Глава 18

Шерри и на самом деле еле заметно улыбнулась. И даже выпила вторую порцию бренди. Для такой девушки это было уже что-то. Гораздо большее, чем просто встретиться взглядами.

Я спросил:

– Хотите еще бренди, Шерри? Он не такой уж плохой. Это шерри-бренди...

– Он просто ужасен, – скривилась она.

– Да, пожалуй, и я так думаю. Просто я ударился головой.

– Бедненький.

– Сочувствие. Вот это мне нравится. Такая трогательная озабоченность...

– О, хватит. Вы живы...

Ее настроение вдруг испортилось. Голос прервался. Плечи затряслись, она прижала руки к лицу и горестно зарыдала. Зарыдала, заглушая жалобные звуки прижатыми к лицу ладонями.

Я обнял ее и притянул к себе. Понемногу девушка успокоилась и подняла голову. На ее щеках блестели слезы, и тушь с ресниц расплылась под глазами.

– О, Шелл, – проговорила она новым, совсем другим голосом. – Я слышала выстрелы и ждала, когда вы окликнете меня. Мне показалось, что прошла целая вечность. Я так испугалась... я думала...

Ее губы были так близко от моих. Потом еще ближе, потом...

Раньше мне казалось, что целовать Шерри легко и забавно. Но я не догадывался, что, когда это случится, от забавы не останется и следа. Каким может быть поцелуй или, по крайней мере, каким он нам представляется, почему он так много для нас значит? Это что-то гораздо большее, чем просто касание губ. Я не понимал, что со мной происходит. Почему это так замечательно. Так прекрасно, когда губы сливаются, голова мужчины начинает идти кругом и он переносится в какое-то другое измерение...

Должно было случиться что-то в этом роде.

Что-то в этом роде...

Наши губы встретились и уже через пару секунд слились и повели такой разговор, который не придумал бы и сам Казанова. Разговор, который пробуждал дремавшее до сих пор желание, диалог, который обычно ведут в спальне горячим, приглушенным шепотом. Это даже не было поцелуем. Наши губы будто занимались любовью между белыми простынями при свечах. Это был аромат секса, зов крови. Я ощущал вкус рта и губ, ее слез и языка. А может быть, и сердца. Действовали все пять чувств, все чувства... Вот это и было другое измерение, как я догадывался. Если для этого есть лучшее название, то это не так важно. Это длилось половину вечности, но кончилось сразу же, как только началось.

Прошептав несколько слов, Шерри снова стала прежней, такой, как всегда.

– Ну, теперь вы понимаете, почему я не хотела больше бренди? – томно проговорила она.

– У меня есть джин и вермут, – тут же предложила я. – Что вы предпочитаете?

– Их лучше пить вместе, – подумав, сказала она. – Только побольше джина.

– Боюсь, у нас нет времени для экспериментов – даже если мы придумаем что-то очень хорошее. Там... там человек в гостиной, – вспомнил я.

– Он...

– Нет, не мертвый. Просто без сознания, от страшной головной боли.

Я встал, и Шерри поднялась с кровати.

– Шелл, я все видела, что было, я имею в виду, там, на улице, – тихо призналась она. – Смотрела в окно. Я думала, что вас убьют.

– Я и сам так думал. На самом деле, на что еще я мог рассчитывать.

– Вы – замечательный мужчина, – еще тише сказала она.

Я не нашелся что на это ответить и пробормотал:

– Да нет, просто я вежливый человек.

Когда мы прошли в гостиную, у Шерри вырвался возглас удивления.

Я говорил, что в гостиной лежит человек. Но я догадываюсь, что она не ожидала увидеть там груду стекла и кровь на затылке этого мужчины. А кровь всегда идет, если сильно ударить, да еще два раза. И, кроме того, одно дело говорить об этом, а совсем другое – увидеть своими глазами.

– Это... это совсем не так, как в кино, верно? – пробормотала она.

– Совсем не так. Но у нас тут свои чудовища.

Я ногой перевернул бесчувственного парня на спину.

Взгляд Шерри сказал мне все, что я хотел. И тем не менее она воскликнула:

– Это тот самый человек, которого я видела утром!

