Это было довольно сложно, но теперь все подготовлено. По крайней мере, сцена готова: можно было начинать представление. Однако я все еще тренировал Джокера.

Он уже добровольно сообщил мне разные подробности, например, о том, что он делал после нашей стычки в ресторане. Я хотел знать все, чтобы свести к минимуму возможность неудачи. Я узнал, что после нашей драки днем он позвонил Торелли, и тот велел ему следить за моим -номером в отеле «Лас Америкас»: не появлюсь ли я и что буду делать дальше. Этот же приказ получили другие бандиты. Джокер слышал, что интересующие Торелли документы, возможно, находятся у меня или что я знаю, где они спрятаны. Поэтому не случайно бандит на острове следил за мной в бинокль и, основываясь на моих действиях, сделал вывод, который показался ему логичным.

Пока Джокер не позвонил Торелли из отеля «Дель Мар», я не знал, остались ли его молодчики на островах, раскапывая их в поисках документов. Теперь же, после его звонка, я знал, что все это время они именно этим и занимались. Однако мне было неизвестно, продолжают Ли они и сейчас свои поиски. Если да, что вполне вероятно, ибо Торелли не успокоится, пока черный чемоданчик не будет у него в руках, то они могут откопать этот клад еще до завершения моего розыгрыша, в таком случае я напрасно потеряю массу времени и вся моя энергия пропадет даром.

Розыгрыш Торелли начался с того, что Джокер позвонил ему по телефону. Если отбросить всякие детали, то по существу Джокер сделал следующее: буквально следуя моим указаниям и даже не понимая, что происходит, он сообщил Торелли, будто видел, как я вышел из белой моторной лодки на пустынный берег, притом не один, а с красивой девушкой. Джокер напал на меня, избил до потери сознания и захватил черный чемоданчик, который я нес В руках. Сейчас Джокер в городе и готов продать Торелли документы всего за один миллион долларов. Торелли ответил, что он подумает. Джокер, естественно, не сказал, откуда он звонит, а вместо этого обещал снова связаться с Торелли через час, и, если тот подготовит ему миллион долларов, Джокер передаст ему чемоданчик.

Тогда я сыграл над Джокером подлую шутку. Подождав пять минут, я сам позвонил Торелли и рассказал то же, что говорил Джокер, только, разумеется, со своей точки зрения. Я добавил гневно, что выследил Джокера» и сообщил, где он сейчас скрывается: назвал улицу, отель, номер, переулок, куда выходит окно номера. Словом, все. Я подбросил еще кучу всякой чепухи, например, что только теперь узнал от Джокера, кто его босс, и что, поскольку, как я теперь знаю, это сам великий Винченте Торелли, я не хочу больше иметь хоть какое-то отношение к черному чемоданчику... Поэтому я сообщаю ему не только место, где находится Джокер, но и где документы, и надеюсь, что взамен он согласится заключить со мной мир. Я много наговорил в этом духе, и Торелли сказал, что, если я действительно отдам ему эти бумаги, между нами не будет больше никаких неприятностей. Мне хотелось ему верить.

После этого я сделал последние приготовления. Положил черный чемоданчик на кровать, откуда он был бы виден первому же вошедшему в номер, подтащил единственный стул к окну и повернул его спиной к переулку. Я поднял штору, но оставил нетронутыми занавески, потом открыл окно, вылез через него в переулок и заглянул в комнату. Занавески были как раз нужной плотности— я видел сквозь чих очертания стула, но никаких подробностей ясно различить не мог. Я влез обратно в окно, запер его и поправил занавески, оставив штору наверху..

В комнате в правом углу, если смотреть от двери, был маленький чуланчик. Я открыл его и убедился, что дверь не скрипит. Это мне и было нужно: дверь не должна скрипнуть, когда я войду в .чуланчик и закрою ее за собой.

Джокер сидел на полу: мне опять пришлось его стукнуть, и на голове у него было немного крови.

— Сядьте на стул, Джокер! — сказал я.

Он покорно поднялся и плюхнулся на стул, спиной к окну. Жестко и отчетливо я сказал:

 — А теперь, Джокер, слушайте внимательно и запоминайте.

Он повернул голову и тупо уставился на меня.

— Когда я щелкну пальцем,— сказал я,— вы встанете и подойдете к двери, а потом пойдете обратно и сядете на стул.

Он провел языком по губам, вряд ли понимая, что происходит: он находился как бы в тумане. Я подождал, пока мри слова дойдут до него, потом щелкнул пальцами. Джокер поднялся, пошел, пошатываясь, к двери, вернулся и снова сел на стул. Я все время держал наготове пистолет, но это, в сущности, было излишне.

