Глава 14
В два часа утра я уже разговаривал с любезным портье в здании администрации "Индейского ранчо". Это был худощавый мужчина лет шестидесяти с красивой седой шевелюрой.
– Скажите, у вас регистрировался некий Уилфред Джелликоу? – спросил я.
– Нет, сэр. Но если хотите, я проверю по картотеке.
– Не стоит. Я почти уверен, своего настоящего имени он не назвал. – Я выложил на стойку две фотографии Уилфреда, на которых трудно было найти общие черты. – Вот человек, которого я разыскиваю. Он мог остановиться здесь в прошлую пятницу или на уик-энд. Возможно, вчера, в понедельник, но скорее всего вечером в пятницу.
Несколько секунд портье внимательно разглядывал фотографии. Потом взял одну, на которой Джелликоу был снят в клубе с Сильвией Ардент.
– Я не совсем уверен, сэр, но я встречал джентльмена, который похож на того, что снят на этой фотографии. Он был одет... довольно броско, в ярком галстуке, темных очках. Простите за смелость, но выглядел он... чудаковато.
– Можете не извиняться.
– Не знаю, право, тот ли это человек. Дайте подумать. В пятницу вечером... Извините, одну минуту.
Он полез в картотеку и вынул одну карточку.
– Да, так я и думал. В пятницу вечером. Но этого джентльмена зовут... по крайней мере, так здесь записано... Гордон У. Мэннеринг. Видите?
Портье повернул ко мне карточку, чтобы я мог убедиться. Почерк Джелликоу мне был незнаком, но кто бы ни был этот Мэннеринг, ему предоставили коттедж "Ирокез".
– Окажите мне любезность, – попросил я портье, – пройдите со мной к коттеджу Мэннеринга и захватите с собой ключи. Это чрезвычайно важно, иначе я бы вас не побеспокоил.
Он стоял в нерешительности.
– Да, странно, – заметил он.
– Что странно?
– Не обращайте внимания. Я просто вслух подумал. Да, сэр, я иду.
Портье достал из-под стойки связку ключей, и я вслед за ним по толстому золотистому ковру направился к вертящейся стеклянной двери. Мы вышли на дорожку, обсаженную по сторонам пышной растительностью. Жара спала, прохладный воздух приятно освежал лицо.
Мы повернули налево, прошли ярдов пятьдесят по вьющейся тропинке, миновали два других коттеджа, или "вигвама", и подошли к "Ирокезу". Ночной прохладный воздух был напоен смешанным ароматом гардений, цветущих апельсинов, гвоздики и жасмина.
В коттедже было темно. Портье нажал на головку стрелы. Из дома донесся звон колокольчика. Мы подождали.
– Извините, – сказал я, отодвинув его в сторону, шагнул к двери и изо всей силы забарабанил по ней.
Такой грохот мог бы разбудить не только находящегося в коттедже, но и тех, кто крепко спал в соседних домах. Однако в "Ирокезе" по-прежнему было тихо.
– Наверное, мистера Мэннеринга нет дома, – заметил портье.
– Видимо, так оно и есть. Но надо удостовериться. Поэтому я и просил вас захватить ключи.
Портье стоял в нерешительности.
– Давайте войдем и посмотрим, – спокойно сказал я. Может быть, на него подействовал мой уверенный тон, или он наконец решился, но он вставил ключ, открыл дверь, и мы вошли.
Портье щелкнул выключателем, и мы зажмурились от внезапно вспыхнувшего яркого света. Гостиная походила на гостиную в домике Сильвии Ардент. Только мебель была расставлена по-иному и цветовая гамма была другой. Комната выглядела чистой и опрятной, только в воздухе чувствовался едва уловимый кисловатый запах.
Я опередил портье и первым вошел в спальню. Отыскал выключатель и зажег свет.
Он был там.
Я даже не удивился, не испытал ни малейшего шока, ничто во мне не дрогнуло. Странно, но в тот момент я ничего не чувствовал. Может быть, только грусть и вполне естественную брезгливость.
Я впервые видел Уилфреда Джелликоу и просто стоял и смотрел на него мертвого, обезображенного.
– Ваш мистер Мэннеринг, – тихо сказал я, – и есть тот самый Джелликоу, которого я разыскиваю.
Портье, только что вошедший в спальню, громко охнул и запричитал:
– О господи, господи! О господи, господи!
Он умолк. Молчал и я.
Джелликоу сидел в светло-сером кресле. Я подошел ближе. Руки у него были заведены за спину и связаны. На уровне груди он был крепко привязан к креслу электрическим проводом, что не давало ему упасть. Тело обмякло, голова свесилась к правому плечу, но лицо было видно.
