Глава 1
Прислонившись нестерпимо болевшей головой к прохладной стальной двери камеры, я начал мысленно проклинать Мексику: ее столицу, тюрьмы, полицию Мехико. Досталось и этой старой заднице по имени Шелл Скотт, то есть мне. Местные полицейские, дубася меня по голове, казалось, вбили в мозги мои светлые, почти белые волосы, торчавшие до этого, как обычно, «ежиком». Я провел рукой по усеянному шишками темени. Как ни странно, волосы оказались на месте.
Вообще, вряд ли можно найти страну, о тюрьмах которой можно рассказать что-либо хорошее, но из всех каталажек мексиканские, по-моему, самые поганые. Так что единственным моим желанием на данный момент было как можно скорее выбраться на волю. Однако, судя по всему, эта тюремная камера на некоторое время должна была стать для меня вынужденным пристанищем. Ничего себе, отличное местечко для частного детектива, прибывшего из Лос-Анджелеса! Попав в тюрьму, я даже не смог объяснить этим мексиканцам, что мне необходимо пригласить адвоката, ознакомиться с ордером на арест или, на худой конец, получить револьвер, чтобы перестрелять их всех к чертовой матери. На английский язык здесь никто не реагировал, в ходу был только испанский.
Тюремная камера, в которую меня поместили, представляла собой квадратное помещение ровно три шага в длину и столько же в ширину. В углу, у цементной стены, стояла шаткая кровать, застеленная постельным бельем с традиционными для тюрем клопами. Можно сказать, что мне повезло: спать предстояло не на полу. В стене напротив двери, на высоте около шести футов, было маленькое круглое окно. Дверь камеры была выполнена не из решетки, а из сплошного стального листа с проделанным в нем квадратным оконцем размером фут на фут, через которое я мог просунуть голову. С улицы Лондрес до меня долетали звуки машин. Мальчишеский голос призывал купить газету «Эль Универсал». Я услышал, как какой-то мужчина засмеялся, а затем что-то неистово прокричал по-испански. Был субботний вечер, и на улицу высыпало много оживленных горожан.
Я начал проклинать полицейских, с которыми я дрался, а именно больше всего проклятий я адресовал тому, кто доставил меня в тюрьму. Тут, выглянув в дверное оконце, я увидел его идущим по коридору со стороны служебного помещения, к которому примыкал тюремный дворик. Полицейский остановился у моей камеры и, ухмыляясь, стал разглядывать меня. При тусклом свете электрической лампочки, висевшей в коридоре, я смог рассмотреть, что в его улыбающемся рту не хватает двух зубов, выбитых мною во время потасовки. Это ничуть не портило его вид. Будь у него зубов полон рот — этот малый все равно не вызвал бы у меня симпатий. Он был высокий, тощий, с впалыми щеками и глазами навыкате. На лице — ни тени интеллекта.
— Хэлло, ты, деревянная оглобля, — поприветствовал я его. — Что, проглотил свои зубы? Подожди, будешь еще срать кровью. Подойди-ка поближе, чтобы я смог тебе врезать еще. Страсть как люблю колотить полицейских.
В выражениях стесняться мне было нечего: английского он все равно не понимал.
— Гринго! — вдруг ответил он по-английски. — Если будешь продолжать, ублюдок, в том же духе — раздавлю, как гниду.
Удивленно заморгав, я уставился на него:
— Почему-то до сего момента английского никто не понимал. А где, кстати, тот мерзавец, который затеял драку? И кроме того, где здесь у вас телефон?
Полицейский, похлопывая себя по ладони длинной деревянной дубинкой, вытаращил на меня свои тупые глаза. После недавней драки на улице мне бы следовало быть с ним поосторожнее. Я заметил, как его взгляд скользнул по моим пальцам, просунутым в дверное оконце, но на секунду опоздал отдернуть руку, и его дубинка, быстро описав дугу, ударила меня по костяшкам.
Я чуть было не взревел от боли и, отпрянув от двери, злобно пригрозил:
— Ну, запомни, дружище, я здесь не навечно.