Мне было, тяжело смотреть на него. И меня тошнило от того способа, который я вынужден был применить, чтобы довести его до нынешнего состояния. Глядя сейчас на этого усмиренного быка, я почти забыл, что, будь у него возможность, он бы через неделю или месяц сбивал бы с ног какого-нибудь конкурента или разбивал бы кого-нибудь в лепешку, убирая лишнего свидетеля. К тому же я хотел жить: древний, первобытный инстинкт самосохранения так же силен во мне, как и в любом другом. Джокер сам избрал себе свой жизненный путь насилия и жестокости, который, как он, должно быть, и сам ожидал, мог привести к насильственному концу. Не я вложил ему в руки оружие. Кроме того, эта вошь не должна была кидать меня в океан.

Мы ждали. Джокер стал понемногу приходить в себя, а вместе с тем и нервничать. Но его беспокойство не могло сравниться с моим. Особенно сейчас, когда я собирался вернуть ему его пистолет. Я не думал, что он им воспользуется, но не знал, откуда придут молодчики -— через дверь или через окно,— и хотел быть готовым к любому варианту. Если через дверь, то я хотел, чтобы Джокер держал револьвер в руке. Я отдал ему оружие. Не спуская с него глаз и дула своего «кельта».

— Зачем это?

— Просто держите его, и все. И не рыпайтесь.

Он посмотрел на меня с недоумением, перевел взгляд на мой «кольт» и положил свой револьвер на колени. Я вынул из кармана второй револьвер и взял его в левую руку. Мы подождали еще немного.

Джокер облизнул губы, нахмурился и огляделся.

— Эй,— сказал он.— Что это вы...

— Тихо! — прошипел я.

Он затих.

Прошла еще минута. Я напряженно вслушивался, стараясь уловить каждый звук. Слышал дыхание Джокера и свое собственное, легкое поскрипывание стула, когда Джокер шевелился, устраиваясь поудобнее. С улицы донесся шум машины, где-то в отеле кто-то спускал воду в туалете. И дальше — тишина.

И вдруг я услышал то, что ожидал. Или мне показалось... Тихий, шелестящий, скользящий звук в переулке за спиной. Это был как будто шепот звука, и я не был уверен, что он означает то, чего я жду, но я щелкнул пальцами, пристально глядя на Джокера. Похоже, это будет через окно.

Он уставился на меня, но не сдвинулся, просто смотрел с тупым выражением. Я снова щелкнул пальцами и кивком показал на дверь. Он вздохнул, насупился, поколебался, потом встал, подошел к двери и вернулся обратно. Хорошо, что мне удалось так его обработать. Он повернулся к окну и снова сел на стул. На занавеске хорошо виднелся контур его головы.

Я не слышал даже легкого звука от выстрела: очевидно, они воспользовались пистолетом 22-го калибра с глушителем. Но я следил за занавеской и увидел, что в ней, как по волшебству, вдруг появилась .маленькая дырочка, услышал, как зазвенело оконное стекло, и, даже не глядя, знал, что, когда Джокер упал со стула, такая же дырочка была у него в затылке.

Ну что ж, у него был один шанс поживиться за счёт Торелли, но он не сработал, В конце концов, он умер. Он упал на пол лицом вниз, и пол у меня под ногами дрогнул, когда рухнуло его тяжелое тело. Вот что он получил за попытку пойти против Торелли.

Я вошел в чулан и тщательно прикрыл дверь, оставив щелочку, чтобы видеть черный чемоданчик на кровати.

Я взвел курки каждого из двух револьверов и стал ждать появления посланцев Торелли. Я не знал, сколько их и кто именно придет, но, что они сейчас войдут, было несомненно. Я надеялся только на то, что они сразу заметят чемоданчик, иначе — мне смерть.

Я услышал приближающиеся шаги, услышал, как открывается дверь. Потом на мгновение наступила тишина.

Мужской голос тихо сказал}

— Вот он.

Через комнату прошелестели шаги. Я увидел, как протянулась рука, и на миг чье-то тело заслонило от меня кровать. Потом оно отодвинулось и исчезло: черного чемоданчика не было. Снова шаги, кто-то выключил свет, дверь закрылась, и все затихло. Ни слова больше, ни звука.

Едва дыша, я подождал пять минут. Потом открыл дверь. Из переулка в комнату проникал слабый свет. В комнате никого не было, не считая Джокера. Чемоданчик исчез. Все сработало точно, как часовой механизм.

