Глава 17
Следующие четыре часа были самыми скучными с тех пор, как Дру вчера позвонила в мою дверь. Зато после этого мне уже не пришлось жаловаться на скуку.
Я провел эти четыре часа в сосредоточенных усилиях найти хоть какую-нибудь нить к двум похитителям Бруно и Кэссиди. Я снова связался со своими осведомителями, позвонил еще полудюжине, проверил бары и меблированные комнаты, побеседовал с коридорными, официантками, букмекерами, другими частными детективами, барменами и половиной мошенников и бывших мошенников, с которыми мне довелось иметь дело в последний год. Все было впустую — почти до четырех часов.
Но и тогда сведения поступили не от людей, которых я расспрашивал, а от человека, с которым я не говорил целых шесть месяцев, узнавшего по беспроволочному телеграфу преступного мира, что Шелл Скотт ищет определенную информацию. Все это свелось к паре быстрых фраз от мелкого вора и незадачливого игрока по имени Феймес Браун. Чем он был знаменит, я никогда не знал, но это было его настоящее имя. Тем не менее это оказалась единственная полезная информация, добытая мною в результате всех походов и телефонных разговоров. Однако она того стоила.
Я не мог принимать звонки по мобильному телефону, но попросил оператора записывать сообщения. Позвонив из телефонной будки в четыре часа, я узнал, что, помимо нескольких абсолютно незначительных сведений, всего несколько минут назад поступило сообщение, состоящее из одного слова «Феймес» и телефонного номера. Оператор был озадачен, но я — нет.
Я опустил монету и набрал номер. Мужской голос ответил: «Джилли».
Сначала я не понял, что это означает, но потом вспомнил, что «Джилли» — маленькое кафе с баром на Хоторн-стрит в Лос-Анджелесе, в паре кварталов от Фигероа. Это было заведение, в котором парень, заказавший пиво с закуской, считался гурманом. Фирменными блюдами там служили яйца, свиные отбивные, картошка и трупный яд.
— Позовите мне Феймеса, — попросил я. — Если он еще у вас.
— Он в баре.
Послышалось звяканье телефонной трубки, после чего другой мужской голос осведомился:
— Да?
— Это Шелл Скотт. Если ты в «Джилли», Феймес, значит, остался без гроша.
— Точно. «Джилли» — единственное место, где могут покормить в кредит. Все равно что заключать сделку в морге, верно? — Он говорил очень тихо.
— У тебя есть что-нибудь для меня?
— Предположим, я нашел пижона, который вам нужен, — с белой прядью посредине башки. Сколько это будет стоить, Скотт?
После бесплодных четырех часов я затосковал и даже начал подремывать, но слова Феймеса тут же прогнали всю сонливость. Я мог бы сказать ему, что заплачу любую сумму, какую он назовет, но философия вора состоит в том, чтобы хапнуть больше, чем в состоянии унести. Поэтому я ответил:
— Назови свою цену, приятель. Но тебе не следовало сообщать мне, что ты находишься в «Джилли».
— Глупо с моей стороны, — согласился он. — Все-таки я тупица. Как насчет пары сотен? Я промолчал.
— Ну... — Феймес громко рыгнул, явно не отвернувшись от трубки и даже не прикрыв рот ладонью. Деликатностью он не отличался. — Сегодня вечером я могу крупно выиграть. Дайте мне хотя бы сотню, чтобы я мог принять участие в игре. — После паузы он добавил:
— Тупица я — мог бы попросить и побольше, если я выиграю, то верну вам шестьдесят... пятьдесят;., сорок баксов. О'кей?
— О'кей. Где этот парень?
— Здесь — в ресторане. Еще не начал есть, когда я позвонил вам минут десять — пятнадцать назад.
Я посмотрел на часы, рассчитывая время, которое мне понадобится, чтобы добраться до «Джилли».
— Он там один?
— Пришел один.
— Его еще не обслужили?
— Вы что, шутите? Этот тип заказал свиные отбивные. Их же нужно готовить.
— Ты его знаешь?
— Вижу впервые в жизни.
— И тем не менее уверен, что это тот парень, который мне нужен?
