Глава 3
Я перебежал тротуар, бросил сумочку на сиденье и нырнул за руль. Я завел машину, рванул с места и проскочил пару перекрестков, прежде чем сообразил, что не знаю, куда и зачем тороплюсь. Я затормозил, припарковался и выключил двигатель. Достал смятую пачку сигарет, зажигалку и закурил, ругая себя последними словами. Как же я был зол!
Что больше всего меня огорчает — да, наверное, и любого, — это сознание того, что ты был не прав или совершил глупейшую ошибку. И первое, что нужно сделать, чтобы остыть и снова начать думать, это признаться — по крайней мере самому себе, — что ошибся, и понять почему.
Нелестно пройдясь по своему собственному адресу, я попытался сообразить, что же все-таки произошло и при чем тут я. Конечно же я сделал глупость, когда выпустил девушку из своего поля зрения. Как только она произнесла: “Они хотят убить нас”, я должен был связать ее слова с теми выстрелами, которые ранее были произведены по мне, и уже не отпускать ее от себя.
И тут несколько запоздалый холодок пробежал по моему скальпу: она сказала, что они хотят убить не меня, а нас. Она была включена в состряпанное кем-то против нас дельце.
Тут только я сообразил, что меня беспокоило с тех пор, как она протиснулась через дверь обратно в коридор. Мое подсознание трепыхалось в усилии заставить себя сложить очевидные два и два: девушка смертельно напугалась, когда увидела распростертого на полу Оззи, и, если он ее так напугал, следовательно, она была бы не менее напугана напарником Оззи. Конечно, если у него был напарник.
А он был почти наверняка. Оззи и не пытался бы проделать в одиночку то, что он хотел проделать со мной. У него обязательно должен быть помощник, который поджидал бы его здесь, в здании, или снаружи в автомобиле. О Господи! Конечно же должна была быть и машина. Если Оззи собирался вытащить меня на “прогулку”, он не предполагал проделать ее пешком. Так что нас ожидала машина, а в ней водила, который рулил бы, пока Оззи держал бы меня на мушке своего сорок пятого. Это было элементарно, совершенно ясно и очевидно.
С тяжелым вздохом я взял сумочку, распустил стягивающий ее шнур и вывалил ее содержимое на сиденье. Перебирая всякий хлам, я не переставал удивляться, до чего же бестолковым я оказался в свои тридцать лет. Мою утреннюю глупость можно было бы объяснить моей конституцией. Я омерзительно здоров, но каждый раз мне стоит труда проснуться. Я еле передвигаюсь в отвратительном мире, который окружает меня по утрам, до тех пор, пока не перехвачу пару кусков и не выпью достаточно кофе. Этим утром я выбрался ощупью из своей квартиры в Голливуде, добрался до деловой части города, выпил чашечку кофе с тостом, просматривая утреннюю газету, и со все еще затуманенными глазами направился на работу. С тех пор произошло слишком многое и слишком быстро. Так что моя реакция постоянно запаздывала. Теперь я наконец проснулся. Но что это дало?
В сумочке я обнаружил обычный набор: губную помаду, расческу, пудреницу и тому подобное. Но я нашел и чек, выписанный Мартином Сэйдером на имя Айрис Гордон. Там же были удостоверение личности и страховой полис на ее имя. Из водительских прав я узнал, что Айрис была пяти футов шести дюймов ростом, весила сто тридцать привлекательных фунтов и была двадцатипятилетней холостячкой. Прекрасно! Холостая, как и я. Прелестным был и отпечаток ее пальца. В удостоверении личности был указан ее адрес: Голливуд, авеню Де-Лонгире, Колдуэлл-Билдинг, квартира 7.
Я откинулся на спинку сиденья и прикинул, что я уже знаю и что мне еще предстоит узнать до конца этого проклятого понедельника, если я намереваюсь отдалить свой собственный конец. Очевидно, кто-то желал моей смерти, но сегодня утром упустил свой шанс; Оззи, которого я собирался вновь повидать несколько позже, был замешан в неких неприятных для меня замыслах, а рыжая Айрис, явно как-то связанная с хозяином Оззи, пыталась предупредить меня о чем-то перед тем, как уехала или была увезена. Таким образом, двое из многочисленных обитателей Лос-Анджелеса — Оззи Йорк и Айрис Гордон — могли бы объяснить, почему в меня стреляли. Оззи не желал говорить, а Айрис жаждала это сделать, но была недосягаема для меня в данный момент.