Продолжая ухмыляться, полицейский подошел ближе к разделяющей нас двери.
— Нет уж, — ответил он, — ты теперь здесь навсегда. Об этом я как-нибудь позабочусь.
Полицейский погрозил мне дубинкой, повернулся и зашагал по коридору в направлении служебного помещения.
Мне не понравилась та уверенность, с которой он произнес свою последнюю фразу. Но в эту минуту мне было противно все, даже я сам. Еще тогда, до начала драки, я должен был понять, что семерых полицейских и одного, одетого в гражданское, даже мне, отслужившему в военно-морском флоте, имеющему шесть футов и два дюйма роста и двести шесть фунтов веса, все равно не одолеть. Ну, если окажусь на свободе, тому, в гражданском, уже не жить, решил я. Голова просто разламывалась от боли, и соображать было трудно, но меня все время терзала одна мысль: почему так быстро появились полицейские? Здесь явно было что-то не так.
Я потер ушибленную руку и голову, сел на кровать и вспомнил об Амадоре Монтальбе. Интересно, знает ли он, что меня запрятали в кутузку? Амадор Монтальба — известный в городе гид-переводчик, отличный малый, приятный в общении, и пройдоха, каких свет не видывал. Он был способен устроить встречу с кем угодно: с мужчиной или женщиной, а то и с обоими сразу, найти казино, где играют в рулетку, отвести в какой-нибудь мрачный притон или кинотеатр, где крутят порнографические фильмы, помочь купить по дешевке серебряные украшения, порекомендовать ресторан с самой изысканной кухней и так далее и тому подобное.
Впервые мы встретились с ним в Мехико несколько месяцев назад, после того как я закончил в Акапулько одно дело. Приехав в столицу после трудов праведных, я решил задержаться в ней на несколько дней, чтобы немного расслабиться. Но вместо того, чтобы отдохнуть, я, повстречав Амадора, гудел с ним целую неделю. Он был на полфута ниже меня, на три года моложе, с очень моложавым лицом округлой формы, с черными усами, под которыми сияли ослепительно белые зубы. Его открытое, с легкой доброжелательной улыбкой лицо располагало к себе. С поднятым в руке высоким стаканом виски со льдом Амадор напоминал тогда херувима.
Потом я имел случай вновь встретиться с ним, когда Амадор приехал в Южную Калифорнию. Два дня назад, в четверг, он позвонил в «Шелдон Скотт. Расследования», мое частное сыскное бюро в Лос-Анджелесе, и попросил меня прилететь в Мехико и встретиться с ним в воскресенье после обеда. У него был для меня потенциальный клиент. Половину из того, что мне хотелось бы предварительно выяснить, из нашего разговора я так и не узнал. А из того, что гид сбивчиво сообщил мне по-английски, я понял, что какая-то очень богатая женщина, миссис Лопес, попала в неприятную историю, и Амадор хотел, чтобы я помог ей. По всей вероятности, он посоветовал миссис Лопес не обращаться к местным сыщикам и заверил ее, что лучше меня с ее проблемами никто не справится. В подробности этого дела меня собирались посвятить завтра, когда я и Амадор должны были встретиться с попавшей в беду женщиной.
В телефонном разговоре гид-переводчик почему-то упомянул коммунистов, и это слово прочно засело у меня в голове. Он знал, что в Штатах мне пришлось расследовать ряд дел, в которых были замешаны коммунисты. Отслужив войну в военно-морском флоте США, я занялся частными расследованиями и теперь, в мирное время, выявлял различного рода правонарушителей. Не удивительно, что мне пришлось столкнуться и с коммунистами. Это Амадору было известно, но по телефону он так и не сказал, каково их участие в деле миссис Лопес. Естественно, что по этому поводу меня мучило любопытство. Правда, в настоящий момент я мучился больше всего одним вопросом: смогу ли я когда-нибудь покинуть стены этой мексиканской Бастилии?