— Ну, у него белая прядь и родинка возле носа, как вы говорили. Таких парней не слишком много.
— О'кей.. Спасибо, Феймес. Если он уйдет, прежде чем я туда доберусь, постарайся запомнить его машину, если она у него есть, и записать номер.
— Вы имеете в виду за дополнительную плату?
— Именно это.
Я положил трубку.
* * *
Я замедлил скорость на Хоторн-стрит перед «Джилли», глядя направо в поисках места для парковки, потом надавил на акселератор. Из ресторана вышел человек, который был мне нужен.
Я узнал его не только по белой пряди в середине головы, но и по тому, что в трех-четырех футах позади него шел тощий и долговязый Феймес Браун, твердо вознамерившийся принять участие в вечерней игре. Мне следовало предупредить, чтобы он не шел за парнем и не рыгал ему в затылок. Но как бы то ни было, передо мной находился один из двух человек, которых я искал. При виде его я ощутил радостное возбуждение, так как уже начал думать, что никогда не найду ни одного из них и что они смылись из города.
Парень с белой прядью посмотрел влево, повернулся и быстро зашагал в том же направлении, в каком я ехал в своем «кадиллаке». Я свернул за угол, миновал полквартала и оказался в переулке, тянувшемся позади осевших домов и захламленном бумагой, ящиками и консервными банками. Слева от меня был припаркован темно-синий седан. Проверять машину не было времени, поэтому я вернулся к Хоторн-стрит и стал ждать, повернет ли парень в переулок.
Но он этого не сделал, а миновал перекресток и продолжал быстро идти вперед, даже слишком быстро для своего «хвоста», так что Феймес мог прийти к выводу, что ему следует поднажать. К тому времени, как Феймес перешел переулок и ступил на тротуар, я подъехал к углу и затормозил так близко от него, что он сердито обернулся.
Узнав меня, Феймес разинул рот, но я подмигнул, и он не издал ни звука. Вместо этого он подошел к «кадиллаку», и я опустил окошко и протянул ему семь двадцатидолларовых купюр.
Когда Феймес взял деньги, я напомнил:
— Сорок вернешь, если выиграешь.
— Дружище, вы же знаете, что я всегда проигрываю.
— Ладно, после поговорим.
Феймес тотчас же скрылся. Парень с белой прядью шел по тротуару ярдах в тридцати от меня, но внезапно свернул направо. На углу, где я стоял, находился старый двухэтажный дом с облупившейся серой вывеской "Отель «Эдамс». Другие здания квартала выглядели еще более древними и ветхими. Парень повернул к одному из них и зашагал по дорожке, разделявшей полосы пожелтевших сорняков, некогда бывшие газонами.
Я сбавил скорость на углу, позволив «кадиллаку» медленно продвигаться вперед, покуда я осматривал дом. Входная дверь открылась, и на пороге появился крупный мужчина, заполнивший собой проем. Его фигура показалась мне знакомой. Я не сомневался, что это та самая «горилла», чью широкую спину я видел, когда он влезал в синий седан, сделав вместе с приятелем несколько выстрелов в мою сторону.
Но насчет приятеля я ошибся.
Человек, за которым я следовал, находился менее чем в десяти футах от дома, когда здоровенный парень уперся левой рукой в дверной косяк и поднял правую руку. Свет тускло блеснул на зажатом в кулаке оружии. Здоровяк выстрелил дважды, всадив обе пули в грудь моего парня. Выстрелы отбросили его назад к улице — приподнятая нога нелепо дернулась и согнулась в колене.
Звук выстрелов также был мне знаком — глубокий тяжелый треск пистолета 45-го калибра. Казалось, звук сам по себе прикончил парня с белой прядью. Я нажал на тормоз и вцепился в баранку обеими руками, чтобы не сокрушить ее собственным весом. Когда я открыл дверцу «кадиллака», мой парень уже рухнул на пожелтевшую траву лицом вниз, но он был еще жив — вернее, не совсем мертв. Его правая рука взметнулась вверх, поболталась секунду в воздухе и упала, словно деревянная палка. Убийца все еще стоял в дверях, но повернул голову в мою сторону.