Я выбросил сигарету, вылез из машины, нашел телефон-автомат и позвонил в полицейское управление. Мне сообщили, что Оззи отмалчивается, и я попросил передать сержанту Руссо, что Оззи мог бы, видимо, многое рассказать о пулевых отверстиях в витрине Пита. Я вернулся в “кадиллак”, зная, что полицейские замучают Оззи вопросами. Мне же предстояло найти Айрис. У нее могли быть свои трудности, но меня в данный момент больше интересовали мои дела и беседа с ней. Я еще раз посмотрел ее адрес в удостоверении личности и запустил двигатель. Я хотел повидать эту рыжую прелестницу. Я должен был найти ее. Но я уже наделал достаточно глупостей для одного дня. И прежде чем предпринять какие-то решительные шаги, необходимо было разузнать побольше об очаровательной Айрис.
Я поехал в сторону авеню Де-Лонгире и Колдуэлл-Билдинг. Седьмая квартира была на втором этаже. Я поднялся по лестнице, подошел к двери и постучал.
Я не ожидал застать дома Айрис или кого-либо еще. И уж совершенно не ожидал увидеть то, что увидел.
Передо мной предстала девица, одетая лишь в верхнюю половину пижамы. Вот так-то! В верхнюю половину пижамы!
Это была не Айрис Гордон. Эта девушка была выше и пышнее. Лицо ее производило странное впечатление, которое как бы застало меня врасплох. Она приоткрыла дверь и вопросительно посмотрела на меня.
— Доброе утро, — поздоровался я. — Меня зовут Шелл Скотт. А... Айрис дома?
— Нет, — ответила она, спокойно глядя на меня и воздержавшись от какого-либо пояснения. Дело было за мной, и она ждала, рассматривая меня.
Я сказал:
— Я — частный сыщик. У Айрис... э... у мисс Гордон, похоже, большие неприятности, и я каким-то образом замешан в этом. Я пытаюсь помочь нам обоим и подумал, не могли бы вы...
— Так вы ее друг?
Поколебавшись, я ответил:
— Нет. Я приехал сюда в надежде узнать, где ее можно найти. Мне кажется, она... — Я вовремя остановился. Я собирался сказать, что, по моему мнению, она была похищена, но вдруг мне самому это показалось глупым. Я продолжил: — Она хотела сообщить мне нечто очень важное и вдруг исчезла. Я думаю, ей грозит серьезная опасность.
Она слегка нахмурилась, но затем распахнула дверь и пригласила:
— Зайдите, пожалуйста, мистер Скотт.
Тут-то я и увидел, как она одета. При других обстоятельствах я бы бросился внутрь и забаррикадировал бы за собой дверь. Но я вошел не спеша, и она кивком пригласила меня сесть на стул. Она не казалась смущенной тем, как она была одета, вернее, неодета. Ее, похоже, не беспокоили даже мои вылезшие из орбит глаза.
Пижама была ей велика на несколько номеров, но маловата, на мой взгляд. Она оставляла обнаженными ее стройные ноги и восхитительную белизну ее бедер.
Я сел, с трудом проглотив слюну, и она улыбнулась, вернее, изобразила намек на улыбку, чуть шевельнув полными губами. Затем извинилась и вышла в другую комнату.
Я наблюдал, как она идет легкой и грациозной походкой, двигаясь медленно, с ленцой. У нее была крупная фигура, но не неуклюжая или нескладная, а сильная, немного полная, с пышной грудью и бедрами. На высоких каблуках она была бы не намного ниже меня.
Когда она вернулась, на ней все еще красовалась верхняя половина пижамы, но уже заправленная в темную юбку, а на ногах появились домашние тапочки. Я оценил тот факт, что она задержалась не более полминуты и даже не подкрасилась. Другая женщина непременно сделала бы это, несмотря на то, что я явно торопился. Она села на диван напротив меня и спросила:
— Так что же вам нужно, мистер Скотт?
— Прежде всего, мне хотелось бы убедиться, что мы говорим об одном и том же человеке, — ответил я. — Мисс Гордон — это рыжая и очень привлекательная девушка.