– Да, и он вас видел. Вот и охотился за вами, еще в отеле. Я понимаю, что ему нужны мы оба, но я удивлен, что он не попытался расправиться с вами там.

– Я спешила и попросила посыльного мальчика подать мне машину со стоянки к главному входу. Может быть...

– Почти наверняка. Он должен был поджидать вас на автостоянке. Да, кстати, что вы мне хотели сказать об этом человеке? – вспомнил я.

– О, когда он посмотрел на меня, а потом повернулся и пошел к своему автомобилю, то я увидела у него на затылке повязку. Она даже немного опускалась на воротник рубашки. – Шерри смущенно улыбнулась. – Я понимаю, что это не очень важно, но вы говорили, чтобы я сообщила, если вспомню хоть что-нибудь.

Я перекатил лежавшего парня на бок и осмотрел его. Все было верно. На его затылке была грязная повязка. Что не было удивительно. Большинство этих подонков часто болеют душевно и физически. И дурная кровь – просто один из самых распространенных недугов. Эти негодяи из преступного мира и вне его преисполнены ненависти и обиды, направленных против всего и всех. И с таким количеством яда в крови они не могут оставаться здоровыми.

– Теперь это уже не так важно? – спросила Шерри.

– Сейчас, вероятно, нет. Но это может оказаться очень важным. Позволит мне изобличить его.

Снова завыли сирены.

Я вздохнул. После того поцелуя у меня сразу же возникли мысли о тихом вечере у меня дома – с Шерри. Джин с вермутом, ласкающая музыка из стереоустановки и все такое. Но ничего не получалось. Ни вчера вечером, ни сегодня утром. То сборщик, то этот тип, что лежал на полу. Придется мне провести остаток ночи в полиции.

Жаль. Сегодня вечером я был в хорошей форме. Я вполне в этом уверен.

Следующим утром я встал рано, несмотря на то что пребывание в полиции сократило мое время сна до трех часов. И при таком раннем начале рабочего дня только к десяти утра я смог получить некоторую полезную информацию.

Я выяснил, что банк "Англо-Вестерн" в Вермонте финансировал съемки Слэйда предыдущих серий его "Мрази". А человек, который санкционировал эти ссуды, был вице-президент банка по имени Браун. И уже без нескольких минут в десять утра я сидел перед Брауном в его офисе.

Прежде чем прийти сюда, я просмотрел подшивку местных газет и зафиксировал время, в течение которого Вивиан Вирджин отсутствовала на съемочной площадке, когда снимали "Призрак липкой Мрази". И вот, после предварительных разговоров, я сказал:

– Мистер Браун, я так понимаю, что во время съемок предыдущей картины мистер Слэйд был в очень трудном материальном положении, но все-таки сумел закончить фильм. Брал ли он дополнительные суммы из банка? Это могло быть примерно девять месяцев назад, когда одна из ведущих актрис не смогла сниматься. Она пропустила две или три недели.

– Да, – кивнул он. – Мисс Вирджин. Я помню все это очень хорошо. Мистер Слэйд говорил со мной тогда и просил дополнительной ссуды.

– Он просил, да? И получил ее?

– Нет, не получил. – Банкир отрицательно покачал головой.

Вообще финансисты не привыкли не только критиковать своих клиентов, но даже упоминать об их материальном положении. Однако, читая между строк, я понял, что мистер Браун не собирался рисковать деньгами. Он подтвердил мою догадку.

– Мне показалось в тот момент, что я выкину деньги на ветер, – сказал он. – И я не утвердил ссуду.

– Но Джереми Слэйд определенно нуждался в деньгах, не так ли? Чтобы закончить съемки фильма.

– Да, такое впечатление сложилось у меня.

– А если он не получил их у вас, то где же еще мог достать?

Банкир улыбнулся:

– Не имею ни малейшего понятия.

И этого мне было вполне достаточно. Я поблагодарил мистера Брауна и удалился.

В следующие минут двадцать я ничего не делал. То есть не предпринимал никаких активных действий. Я просто сидел в машине на банковской стоянке и думал. Достал блокнот и ручку и записал все, что знаю наверняка об этом деле. Добавил то, о чем догадывался. Все просмотрел и поразмышлял над всем этим еще немного.