Я выхватил кольт, но здоровяк не стал стрелять. Вместо этого он отскочил назад и начал закрывать дверь.
Я ринулся вперед мимо неподвижного тела, пытаясь достичь двери прежде, чем она закроется полностью. Но когда до нее оставалось восемь — десять футов, я понял, что не успею, если не прибавлю скорость, и одолел последние несколько футов прыжком. Почему я так сделал? Откуда мне знать!
Может, в тот момент я почувствовал, что могу быстрее добраться до цели по воздуху. А может, я точно рассчитал свою скорость, скорость двери, сопротивление воздуха, силу притяжения и пришел к выводу, что с помощью прыжка могу стукнуться о дверь на долю секунды раньше, чем ее закроют и запрут. Может, да, а может, и нет — кто знает?
Если бы мне это удалось, дверь бы поддалась легко и я бы влетел в дом, почти не почувствовав столкновения. Но уже в воздухе я осознал, что ничего не выйдет. Я находился в паре футов от двери, когда услышал, как она захлопнулась с грохотом, за которым последовал щелчок пружинного замка. Это произошло всего за секунду перед куда более сильным грохотом, треском и ужасным воплем.
Я знал, что не мог очень долго проваляться, упершись затылком в дверь, которая каким-то образом оказалась у меня за спиной. Это не могло длиться долго, так как я все еще слышал звук автомобильного мотора и царапанье покрышек, когда машина мчалась по переулку. Меня интересовало, почему здоровяк не прострелил мне голову, вместо того чтобы захлопывать дверь и убегать. Возможно, он был тупицей вроде Феймеса.
Я также интересовался, откуда в таком ветхом доме такая великолепная дверь. От того, как я в нее врезался, дом должен был обрушиться мне на голову. Но вышло все наоборот — дом стоял, а я — нет.
Вскоре я поднялся на ноги, держа голову обеими руками, и стал осматриваться, пока не нашел свой кольт и свою машину. После этого я воспользовался черным ходом и обследовал дом. В нем ничего не было, кроме мебели, явно приобретенной на дешевой распродаже. Спустя несколько минут я уже находился на расстоянии многих кварталов от места очередного преступления. Кое-что все еще оставалось для меня не вполне понятным — фактически даже очень многое, — поэтому я затормозил у обочины.
За последующие двадцать минут я выкурил три сигареты и пришел к твердому выводу: мне следует прекратить читать предупреждения на сигаретных пачках, иначе я заработаю рак легких. Я пришел и к еще одному выводу. Хотя до сих пор я этого не осознавал, но похитителем и убийцей мог быть — должен быть — только Дейв Кэссиди.
* * *
На этот раз я не воспользовался подъездной дорожкой и маленьким внутренним телефоном. Я припарковался в паре кварталов от дома Кэссиди в Беверли-Хиллз, обошел территорию и обнаружил место позади дома, где кустарник и старый дуб скрывали бы меня от находящихся внутри, покуда я буду иметь дело со стальной оградой.
Перебраться через барьер высотой в восемь футов оказалось на удивление легко. Я уцепился правой рукой за вертикальный брус возле самой верхушки, а левой — чуть ниже, за соседний брус, подтянулся, перебросил ноги через стальные острия, как прыгун с шестом, и удачно приземлился спиной к дому. Повернувшись, я застыл на несколько секунд, но нигде не слышалось ни звука.
Возможно, это не было особым подвигом, но я чувствовал удовлетворение. Вместо того чтобы протискиваться между брусьями или натыкаться на острия, я перемахнул через них легко и грациозно, как птица. После недавней неудачи с дверью, это придало мне то, в чем я нуждался, — уверенность в себе.
Я шагнул к стволу дуба и стал искать другое прикрытие, которое обезопасило бы меня во время продвижения к задней двери, но ничего не обнаружил. На лужайке уже не было машин. И ни здесь, ни поблизости я не заметил темно-синего седана.
Все автомобили исчезли — очевидно, вместе с «Гражданами ЗА» и шестью аппетитными «персиками». Быть может, Дейв тоже уехал, и я собирался тайком проникнуть в пустой дом. Я посмотрел на часы — всего лишь начало шестого. Примерно через полчаса красотки уже должны маршировать по Филберт-стрит с транспарантами и знаменами в направлении церкви Второго Пришествия, чтобы огласить свои требования и урвать кусочек времени в теленовостях.