Он был жестоко избит. На ковре у его ног, обутых в новые ботинки из крокодиловой кожи, валялась скомканная грязная тряпка. Ею, очевидно, затыкали ему рот, во время побоев Джелликоу вырвало. Подбородок, рубашка, брюки и ботинки были испачканы липкой массой. Над левым глазом виднелась рана, от которой тянулся кровавый след до самого подбородка. Губы распухли, одна была разбита.
Джелликоу был одет в белую просторную шелковую тенниску и светлые зеленовато-желтые брюки. На рубашке виднелись пятна крови. Били его, скорее всего, в солнечное сплетение и в область сердца. Я приложил пальцы к его шее. Пульс не прощупывался. Сомнений в том, что Уилфред Джелликоу мертв, не осталось.
Но скончался он не так давно. Рвота и кровь еще не высохли. Едва я дотронулся до липкой крови Уилфреда, как во мне вспыхнули притупившиеся было эмоции.
Портье продолжал молча стоять, уставившись на труп. Я быстро обошел дом в поисках какой-нибудь коробки, пакета или кейса. Искал я тщательно, но недолго, потому что и не надеялся что-нибудь найти. И не нашел.
Я попросил портье не запирать дверь. Мы вернулись в здание администрации.
– Надо вызвать полицию, – сказал портье.
– Конечно. Но сперва, я надеюсь, вы ответите на несколько моих вопросов. – Я показал ему удостоверение частного сыщика, выданное властями штата Калифорния. Потом спросил: – Когда мистер Джелликоу, назвавшийся Гордоном Мэннерингом, снимал коттедж, был ли у него какой-нибудь пакет или коробка? – Я показал руками ее приблизительные размеры. – Возможно, это был чемодан. Не исключено, что он предпочел оставить свой багаж в сейфе отеля...
Портье взволнованно перебил меня:
– Об этом я и подумал, когда вы заговорили со мной. Я еще сказал, что все это странно. Я тогда не знал, что вы имеете разрешение на расследование.
– А что именно странно?
– Мистер Мэннеринг... тот джентльмен, который назвал себя мистером Мэннерингом, действительно оставил в сейфе пакет.
– Он еще там?
– Нет. Это-то и странно. Вы начали расспрашивать о мистере... о нем вскоре после того, как другой джентльмен принес от мистера Мэннеринга записку. Во всяком случае, она была подписана мистером Мэннерингом.
– И что было в записке?
– Распоряжение выдать сданный на хранение пакет подателю этой записки. И подпись мистера Мэннеринга. Я сверил ее с карточкой. А джентльмен предъявил еще и квитанцию с номером, которую мы всегда выдаем гостям, сдающим на хранение ценности. Я, правда, в тот момент был очень занят, но я не предполагал...
– Не вините себя. Откуда вам было знать, что происходит? Значит, вы выдали тому человеку пакет?
– Да, сэр.
Я попросил портье описать пакет.
– Он был тяжелый, – сказал он, – завернут в белую бумагу, наподобие той, в какую мясники заворачивают мясо. Двенадцати – четырнадцати дюймов длиной, десяти шириной и около шести толщиной.
Несомненно, речь шла о металлическом кейсе Чейма со всем его содержимым.
– Вы не справились у мистера Мэннеринга, перед тем как отдать тому человеку пакет?
– Нет, я... Понимаете, он регистрировался вечером, и сдавал на хранение пакет в мое дежурство, и сказал, что заберет пакет сам или кого-нибудь пришлет за ним с запиской.
На мгновение это меня озадачило, но только на мгновение.
Мне стало ясно, что Джелликоу понял: затеянное им дело ему не по плечу. Все оказалось сложнее, чем он думал. Он понимал также, что "Индейское ранчо" может оказаться ненадежным убежищем и ему придется удрать отсюда. Он считал себя очень умным, приготовившимся ко всяким неожиданностям, но дело в том, что Уилфред с самого начала повел себя непрофессионально.
Очевидно, он никогда не попадал в лапы профессиональных мошенников, никогда не испытал настоящей, жестокой, мучительной боли. Может быть, Гордон У. Мэннеринг рассчитывал, что сможет выдержать избиение, – если до этого дойдет дело, – и не проболтаться. Как ужасно ему было почувствовать крушение его наивных надежд.
– А записка еще у вас? – спросил я портье.
– Кажется... нет. Не помню. Все произошло в тот момент, когда я был очень занят.
– Расскажите о том человеке. Вы его видели раньше?
– Нет. Но... я его плохо помню. – Портье прикрыл глаза и прижал пальцы к вискам. Казалось, он испытывает физическую боль. – В это самое время уезжала большая группа гостей. Было... около одиннадцати. Всего три часа назад. Они собирались продолжить вечеринку, сдавали ключи, просили положить записки в отделения других гостей, смеялись... Ну, вы же знаете, как ведут себя подвыпившие люди. И в это самое время тот джентльмен и подал мне записку и квитанцию. И забрал пакет.
