Глава 5
Сидя в квартире Амадора и потягивая виски из стакана, который поставил передо мной хозяин дома, я пытался переварить всю имеющуюся у меня информацию. Было ясно, что генерал Лопес жутко ревнивый и, как все ревнивые мужья, которые ходят налево, не мог допустить и мысли о том, что жена платит ему той же монетой.
Однако, и это вполне очевидно, сеньора Лопес — она же женщина — придерживалась других моральных принципов. Четко представив себе генерала, который не полагал, что его жена во взаимоотношениях между супругами требует равенства, я уже доподлинно знал, как поведет себя этот ревнивец, когда увидит сеньору Лопес в объятиях другого мужчины. Амадору по своим бесчисленным каналам было известно, что генерал периодически проводит свободное от службы время в компании некоторых высокопоставленных военных и политических деятелей. Сегодня на одну из таких вечеринок с девочками, выпивкой и порнофильмами в некое заведение и намыливался генерал Лопес. Амадор пока не знал, где и во сколько состоится это мероприятие, и сейчас обзванивал своих многочисленных знакомых, чтобы выудить у них эту важную для меня информацию.
До того как повиснуть на телефоне, Амадор успел сообщить мне много интересного о генерале Лопесе и его супруге. Оказалось, что графиня — русская по происхождению и родилась в России. Это не только объясняло славянский тип ее лица, но отчасти проливало свет и на мотивы антикоммунистической деятельности самого генерала. До начала кампании по ликвидации классовых врагов, предпринятой коммунистами во время страшного голода, охватившего Россию, родители сеньоры Лопес были состоятельными людьми. А позже наступили кровавые тридцатые годы, в течение которых руководство во главе со Сталиным и помогавшим ему Хрущевым с помощью массовых репрессий сократили население страны на десять, а то и более миллионов. Среди арестованных в Москве «врагов народа» оказались и родители графини. Их вскоре расстреляли, а сеньоре Лопес, тогда еще маленькой девочке, вместе с несколькими родственниками удалось перебраться в Мексику. Никто и никогда не приклеивал беженке из России ярлык коммунистки или антисоветчицы. Но девять лет назад, когда она вышла замуж за генерала Лопеса, который выступал против коммунистов, о графине поползли разного рода слухи. Мексиканские коммунисты, пытаясь досадить генералу, развязали кампанию по дискредитации его супруги. Но все их попытки ни к чему не привели, а только возымели обратный эффект — генерал стал еще более ярым антикоммунистом и, несмотря на свои похождения, продолжал любить жену. И это не могло не вызвать моих симпатий к этому человеку. Еще до того, как Амадор рассказал мне о причастности Джейма Гуерары к левому движению в Мексике, я подозревал, что в деле сеньоры Лопес замешаны коммунисты. Шантаж с помощью фотографий или других вещественных доказательств, компрометирующих человека, — это их приемы борьбы с идеологическими противниками, хотя к подобным действиям прибегают и другие темные личности, занимающиеся вымогательством.
Амадор, обзвонив с полдюжины своих знакомых, в очередной раз поднял телефонную трубку и стал набирать новый номер.
— Как успехи? — спросил я его.
— Кое-что удалось разузнать. Вечеринка точно состоится. Пока не знаю, где, когда и кто еще там будет. Знаю лишь, что будет еще один генерал. Сначала посмотрят фильмы, затем маленькое порношоу, с участием одного парня — я его знаю — и двух красоток.
— Ага, с красотками. Подожди-ка, говоришь, сначала фильмы?
— Да.
— Информация достоверная?
— Никаких сомнений. Ты же видишь, сколько я сделал звонков. Не звонил разве что только нашему президенту. Так вот, сначала фильмы, а затем тот парень...
— Парень? Хочешь сказать, что все будет как в Новом Орлеане?
— Не знаю, как там у вас в Новом Орлеане, но в оргии будет участвовать мой знакомый, и зовут его Альберто Санчес. Ему-то я и пытаюсь дозвониться.
Он снова «завис» на телефоне, а я стал разглядывать фотографии форматом восемь на десять и кусочек киноленты, которые Амадор получил от графини. На одной из них был изображен мужчина с тяжелым подбородком, большим носом, усами — в Мексике практически все, за исключением, естественно, женщин, носят усы — и огромной растрепанной копной черных волос. Я не удивлюсь, если генерал, увидев, что у него такой соперник, взовьется штопором и проломит головой потолок. На другом снимке была запечатлена сеньора Лопес, снимавшая с себя белую блузку. Она смотрела в сторону от объектива камеры. В ее длинных черных волосах, собранных высоко на затылке, поблескивал большой гребень. Слева от нее просматривался немного размытый силуэт мужчины в темном халате. Сцены на остальных фотографиях и кадрах кинопленки носили куда более откровенный характер.
