Глава 12
Кто, вы думаете, стоял в дверях? Круглолицый современный Санта-Клаус, тот самый чудак, что стал обладателем двух лотов в Лагуна-Парадиз. В металлическом фильтре торчала сигарета с фильтром, это фильтровое сооружение было воткнуто в рот, а сам он смотрел на меня с таким видом, будто ему на язык попала струя чистого никотина.
Я повторил снова — менее эмоционально:
— Ой, будь я проклят...
— Господи Боже! — Похоже, он тоже был на грани обморока. — Добрый вечер, мистер... э... Кажется, я не знаю вашего имени, сэр?
— Шелл Скотт. Вы мистер Лоример? Гораций Лори-мер?
— Да, я, мистер Скотт. Да. Вы... вы, никак, хотели видеть меня?
— Если не возражаете. Я бы позволил себе отнять у вас несколько минут.
— Пожалуйста, входите.
Он посторонился, и я вошел в гостиную люксового номера, которая выглядела как... ну, в общем, люкс есть люкс. Пол устлан толстым ковром цвета лаванды, слева от меня стоял низкий белый диван, у правой стены выстроились стулья из черного дерева с витой резьбой. Дальше поблескивало пианино, и его клавиши были выставлены напоказ, словно инструмент, оскалившись, приготовился цапнуть незваного гостя. Лавандовые шторы не задернуты, а за ними виднелась стеклянная стена и открывался вид горящего огнями города. Комнату украшали две большие картины, выполненные маслом, и несколько скульптур — бюст какого-то бородатого философа и красивая фигурка обнаженной женщины с воздетыми к небу руками. Слева от белого дивана на маленьком столике стояла статуэтка: нагая фигура молодого юноши, подозрительно глядящего на младенца в левой руке; правой малый держал над головой виноградную гроздь. Мне кажется, что-то похожее я уже где-то видел, только не помню, как оно называлось. Иногда я, признаюсь вам откровенно, ощущаю некоторый недостаток культуры, но обычно я об этом не особенно задумываюсь.
Мы сели на белый диван, и я сказал:
— Мистер Лоример, я — частный детектив. В настоящий момент занимаюсь проверкой владельцев Бри-Айленда.
Почему-то это его ударило как обухом по голове. Не знаю, в чем причина, но вид у него был крайне озадаченный.
Он спросил:
— Бри-Айленда? И что вы хотели услышать?
— Вы продали остров несколько месяцев назад, верно?
— Ну да, продал. — Он выпятил губы и напыжился, приняв устрашающий вид, — точь-в-точь канарейка, которая из-за прутьев клетки пытается напугать кота. — Однако, сэр, я не понимаю, какое лично вам до всего этого дело.
— Человек, которому вы продали остров, был убит прошлой ночью. Его застрелили. Это убийство, подлое и пока малопонятное.
— Да, я читал в газетах. И опять повторяю, я не понимаю, при чем тут вы?
— Я просто люблю совать нос в чужие дела. Вообще-то этим делом занимается и полиция.
Он закрыл глаза, будто от резкой боли, потом, сосчитав, видимо, до трех, широко раскрыл их. В тот момент он был похож на ребенка, которого застукали, когда он засунул руку в коробку с печеньем. Никаких сомнений: этот парень в чем-то виновен, во всяком случае, какое-то печенье он стянул наверняка.
— Скорее всего, полиция захочет с вами потолковать, как только начнет дотошно копаться в делах покойного, и я подумал, что мне стоит попробовать опередить их.
— Да... ну, мне, естественно, нечего скрывать. А значит, нет никаких возражений, и я готов ответить на ваши вопросы.
— Прекрасно. Девять месяцев назад вы продали остров Аарону Парадизу. За четыреста двадцать тысяч. Это верно?
— Правильно.
— Вы знаете, откуда у него взялись такие деньги?
— Нет. Он депонировал заверенные чеки на эту сумму. Я не считал нужным интересоваться, где он заработал деньги.
— Зачем ему понадобился остров?
— Он не рассказывал.
— Как вы с ним познакомились?
— Прошлым летом он приехал на Бри-Айленд как раз тогда, когда я находился на фабрике, и предложил мне продать ему остров. Ну, мне, признаться, срочно нужны были деньги, и через несколько дней, детально все обсудив, мы сговорились о цене. Вот и все.
— Ясно. Вы упомянули о своей фабрике. Вам ведь принадлежит «Хэнди-фуд инкорпорейшн», так?
— Да. В некоторой степени. Да, да.
— И вы являетесь производителем детского питания «Па Па»?
— Да. — Наконец-то он заулыбался. — Да. «Па Па» — это мое детище.
