12
Дом, который снимала Мария, был расположен в укромном местечке в одной-двух милях за городом, на самом берегу моря. Она поставила машину за домом и, взяв меня за руку, повела к входной двери. Не потому, что я медлил следовать за нею, просто она лучше ориентировалась в темноте и сама не хотела терять время.
В передней она включила свет.
— Ну вот,—сказала она,— ваше убежище. Нравится?
Откровенно говоря, в моем положении мне понравился бы любой сарай. Но этот дом был местом, где вам хотелось бы жить. Мягкий свет не бил в глаза, на стенах висели красочные репродукции, гармонируя с яркими расцветками уютных диванов и кресел. Пол покрывал тростниковый ковер, а снаружи, всего в нескольких ярдах от дома, шумел прибой.
— Прелесть,— сказал я.— Я мог бы скрываться здесь, целый год.
Она улыбнулась.
— Я буду здесь только два месяца.— Она окинула меня критическим взглядом.— Господи! Да у вас ужасный вид! Вам нужно переодеться во все сухое.
Я начал было придумывать, как бы повеселее ответить, но Мария не дала мне времени. Она вышла из комнаты, но быстро вернулась и, схватив меня за руку, потащила за собой.
— Включите подогрев воды,— сказала она,— и через пять минут у вас будет горячая вода.— Она втолкнула меня в ванную. В углу, отделанный изразцами, был большой душ.
— Забирайтесь туда,— сказала она.— Даже в Акапулько можно простудиться. Ну, как, я хорошо о вас забочусь?
— Ага. Душ — это отлично! — Я ждал, когда она уйдет и я смогу раздеться.
Мария следила за мной, мило улыбаясь.
— Ну, что же вы? Не встанете же вы под душ в одежде?.
— О, нет, я никогда этого не делаю.
Прислонившись к стене, она следила за мной. Я сказал:
— Сказать по правде, обычно я принимаю душ в одиночестве.
Она закинула голову и рассмеялась.
— И это все, что вас волнует?
Затем подошла ко мне и остановилась. Ее голова едва достигала моего подбородка. Она показала на кобуру, которая все еще была на мне.-
— Это что — для оружия?
Подергала ремешок, сняла кобуру с моего, плеча и стала расстегивать рубашку. Я схватил ее за руку.
— Эй, послушайте, полегче. Оставьте. Я сам. Я умею.
Она усмехнулась:
— Я сделаю это лучше. Пустите.
— Нет, нет. Я сам.
Мария вздохнула и любезно сказала:
— Ну, ладно, Шелл. Отдадите мне все это за дверью.
— За дверью?
— Ну, да. Я пойду приготовлю выпить, если вы уверены, что справитесь сами.
— Конечно, уверен. То есть, конечно, я не сомневаюсь... я не справлюсь в одиночку... то есть, .черт возьми, женщина, раздеться я сумею и сам!
Она усмехнулась.
— Именно это я и имела в виду. Можете снимать свою одежду в полном одиночестве.
Она слегка ущипнула меня, повернулась и вышла.
Я разделся, включил подогрев воды и повернул кран.
По собственному опыту я уже знал, что в Мексике из крана, помеченного буквой «Г», обычно течет не горячая, а холодная вода, а из того, что помечен буквой «X»,— не холодная, а ледяная. Однако струя воды постепенно теплела. Должно быть, у Марии хороший подогрев воды.
Я отрегулировал душ, собрал свою одежду и поднес ее к двери.
— Ой-хо-хо! —сказал я.
Послышался стук каблучков: Мария подошла к двери ванной. -
— Ой-хо-хо! Вы можете впустить меня?
Впустить ее? Я сказал:
— Ну, ну...
Она прервала меня.
— Вы разделись, наконец?
— Да, да, разделся.
Открыв немного дверь, она просунула в щель руку и начала шарить ею, ища мою одежду. Мы оба повторили «Хоп!», и я подсунул свой узелок под ее маленькую цепкую руку.
Она заливалась за дверью смехом, как девчонка, на которую напала «смешинка» — приступ безотчетно-счастливого смеха. Наконец, проговорила:
— Одну минутку. Пойду принесу вам стаканчик.
И убежала, а через минуту я снова услышал ее шаги. Однако на этот раз она не стучала каблучками. Ее шаги звучали так же, как в «Эль Фикантадо», когда она танцевала босая. Ну что же, в конце концов, она у себя дома. Если ей хочется ходить босиком, пусть ходит. Вдруг у меня по коже побежали мурашки. Черт возьми, душ ведь тоже ее.
Мария снова просунула руку в приоткрытую дверь, но теперь в ней был высокий, наполненный до краев стакан. Не знаю, что в нем было, что-то вроде коктейля, я схватил стакан одной рукой, а ее руку — другой и выпил все до дна. Потом опустил стакан на ее ладошку и сказал:
— Еще!