— Наконец-то! — неожиданно воскликнул Амадор, прикрыв ладонью телефонную трубку. — «Эль Гольп» знаешь?
— Ночной клуб, в котором выступают боксеры и борцы? — спросил я.
— Точно. Санчес там. Сейчас он подойдет к телефону. Так что приготовься.
Через секунду Амадор убрал руку с трубки и затараторил по-испански.
— Ну? Какие новости? — спросил я, когда он положил трубку на аппарат.
— Тебе придется ехать в клуб. Санчес осторожничает, но я его не виню: такая у него работа, — с улыбкой ответил Амадор. — Я описал ему, как ты выглядишь. Так что в клубе он сам к тебе подойдет. Правда, не знаю, будет ли Санчес отвечать на твои вопросы или нет. Мы с ним мало знакомы. — Амадор сделал паузу. — Скорее всего, тебе придется ему заплатить, — продолжил он. — И думаю, прилично.
— Согласен. Так, значит, клуб «Эль Гольп», говоришь? А как выглядит Санчес?
Получив словесный портрет Санчеса, я приготовился уходить, но перед тем, как отправиться в ночной клуб, решил позвонить в отель «Дель Прадо».
— Бафф, это Шелл, — сказал я, услышав в трубке голос девушки. — Какие новости?
— Никаких. А ты еще не... Я хочу сказать...
— Нет, Бафф, еще не освободился. Я позвонил узнать, не вернулся ли доктор.
Было около девяти вечера. Это означало, что доктора я не видел уже почти три часа. У меня исчезли последние сомнения — с доктором произошло что-то серьезное. Он не мог столько времени отсутствовать и не позвонить дочери.
— Дорогая, послушай. Как только закончу свои дела и наведу справки о твоем отце, я сразу же вернусь в гостиницу, — пообещал я девушке, и тут тревожная мысль мелькнула у меня в голове. — На всякий случай, Бафф, может быть, тебе перебраться в другой номер? — предложил я.
— Нет, я останусь в своем. А вдруг позвонит отец? Или вернется в отель? А зачем это? Шелл, ты... думаешь, что с отцом произошло что-то страшное? Почему ты советуешь мне сменить номер?
— Не думаю, что тебе грозит опасность, но я бы все же держал дверь на замке. Это не повредит.
— Возвращайся скорее, Шелл, — уже потеплевшим голосом попросила Бафф.
— Вернусь сразу же, как только смогу.
— Пока, Шелл.
Повесив трубку, я поблагодарил Амадора за его старания и, попрощавшись, отправился на встречу с Альберто Санчесом. Чтобы добраться до клуба «Эль Гольп» от дома, где жил Амадор, надо было у гигантского монумента Чарльза Четвертого, сидящего на коне, свернуть на улицу Розалес и, проехав по ней, повернуть вправо на улицу Камелии. Едва такси сделало правый поворот, как я увидел яркий квадрат из электрических ламп, обрамлявший фасад ночного клуба «Эль Гольп». По обеим сторонам улицы на целый квартал тянулись вереницы припаркованных к тротуару машин. Наибольшее оживление в клубе начиналось после полуночи, но сегодня была суббота, и посетители стали собираться раньше обычного.
Я вылез из такси, прошел мимо плаката с изображением двух борющихся женщин, вошел в клуб и, остановившись, обвел взглядом зал. В его центре располагался боксерский ринг, опоясанный канатами, на котором танцевали несколько пар. Позже их должны были сменить боксеры и борцы, которые должны были продемонстрировать свое умение бить морды и валить соперников на пол. За столиками, разбросанными вокруг спортивной площадки, уже сидело пар шесть. Справа от себя в одном из отдельных кабинетов, которые тянулись вдоль стены, я увидел двух платных танцевальных партнерш, одетых в платья без пояса. Обе явно скучали. В другом таком кабинете спиной ко мне сидел парень, который, судя по описанию Амадора, скорее всего, и был Санчес: смуглый, темноволосый, лет двадцати пяти, крупного телосложения, в костюме коричневого цвета. Едва я подошел к нему, он тотчас поднялся со стула.
— Санчес? — спросил я.
Парень в ответ кивнул:
— А вы Скотт?
Я подтвердил и сел за столик лицом к входной двери. Санчес пересел на стул, стоявший в глубине кабинета, и приготовился слушать мои вопросы. Пары минут мне было достаточно, чтобы изложить Санчесу, что меня интересует: когда и где собирается компания, кто в ней будет участвовать, а также некие подробности предстоящей вечеринки. Амадор по телефону объяснил ему цель моего визита, и Санчес слушал мои вопросы без особого внимания, пока я не обронил фразу:
— Твои услуги будут оплачены.