Конечно, мне еще предстояло незаметно выйти отсюда, и я должен был привезти настоящий чемоданчик. Галл-Айлендс не очень-то понравились мне днем. Легко понять, что перспектива отправиться туда ночью не вызывала во мне энтузиазма. Особенно, когда я подумал, что люди Торелли, может быть, все еще там.

Я проверил свои револьверы, вышел из чуланчика и направился к окну.

Ночное путешествие на острова было совсем не то, что дневное. Море неспокойно, кругом все черно, только в кубрике светился огонек. Чернота давила со всех сторон, смягченная лишь слабым отблеском луны. Меня угнетало чувство одиночества, хотя у меня была компания — Джим, тот парень в спортивной кепочке, который днем доставил нас с Марией с этих островов. Мария сказала мне, где от живет, и я успел с ним договориться.

Из отеля я выбрался без всяких приключений, хотя даже дышать боялся, вылезая из окна в переулок. Но через десять минут я был на том месте, где оставил машину:. С Джимом я договорился потому, что у него была собственная быстроходная лодка и он мог доставить ночью на остров. Если бы я отправился туда один, я бы легко оказался в открытом океане. Мы просидели у него дома около часа, убивая время. Я надеялся, что часа будет достаточно.

— Теперь уже близко,— сказал Джим и выключил свет в кубрике. Чернота окутала нас.

Впереди возникло что-то вроде темной массы.

— Это? — спросил я.—Тот самый?

— Да. Большой.

Он выключил мотор.

Нос лодки скользнул к берегу, слегка зашуршав по песку. Я судорожно сглотнул. В этот раз не было птичьего гама, хотя чайки ощущались всюду — шорох, взмах крыла, случайный крик. Я вылез из лодки и, пройдя поводе, выбрался на берег.

С собой у меня были револьвер и электрический фонарик, но я намеренно пользовался фонариком как можно реже, а револьвер вообще решил не пускать в ход. . Вполне возможно, что я был единственным человеком, на острове,-но нельзя быть уверенным в этом до конца. Джим постарался причалить в том месте, где нашёл меня днем. Отсюда я отправился в глубь острова, надеясь найти помеченное дерево. Мое движение потревожило стаи чаек: они взлетали прямо передо мной с испуганными криками. В -слабом лунном свете они казались призрачными существами.

Прошел час, а я все еще искал то дерево. Потом я вернулся к исходному месту и снова пошел вглубь, теперь я знал, что дерево, где-то близко. Из предосторожности я останавливался, но, если бы на острове кто-то был, мы бы уже обязательно столкнулись. Я включил фонарик и десять минут спустя нашел дерево. Я сразу узнал его по рисунку, который образовали верхние ветви, и по оставленной мной отметине на стволе. Отсчитав двадцать шагов, я начал откапывать ямку.

Разрыв почву на два фута, я ничего не нашел.

Черт возьми, двадцать шагов — солидное расстояние. Может быть, я Ошибся на фут или два? Я снова начал ковырять, прямо руками, работая все лихорадочнее. Пот катился по лицу и ,груди. Меня мучила мысль о том, что произойдет, если люди Торелли уже нашли бумаги: может быть, они выкопали их в тот момент, когда я осуществлял свой розыгрыш.  . 

Вдруг моя рука на что-то натолкнулась — на что-то твердое. Я схватил это, вытащил и осветил фонариком.

Это был он, черный чемоданчик.

Вот и конец поискам. Остальное было уже легко...

Жаркое солнце горело на песке и сверкало» в голубых водах залива. Я опять пил кокосовую шипучку из огромного кокосового ореха, но на этот раз не в «Лас Америкас», а под соломенной крышей кафе «Капакабана», почти у кромки прибоя на прелестном пляже.

У меня все болело — прошло всего два дня с тех пор, как я откопал чемоданчик, но тем не менее я чувствовал себя здоровым. И, наконец, чистым. Я отмокал в горячих ваннах и восемь раз отмывался под душем. Но самое лучшее заключалось в том, что я свободно бродил по городу, входя в отели и выходя из них, и никто не убил меня. По-видимому, между мной и Торелли было перемирие, и я мог еще некоторое время жить спокойно.