— Хоп! — сказала она и добавила: — Вот вам еще один!
Я невольно засмеялся. Очевидно, она принесла сразу два стакана.
— Спасибо,— сказал я.— А это не ваш?
— Можете выпить, для себя я приготовлю еще.
Все, что она говорила, стало казаться мне очень забавным. Видно, первый стакан уже начал оказывать свое действие. Я отпил из второго и услышал ее удаляющиеся шаги. Отпил еще глоток и полез под душ. Во мне росло ощущение счастья. Согревавший изнутри ликер, горячая, ласкающая кожу вода, и снаружи — никаких следящих за мной жесткими глазами бандитов.
Я даже не слышал, как Мария вернулась. Просто открылась дверь, и она вошла в ванную, явно намереваясь тоже принять душ. И, конечно, не собираясь делать это в одежде. В руке она держала наполненный стакан. Закрыв дверь, Мария непринужденно отхлебнула глоток и, усмехаясь, посмотрела на меня.
— Я вижу, вы освоились.
Я ответил что-то, чего она не поняла. Допив свой стакан, она поставила его на столик. Заметив мой стакан, спросила:
— Допьете?
— Да, пожалуй. Спасибо. Думаю, что допью. Уверен, что допью.
Я допил остаток коктейля. Она взяла у меня стакан, перевернула его вверх дном и поставила рядом со своим. Вода лилась мне в открытый рот. Потом Мария повернулась и пошла на меня. Да, это было единственно подходящее слово — пошла на меня.
— Подвинься, Шелл, лапушка. Выдели Марии немного места.
Я подвинулся. Подвинулся в самый угол. Я знаю правила вежливости.
— Конечно,— сказал я.— Иди сюда. Вода — просто чудо.
Она подлезла под струю воды.
— М-м-м! — вздохнула она. — Хорошо!
Я не знал, что сказать, но сказать что-то мне определенно хотелось. Не следовало просто стоять столбом. Если я буду просто стоять, как столб, Мария подумает, что я невоспитанный олух. Однако это был, видимо, один из тех моментов, когда очень трудно подобрать нужные слова.
— Да,— сказал я.— Ах, Мария, ты такая красивая.
Она не ответила и взяла мыло.
Я попытался еще раз.
— Право,— сказал я,— у тебя здесь прелестное гнездышко. Очаровательное, уютное гнездышко.
— Вода в самом деле, чудо,— сказала она.— Потри мне спину.
Ну, если она не хочет разговаривать, ей-богу, я не против. Не будем разговаривать. Я потру ей спину. Что я и начал делать, а она в это время повторяла;
— М-м-м! Хорошо!
Наконец, вода стала остывать, и мне пришло в голову, что с меня уже хватит вторжения посыльных, карабканья по террасам, висящим над бездной, и разговоров под душем.
— Детка,— сказал я,— давай выбираться на этого тесного угла.
Так мы и сделали. Она примчалась в затемненную спальню и буквально втолкнула меня в постель.
Эта маленькая акробатка была просто необыкновенна. Ее выступление в ресторане было ничто — легкая разминка перед настоящей игрой. А сейчас, продолжая сравнение, начался чемпионат.
Я знал, что где-то за моей спиной открыто окно, и не исключено, что какой-то дьявол-бандит подсматривает в него и наводит на меня дуло пистолета. Меня это не тревожило. Пусть там хоть десять бандитов с пистолетами — мне было все равно. Это как будто принадлежало какой-то прошлой, давно прожитой жизни, да к тому же я знал, что мне едва ли доведется долго жить.
Все последнее время было насыщено странными приключениями, которые расшатывали мою веру в законы вероятности. Больше того — в законы возможного.
Наконец, наступили покой и безмолвие, как в могиле. Может быть, подумал я, это действительно смерть.
Позже Мария сказала:
— Шелл?
— Да,— сказал я.— Ты здесь?
— Шелл,— повторила она.
— Да?
— Встань и включи свет.
— Встать и включить свет! О, господи! Ну, конечно, встать и включить свет. Почему ты решила, что я могу двинуться? Я что-то вывихнул. Я все вывихнул.
— Шелл.
— Да?
— Ты знаешь, кто я?
— Ага. Ты —шпион в пользу синдиката. Ты меня поймала, и теперь они получат все на свете.
— Не знаю, о чем ты говоришь. Я хочу сказать, то, чем я была, того уже нет. Ты меня уничтожил. Я даже не могу включить свет..
— К черту свет. Не хочу никакого света. Хочу, чтобы всегда было приятно и темно.— Шелл.
— Ну?
— Спокойной ночи, Шелл.
— Спокойной ночи, Мария,
Так закончился наш разговор. Последнее, о чем я подумал, прежде чем заснуть: Мария Кармен едва ли сможет много танцевать завтра вечером.
