Глава 15
Я вошел в комнату и захлопнул за собой дверь. Глаз я увидел тут же — у противоположной стены. Белок сверкал в полумраке, искусственная радужка была почти полностью обращена к полу. Трехглазый привалился к стене в углу. Он валялся на спине, скорчившись, с разбитым лицом. Пустая глазница была похожа на дыру в черепе. Лицо его окровавлено и уже похолодело. С момента смерти прошло немало времени.
В комнате царил разгром. Трехглазый отчаянно сражался за жизнь, хоть и был хил и хрупок. Его одежда была изодрана в клочья, а кончики пальцев левой руки обагрены чьей-то кровью. Я отвернулся. Вряд ли существует более отвратительное зрелище, чем лицо задушенного человека.
Постель находилась в полном беспорядке. Все указывало на то, что Трехглазый был в постели, когда все произошло или, вернее, начало происходить. Я — представил, как он лежит в темноте, дверь открывается, кто-то входит и направляется к спящему. Оглядев еще раз комнату, я спустился вниз к портье.
Старикан посмотрел на меня пустым взглядом.
— Трехглазый дома? — спросил я.
Он поскреб поросль серой щетины на щеке и пожал плечами.
— Вы знаете, о ком я говорю? Комната двадцать семь.
— Знаю кто, но не ведаю, дома он или нет.
Портье неспешно повернул голову и посмотрел на ячейки, где хранили ключи. Его взгляд упал на номер 27, после чего старик так же медленно повернулся ко мне. Казалось, прошла вечность.
— Ага. Он дома.
— У него были посетители вчера вечером или сегодня утром?
— Не знаю.
— Кто-нибудь сидит за конторкой, кроме вас?
— Нет. Только я. Иногда я отправляюсь спать, и тогда следует позвонить.
Он начал показывать на звонок, но еще задолго до того, как его дрожащий палец завершил свой путь, я сдался.
— Можно воспользоваться телефоном?
— Валяйте.
Палец поплыл в направлении аппарата, но я опять опередил его и набрал номер Сэмсона. Коротко я обрисовал картину.
— Это все. Как только твои парни прибудут, я уеду, конечно, если не буду им нужен. Я лишь нашел покойника, а мне надо закончить еще кучу дел.
— Валяй, Шелл. Полагаешь, есть связь с твоим расследованием?
— Да. Похоже, что кто-то начинает пугаться.
— Береги палец на ноге.
— Постараюсь. Пока.
Я повесил трубку и вышел на улицу в тот моменту, когда серый «форд» с помятым спереди крылом начал подруливать к тротуару; он отъехал в тот момент, когда подкатил полицейский фургон. За десять минут я удовлетворил любопытство полицейских и был свободен.
Однако, прежде чем окончательно покинуть отель, я попытался в телефонном справочнике отыскать «Дженерал Энтерпрайзис, Инкорпорейтед».
Компании в справочнике не оказалось, что меня весьма озадачило.
Не составляло труда выяснить, где Оффи ведет свои дела и где его можно застать. Его офис занимал несколько помещений в модерновом здании на Сансет-бульвар неподалеку от Ван-Несс. От улицы здание отделяла зеленая лужайка, рассеченная белоснежной пешеходной дорожкой. Я приблизился к дверям, открыл их и ступил в божественную, очищенную кондиционером, дорогую прохладу. У Оффи — все самое лучшее, включая секретаршу, восседавшую в приемной.
На красотке были темная юбка и розовый свитер, который она, видимо, вязала сама и, закончив вещь только наполовину, бросила это занятие.
Оффи был очень стар, и я рассудил, что девица устраивает демонстрацию своих достоинств только для посетителей. С каждой секундой я ощущал себя все более юным. Секретарша занимала стратегически очень выгодную позицию, бросаясь в глаза в тот момент, когда вы открывали дверь. Ее формы мгновенно полностью овладевали вашим вниманием, и мыслями тоже. Короче говоря, девица захватывала вас целиком.
Она улыбнулась мне, и я поспешил осмотреть приемную, поняв, что, если не сделаю этого сразу, не сумею сделать никогда. Закрытые двери с матовыми стеклами без орнамента, гладкие стены справа и слева. Больше ничего. Оставалось лишь повернуться и направиться к ее столу.