А шанс оказаться на свободе у меня был. Хотя и совсем маленький.
Из Лос-Анджелеса я прилетел в пятницу вечером, рассчитывая, прежде чем в воскресенье приступить к делу миссис Лопес, освежить свои воспоминания о мексиканской столице. Так что после регистрации в отеле «Дель Прадо» я спустился в красивый гостиничный бар «Никтеха». Там я познакомился с очень приятной компанией прибывших в Мексику на отдых американцев: доктором Джеральдом Баффингтоном, его хорошенькой дочерью Бафф и девушкой, такой, что пальчики оближешь, по имени Моник Дюран. Мы сразу понравились друг другу, и я пригласил их отужинать сегодня в отеле «Монте-Кассино». И вот, именно после этого ужина, я и сказался в тюрьме. Перед тем как полицейские поволокли меня в машину, я прокричал Моник, чтобы та позвонила Амадору Монтальбе, чей номер был в телефонном справочнике. Теперь мне приходилось уповать только на то, что девушка меня услышала, что она дозвонилась до Амадора, и что у того по случаю оказалось с десяток динамитных шашек, чтобы разнести стены этой мексиканской каталажки и вызволить меня. Да, слишком много «если», но ни на чью помощь, кроме как со стороны Амадора, я рассчитывать не мог. Мне ничего не оставалось делать — только ждать, и я улегся на тюремную койку, отдав свое тело на растерзание клопам.
Спустя полчаса, в семь вечера, в сопровождении незнакомого полицейского в тюремном коридоре появился Амадор. Он с удивлением уставился на меня сквозь дверное оконце, покачал головой и несколько раз прищелкнул языком. Наконец кончики его черных усов поползли вверх, и лицо расплылось в счастливой улыбке. Амадор был рад снова видеть меня.
— Не могу удержаться от смеха, — произнес он. — Ха, ха! Ты, кажется, влип в историю. Не так ли?
— Дружище, — ответил я, — хоть ты и большой любитель черного юмора, но я рад тебя видеть. Тебе позвонила Моник?
— Та, которая звонила, не представилась, а только прокричала в трубку, что тебя увезли в кутузку. Я не удержался и решил навестить тебя, — оскалив зубы, ответил гид и протянул мне руку через дверное окно.
Я пожал ее. Полицейский тем временем наблюдал за нами. Что ни говори, а Амадор отличный малый, во всяком случае, с моей точки зрения. Возможно, некоторые считают его моральные принципы далекими от совершенства, но, по-моему, он честнее и менее испорчен, чем большинство из нас.
— Черт подери, ты не знаешь, в чем меня обвиняют? — спросил я его.
— Во всех смертных грехах. Скажи мне, а что, собственно, произошло?
Я рассказал Амадору о стычке с прилично одетым местным молодцом и о драке с офицером полиции, которому на помощь подоспели еще шестеро. Амадор слушал, сокрушенно покачивая головой, а когда я закончил рассказ, нахмурился:
— Так ты выбил тому офицеру зубы? Ты знаешь, кто он? Эмилио, капитан полиции! Не важно, кто затеял побоище, капитан полиции всегда будет прав.
— Так что, дела мои дрянь?
— Дрянь? Нет, парень, гораздо хуже. Здесь я помочь не в силах. Может быть, президент сможет, но только не я.
Амадор вынул сигареты и протянул одну мне. Моя пачка сигарет, сильно помятая, вместе с остальными принадлежащими мне вещами, включая ремень и шнурки от ботинок, лежала на столе. Отправляясь на ужин с доктором Баффингтоном и двумя прелестными девушками в «Монте-Кассино», я предусмотрительно оставил свой пистолет в гостиничном номере. Вспомнив тему нашего разговора с доктором в ресторане и что предшествовало драке, я почувствовал, как меня все больше и больше стало охватывать беспокойство.
— Амадор, сделай мне одолжение, — попросил я, — позвони в отель «Дель Прадо» и выясни, там ли доктор Баффингтон и его дочь. Если там, сообщи им, что со мной произошло. Сделаешь?
