Наступило утро, о котором я охотно не стал бы рассказывать.

Мария принимала душ, что-то напевая,— настоящее воплощение радостной энергии. Мне же едва удалось опустить одну ногу. Я осторожно пытался дотянуться пальцами до ковра, когда Мария вышла из ванной, накинув на себя атласный халатик. Она выглядела свежей и сияющей, как утренняя роса, была оживлена и прелестна. И, черт возьми, слишком уж жизнерадостна.

Она присела на край кровати и пристально посмотрела на меня.

— Как мой мальчик?

Я не ответил: об этом она могла судить, по моему виду. То, что я чувствовал, было совершенно незнакомой мне прежде похмелье от моих вчерашних возлияний в ресторане, от морской воды, воды из душа, того, чем напоила меня Мария, плюс тысячи разных мелочей.

Она вгляделась в меня еще пристальнее.

— Ух, твои глаза просто ужасны.

— Ты бы посмотрела на них изнутри.

— Ты хочешь сказать, что ты ими видишь?

— Я вижу цвет.

— Гм. Интересно только, какой?

— Оставь их в покое. Не могу думать, не могу смотреть.— Я закрыл глаза.—Какой сегодня день? Который час?  '

— Одиннадцать часов утра, тринадцатое апреля 1952 года. Светит солнце, море голубое, маленькие...

— О, прекрати! Значит,, мир все еще существуем!

Она засмеялась.

— Существует. Вставай и я приготовлю тебе роскошный завтрак.

Я застонал.

— Не утруждай себя. Принеси мне просто тарелку «бурбона».

Мария ушла и через две минуты вернулась, неся два стакана: один с шипучей сельтерской, другой — с какой-то жидкостью. И то, и другое я выпил с полным безразличием. Она села на край кровати и взяла мою руку. Я попросил ее пощупать пульс.

Так прошел почти час, но в полдень я поел и взял себя в руки. Это был поистине тяжкий труд, потому что мне казалось, будто я весь рассыпался на части. Тем не менее я представлял собой довольно опасное факсимиле Шелла Скотта, когда Мария спросила меня:

— Что ты собираешься сегодня делать, мой неукротимый?

— Еще не решил, огнеметик.— К этому времени мы уже придумали друг для друга несколько, ласкательных имен.— Но у меня есть кое-какие идеи. Пока что мне бы хотелось на полчаса воспользоваться твоей спальней..

Она улыбнулась.

— Только на полчаса?

— В полном и' абсолютном одиночестве,— объяснил я.— Мне нужно подумать. Если ты не знаешь, я еще. и мыслитель. Так оставишь меня одного минут на тридцать?

Мария премило надула губки.

— А я-то думала, мы поплаваем. Или побегаем на водных лыжах. Я бы тебя поучила.

— Ты хорошо ими владеешь?

— О, да, я большой специалист по водным лыжам. Правда-правда. Я бы тебя быстро научила.

— Как-нибудь в другой раз. Сейчас мне нужно решить несколько мировых проблем.

— В моей спальне?

— Мария, это лучшее место для решения трудных проблем.

— О’кей, а я полежу на солнышке.

В спальне я лег на кровать.. Мария пошла за мной следом, разделась и. надела купальный костюм. Я закрыл глаза. Мне действительна' нужно подумать. Правда, глаза я закрыл уже после того, как она ушла.

Пока Мария загорала, я расслабился и попытался проанализировать все события последних дней. Теперь я знал гораздо больше, чем когда приступил к делу, но не приблизился ни на один шаг к своей цели — документам, ставшим орудием шантажа.

Я был уверен: все эти документы, включая секретные и магнитофонную запись, находятся либо в Акапулько, либо где-то поблизости от него. Но тот, в чьих руках они сейчас находятся, не знает или не понимает их истинного значения. Их нынешний обладатель — несомненно, убийца Стрелка — наверняка считает, что они важны только для Винченте Торелли. Ну и, конечно, для самого Джо.

Вероятно, любой на месте Торелли хотел бы получить материал,. благодаря которому можно подчинить себе руководимый Джо профсоюз и его 800 тысяч членов. С точки зрения Торелли, нет такой цены, какой бы он не дал за эти бумаги.

Сто против одного, что их обладатель сейчас в Акапулько и годов как следует поторговаться, а возможно, уже торгуется с Торелли. 