Это была отнюдь не миниатюрная особа. По совести говоря, у нее все было весьма больших размеров. Казалось, что она здорово переросла свое одеяние. Секретарша была копией рисунка Коула для журнала «Плейбой» — чувственная блондинка с огромными карими глазами и другими огромными принадлежностями, о существовании которых вы знаете, но не очень часто видите. Или видите не так хорошо. Одним словом, видите гораздо реже, чем вам того хочется.
— До-о-брый день, — проникновенно пропела она. — Чем я мо-о-гу ваа-м помочь?
С огромным трудом я удержался от того, чтобы откровенно не выложить ей свои желания, но, преодолев себя, решительно произнес:
— Мне надо повидаться с Оффи.
Улыбка не сходила с ее лица.
— О, вы друг мистера Оффенбранда?
— Не совсем, однако я убежден...
— Как вас зовут?
— Шелл Скотт.
Она заморгала от неожиданности.
— О, вы тот самый Шелл Скотт? Я слышала о вас. Ну, конечно, вы не кто иной, как Шелл Скотт.
— Вы правы, — сказал я галантно, — кто же иной, как не я.
Мы могли бы достигнуть вершин искусства беседы, но она спросила:
— Вы договаривались о встрече?
— Нет. Но это не важно. Я уверен, что он примет меня.
— А я уверена в обратном. Он никого не принимает без предварительной договоренности.
— Держу пари, что вас он принимает.
Ее глазки совершили обороты, словно «чертово колесо». Девица захихикала.
— Еще бы. Ему же восемьдесят шесть. — Она опять хихикнула, как бы подумав о том, что мне было неизвестно. Несомненно, она знала множество вещей, о которых я не имел ни малейшего представления.
— В таком случае, моя хорошая, загляните к нему в кабинет и объявите, что вы находитесь в приемной и хотите его повидать, — предложил я.
Ее лицо выражало полное недоумение.
— Что-то не пойму, куда вы клоните.
— Вы сделаете это для меня, детка, не правда ли? Скажите Оффи, что Шелл Скотт хочет поговорить с ним. Сообщите также, что беседа будет идти о человеке по имени Эндон Пупелл. Это может подействовать.
Она пораскинула мозгами, поднялась, одернула свитер, сделав себя еще более неотразимой, выступила из-за стола, промолвив: «Чудненько», — и завихляла бедрами по направлению к закрытым дверям справа от меня.
Я успел выкурить половину сигареты к тому времени, когда она выплыла из кабинета Оффи. Она уселась на свое место за столом, спокойно взглянула на меня и сказала:
— Вы были не правы. Все-таки он не желает вас принимать.
— Попытаемся еще разок. Скажите ему, что на самом деле я хочу поговорить с ним о «Дженерал Энтерпрайзис, Инкорпорейтед». И о необеспеченном чеке. Не забудьте упомянуть, что чек был на сто тысяч долларов.
Она повторила свое действо, мягко покачивая бедрами из стороны в сторону под таинственную музыку, звуки которой не достигали моих ушей.
Скорее всего это была медленная румба в комбинации с быстрым вальсом.
На этот раз, выйдя из кабинета, она остановилась у открытых дверей и произнесла:
— Вы можете пройти, мистер Скотт.
Это приглашение, собственно, сообщило мне все, что я хотел узнать, но все-таки я вошел в кабинет. Оффенбранд восседал за угольного цвета столом шириной эдак футов в двенадцать. Хотя магнат был невысок, но каким-то чудесным образом огромный стол не превращал его в карлика, и если ему было восемьдесят шесть лет, то внешне он не тянул на свой возраст. Вполне возможно, что блондинка в приемной предназначалась вовсе не для посетителей.
Он поднялся во весь рост — пять футов пять дюймов, — смуглый, с копной курчавых седых волос на голове.
— Мистер Скотт, — сказал он твердым голосом, — прошу вас, объясните.
Его карие глаза уверенно смотрели на меня и, казалось, были холоднее, чем мороженая фрикаделька.
— Здравствуйте, мистер Оффенбранд, — начал я, — сейчас я все объясню. Этим, собственно, и вызван мой визит.
Осмотревшись вокруг, я нашел кожаное кресло и уселся в него.
Он занял свое место за столом, ожидая продолжения.
— В обмен на мои объяснения я хотел бы сам получить несколько ответов. В частности об Эндоне Пупелле.
— Посмотрим.
— Хорошо. Для начала скажите, кто руководит «Дженерал Энтерпрайзис»?
Ответа не последовало.