— Сколько? — не меняя выражения лица, поинтересовался парень.
— Как насчет ста песо?
Названная мною сумма его явно разочаровала.
— Мне на таких вечеринках платят по тысяче.
— Ты получишь тысячу от своих клиентов да еще пятьсот песо от меня. Причем за информацию, поделиться которой тебе ровным счетом ничего не стоит.
— А зачем тебе это знать?
— Чтобы заплатить тебе пятьсот песо.
Санчес на минуту задумался.
— Ладно, согласен. Вечеринка состоится в... А деньги?
Я вынул из бумажника пять сотен, положил их перед Санчесом, и тот мигом зажал деньги в кулаке.
— В «Калле-Эдисон», — продолжил он. — В двух кварталах от «Фронтон-Паласа». Знаешь, где это?
— Знаю. А во сколько?
— Я с девочками должен появиться там в одиннадцать, — ответил Альберто и нахмурился. — Слушай, Амадор сказал, что с тобой у меня неприятностей не будет. Если что, то я вас обоих зарежу.
— Успокойся. Никакого шума не будет. Это совсем не в моих интересах. Мне просто надо найти одного парня.
— Ну, тогда ничего. Учти, в десять часов заведение закроют на спецобслуживание и никого, кроме генерала Лопеса и его дружков, в него не пустят. Ты знаешь, что там бордель?
— Нет. Продолжай.
— В десять ни одного клиента в борделе остаться не должно. Все помещение предоставляется в распоряжение компании генерала. По программе у них сначала идут порнографические фильмы с выпивкой, а затем мое выступление. Что будет потом, не знаю и узнать не смогу, так как сразу же после номера должен буду смотаться.
— И последнее. Кто будет в компании генерала? — спросил я и тут увидел, как с улицы в помещение клуба вошли четверо здоровенных парней, которые остановились у двери, занавешенной тяжелыми портьерами.
Наверное, я не обратил бы на них особого внимания, если бы они не принялись глазами обшаривать зал. Парни явно кого-то искали. Несколько платных партнерш вскочили со своих мест и направились к ним навстречу, но новые посетители отмахнулись от них, дав понять, что они их не интересуют.
Я подался влево, чтоб укрыться за косяком двери, ведущей в кабинет, и, указав Санчесу на дверь, тихо произнес:
— Взгляни-ка.
Альберто повернул голову и посмотрел в направлении, куда указывал мой палец.
— Видишь четверых? Ты их знаешь? — спросил я его.
— Нет.
— А ты здесь часто бываешь?
— Часто, почти все время, но этих прежде не видел. Когда я добирался из гостиницы до дома Амадора, то внимательно озирался по сторонам. Как мне показалось, за мной никто не увязался. А может быть, все-таки выследили? Могли же и за квартирой Амадора установить слежку еще до того, как я там появился. А Санчес? И он мог меня заложить, позвонив кому надо и сообщив, что я еду в «Эль Гольп». А если эти парни здесь не из-за меня, а зашли в клуб, чтобы пропустить по маленькой? Может быть, мне просто мерещится, что меня преследуют?
Я провел рукой по заклеенной пластырем ране. Нет, ко мне явно кто-то проявляет повышенный интерес.
— Они еще там? — спросил я Санчеса.
— Теперь их у входа трое. Один прохаживается по залу и кого-то высматривает. А на что они тебе?
Я тихо выругался. Оставаться в легко просматриваемом кабинете было нельзя. Я бросил взгляд на проход между столиками, ведущий в дальний угол зала.
— Здесь можно где-нибудь спрятаться? В свободной комнате или подсобке?
— Можно.
— Тогда пошли. Не хочу, чтобы эти ребята меня увидели.
Санчес недовольно нахмурился.
— Черт возьми, — выругался я, — я же заплачу.
Не оговорив цену, он поднялся и кивком позвал меня за собой. Выходя за Санчесом из кабинета, я наблюдал за парнями, продолжавшими стоять у входа. Нас разделяло несколько танцующих пар, и видеть они меня не могли. Четвертый из их компании тем временем бродил в другом конце зала и выискивал кого-то среди сидевших за столиками.
Я благополучно пробрался сквозь зал и вслед за Санчесом вошел в маленькую комнату. В ней пахло потом и какой-то мазью. Я тотчас запер за собой дверь.
— Эту комнату занимают боксеры перед выходом на ринг, — пояснил Санчес. — У тебя возникли какие-то проблемы?
— Да. Так кто же будет на этой вечеринке?