И прежде, чем прошли эти двадцать минут, я наметил два направления работы. Одно из них я должен был бы определить еще раньше. А о другом, как оказалось, я даже никогда не задумывался.

Сначала нужно было заняться той бумажкой, которую я подобрал позапрошлой ночью около дома Пайка. Я прочитал ее с полдюжины раз и даже не мог понять, кто все это написал. Но теперь, под влиянием обстоятельств, я понял, что должен вернуться к этому клочку бумаги.

В самом письме не было ничего, что позволяло бы установить его автора, но там было указание на кого-то другого. И от него-то я и смогу узнать, кто писал письмо. Если, конечно, сумею найти его.

Я носил этот листок бумаги с собой и теперь снова достал его. Да, вот он и вот эти последние строки: "...разумеется, я придерживала деньги на аборт. Но ничего не представляла себе, когда обратилась за помощью – помощью! Ха-ха – к доктору Уиллиму..."

Доктор Уиллим. На этой странице было так много ошибок, что это имя могло быть и Уильям, или Уоллас, и даже Джордж. Но это была единственная ниточка.

Хотя и без этого я должен быть доволен. Я был полностью уверен, что знаю главный ответ, а также несколько более мелких. Но для надежности мне нужно было раздобыть дополнительную информацию. Я примерно знал, где могу достать ее, и представлял, каким образом я это сделаю. Но это потребует некоторых усилий. Меня могут и убить. И, судя по этим двум попыткам, грустно подумал я, это не так уж нереально.

Кроме того, та версия, с которой я начну, представляется мне достаточно глухой, и я совсем не уверен, что мне удастся сделать. Но если я смогу...

Я зашел в кабину таксофона рядом с банком. Уже через десять минут я с улыбкой повесил на рычаг трубку. Договориться, в конце концов, было не так уж трудно, но вот получалось ужасно дорого. Это обещает вылететь мне в пару тысяч баксов, а может быть, и больше. От двадцати до сорока незанятых актеров и актрис по пятьдесят баксов каждому. Плюс еще по пяти баксов тем, кто будет что-нибудь говорить или играть кого-то, и это потянет еще на восемь сотен баксов.

Плюс еще один десятицентовик, который я потратил, чтобы позвонить Эду Хауэллу.

Он должен был сыграть для меня свою роль и поставить весь спектакль, если только сможет. Я знал, что сегодня он не занят на съемках у Слэйда – они будут снимать сцену казни королевы и некоторые эпизоды с Груззаком и Шерри Дэйн. И он обещал привести с собой парочку других звезд и несколько ведущих актеров.

В добавление к этим начальным расходам, если что-нибудь пойдет не так, потребуется платить массу всяких штрафов. А некоторые из нас даже могут угодить в тюрьму. Скорее всего, это буду я.

Да еще одно дело, для меня просто мучительное. Надо выбить правду из того парня. А я никогда не мог бить человека, чтобы заставить его говорить, ломать ему кости, выжигать глаза. Такого рода вещи не для меня. Потому что тот, кто бьет, неизбежно приобретает более глубокие травмы, чем тот, которого бьют. Не говоря уже о чисто практической стороне дела – многие мужчины после страданий от побоев рассказывают все, что могут. И никто не может гарантировать, что все это правда.

Нет, пытки отпадают. По крайней мере, физические пытки. А вот психологически немного попотеть – это меня устраивает. Все, что мне осталось теперь сделать, – это захватить Лупоглазого и каким-то образом заставить его пойти туда, куда мне надо. Эту часть моего плана я еще не обдумал.

Но в то же время была и другая задача – под названием "Доктор Уиллим". Еще тогда, в кабине телефона, я просмотрел желтые страницы телефонного справочника в разделе "Врачи и хирурги, доктора медицины". Там нашлась пара Уильямсов, с буквой "с", но Уиллима не было. Я их всех просмотрел по одному. Потом перешел к букве "М". И тут я сразу нашел, что искал: доктор Мейси. Доктор Уиллим Мейси. По крайней мере, она без ошибок написала его имя. Он психиатр, а его адрес – Родео-Драйв.