И почему-то мне стало казаться, что человек этот— женщина.

Я вернулся к началу. Стрелок обладал недюжинным умом, в его руках оказалось целое состояние, на добычу которого он потратил немало сил. И он хорошо бы им распорядился. Однако Стрелок убит, а бумаги похищены.

Вполне возможно, он ехал сюда не один, а с женщиной: номер в отеле был забронирован на двоих —мистера и миссис Бродин, а не просто на мистера Бродина. Женщина могла быть в непосредственной близости от него.' Скажем, в постели. Ведь он был в постели, когда его убили.

С другой стороны, его убийца — будь то мужчина или женщина — вполне мог узнать, что в отеле «Лас Америкас» для Стрелка забронирован номер, и устремился туда же. Это предположение и заставило меня взять именно этот номер. Однако оставаться там сейчас, видимо, вредно для моего здоровья. Вчера, перед тем как пойти к бассейну, я удостоверился, что никто, кроме меня, не претендовал на забронированный номер. На такую возможность я возлагал некоторые надежды и потому решил сегодня же узнать, нет ли чего нового.

Мысленно я составил список очередных дел: восстановить связь с клерком-регистратором в «Лас Америкас», связаться с Глорией, выяснить, считают ли меня погибшим или живым, и узнать у нее, не слышала ли она о подготовке или завершении каких-либо значительных акций. Может быть, документы уже в наманикюренных руках Торелли. Если так, моя задача дьявольски усложнится. Но пока я не удостоверюсь в этом и не выясню, где эти материалы (если когда-нибудь мне вообще это удастся), в своих действиях я должен исходить из того, что я их добуду, и заранее решить, что в таком случае делать. Все должно быть тщательно продумано, и я надеялся придумать что-то приемлемое. Ведь как только эти материалы окажутся у меня, объединенные силы синдиката и мафии обрекут меня на смерть. Но, конечно же, думал я, Джо сделает все возможное, чтобы скрыть даже от своих ближайших друзей как потерю, так и возвращение этих документов.

Тем не менее, я должен по мере сил обезопасить себя от профессиональных убийц, гангстеров и членов мафии. Следовательно, единственная надежда, что я добьюсь своей цели и вместе с тем останусь в живых, заключается в том, чтобы добыть документы тайно от всех, кто бы это ни был. Но кто знает, может быть, Торелли как раз в этот момент читает их и смакует содержащиеся в них сведения.

Меня охватило жгучее желание немедленно выяснить положение дел, но я провел, еще двадцать минут, мысленно закрывая все прорехи и устраняя все препятствия, какие только я мог предвидеть.

Я вышел из спальни, подошел к телефону и набрал номер отеля «Лас Америкас». Попросил подозвать к телефону клерка Рафаэля. Когда он взял трубку, я сказал:

— С вами говорит человек, который дал вам сто американских долларов. Позавчера. Помните?

— Что? Ах, да, да. Но я думал...

— Что вы думали? И говорите тише.

— Ну, я слышал... то есть я думал, что вы утонули. Разве вы...

Я прервал его.

— Ага. Я немного поплавал. Каковы дела по этой части?

— Они послали людей обследовать дно под скалами «Эль Фикантадо».

Уже хорошо: это я и хотел узнать. Бандиты, видимо, не уверены в том, что я погиб. И останутся в неизвестности, пока кто-нибудь меня не увидит.

— Спасибо,— сказал я Рафаэлю.— Еще один вопрос: кто-нибудь спрашивал обо мне или насчет номера один-ноль-три?

— Один уродливый большой парень, вчера. Я ответил ему, как вы просили.

— Отлично,— Это было тогда, когда Торелли послал человека проверить то, что я сказал о себе.— Он не доставил вам никаких неприятностей?

— Нет. Только спросил, кто занимает номер 103, и я сказал то, что вы мне велели.

— Спасибо, друг. А теперь слушайте: забудьте, что я вам звонил. Для вас я — утопленник. Я бы хотел, чтобы все так и думали. Понятно?

— Ну...

Я догадался, почему он колеблется. Старая история, всегда одна и та же. Я сказал:

— Я вскоре заскочу к вам еще раз с сотней долларов. Так же, как в тот раз. Так вы запомните, что надо забыть?