Он так нелепо лыбился, что меня чуть не стошнило. И все же могу подтвердить: Лоример больше походил на производителя детского питания, нежели те мерзкие типы, которых я видел на фабрике. Да и смотрелся он так, словно сам с аппетитом ел детское питание три-четыре раза на дню.
— Расскажите мне о своем детище, — попросил я. — Если можно. Как вы начинали, как построили фабрику и так далее.
— Вам действительно интересно?
— Еще как.
— Ну, мне всегда нравилось хлопотать на кухне. — Это было по нему заметно. — И я люблю детей — своих у меня, к сожалению, нет.
— Вы ведь женаты, мистер Лоример?
— Да. Но Герды сейчас нет со мной, она в Сан-Франциско. У нас там тоже есть квартира, и мы проводим довольно много времени в этом замечательном городе. Она без ума от него.
Интересно, не послышались ли мне в его голосе нотки задетого самолюбия; похоже, он злился.
— Моя мать оставила мне немного денег, — продолжал Лоример. — Увы, никогда нельзя угадать, как все обернется, почему одному везет больше, нежели другому. Мне запомнился и, возможно, определил мое призвание один эпизод: я стал свидетелем того, как мои друзья кормили своих детишек консервами. Ужасная стряпня. Я сам попробовал, и, поверьте мне, мистер Скотт: это было нечто неудобоваримое. Просто вредное для детского организма!
— Полностью согласен с вами. Он вздохнул и развел руками.
— Я начал задумываться над тем, что можно производить продукт и полезный, и вкусный. Я долго учился кулинарии. Наверное, в тот момент я действительно сделал свой выбор, хотя, должно быть, я думал над этой идеей и ранее.
Мы помолчали; я с вежливым вниманием ждал дальнейшего рассказа энтузиаста-кулинара.
— Я занялся изучением и исследованием проблемы, а спустя год купил землю в Лос-Анджелесе и построил там первую маленькую фабрику.
Лоример с воодушевлением рассказывал о том, как строил и открывал фабрику в Лос-Анджелесе, как, выражаясь его словами, «нянчил свой бизнес» и радовался, видя, что продукция стремительно распродается.
— Успех превзошел все мои ожидания, — продолжал он. — Я понял, что просто должен расширять свое производство, но цены на землю, где располагалась моя маленькая фабрика, выросли баснословно, да и в окрестностях уже не было свободной и доступной земли. Признаюсь, я с самого начала упустил из виду этот фактор. — Он посмотрел на меня. — Мы ведь все совершаем ошибки, не так ли?
— Случается.
— Я оказался как бы зажатым в тисках. Довольно странно, ведь выход-то из затруднительного положения был, а я его не видел. За год или два до этого я приобрел Бри-Айленд, намеревался использовать его как место для летнего отдыха. Обстоятельства заставили повернуться лицом к острову, хотя я смутно представлял себе, как перенесу туда свое производство. Да и выглядела затея странной — понимаете, фабрика детского питания в открытом океане...
— Признаюсь, я тоже был удивлен выбором места для строительства фабрики.
— Ах, но идея уже укоренилась в сознании и постепенно эта затея все больше приходилась мне по душе, мистер Скотт. Видите ли, я купил Бри-Айленд почти за бесценок. Остров уже принадлежал мне, когда я задумался над проблемой расширения производства, и, таким образом, вообще не нужно было тратить средства на приобретение земли. Имелась у меня и небольшая яхта, и достаточно было провести незначительную реконструкцию, чтобы она стала идеальным средством транспортировки готовой продукции на материк. Мне даже не пришлось бы платить кому-то за доставку «Па Па».
Я вздрогнул. Каждый раз, когда я слышал это проклятое название, меня почему-то корежило.
— Первоклассный план, мистер Лоример. Вы сказали, что купили остров за бесценок. И сколько же тянет подобный бесценок?
— А?
— Не могли бы вы сказать, сколько реально заплатили за остров?
— Всего двадцать тысяч.
— Паттерсон назвал иную сумму.
— Паттерсон? Это тот человек, что продал мне Бри-Айленд?
— Правильно. И он говорит, что вы заплатили ему сто тысяч зеленью.
— Зеленью? Наверное, вы имеете в виду доллары? Ладно, — раздраженно ответил он, — зеленью, или долларами, я заплатил ему двадцать тысяч.
— Вы в этом уверены?
— Уверен ли? Разве я не знаю, сколько заплатил? И зачем было Паттерсону сочинять, что я заплатил больше? Если он действительно так говорил, — многозначительно добавил Лоример, метнув в меня гневный взгляд.
— По-моему, он отвечал за свои слова. О'кей, не будем сейчас таскать эту дохлую кошку за хвост. Может, вы мне скажете, почему у вас на острове собран столь колоритный сброд?
— Сброд?
— Хулиганье, воры и жулики. Например, Луи Грек.