И это, без сомнения, как-то связано со всем этим делом.

У доктора Мейси был небольшой, но очень хорошо обставленный особняк, и в очень дорогом районе. Мне подумалось, что его обитатели выходят на Родео-Драйв скорее через боковой выход, чем через главный. Я прошел по серому высохшему ковру к письменному столу, за которым сидела леди средних лет с мешками под глазами, и сказал ей, что хотел бы повидать доктора Мейси.

– О, я не могу сделать этого, – информировала она меня. – Ни в коем случае!

Я понял, что должен был записаться на прием эдак лет пять или семь назад. Тогда я попросил у леди конверт, запечатал туда измятый листок найденного письма и сказал ей, что если она покажет это доктору Мейси, то он захочет увидеть меня.

Она бросила на меня взгляд, говоривший, что она не совсем поверила, что мне очень, очень надо видеть доктора Мейси. Но все-таки взяла мою необычную записку.

Это было похоже на магию.

Женщина вышла.

Через полминуты появилась молодая, стройная, хорошо одетая, но очень сердитая женщина. Она остановилась. Повернувшись в сторону кабинета доктора, она закричала:

– Я никогда не была так... я пришла сюда... как вы только могли?

В дверях кабинета возник высокий, чуть полноватый, приятного вида мужчина с бакенбардами и в роговых очках.

– Мне очень жаль, миссис Миллс, но это неизбежно. Это будет, разумеется, не... – Здесь его взгляд упал на меня, и он удивленно заморгал. Может быть, он ожидал кого-то другого? После паузы доктор моргнул еще пару раз и продолжил: – Сегодняшний визит не будет занесен в счет...

– Надеюсь, что нет. – Дама вынеслась наружу и громко хлопнула дверью.

Я поднялся.

Доктор Мейси начал было говорить что-то мне, потом пожал плечами и направился обратно в кабинет. Я прошел за ним и закрыл за собой дверь.

Он подошел к своему дивану – настоящему, низкому, из темной кожи, изрядно потрепанному – и присел на его край. Потянувшись к карману, он достал оттуда конверт и листок бумаги, которые я ему передал. Они были свернуты в шарик.

– А я полагал, что рассчитался с вами, – сказал он, не глядя на меня.

Я промолчал, отдавая ему инициативу.

– Я дал вам все, что мог. – Он посмотрел на меня и снова удивленно заморгал. – Вы не похожи на...

Теперь первоначальный шок прошел, и он собрался. Может быть, у него возникли подозрения насчет меня. И я быстро сказал:

– Вы имеете в виду другого человека? Здоровенного типа, лысоватого, с большими ногами?

У него не возникло никакой особой реакции.

– Да. А вы что, передаете меня друг другу?

– Он не мог прийти на этот раз, – объяснил я. – Его убили вчера.

– Вот это плохо, – заметил он, однако не скрывая удовольствия. – А я-то думал, что покончил с... со всем этим.

Он показал мне смятые бумажки в руке.

– Вы никогда не избавитесь от шантажа, доктор.

При моих словах врач вздрогнул, заморгал еще чаще и сказал, устремив глаза на стол:

– Думаю, что нет.

Психиатры иногда записывают бессвязные излияния и слова своих пациентов. Потом, в спокойной обстановке, они проверяют каждое слово, каждый нюанс и изменение интонации больного, чтобы втиснуть все это во фрейдовские схемы.

Поэтому я сказал:

– Отключите "жучок"!

– Жучок? – Мейси снова моргнул. – Ах, магнитофон! Ну конечно.

Он скривился. Но все же прошел к столу, выдвинул ящик, нажал кнопку и уселся за стол.

– Ну и что вы хотите на этот раз?

– То же самое, что и раньше, – ответил я. – Сведений. Вы ведь не давали тому типу денег, правда? – Теперь и я сделал вид, что подозреваю что-то. – Или давали?