Она подтвердила кивком:
— Мне кажется, что утром она надела темно-синие брюки и светло-голубой полусвитер.
— Это она. Она живет здесь, не так ли?
Она опять кивнула:
— Мы живем здесь вдвоем. Мы обе работаем в одном и том же ночном клубе и платим поровну за квартиру.
Я уже знал, о каком ночном клубе шла речь, но все же спросил:
— А как называется клуб?
— “Подвал”.
Клуб Марти Сэйдера. Снова речь шла о нем. Все больше и больше я убеждался в необходимости повидать Сэйдера, и как можно быстрее. Я припомнил тот вечер, который провел в его клубе. Он произвел на меня весьма тягостное впечатление, напомнив мне клубы, которые я видел в Сан-Франциско. Через центр квартала проходил переулок, соединявший Седьмую и Шестую улицы. Шагах в десяти от Седьмой улицы справа в стене была дверь в лифт. В нем можно было спуститься в клуб, и это нравилось посетителям. Лифт двигался очень медленно, и уходило около минуты на то, чтобы спуститься на двадцать футов ниже уровня улицы. Когда лифт останавливался, у вас создавалось впечатление, что вы опустились на милю под землю. Это был обыкновенный ночной клуб, без карточной игры, без каких-либо причуд. Но в нем царила атмосфера интимности, защищенности от шума города, оставшегося наверху.
Из-за своей удаленности от центра клуб был мало известен и, как я помнил, имел чуть ли не самую плохую кухню в городе. Поэтому-то я в нем больше не появлялся. Однако в клубе давалось довольно лихое представление, о котором мне напомнила темноволосая и черноглазая девушка, сидевшая напротив меня. Я вспомнил, как во время моего посещения “Подвала” главная танцовщица отплясывала так горячо, что у меня возникло опасение, не спровоцирует ли она пожар. Насколько знали посетители, лифт был единственным выходом из этой западни. Она напоминала скорее крепость, чем ночное заведение.
— “Подвал” принадлежит Сэйдеру? — спросил я.
— Да, Марти Сэйдеру принадлежит все здание, в том числе и клуб.
— Еще одно, если вы не имеете ничего против. Как мне называть вас?
— Мая. Не спрашивайте про фамилию — она итальянская, и вы не сможете ее произнести. — Чуть заметная улыбка вновь промелькнула на ее лице.
— Мая, когда в последний раз вы видели мисс Гордон?
— Точно не знаю. Но сегодня утром. Я еще была в постели, когда Айрис сказала, что собирается в клуб за своим чеком, который она забыла прошлой ночью.
— Чек за работу в клубе?
— Да. По понедельникам у нас выходной, поэтому нам выдают зарплату по воскресеньям перед уходом. Мне кажется, что Айрис забыла свой чек. Я думаю, что утром она позвонила в клуб и отправилась туда за чеком.
— Понятно. — На самом деле мне было не очень-то понятно, хотя уже и виделся какой-то проблеск. Когда я вылезал из машины, то засунул сумочку в карман: Сейчас я достал ее, открыл и вынул чек.
Мая уставилась на сумочку и впервые проявила беспокойство. Она нахмурилась и быстро спросила:
— Где вы ее взяли? Она похожа на новую сумочку, недавно купленную Айрис.
— Это она и есть, — ответил я. Я решил рассказать ей все, что случилось. Свой быстрый пересказ я закончил словами: — Айрис нигде не было, но я нашел ее сумочку. В ней был этот адрес, и я надеялся, что здесь смогу узнать, где мне искать ее.
Мая поднялась с дивана и стала прохаживаться передо мной. Я вздохнул. Через минуту она вернулась на диван, покусывая полную нижнюю губу.
— Вы представляете себе, что происходит? — спросил я.
— Нет. Я не могу ничего понять. Хотела бы я знать, в чем дело.
— Вам не приходит в голову, почему кто-то хочет убить ее или нас обоих?
Она покачала головой:
— Нет. Что вы! Это просто фантастика!
— Вот именно: фантастика, которая может оказаться фатальной. — Я протянул Мае сумочку и чек: — Похоже, она успела забрать свой чек — вот он. Вы сказали, что у вас сегодня выходной. Значит, клуб сегодня закрыт?