— Луи Грек?
— Луис Н. Греческий. Ваш генеральный менеджер. Скажите еще, что вы с ним не знакомы.
— Ах, мистер Греческий. Как же, я действительно знаю его. Он ужасный, отталкивающий тип.
— Вполне с вами согласен. И если он такой ужасный, отталкивающий, то почему вы приняли его на ключевую должность управляющего?
— Я... вообще-то я его не принимал.
Интересная раскручивалась история. Дела на фабрике действительно шли хорошо, сбыт расширялся, поскольку и протертая морковь, и богатый витаминами горошек, и прочее пользовалось устойчивым спросом, и так продолжалось до середины 1959 года. Потом у Лоримера возникли проблемы. Трудившиеся у него не состояли ни в каком союзе, он был счастлив, процветал, к тому же выплачивал рабочим приличное жалованье, превышающее среднюю заработную плату. Потом на остров пришли «страшные» на вид типы и взялись за объединение рабочих его завода в профсоюз. Вскоре они потребовали нового повышения заработной платы, и Лоример пошел им навстречу. Далее посыпались требования дополнительных льгот, пенсий, надбавок за сверхурочный, подсобный труд — он согласился выполнить и эти требования. Обычная ситуация — его попросту брали за горло. Оказалось, что один человек властвует и полностью руководит рабочими — они сделали все, что он им говорил; он мог сказать: «Вытаскивайте свои карты», — и тогда они вообще прекращали работу. Кто этот человек — догадайтесь сами. Да, Луис Н. Греческий.
Короче говоря, эта длинная, вполне обычная для наших дней и еще полностью не закончившаяся история обернулась тем, что в декабре 1959 года Греческий вынудил Лоримера взять его к себе на работу на должность генерального менеджера, а вместе с ним — и нескольких его приспешников. Все это, разумеется, делалось во имя труда, мира и благополучия «трудящихся».
Лицо Лоримера исказила болезненная гримаса.
— Это было самое ужасное проявление злой силы. Я чувствовал себя совершенно беспомощным, поскольку не мог получить поддержку от национального союза и уж тем более обратиться за помощью в суд. Несмотря на уступки с моей стороны, я выглядел каким-то чудовищем, ущемляющим условия жизни и права трудящихся. У меня опустились руки. Я заболел. Вам это может показаться глупым, мистер Скотт, но моя мечта пошла прахом.
— Мне это не кажется глупым, мистер Лоример, — ответил я.
Ситуация в «Хэнди-фуд» складывалась весьма парадоксальная, поскольку человек, нагло захвативший под свой контроль местный союз, сам ни в каком союзе, понятное дело, не состоял. И таким образом Луи Грек, недавний уголовник, фактически взял под контроль и производство, и союз рабочих, который плясал под его дудку. Я вздохнул, выражая свое сожаление, и в то же время нельзя было не отдать должное Греку — ловко подчинил себе ситуацию закоренелый преступник!
— Вот почему мне пришлось продать часть острова, — изливал свою горечь Лоример. — У меня были заманчивые планы насчет того, как расширить масштабы производства, выращивать на всей территории острова экологически чистые фрукты и овощи, нежные и вкусные, производить поистине превосходную, здоровую пищу для малышей. К тому же на острове богатая, целинная земля, ни разу не обработанная, не отравленная химическими удобрениями и прочей токсической дрянью.
Знакомые мотивы — ах, вот откуда Греческий черпает агрономическую эрудицию.
— Полагаю, вы делились своими замыслами с Луисом?
— Да, поначалу мы говорили об этом часами. Пока я не понял, что он просто шантажист и демагог.
— Вы пытались выкупить остров обратно, верно?
Он удивленно моргнул.
— Что вы, конечно нет.
— О? Вы уверены в этом?
— Разумеется, уверен.
Услышанное несколько расходилось с рассказом Джима Парадиза. Один из них наверняка врал. И я был уверен, что водил меня за нос не Джим. Ладно, пока отпустим вожжи; я закурил и как бы невзначай спросил:
— Кстати, у вас были неприятности с ребятами из налоговой, не так ли?
Он опять пугливо моргнул ярко-голубыми глазами.
— Черт возьми, откуда вам это известно?
— Моя профессия — добывать сведения. Хотя вы славно отделались, верно?
— О да. Это правда. — Он горько засмеялся. — Я прекрасно перенес суровое испытание — разве что пришлось принести в жертву триста шестьдесят тысяч. У меня было только два выхода: либо отдать деньги, либо отправиться в тюрьму. На вашем профессиональном языке, мистер Скотт, капкан, в который меня загнали, называется вымогательством, не так ли?
— Не спорю, мистер Лоример. Утешьтесь, однако, вы же не в «банке» — не в тюрьме. Он брезгливо выпятил губы.