Он заморгал еще сильнее:

– Вы сами отлично знаете, что я не платил этой скотине, этому параноику с... – Врач замолчал. – А кто вы, собственно, такой? И где вы взяли письмо Джеррилли? – спросил он чуть погодя.

Я усмехнулся.

– Кто вы? – повторил он. – Не мог я вас видеть...

Я понял, что не получу многого от доктора Уиллима Мейси. Но это ничего. Он уже сказал мне почти все, что мне было нужно. Я знал, что письмо написала Джеррилли. И что он платил, но, возможно, платил не деньгами. Я мог бы сообщить ему свое имя, а также что я частный детектив и все такое. Но люди, которых шантажируют, никогда не подверглись бы шантажу, если бы с самого начала рассказали все полиции или даже частному детективу. Почти наверняка он пустил бы пробный шар.

И было ясно, что скоро доктор сам во всем разберется. Мои фотографии часто появлялись в местных газетах, и не исключено, что он мог их там видеть. И, кроме того, я хотел бы надеяться, что я не был похож на негодяя.

Но я попробовал еще один ход:

– Вы платили секретной информацией из своих записей, верно, доктор? Ленты, содержание записей и тому подобный материал?

Он долгое время не отвечал. Наконец проговорил:

– Я вам ровным счетом ничего не собираюсь говорить. Я... собираюсь вызвать полицию.

И он положил руку на настольный телефон. Я выжидал. Человек, которому нечего скрывать, может обратиться к закону.

– Ну так давайте, – сказал я.

Мейси не стал звонить.

– Я настаиваю, чтобы вы сказали мне, кто вы такой, – потребовал он.

– Я Шелл Скотт, доктор Мейси. Частный детектив. В интересах моего клиента я...

Он не дал мне закончить и набросился на меня:

– Частный детектив! – В его устах это звучало так, будто это было куда хуже, чем эдипов комплекс. – Я вызываю полицию!

И он на этот раз начал набирать номер: он не боялся частного детектива.

– Я сделаю так, что вас арестуют, – пригрозил он мне. – Вы лишитесь лицензии.

– А что вы скажете им, доктор? – полюбопытствовал я.

– Что вы пытались шантажировать...

– Неправда, доктор. Снова неправда, – укоризненно улыбнулся я.

Он уставился на меня, держа трубку около уха.

– Я не делал попытки шантажировать вас, – медленно сказал я. – Ничего от вас не требовал, кроме информации. Правда, я не назвал вам своего имени, но вы почему-то сразу предположили, что я такой же мерзавец, который пришел выманивать у вас деньги? А я только детектив, который ведет расследование.

Доктор Мейси обдумывал то, что я сказал.

А я добавил:

– Кроме всего прочего, вы не захотите, чтобы стало известно о Джеррилли?

Он огляделся по сторонам, усиленно моргая. Нет, он явно не хотел, чтобы в полиции узнали о Джеррилли. И положил телефонную трубку.

– А теперь, – сказал я, – если вы сочтете возможным говорить со мной на равных, то у меня есть хороший шанс помочь вам.

– Идите вон отсюда, – бросил он сквозь зубы.

Вот так все обернулось. Я предложил свои услуги, но доктор Мейси не хотел иметь со мной никакого дела. И уж конечно, не собирался мне ничего говорить. По крайней мере, сверх того, что уже сказал.

Я встал и протянул руку к бумажкам, которые он все еще держал в руке.

– Я забираю это, – проговорил я.

Иногда самоуверенность срабатывает. Но не на этот раз. Он отодвинул стул и поднялся на ноги, комкая бумажки в правой руке.

– Вам придется драться со мной за них.

Видимо, этот доктор был гораздо наглее, чем я думал. А может, он просто был перепуган до полусмерти.

– Держите их у себя, ладно. Мне они больше не нужны. – Я выпрямился. – Смотрите, доктор Мейси, вы явно потерпели поражение. Но поверьте, я мог бы на самом деле помочь вам стряхнуть со спины этих людей. Если только скажете мне правду о...

– Я ничего вам не скажу. – Он побледнел, но на его щеках выступили пятна румянца.