Розыски подлинного черного чемоданчика, подлинных документов, предназначенных для шантажа, розыгрыш Торелли — все это было действительно чертовски трудно. Остальное уже казалось просто. Я рассмотрел все документы в другом невзрачном номере другого отеля: бумаги, фото, подобные тем, что прислал мне Джо, но на этот раз подлинные. Тут было все, о чем говорив Джо, и даже больше: полная подборка, иллюстрирующая его действий почти за два месяца, фотографии Лейлы и шустрого курносого мальчугана, фото Лейлы и Джо вдвоем, доказательства его недобросовестности в профсоюзных делах и незаконного присвоения профсоюзных денег, о чем Джо умолчал.

И документ, связанный с военным министерством. Я не очень разобрался в нем несмотря на то, что держал его в руках, но понял, что это список баз для размещения по всему миру управляемых ракет, баз, в высшей степени секретных, известных отчасти союзникам США и только немногим в американском правительстве. В нем была масса слов, цифр, расчетов и причудливых значков, которые для меня ничего не значили, но очень многое значили для тех, кто понимал их смысл. Все это я рассматривал вместе с Дуганом.

Мне пришлось снова обратиться в Лос-Анджелес, но я не застал Дугана на месте. Я дал адрес того места, где я в то время отсиживался, и через час он уже был у меня. Я вручил ему все материалы и рассказал всю эту мрачную историю. Что касается моего клиента, то я с самого начала предупредил его о том, что его может ожидать, если выяснится, что он не такой, каким. следует быть профсоюзному лидеру. Он оказался не таким, каким ему следовало быть, И мне даже не понадобилось сообщать ему, что его дело закончено: об этом теперь должно было позаботиться ФБР.

Я зарыл пальцы босых ног в прохладный песок под столиком. Я давно мечтал сделать это. Допив шипучку, я заказал еще одну порцию. Пока что я был один, но я позвонил по телефону, и скоро мое одиночество кончится. 

Теперь, думал я, Глория свободна — Джорджа Мэдисона нет в живых. Нам предстоит обсудить еще некоторые моменты. В Акапулько было еще одно незаконченное дело: я не успел оплатить счет в отеле «Лас Америкас», отдать Рафаэлю обещанную мною сумму. Ну, да, это сущие пустяки по сравнению с тем, что было.

У меня было достаточно денег, чтобы справиться с любой ситуацией. В Национальный банк в Мехико мне перевели пятьдесят тысяч долларов. Это равнялось 432 тысячам песо, на которые можно было купить массу кокосовых шипучек.

Время от времени я поглядывал в сторону улицы. Она еще не появлялась. На мне были мои цветастые плавки. Может быть, мы еще успеем немного поплавать. Я не возражал бы против того, чтобы провести весь день здесь, в блаженной праздности, подобно жителю тропической лачуги на берегу экзотического моря. Сегодня вечером, когда заиграет оркестр; мы могли бы потанцевать босиком в пене прибоя. У меня было удивительное чувство — свободы, покоя, здоровья. Я снова мог предвкушать завтрашний день.

Но я не мог так же спокойно думать о Торелли, о синдикате преступников, о мафии и всем прочем. Торелли внушал мне истинную, ненависть — Винченте Торелли, который, вероятно, возвращается в Италию. Я видел сегодня утром, как его большая белая яхта «Фортуна», стоившая ему полмиллиона долларов, выходила из гавани. Торелли все еще жив и все еще строит планы. Но, по крайней мере, моя роль в этом деле кончена^ Я отчасти спутал карты гангстерской игры, разрушил один из проектируемых ими подступов к захвату влияния и власти, но это‘была лишь малая доля. И я знал, что преступная чернь будет продолжать работу, намеченную для них Торелли и теми, кто стремится нечистыми средствами завоевать богатство и могущество. Они нащупали путь к внедрению в профсоюзы, и я один не в силах воздвигнуть на этом пути достаточно прочную преграду. Герои рэкета развернут бурную деятельность, чтобы достичь своей цели. Возможно, это им и удастся. То же самое, в меньших масштабах, происходит уже долгое время, и никто еще до сих пор их не остановил.

К черту все это. Пока что с меня хватит. Кто-нибудь может начать там, где я сегодня закончил. А я?

Я начинаю по-настоящему отдыхать в Акапулько. У меня есть 432 тысячи песо, кокосовая шипучка, мои гнусные цветастые плавки и песок, в который можно зарыться босыми пальцами.

И тут появилась она. Я сказал ей, чтобы она надела купальный костюм, и вот она шла ко мне, покачивая бедрами, прикрыв полную грудь легкой косынкой. Я невольно подумал, что почти так же все началось и тогда, четыре дня назад.

Только на этот раз, конечно, это была Мария.