Я не большой охотник до пикетов и демонстраций, независимо от того, устраивают ли их профсоюзы или студенты, правые, левые или центристы, распутники или блюстители целомудрия и даже красивые девушки, употребляющие эровит или еще что-нибудь, что только могут употреблять красивые девушки.
Тем не менее считаю, что иногда демонстрации достигают своей цели и даже становятся позитивным явлением — если эта цель благая и если требование осуществления чьих-то прав не сопровождается отрицанием или ограничением прав других, а тем более проламыванием голов. Но чем больше я вспоминал имена, лица, глаза, голоса и фигуры Лулы и Бритт, Сильвии и Юмико, Эмили и Леонор, Терезы и Ронни, Маргариты и Дайны, тем большее беспокойство я ощущал. Казалось, внутри у меня завелась ледяная клетка страха, которая стала делиться и размножаться, подобно вирусу в крови.
Я пытался игнорировать это ощущение. Я не мог себе позволить тревожиться из-за суперсексуальных «персиков», когда мне предстояла важная работа. Но вся беда и состояла в том, что девушки были суперсексуальны, — как только эта мысль приходила мне в голову, она тут же наталкивалась на другую мысль — о страхе и ненависти, которые испытывали ко всему, связанному с сексом, Фестус Лемминг и его анемичная и унылая паства.
Но я выбросил эти мысли из головы или, по крайней мере, загнал их вглубь, вынул кольт из кобуры и отошел от дуба. За несколько секунд мне удалось добраться до задней двери. Я повернул ручку — дверь была не заперта. У меня заколотилось сердце — это означало, что Дейв Кэссиди, по всей вероятности, был дома.
В кабинете его не оказалось, хотя чувствовался сильный запах табака. Я обнаружил Дейва в гостиной, сидящим в одиночестве на большом полукруглом диване, который еще недавно согревали десять великолепных попок. Он сидел на его дальней стороне, напротив пяти— или шестифутового входа в полукруг, с карандашом в руке и желтым блокнотом на коленях. Его глаза были устремлены на большой цветной телевизор в углу, но переместились на меня, как только я очутился в поле зрения. Напоминаю, что я вошел в гостиную, держа в руке кольт 38-го калибра.
— Что, черт возьми, это означает. Скотт? — осведомился Кэссиди. — Зачем вам оружие?
— Оно предназначено для вас, Дейв. — Я остановился между двумя краями дивана. — Соедините пальцы, приятель, и сядьте на них.
— Это что — шутка? Будь я проклят, если...
— Сядьте на руки.
Поколебавшись, Кэссиди заложил за спину руки, наклонился вперед и придавил их ягодицами. Я двинулся вокруг маленького столика, заметив, что гвоздики в вазе начали вянуть, и ощупал Дейва. Оружия при нем не оказалось. Когда я отошел назад и присел на край дивана, он находился в добрых восьми футах от меня — диван был огромным.
— О'кей, — кивнул я. — Можете расслабиться. Кэссиди положил руки на колени и нахмурился:
— Надеюсь, вы знаете, что делаете! Я усмехнулся.
— Вы выразились не точно, Дейв. Вам следует надеяться, что я не знаю, что делаю. Но теперь я это знаю. Мне понадобилось не так уж много времени, верно? Не прошло и суток с тех пор, как вы похитили Бруно, выкачали кровь из Андре... кстати, что вы ввели Стрэнгу?
— Вы не только превращаетесь в параноика, но и теряете памяти, Скотт. Вы забыли, что меня похитили вместе с доком, связали и заткнули рот...
— Да, связали. Но не слишком тщательно. Бруно был привязан как следует — отдельными веревками на запястьях и лодыжках — и так туго, что прошло несколько минут, прежде чем он смог ходить. А вот вы через пять секунд уже двигались, как балетный танцор, быстренько убедившись, что Монах мертв, потому что были привязаны только одной веревкой, да и та была достаточно свободной. Думаю, если бы я поработал, над узлами, то удивился бы, что они развязываются так легко, в сравнении с узлами на веревках Бруно. К счастью для вас, Дейв, я не развязывал их, а разрезал вашим ножом, который так удачно оказался под рукой.
