молод… и глуп…
— Мы, дорогой. Я тоже потратила время зря.
— Пожалуйста, перестань называть меня дорогим.
— Прости, но ты сегодня совершенно невозможен.
Антонио пожал плечами и попытался изобразить улыбку, но не смог.
— Будь я в ту пору на десять лет старше… но мне едва исполнилось семнадцать, когда Франко отправился на тот свет, — чтоб ему там яйца отшибли! Его смерть застала меня врасплох…
— Нас — мне тогда исполнилось пятнадцать.
— За пройденное время можно было найти себе место под солнцем… приобрести студию, добиться чего-нибудь существенного… А что сделал я? Ничего…
— Что сделали мы?
— Работал в каком-то занюханном агентстве, которое публиковало комиксы и журналы для фанатов… Попросту бездельничал, валял дурака. Меж тем как другие думали о будущем. Посмотри, чего достиг Сепульведа, Аласка, Оука Леле, Гарсия Аликс… та же Белен Саррага…
— Белен хорошо устроилась, подцепила богатенького мужа. Вот бы мне так!
— Все «хи-хи-хи» да «ха-ха-ха», а жизнь уходит. Я ничто, ноль с палочкой. Скажи, кто меня знает как фотографа? Ну, скажи!
— Твои друзья. Они знают твои работы.
— В моем возрасте не приходится говорить о друзьях. Друзья существуют, пока ты молод, а потом превращаются в конкурентов. — Антонио посмотрел на часы и раздраженно повел плечами. — Извини, но уже поздно, мне надо идти. Так как мы не договорились заранее…
— Успокойся. Я останусь здесь. Наверняка встречу кого-нибудь из знакомых, посижу немного, а потом отправлюсь восвояси.
— Ты сегодня была на занятиях?
— Была, но шеф болен. Нам позвонила его женушка и предупредила, чтобы мы не ждали.
— Значит, так и не развелся. Я думал, он современнее.
— Я тоже думала. Он говорит, что не может оставить жену, поскольку любит ее по-своему. Потом я узнала о других его интрижках, например с одной девушкой с нашего курса, Магдой. Ты ее должен помнить.
— Не очень отчетливо.
— Я развелась, а он — нет. Вот влипла!
— Ты изображаешь из себя феминистку, когда тебе это на руку. Выкидываешь флаг женской независимости, однако не для утверждения своих прав, а для того, чтобы что-нибудь для себя урвать.
— Естественно. А ты для тех же целей используешь свой мачизм.
— Верно подмечено. Мы оба в глубокой заднице, и это меня утешает.
— Может, останешься, и выпьем еще? Мы ведь друзья, не правда ли? Девять лет брака, не считая тех лет, когда мы просто жили вместе, дают право на дружбу, не думаешь? Неужели твоя работа настолько для тебя важна, что мешает побыть несколько лишних минут с бывшей женушкой? Даже вечером в пятницу?
— Мне надо снимать, я тебе уже говорил. И кончай со своим сюсюканьем: женушка, муженек… В конце концов, кого из нас трахала мировая знаменитость: тебя или меня? Ты сама меня бросила, я не виноват.
— И что теперь? Стать на колени и умолять, чтобы ты провел со мной вечер? Я пришла на интервью с Сепульведой ради тебя, поскольку знала: ты там обязательно будешь.
— Этот козел, твой драматург, дал тебе увольнительную именно на сегодняшний вечер? Прямо как в воду глядел!
— Ничего подобного, милый.
— Никак не решится переехать к тебе с пожитками? Вот в чем все дело?
Эмма криво улыбнулась и забарабанила пальцами о край стола.
— Мудак! — Она помолчала несколько секунд. — Сейчас он женат в третий раз, на аргентинской еврейке. Говорит, что не желает больше пускаться в матримониальные авантюры, дескать, трех раз вполне достаточно.
— А ты обожаешь матримониальные авантюры.
— Меня воспитали для брака. Дому необходим мужчина, особенно в наше время. Если женщина одинока, то на нее смотрят с опаской, считают неполноценной… не знаю.
— Теперь все наоборот, ты права. Раньше, если ты состоял в браке, тебя держали чуть ли не за идиота или по меньшей мере за человека со странностями. Помнишь, как отреагировали наши друзья, когда мы поженились? Они назвали нас ретроградами.
— Все немного сложнее, чем ты думаешь… Хорошо, тогда поужинаем завтра. Я зайду за тобой в студию около десяти.
В паб вошла парочка в сопровождении мужчины. Антонио не был с ними знаком, хотя их лица отдаленно кого-то напоминали.
Эмма поднялась и обняла по очереди всех троих. Потом пригласила за свой столик. Антонио заявил, что ему пора.
Он поцеловал Эмму и простился с остальными. Выходя из паба, он увидел, как Эмма поменяла место и села за другой столик рядом с тем мужчиной, который пришел один. Они оживленно о чем-то говорили. Эмма имела особый дар рассказывать анекдоты, поддерживать непринужденный искрометный разговор с любым человеком и в любое время суток.