— Да, как каждый понедельник.
— Не странно ли это?
— Немного. Большинство таких заведений открыто всю неделю. Но я работала и в других клубах, которые закрывались на один и даже на два дня. Все зависит от хозяина.
Так оно и было в самом деле. Марти было, вероятно, наплевать на доход одного дня. С минуту я раздумывал над тем, что мне рассказала Мая, потом спросил:
— Вы сказали, что ночью она забыла забрать свой чек и что сегодня утром она позвонила в клуб, но он же закрыт?
Она слегка нахмурилась:
— Я как-то не подумала об этом. Я еще не совсем проснулась тогда. Конечно, Марти или кто-нибудь еще мог быть в клубе. Но я не уверена в том, куда она звонила. Мне кажется, что она говорила с Марти. Я слышала, как она звонила по телефону. Затем она зашла в спальню и сказала, что заскочит в клуб за чеком. Она собиралась сделать кое-какие покупки сегодня.
Все это выглядело довольно просто: одна девушка отсыпалась после работы в ночном клубе, а другая собиралась поехать за своим чеком. Но это не проясняло, ни почему кто-то желал моей смерти, ни что происходило в данный момент с Айрис Гордон.
— Насчет “Подвала”, — сказал я. — Я в нем бывал. Он расположен в переулке, не так ли? В клуб надо спуститься на лифте?
Она кивнула.
— Это единственный выход и вход?
— Это единственный вход, которым обычно все пользуются. Есть еще лестница, ведущая на Седьмую улицу. Что-то там связанное с противопожарными правилами.
— А что вы с Айрис делаете в клубе?
— Участвуем в представлении.
— Вот как? Я был там месяца три назад, но вас почему-то не заметил.
— Я там выступаю всего пару месяцев, а Айрис работает уже четыре или пять. Там мы и познакомились. Айрис поет, а я, — вновь чуть заметная улыбка тронула ее губы, — танцую.
Она не походила на танцовщицу. Во всяком случае, не на балерину. Но что бы она ни делала на сцене, мне бы это наверняка понравилось.
Глядя на Маю, я припомнил поразившее меня удивительное свойство ее лица. Некрасивое, оно было приятно спокойным, в нем проглядывала диковатость, как если бы спокойная поверхность скрывала примитивные эмоции, которые притягивали к ней внимание, будили воображение, вызывали скорее любопытство, нежели распутные мысли о том, какой она могла бы быть в постели. Она заставляла думать о мерцающем свете и грохочущих барабанах во влажных джунглях, и место ей было в этих джунглях. “Вот что, — подумалось мне, — проглядывает в ее лице: она не кажется достаточно цивилизованной”.
Во время нашего разговора меня поразил ее голос. В нем чувствовалась большая сила, но звучал он сдержанно, как шелест ветра в высокой траве. Это был задушевный голос, который, хотела она того или нет, звучал как еле слышное приглашение. Она уже все сказала, ответила на все мои вопросы и теперь скромно сидела, глядя на меня. В этом не чувствовалось никакого бесстыдства или вольности. Просто я был там, и она разговаривала со мной и смотрела на меня. Вот и все. Однако это смущало. Ее спокойный взгляд вызывал желание оказаться в темноте, чтобы не испытывать легкого беспокойства, которое он вызывал. И это была вторая причина, по которой мне хотелось задернуть шторы и погасить свет.
Я вдруг сообразил, что мы пялились друг на друга уже две или три минуты, не говоря ни слова. Между нами возникло нечто темное, тяжелое, стихийное, от чего, казалось, воздух в комнате сгустился, и стало трудно дышать.
— Мне пора идти, — сказал я. — Вы не могли бы вспомнить еще что-нибудь, что помогло бы мне найти Айрис.
— Нет, ничего.
Я встал:
— Спасибо за информацию. Она может пригодиться.
— Держите меня в курсе. Я постараюсь сделать все, что могу. — Она заколебалась. — Видите ли, мистер Скотт, мы очень дружны с Айрис.
— Я буду держать вас в курсе.
Я направился к выходу. Мая не пошла со мной к двери. Она осталась на диване, провожая меня взглядом. И хорошо сделала. У меня было ощущение, что я и так потратил слишком много времени.