— Закон можно обойти, а все, что угодно, представить преступлением. Вы в курсе, мистер Скотт, что одним из кардинальных пунктов Коммунистического манифеста является прогрессивный, или градуированный, подоходный налог?
— Конечно. Пункт второй, между «отменой собственности на землю» и «отменой прав на наследство». Но раз мы коснулись этого вопроса, скажите, какое обвинение выдвинули против вас?
Он бросил на меня испепеляющий взгляд.
— А вот это уже не ваше дело, мистер. Впрочем, вам я расскажу. Я уменьшил налоговые платежи по некоторым пунктам моего общего дохода, чего нельзя было делать, — во всяком случае, так утверждали чиновники. Сюда входили издержки на реконструкцию яхты, которую, как они заявляли, я использовал в большинстве случаев ради собственного удовольствия, и так далее. Они доказывали мне, что я якобы объегорил налоговые ведомства, и в результате мне пришлось расстаться с кучей денег.
Собственно говоря, мне не было никакого дела до этой трепотни, поэтому я задумался: а почему он столь подробно обо всем рассказывает? Он болтал еще что-то о том, что вымогательство со стороны отдельного человека карается по закону, а государственный грабеж называют «налогообложением» или «распределением ценностей»; давят постепенно прогрессивным налогом на прибыль, которым облагается большинство самых преуспевающих бизнесменов, а в итоге стремятся вывести всех людей на один уровень зависимости от сборщиков налогов. Я не мешал ему изливать душу: во-первых, хотел, чтобы он выговорился, а во-вторых, потому, что он говорил правду, и я был с ним согласен.
И в то же время существовала еще одна правда: в истории Горация Лоримера оставалось еще много белых пятен.
— Большое спасибо, мистер Лоример. Вы правы. Похоже, ему стало легче, он снова казался счастливым Санта-Клаусом, улыбающимся оленю. Пока он пребывал в столь веселом расположении духа, я спросил:
— И еще одно — как выглядят события в сухом осадке? Я хочу сказать, без эмоциональных объяснений, которые вы мне только что дали.
— О чем вы?
— Ну, — начал я, чуть ли не извиняясь, — вы являетесь владельцем Бри-Айленда и продали его Аарону Парадизу. Затем по какой-то причине — во всяком случае, так утверждают — вы предпринимаете попытки выкупить остров обратно. А прошлой ночью Аарона замочили. В собственной постели. Негодяй по имени Микки М, также пытался убить его брата, Джима Парадиза. Очень может быть, что Микки поспел везде, а еще, я думаю, он работал на Луиса Греческого. — Я сочувственно посмотрел на него. — Вы понимаете, какая цепочка выстраивается? И как на нее посмотрит полиция?
— Полиция?..
Какой же он нервный! Я продолжал:
— Поскольку Греческий является генеральным менеджером «Хэнди-фуд» и работает на вас, а вы — хозяин предприятия, и так как вы хотели купить Бри-Айленд, может создаться впечатление, что вы — не только Луи Греческий, но также и вы — причастны к трагедии, разыгравшейся прошлой ночью.
— Нет! Господи милостивый, стрелять, убить — нет!
— Полиция может именно так это расценить, мистер Лоример. — Я выдержал многозначительную паузу. — Но если вы изложите им те же факты, что и мне, это их может удовлетворить.
Он уже было подумал, что я целиком и полностью согласен с ним, а теперь я снова наводил на него ужас. Его привычно розовое лицо стало бледным, и он все время облизывал губы.
Я был неумолим.
— Естественно, мне придется рассказать им о нашем с вами разговоре и моих предположениях.
— Рассказать... полиции?
— Разумеется. Вы против?
— Вы не должны этого делать.
— Простите меня, мистер Лоример. Моя лицензия обязывает...
— Вы не должны!
Я повернулся к нему спиной и сделал шаг к двери.
— Подождите! — взмолился он.
Что-то в его голосе удивило меня, словно какое-то чувство телепатически перешло из его мозга в мой. Я почувствовал, будто кто-то провел острой ледяной сосулькой по моему позвоночнику, и у меня возникло ощущение, что Гораций Лоример собирается выстрелить мне в затылок.
Я остановился и посмотрел через плечо. Лоример спокойно сидел, держа руки на коленях, и пристально смотрел на меня. Его лицо оставалось бледным, он не целился в меня из пистолета и собирался проткнуть не сосулькой, а взглядом. Своими испуганными глазами. Испуг? Интересно, чего испугался Лоример?
— Подождите, — повторил он, на этот раз спокойнее.
Казалось, он весь обмяк; воплощенная застенчивость и кротость, он опять стал похож на добродушного производителя детского питания «Па Па».
— Хорошо, — сдался он. — Я расскажу вам. Все расскажу...