– Вы сможете его описать?
– На нем, кажется, был темный костюм, может быть, черный. Шляпа. И... простите, больше я ничего не помню.
– Ростом с меня? Выше меня? Полнее или худее?
– Нет, наверное, не выше вас. И вроде бы... похудее. Но все это я помню смутно.
Я подробно описал ему Виктора Пайна:
– Может, это он?
– По правде говоря, не могу сказать. Может, и он. Я просто... Тут толпилось столько людей... У меня не отложилось в памяти... Очень сожалею.
– Ничего. Все в порядке. Вы очень мне помогли. А в полицию лучше позвоните сами. Можете им обо мне сказать. Тут есть платный телефон?
Телефон находился в коридоре. Я позвонил Сэмсону и поговорил с ним. Рассказал, где я, что здесь произошло и что портье уведомил полицию Беверли-Хиллз.
– Но я хочу тебе сказать еще вот о чем, Сэм. Во-первых, я, наверное, не дождусь полиции. А во-вторых, советую тебе – хотя ты и не нуждаешься в советах – еще раз проверить донесение о Пайне. – Я сделал паузу и спросил: – Между прочим, как дела с Ладди?
– Попробуй догадаться.
Догадаться было нетрудно. Тюрьмы Ладди в очередной раз избежал. Он был свободен как птица. По крайней мере, пока.
– Кларенс Ладлоу вышел отсюда десять минут назад, – сообщил Сэмсон. – И знаешь, что он сказал? "Черт возьми, капитан, не будь вы копом, мы бы стали друзьями". И рот до ушей. – Сэм вздохнул. – Проклятье! Придется снова звонить Слэттери в Беверли-Хиллз, узнать, что он думает об этой истории. Пусть пришлют протокол.
– Попроси его узнать у полицейских, которые говорили с Пайном, не заметили ли они у него или в его машине какого-либо пакета.
– Я как раз собирался это сделать.
– Прости, капитан. Значит, позвонишь Слэттери? Отлично. Может, нужно объявить Пайна в розыск и дать словесный портрет? Ведь этот негодяй может улизнуть.
– Не время, Шелл. Если объявлять его розыск, потребуется время на получение ордера на арест. А действовать в обход закона не хочется. Да и потом, не забывай, преступление произошло в Беверли-Хиллз.
– Не забываю, ведь я и нахожусь в Беверли-Хиллз.
– Послушай, мы будем держать это дело под контролем. А ты езжай домой, и пусть тебе приснятся красотки. Пайна, я думаю, этот допрос на улице насторожил не меньше, чем нас. И если Джелликоу – его работа, он постарается скрыться.
– Что значит – "если его работа"?
– Это и значит "если".
– Кто еще, черт возьми, мог...
– Любой из десятков тысяч. Шелл, ты хоть и не забыл, что находишься в Беверли-Хиллз, но забыл, кажется, что даже твоя блестящая интуиция не может служить неопровержимым доказательством, на основе которого можно запустить тяжелую машину правосудия.
– Но, Сэм...
– Что касается Пайна, нужно провести расследование. А вдруг и правда он был с этой телевизионной красавицей, как и сказал.
– Это я очень скоро узнаю.
– Шелл, черт бы тебя побрал, оставь это полиции.
– Приятных сновидений, – сказал я и повесил трубку.
Затем набрал номер Гидеона Чейма:
– Чейм, это Шелл Скотт. Если вы не передумали, с этого момента я готов работать на вас.
– Разумеется, я не передумал. А что... что случилось?
– Многое. То, о чем мы договаривались, остается в силе? Я избавляю вас от шантажиста, забираю у него рукопись и... фактические материалы – хотя идти ради этого на уголовное преступление не обещаю – и после этого могу назвать свою цену?
Короткое молчание.
– Да. В разумных пределах. Но что произошло? Вы нашли Джелликоу?
– Нашел. Вам больше не придется из-за него волноваться. Он мертв.
Чейм издал какой-то странный вопль:
– Мертв? О боже правый! Мертв? Вы...
– Да, мертв. Убит. И недавно.
– Убит? Ужасно! Господи, какой кошмар! Но... моя рукопись... Вы знаете...
– Она была у Джелликоу. Но сейчас не у него. Теперь она у того, кто его избил и убил.
Чейм стал что-то бормотать, нечленораздельно мычать, но я продолжал:
– Слушайте внимательно, Чейм. Джелликоу мертв потому, что все время, я полагаю, вы рассказывали мне про свою рукопись сказки. Если я прав, я умываю руки. Грубо говоря, скажи вы сразу всю правду, Джелликоу, наверное, остался бы жив.