— Да, сэр.

— Кроме вчерашнего парня, никто больше к вам не приходил? Сегодня никто ничего не спрашивал? Не обязательно про меня, но и про занятый мною номер. Абсолютно никто, Рафаэль?

— Нет, только он.

— О’кей. Так продолжайте наблюдать и постарайтесь все запомнить. Я свяжусь с вами позже. Может, еще сегодня вечером. И если не принесу деньги сам, то пришлю их с кем-нибудь.

Он сказал, что все понял, и я повесил трубку. Потом набрал номер коттеджа 27. Если ответит мужской голос, я забуду, что звонил Глории. Но ответил ее мягкий голос:

— Алло?

— Глория? Не прыгайте из окна. Говорит тот, кто виснет на утесах, летучий парень.

— О! — Она на минуту умолкла, потом сказала: — Я боялась...

— Опустите это. Вы одна?

— Да.

—- Пройдите в главный вестибюль и ждите. Я позвоню вам туда по телефону, который, я знаю, безопасен. О’кей?

— Через пять минут.— Она положила трубку.

Я с нетерпением выждал четыре минуты. Потом позвонил дежурному администратору и попросил его вызвать находящуюся в вестибюле Глорию Мэдисон к названному мной внутреннему телефону. Когда она ответила, я спросил:

— Путь свободен?

— Ага. Ведь это вы? Это вы, Шелл?

— Да, я.

Быстро покончив с выражениями радости по поводу счастливого исхода и с прочими предварительными любезностями, мы перешли к делу, и я спросил:

— Глория, ничего нового? Вы что-нибудь слышали о пакете, который Торелли ожидает от Стрелка?

— Ничего, Шелл. Я бы знала, если бы что-то было. Джордж сейчас со мной мягок, как тесто, и обязательно бы мне сказал.

— Даже после того, что было вчера вечером?

Она засмеялась.

— Даже. Я чуть с ума не сошла. Но когда успокоилась, сказала Джорджу, что это от страха, как бы ему не влетело за вас от Торелли. И Джокеру тоже. Они поверили.

— Отлично, Глория. Вы уверены, что Торелли ничего не получил? Никакая каша не заваривается?

— Пока еще ничего, Шелл. Джордж говорит, что Торелли как на иголках. Должно быть, эта посылка — или что бы то ни было — очень важная вещь.

— Да. Должно быть, так.

Я не мог понять, почему эти бумаги еще не проклюнулись, но тут же представил себе Торелли, который, по словам Глории, как на иголках ждет с возрастающим нетерпением и тревогой желанных документов. Возможно, здесь и надо искать объяснение. Их обладатель — если его целью было поднять цену до предела — намеренно старается довести Торелли до крайней степени беспокойства и нетерпения. Правда, этим он увеличивает риск быть убитым, но это единственное, чем я мог объяснить отсутствие у Торелли ожидаемых бумаг, хотя после убийства Стрелка прошло уже два дня. Тот, кто прострелил ему голову, уж конечно, сделал это не ради забавы.

В этот момент меня пронзила странная мысль, и я автоматически выразил ее словами:

— Послушайте, Глория, вы и Джордж ведь женаты, верно?

— Что? Фу, какая глупая мысль! Конечно женаты. Мы поженились в Лос-Анджелесе. Почему...

Я прервал ее.

— Простите. Я просто сболтнул. Забудьте об этом.

Ч-черт! Я хватаюсь за соломинки. Я знал, что она живет с Джорджем, и, если нужно, мог бы проверить достоверность их брака. Но я знал также, что в этом нет необходимости. Нет, Глория — на моей стороне, это несомненно. Таким образом, исключив Глорию как возможного члена оппозиции, я имею одним врагом меньше. На миг что-то вспыхнуло в моем мозгу и тут же исчезло. Я попытался удержать это что-то, но тщетно. Во мне промелькнуло то странное, тоскливое чувство, которое на мгновение возникает у вас, когда вам кажется, что вы забыли что-то очень важное.

Наконец я сказал:

— О’кей, лапушка, спасибо. Продолжайте прислушиваться, не поднимается ли какой-нибудь шум. Сейчас у меня дела, но позже я вам позвоню. Когда вы ожидаете Джорджа?

— Он сейчас у Торелли вместе со всеми. Думаю, пробудет там весь день.