– Позвольте все же вам сказать, – медленно продолжил я. – Девушка, написавшая вам письмо, то самое, страничку из которого вы сейчас держите в руках, – Джеррилли, – или ваша пациентка, или подружка. Нет, скорее пациентка. Она пишет, что обратилась к вам за помощью. С восклицательными знаками.

Доктор судорожно сглотнул и, казалось, побледнел еще больше, но не сказал ни слова.

– Она попала в беду, – сказал я. – Мягко говоря. Прямо здесь, на вашем диване, согласно ее же свидетельствам. Ну, чтобы сделать эту длинную историю покороче, я скажу, что шантажисты прижали вас этой информацией, а может, и еще какой-то.

Он поднялся на ноги.

– И вы платили, – невозмутимо продолжал я, – но не деньгами. Люди, которые занимались этим делом, хотели получить деньги, но не от вас. Вы для них – золотое дно. От вас они могли получать – и я ставлю десять против одного, что они получали, – информацию о влиятельных, богатых и знаменитых людях в Голливуде и Беверли-Хиллз. Ну, что вы на это скажете?

Судя по выражению его лица, я попал в точку, но он не промолвил ни слова.

– Среди людей, о которых вы передали бандитам немало строго личной информации и которые непременно должны пострадать, как только она станет известна всем, была и актриса Вивиан Вир-джин. Примерно девять месяцев назад она прервала съемки и стала наблюдаться у психиатра – у вас, доктор Мейси. Шесть месяцев назад, после того как она поделилась с вами некоторыми личными секретами, ее начали шантажировать. Несомненно, преступники пользовались информацией, полученной от вас. Ваши шантажисты брали информацию, которую выжимали из вас, и использовали ее для шантажа этой женщины и, возможно, других людей. – Я немного подождал. – Ну, что скажете, доктор?

Он буквально испепелял меня ненавидящим взглядом.

– Вы – лжец, – сказал он. – Здесь нет ни слова правды. Ни одного. Вы, – его взгляд немного просветлел, – больны. Вы больны.

Я покачал головой:

– Я, может быть, немного спятил, но уж никак не болен. Да, думаю, что и не спятил. – Я повернулся к двери, но задержался и решил попробовать еще раз. – Вы делаете ошибку, доктор, еще одну ошибку. Я ничем не хочу связывать вас и не хочу прибавлять вам неприятностей. Как раз напротив. Если станете сотрудничать со мной, то дадите мне хороший шанс помочь вам.

Доктор пришел в состояние, похожее на сдерживаемое бешенство. Руки его дрожали, глаза горели дьявольским огнем.

А я как ни в чем не бывало продолжал:

– Я сказал вам правду. Тот, другой тип, грязный подонок, убит. Но я вам не сказал, что это я его убил. Я на вашей стороне. Я пытаюсь...

Мое сообщение, что я убил сборщика, совсем не помогло. Но мне показалось, что это кое-что подсказало ему. Доктор быстро выдвинул ящик стола, покопался в нем, потом задвинул его и взялся за нижний ящик.

Я немедленно сделал вывод о том, что он держит пистолет в ящиках стола, но не помнит, в котором именно. Я выхватил свой прежде, чем он вспомнил.

Да, все это было мне известно уже давно. Но было трудно не впасть в старую человеческую ошибку. Давайте посмотрим на так называемых социальных работников – благотворителей и политиканов, охотников за голосами избирателей. Бесполезно пытаться помогать людям, пока они не попросят о помощи. Или, по крайней мере, до тех пор, пока они не захотят ее принять.

Но по крайней мере, я все же чему-то научился. К тому же меня пока не застрелили. В данном случае, очевидно, потому, что доктор Мейси так и не вспомнил, куда он подевал свой пистолет.

Лупоглазый, конечно, совсем другое дело. Он всегда знает, где находится его пистолет. Он не часто гуляет с девочками. В результате он уделяет много внимания и любовной заботы своему оружию. Он с ним назначает свидания. И носит его, как предмет своего обожания, у самого сердца.

Этот неповоротливый слизняк совсем бессловесный, зато он знает, где расположено сердце. Ему не надо открывать разные там ящики, чтобы отыскать его.

Да, Лупоглазый – человек другого сорта.