— Конечно, — с готовностью ответил он. — Un momentito.
На исполнение моей просьбы у Амадора ушло минут пять. Когда он вернулся, лицо его выглядело озадаченным.
— Дозвонился до них? — с надеждой в голосе спросил я.
— Разговаривал только с девушкой. Только какой в этом толк, Шелл? Эта Сьюзен... Ее так зовут?
Я кивнул. Сьюзен — настоящее имя дочери доктора, но все ее звали Бафф. Это имя больше соответствовало ее внешности, так как девушка была хороша собой — просто загляденье.
— Она была очень взволнована и уже собиралась звонить во все инстанции. Где ее отец, она не знает. Он после ужина не объявлялся. Спрашивала про тебя: все ли у тебя в порядке и не с тобой ли ее отец?
Слова Амадора меня сразу насторожили.
— Я должен выбраться из этой вонючей камеры, черт возьми! Неужели ты не знаешь никого, кто бы мог мне помочь? А адвокат? Раздобудь-ка для меня адвоката.
— Сегодня не смогу, да и в последующие дни вряд ли. Все упирается в этого капитана Эмилио. Вызвать адвоката можно только через него. И не говори мне, что он на это пойдет. Капитан тебя ненавидит, и я даже не знаю, кто в этой ситуации может тебе помочь... — сказал Амадор и замолк. — Подожди-ка, — после некоторой паузы вдруг продолжил он и покрутил свой правый ус, — возможно, я смогу. Ты ведь еще не знаешь, по какому делу я позвал тебя в Мехико...
— Да пропади оно пропадом. Надо сначала решить главный для меня вопрос — как отсюда выбраться, а потом уж...
— Нет; это очень важное дело. Смог бы ты отыскать в Мехико фильм с самой что ни на есть черной порнухой?
— Без труда. Нанял бы гида и сказал ему, что хочу посмотреть такой фильм...
Жестом руки Амадор остановил меня:
— Нет, amigo, я спрашиваю тебя вполне серьезно. Имеется в виду, отыскать определенный ролик с определенным порнофильмом, в котором заснята конкретная женщина.
— Как же мне это удастся? Черт, я же не говорю по-испански.
Амадор пожал плечами.
— Так ты за это не берешься, — констатировал он.
— Ладно, — сказал я. — Вызволи меня отсюда, и я сделаю все, что от меня требуется. Вообще-то ты не пошутил?
— Нет. Та, к кому я собираюсь обратиться за помощью, может вытащить тебя отсюда в два счета. Тогда отлично. Я иду встречаться с графиней, — решительно сказал Амадор и, повернувшись на каблуках, направился было к выходу.
— Эй, — окликнул я его. — Минутку.
Он остановился.
— Послушай. О ком это ты? Какая графиня? Ты в своем уме? Это же тюрьма, а не сиротский приют.
Амадор оскалил свои ослепительно белые зубы.
— Конечно же это тюрьма. Но я тебя из нее вытащу... возможно, — хитро скосив на меня глаз, ответил он. — Знаешь, эта графиня из категории тех фруктов, с которыми ты обычно сравниваешь женщин.
— Персик?
— Si. Да еще какой! — вскинув обе руки и присвистнув сквозь зубы, восторженно произнес Амадор. — Сам увидишь. Если она, конечно, согласится посетить твою сырую келью. — Улыбка на его лице стала еще шире. — Ту, которую я намереваюсь представить тебе, можно увидеть разве что на картинах, — бросил он на прощанье и, зашагав по тюремному коридору, вскоре скрылся из виду.
Я снова стал осторожно ощупывать голову. Наверно, повредили ее гораздо серьезнее, чем показалось вначале. Вскоре, оставив это бессмысленное занятие, я плюхнулся на кровать. Какой радостной и безоблачной была моя жизнь всего каких-то пару часов назад, и в каком плачевном положении я нахожусь сейчас, подумал я.
Как же я из шикарного «Монте-Кассино» угодил прямо на тюремные нары?