— О’кей. Позвоню вам позже. У меня предчувствие, что это затишье ненадолго.

— Шелл, будьте осторожны.

— Можете быть уверены. Пока, Глория.

Я повесил трубку. Потом заказал по телефону такси, договорившись, что водитель будет ожидать меня на углу, в трех кварталах от дома Марии.

Высунувшись в окно, покричал Марии. Она тотчас прибежала — смотреть на нее было одно удовольствие. В комнате она бросилась на диван.

И с лукавым выражением, которое раскрывало двойной смысл ее вопроса, спросила:

— Я тебе нужна?

Я усмехнулся.

— Ага. Но я — человек железный. Мне пора ехать.

Она слегка нахмурилась.

— Уже?

— У меня масса дел. Пора. Даже под душ не успею,

Она не улыбнулась.

— Я могу чем-нибудь помочь?

— Нет. Но спасибо, Мария. Ты можешь попасть в беду, вокруг столько неприятностей, хоть отбавляй. Я воспользовался твоим телефоном, но никто не знает, что я приехал сюда вчера вечером. С тобой все будет о’кей, если ты забудешь, что когда-либо видела меня. Кроме, конечно, вчерашнего вечера, перед тем как я нырнул в океан. Я серьезно. Иначе тебя могут сильно обидеть или даже убить.

Она по-прежнему хмурилась.

— Забыть... Но ты ведь приедешь ко мне опять, да?

Просто смех. Мне следовало уже давно исчезнуть, а я...

Я сказал:

— Мария, пока у меня есть хоть одна нога, я прискачу обратно. Но сейчас мне надо работать, делать то, ради чего я сюда приехал. По крайней мере, стараться.

Я подошел к двери и выглянул в сияющий солнечный мир. Мне было страшно выходить наружу, я еще не был таким ловким и находчивым, каким стану в очень скором времени. И выглядел тоже неважно; был небрит, и, хотя Мария погладила мою одежду, брюки сели и выглядели так, будто их шили на другого человека. Но все же это были брюки, и притом — единственные, других у меня не было.

Мария тронула меня за плечо, и я обернулся. Она ничего не сказала, только обняла и, встав на цыпочки, поцеловала в губы. Потом, отступив па шаг, сказала:

— Это чтобы ты меня помнил. Мы, акробаты, должны держаться вместе. И... если твои ноги будут целы, прибегай обратно.

Я смотрел на нее, восхищаясь. Я не хотел с нею расставаться. Фактически все, что я наметил на ближайший час-другой, сводилось к тому, чтобы поехать в город, в отель «Дель Мар», и проверить, не прислал ли Джо те материалы, которые были мне нужны-. Я не хотел, чтобы Мария была рядом, только потому, что рано или поздно положение станет очень сложным и опасным и мне не следует впутывать ее в это дело. Забавно, как сильно вы можете привязаться к жизнерадостной маленькой девушке всего за несколько часов.

— Не беспокойся, я вернусь,— сказал я.— Просто некоторое время я должен быть один. Не хочу подвергать тебя опасности. Возможно, уже сегодня мне придется встретиться с некоторыми опасными типами.

Она сказала лукаво, но глаза ее были серьезными:

— А что, если я готова рисковать? Вдруг я смогла бы тебе помочь? У меня масса талантов.

Я усмехнулся.

— Знаю, что масса. А стрелять ты умеешь?

— Не уверена.— Она нахмурилась.— Но я могу водить машину. И буду твоим шофером.

— Опоздала, лапушка. Я уже заказал такси.

— Такси? А мой «кадиллак»? Позволь мне поехать с тобой, Шелл!

Я заколебался, и она это заметила. Но я тут же сказал небрежно:

— Не пойдет. Ты мне наскучишь, а я не хочу, чтобы ты мне надоела.

Я простился с ней, повернулся и вышел из дому. Я шел вдоль бульвара, залитого солнцем, направляясь к тому месту, где меня ожидало такси.

Слева сверкал и искрился океан, воздух был насыщен ароматом цветов. Был прекрасный день. День для водных лыж, загорания на пляже, для того, чтобы пить газированное кокосовое молоко под соломенной крышей кафе «Капакабана» и смотреть на красивых женщин.

Это был самый подходящий день для того, чтобы умереть.