— Я не ясновидец, — ответил он. — Знаю точно, что будет генерал Лопес, о чем я и сказал Амадору. Будет еще генерал Фернандес и парочка известных политиков. Всего шестеро, но имена четверых мне неизвестны.
Этой информации мне было вполне достаточно. Я поднялся и тут услышал за дверью тяжелые шаги. Вскоре в дверь постучали. Я вопросительно посмотрел на Санчеса. Тот в ответ пожал плечами. В дверь снова постучали, но уже настойчиво и громко.
— Надо отсюда смываться, — прошептал я. — Если что, ты меня не знаешь. Понял?
Санчес в раздумье теребил подбородок большим и указательным пальцами. Ручка в двери стала медленно поворачиваться. Глядя Санчесу в глаза, я многозначительно похлопал рукой по карману, где у меня лежал бумажник.
Санчес сразу все понял.
— Momentito, — крикнул он и, подойдя к двери, отпер ее.
Спрятаться в маленькой комнатке было негде, и я, выхватив кольт, плотно прижался к стене. Дверь распахнулась и прикрыла меня.
Послышалась испанская речь. Я не мог видеть того, кто вошел, и не понял, о чем он говорил с Санчесом, но я разобрал слова «hombre» и «rubio». «Rubio» по-испански означает «блондин». Я понял, что парень спрашивал обо мне: я ведь был блондином. Санчес что-то сказал ему про boxeador. Они обменялись еще несколькими фразами, после чего Санчес закрыл дверь. Затем я слышал, как незнакомец, проходя по коридору, периодически останавливался возле каждой двери и стучал в нее кулаком.
Санчес, увидев в моей руке револьвер, от неожиданности открыл рот. Еще бы, прямо в живот ему был направлен кольт 38-го калибра. Я опустил оружие, снял курок со взвода и засунул револьвер в кобуру.
— Боже! — воскликнул Санчес. — А это для чего?
— Успокойся. Что он тебе сказал?
Вспомнив о своем обещании заплатить Санчесу, я извлек из кармана бумажник. Пока я рылся в нем, Альберто стал пересказывать мне, о чем его расспрашивал парень.
— Говорил, что ищет блондина крепкого телосложения, несколько крутого на вид. Судя по описанию, он говорил о тебе. Я сказал ему, что видел тебя: ты заходил, но потом ушел. Сказал, что сам я боксер и жду выхода на ринг. Черт возьми, что это все значит? Зачем ты вытащил свою «пушку»? Знаешь, я не люблю, когда на меня наставляют револьвер.
— А я не люблю, когда меня грозят зарезать, — улыбнувшись, отпарировал я.
— Дружище, я же пошутил, — с усилием проглотив подступивший к горлу комок, выдавил Санчес.
— Не сомневаюсь, — сказал я и протянул ему банкнот в пятьсот песо. — Спасибо. Знаешь, мне не хотелось бы встречаться ни с этим малым, ни с его дружками. Как мне выбраться отсюда незамеченным?
Санчес взял деньги, выглянул в слабо освещенный коридор и, махнув мне рукой, вышел из боксерской. Я последовал за ним. Остановившись у одной из многочисленных дверей, он открыл ее и выпустил меня наружу. Я оказался на улице, параллельной улице Камелии.
Миновав четыре квартала, я поймал машину и сказал таксисту, куда ехать. Вскоре мы проехали мимо светившегося яркими окнами здания «Фронтон-Мексике», рядом с которым были припаркованы автомобили любителей поиграть в азартные игры. Я попросил водителя снизить скорость и стал следить за нумерацией домов. Увидев нужный мне номер, я велел таксисту остановиться, расплатился с ним и, выйдя из машины, оказался у старинного особняка. Это было двухэтажное каменное здание, облицованное мрамором, с фронтоном, украшенным причудливыми завитками и декоративными металлическими решетками. Выглядело оно так, словно его перевезли из Испании лет двести тому назад. Его французские окна на втором этаже выходили на небольшие балконы или, как их здесь называют, terrazas. Особняк располагался немного в глубине, и от тротуара его отделяла небольшая зеленая лужайка шириной в двадцать футов. Проверив, на месте ли мой револьвер, я подошел к огромной резной деревянной двери и попытался найти кнопку звонка или шнур колокольчика. Но ни того, ни другого на ней не было. Зато я обнаружил массивное дверное кольцо из бронзы, выполненное в виде головы льва. Им я и постучал по двери. Нервы мои были напряжены. Несмотря на то что по долгу службы мне доводилось бывать в самых разных злачных местах, тем не менее, я чувствовал себя немного растерянным: я уже забыл, когда в последний раз бывал в публичном доме.