— Человек по имени Эд Норман, — продолжал я, — выплачивает «Дженерал Энтерпрайзис» по сто тысяч каждый месяц. Я не знаю почему, может быть, вы мне скажете, но предполагаю, что это погашение кредита не меньше, чем в миллион долларов. Последний чек на «Дженерал Энтерпрайзис» Норман выписал, когда у него на текущем счету было лишь тридцать три тысячи и четыре тысячи на срочном. Через два дня, семнадцатого июня, он внес на счет сто пятьдесят тысяч. Поэтому чек был оплачен. Но в течение двух дней он не имел обеспечения. Вам интересно?
— Чрезвычайно. Конечно, если вы говорите правду, мистер Скотт.
— Все соответствует действительности. Вы возглавляете «Дженерал Энтерпрайзис». Я — детектив, как вы, наверное, знаете. И из того, что мне известно о вас, я заключаю, что вам было бы дьявольски неприятно, если бы некто принимал вас за молокососа. Похоже, что этот некто решил обойтись с вами как с сосунком.
Он не произнес ни слова, лишь в лице добавилось жесткости.
— Для вас ведь важна не сумма, которую вы получили, а то, как к вам относятся и как это было сделано. Кроме того, где гарантия, что следующий чек будет оплачен? Ведь я прав, не так ли?
Он помолчал минуту или две, прежде чем ответил:
— Да. Это все?
— Все, что я знаю точно. Но вы понимаете, что догадываюсь я о гораздо большем. Правильно ли я догадался, что вы контролируете «Дженерал Энтерпрайзис»?
— Я не контролирую компанию. «Дженерал Энтерпрайзис» — это я. Мистеру Норману срочно потребовались средства. На его клуб. В то время еще шло строительство. Я авансировал его на миллион двести тысяч.
— Что вы можете сказать об Эндоне Пупелле?
— Он тоже хотел занять пятьсот тысяч. Однако я никогда не даю столько, сколько просят. Мы договорились, что в течение года он выплачивает мне двести пятьдесят. В результате моя прибыль составляет сотню, что, я считаю, вполне справедливо.
Когда Оффи сказал «сотню», он имел в виду сто тысяч, этот человек говорил о тысячах, как я о четвертаках. Во всяком случае, получалось так, что он дал Пупеллу сто пятьдесят тысяч.
— Вы, видимо, не выписывали чек? — спросил я.
В какой-то момент мне даже показалось, что Оффи подавил улыбку.
Его губы искривились, когда он произнес:
— Это были наличные. Один из моих людей лично доставил ему деньги.
— И еще один вопрос, мистер Оффенбранд. Какое обеспечение предложил вам Пупелл? Как вы понимаете, я знаком и с его банковским счетом.
— Хорошее обеспечение. Он заявил, что метит на пятнадцать с половиной миллионов долларов. Деньги от меня он получил лишь после церемонии бракосочетания.
— Это было шестнадцатого июня.
— Видимо.
Я знал, что теперь его тоже интересуют точные даты, поэтому не удивился, когда Оффи нажал на кнопку переговорного устройства и сказал:
— Дафния. Пупелл. Дату.
Через секунду послышался ее голос:
— Июнь шестнадцатого.
— Как и следовало ожидать, — заметил я. — А что, если он не сможет вернуть вам долг?
Эта идея, видимо, показалась ему забавной.
— О, обычно они мне платят, мистер Скотт. Так или иначе.
— Благодарю вас, мистер Оффенбранд. — Я поднялся с кресла и направился к двери. Но, прежде чем я достиг ее, до меня донеслось:
— Это я должен быть благодарен вам, мистер Скотт. Ваша информация оказалась весьма любопытной. Интересно знать, чем все кончится. Ведь вы мне сообщите, не так ли?
— Я полагал, что вы сами предпримете необходимые шаги.
— Зачем, если кто-то может сделать мою работу.
Естественно, он имел в виду меня.
Когда я поворачивал ручку двери, последовал вопрос:
— Она мертва?
Я повернулся к нему.
— Кто?
— Миссис Редстоун.
— Да. Она мертва.
— Вам, вероятно, будет небезынтересно замечание мистера Пупелла во время моей с ним беседы. Относительно обеспечения займа. Насколько я могу припомнить, он сказал: «В конце концов, старушка не будет жить вечно».
Он наслаждался ситуацией, наслаждался моей реакцией на его слова.
— Интересно. И представьте, она не жила вечно. Бессмертных людей не существует, не так ли? — сказал я и вышел из кабинета.