– Что за абсурд! Вы просто осел!
– Вы готовы сообщить мне дополнительные сведения? Может, вы что-то упустили?
– Я рассказал все, черт бы вас побрал! Мне нечего добавить.
– Ладно. Я берусь выполнить ваше поручение. Если смогу. Но вам это обойдется недешево.
– Плевать, во сколько это мне обойдется. Но я не понимаю. Если меня шантажировал не Джелликоу...
Я повесил трубку. Пусть поволнуется. Если поволнуется вдоволь, в следующий раз, может, выложит правду.
Я-то, конечно, ее уже знал.
И вот я снова стоял у коттеджа "Кри" и жал на наконечник стрелы. Потом стал колотить дверь. Спустя несколько секунд в доме вспыхнул свет, послышались мягкие шаги по ковру, а потом и голос Сильвии:
– Кто там?
– Шелл Скотт. Откройте, я тороплюсь. Она приоткрыла дверь и выглянула.
Я решительно толкнул дверь. Сильвия отступила в сторону. Я вошел и захлопнул дверь.
Сильвия стояла, хлопая глазами. Наверное, она спала и я ее разбудил. Во всяком случае, кроме пижамы, на ней ничего не было. Вернее, кроме верхней части пижамы, тонкой, почти прозрачной, как слой клубничного желе. Но я не обращал на это внимания. По крайней мере, старался.
Взглянув в полуприкрытые зеленые глаза Сильвии, спросил:
– Вик Пайн был сегодня у вас?
– А что?.. Был. Откуда вам известно?
– Когда?
– Часов с девяти до начала двенадцатого. А сейчас сколько времени?
– Не важно. Только не лгите мне, Сильвия.
– Шелл, как вы можете! Я говорю правду... Он был здесь. – Казалось, она произносит слова с трудом. – А в чем дело?
– По моему разумению, его здесь не было. Во всяком случае, в то время, которое вы назвали.
Сильвия облизнула губы:
– Странно, но приходили какие-то полицейские и задали мне тот же вопрос. Был ли здесь Виктор. Естественно, я сказала, что был.
– Естественно. Ведь он велел вам так отвечать? Откуда вы знаете такого мерзавца и бандита, как Вик Пайн?
– Однажды я пошла с Уорреном в клуб потанцевать...
– С Уорреном Барром?
– Да. Там был и Виктор со своей девушкой. После этого он несколько раз звонил, и один раз я с ним встречалась. Только один раз.
– Хватило одного раза, чтобы отбить охоту увидеть его вновь?
– Хватило... – Сильвия замолчала.
– А сегодня встретились снова? Именно сегодня?
Сильвия, кажется, начинала злиться:
– В чем дело, Шелл? Вы ведете себя, как медведь после зимней спячки. В первую нашу встречу вы были совсем другим.
– Наденьте пальто, – сказал я. – Мы немного прогуляемся. Думаю, прогулка будет не из приятных, – покачал я головой. – Если ошибаюсь, заранее прошу прощения, Сильвия. Но времени терять нельзя.
Она нахмурилась, хотела что-то сказать, но потом пошла в спальню и вернулась в светлом норковом манто и красных туфлях. Если бы я не знал, что у нее под шубой, можно было бы подумать, что она приготовилась для какого-то фешенебельного выхода. Но ждало ее совсем иное.
Я взял ее за руку, вывел за дверь и повел к коттеджу "Ирокез".
– Если вы говорите правду, то, возможно, возненавидите меня, – предупредил я по дороге. – И не без оснований. Но если Пайн не был с вами, дорогая, я покажу, где он на самом деле был и чем занимался. И почему хотел, чтобы вы его прикрыли, создали бы ему алиби. Я хочу также пополнить ваши представления о Викторе.
– Вы можете не нестись так? Руку больно.
– Жаль руку, но я тороплюсь.
Полиция еще не приехала, но сирены машин уже были слышны.
Я вошел в "Ирокез" и потянул за собой Сильвию. В гостиной выпустил ее руку и первым прошел в спальню.
– Идите за мной, – коротко бросил я.
Когда она показалась в дверях, я уже стоял возле кресла с избитым и обезображенным телом Джелликоу.
У Сильвии открылся рот и округлились глаза. Она издала какой-то звук, будто хотела кричать, но ей не хватало воздуху. Она остановилась, потом сделала небольшой шаг и замерла.
Я схватил Джелликоу за волосы, поднял его голову и повернул ее к ней.
– Если Виктор был не у вас, дорогая, – холодно сказал я, – то, значит, он был здесь и вот чем он занимался. Думаю, времени ему понадобилось немало. – Я сделал паузу. – Ну так как, будете настаивать на своих словах?..
Сильвия, как тряпичная кукла, рухнула на пол.