— Вы порете чушь. Возможно, я не был связан так крепко, как док. Откуда мне знать? В конце концов, он был важной персоной, а не я. И разве преступление иметь при себе карманный нож? Это просто счастливая случайность...
— Не такая уж случайность. Довольно беспечно со стороны похитителей оставить нож в кармане ваших штанов. Полагаю, пистолет или базуку они бы тоже оставили, так чего уж говорить о такой мелочи. Давайте взглянем на всю картину с вашей точки зрения, Дейв. Вы затеяли многомиллионную, возможно, миллиардную операцию. Будучи «похищенным» вместе с Бруно, вы имели возможность наблюдать за всей процедурой и за нанятыми вами тремя громилами, могли защищать ваши интересы — особенно формулу эровита, — но при этом, если что-нибудь пойдет не так, выглядеть не злодеем, а одной из жертв.
— Что за бред!
— Вы только что сказали чистую правду, Дейв. Важной персоной был Бруно, а не вы. Вполне понятно, почему ваши громилы заставили Андре позвонить Бруно и вызвать его в церковь. Учитывая время и недавние события, едва ли кто-нибудь, кроме Андре, мог заставить Бруно явиться туда, где его могли избить и даже прикончить. В эти дни многие хотели расправиться с апостолом греха, и Бруно это знал. Андре был идеальным орудием. Естественно, потом им пришлось его убить. Но каким образом ваши громилы узнали об Андре, Дейв?
— Что?
Я не ответил, молча наблюдая, как наморщился его лоб, а уголок рта начал слегка дергаться.
— Так как же они узнали об Андре? — повторил я. — Он сотрудничал с вами и Бруно, являясь вашим агентом в церкви Лемминга и передавая вам его планы. Никто из посторонних об этом не знал. Ни Бруно, ни Дру не стали бы сообщать это громилам. Остаетесь вы, Дейв.
На этот раз он ничего не сказал.
— Возможно, вы понимали, что в случае какой-либо заминки это может навлечь на вас подозрения, и поэтому решили представить себя жертвой вместе с Бруно. Но это была еще одна ошибка — вам следовало оставаться дома в постели.
— Что?
Он явно был встревожен — оба раза слово вылетело как пробка из бутылки.
— Если ваши громилы знали так много, они, несомненно, знали, что, заполучив Бруно, не нуждаются в Дейве Кэссиди. Им было совершенно незачем заманивать вас в церковь и похищать вместе с Бруно. Но это нужно было вам, Дейв.
Кэссиди криво усмехнулся:
— Вы построили недурное дело исключительно на нелепых догадках. Я бы и сам мог в это поверить, если бы не знал...
— Я еще не закончил. И не собираюсь ограничиваться догадками. Когда я понял, что за всем стоите вы, остальное уже не составляло труда. Например, если Андре позвонил Бруно и вам приблизительно в одно и то же время, Бруно должен был оказаться у церкви значительно раньше вас, так как он живет гораздо ближе к Уайлтону. Но вы сами говорили, что ждали дока несколько минут. Кроме того, оба звонка из Уайлтона должны были регистрироваться как междугородные. Поэтому по пути сюда я связался с телефонной компанией. Знаете, что я выяснил? Что по телефону Андре в церкви — кстати, у него тот же номер, что и у Лемминга, — звонили Бруно, но не вам, Дейв. Ни около семи вечера, ни в какое-либо другое время вечера. Как вы объясните эту «нелепую догадку»?
Кэссиди молчал добрых полминуты. Потом улыбнулся своей кривой улыбкой и промолвил:
— Вряд ли это все, чем вы располагаете.
— Вы правы — не все.
Дейв вздохнул, продолжая улыбаться:
— Ну, все вышло не так, как предполагалось, Скотт. Было задумано, что под подозрением окажется Лемминг, а не я. Это должно было сработать. И сработало бы, если бы не вы, сукин вы сын.
