Широкий кругозор Скотта

У меня едва хватило времени подумать, что с того момента, как я оказался в штаб-квартире «Братства» в Вашингтоне, тут происходят странные вещи, а это, возможно, самое странное.

Затем Ровер отошел вправо, чтобы Очкарик не оказался между нами, когда возьмет у меня пистолет.

Я медленно поднял руки перед собой и напряг мышцы ног.

Очкарик остановился в паре футов от меня и сказал:

— Эй, Ровер! У меня есть идея.

— Что еще за идея? — Ровер, похоже, испугался.

Очкарик продолжал:

— Пусть этот гад повернется к стене. Тогда я отберу у него пушку.

Если бы Ровер согласился, то наверняка они смогли бы заполучить мой пистолет. Я не собирался подчиняться, но теперь они были ближе к осуществлению своего намерения.

К счастью, возникла заминка. Дверь в кабинет Аббамонте открылась, и он сам вышел в коридор. Я его не видел, я смотрел на Очкарика и Ровера. Но я услышал его хриплый рык:

— Вы, бездельники! Какого черта вы тут сшиваетесь?!

Те слегка присмирели.

— Но... — начал было робко Ровер.

— Убери ствол, тупица!

Ровер нехотя убрал свой пистолет, и я посмотрел на Аббамонте. Он был мрачнее тучи, зубы сжаты. С таким мне не хотелось бы встретиться на узенькой дорожке. Да и вообще где бы то ни было. Аббамонте медленно, с трудом раздвинул челюсти и скосил глаза с громилы на коротышку.

— Я вам уже говорил, мерзавцы, — изрек он, — делайте только то, что я вам прикажу, а не то, что вам заблагорассудится. — Он посмотрел на меня и попытался изобразить приятную мину. — Простите, Скотт. Ребята не любят... незнакомых, которые шныряют тут. Обычная оплошность, но пусть это останется между нами.

— Конечно, — небрежно сказал я. — Понимаю. Они, вероятно, приняли меня за кого-то другого, кого они хотели пристрелить. — Я посмотрел на Очкарика и продолжал непринужденным тоном: — Эй, вы, наверное, думали, что я Шелл Скотт?

Он моргнул:

— А разве не так?

Я широко ему улыбнулся:

— Конечно. Шелл Скотт — это я.

Минуту он недоуменно взирал на меня, потом недоумение сменилось досадой.

— Идите в мой кабинет, — сказал Аббамонте, едва сдерживая ярость. — Вы... — Он осекся.

Парочка прошествовала мимо меня в кабинет Аббамонте.

Теперь он обратился ко мне, уже более спокойным тоном:

— И что вас привело сюда из Лос-Анджелеса, Скотт? Поиски Драма?

— Нет. Хотя, возможно, отчасти и это.

— Отчасти?

Я промолчал. Аббамонте бросил на меня горящий взгляд, потом высокомерно развернулся и шагнул в свой кабинет, захлопнув за собой дверь у меня перед носом. Я прошел дальше по коридору и остановился перед дверью, на которой была табличка: «Майк Сэнд. Президент».

Я постучал. Сразу же отозвался мужской голос:

— Входите!

Я вошел, прикрыв за собой дверь. В комнате находился человек.

Это был Майк Сэнд.

«Добрый старый Аббамонте, — подумал я. — Честнейший Абба. Что-то уж очень странное тут происходит».

Сэнд сидел за массивным черным столом, скрестив руки на широкой груди. Босс. Лидер. Мерзавец. Он молча смотрел на меня, ожидая, что я заговорю первым, и у меня возникло впечатление, что Сэнд сидел тут в той же позе и до того, как я вошел. Вид у него был совершенно спокойный, но казалось, будто насосы, динамо и всякие скрежещущие механизмы работали у него внутри на полную мощь, словно спокоен он был только внешне, а внутри — непрерывное кипение и бульканье, как в ведьмином котле. Мускулы, внешне расслабленные, на самом деле незаметно для постороннего глаза пульсировали. Его шея была на пару размеров больше моей, а запястья, выглядывавшие из рукавов пиджака, походили на мангровые корни.

Лицо — такое же, как на газетной фотографии, но более выразительное. Суровое и мужественное. И более грубое. Глаза с тяжелыми веками — темнее, взгляд — более хмурый. Коротко подстриженные волосы казались чернее и более кудрявыми. Я заметил следы шрамов у него над бровями.

Однако к прежнему его облику добавилась еще одна деталь. Поблекший синеватый рубец на челюсти слева. И это не красило лицо Сэнда. Как, очевидно, не внушало ему и радости.

Я открыл дверь и взглянул на Сэнда, затем направился к его столу. Перед столом стояли два кожаных кресла, но он не предложил мне сесть. Я сел без приглашения.

Разглядывая Сэнда, сидящего в огромном кабинете за огромным письменным столом, я думал о том, что именно такие мерзавцы, как он, отдают приказы убивать таких людей, как Браун Торн. А Рейген — ревностный исполнитель этих приказов, тот, кто осуществил убийство Брауна. Я был в этом уверен. Не будь Сэнда и тех, кто лижет ему задницу, не было бы и Рейгена в Лос-Анджелесе.

— Я — Шелл Скотт, мистер Сэнд, частный детектив из Лос-Анджелеса, — представился я довольно вежливо.

— Значит, из самого Лос-Анджелеса? Что же привело вас сюда?

— Самые разнообразные причины. Например, у меня возникла масса затруднений с одним из ваших прирученных профсоюзных шишек на побережье...

— Здесь не отдел рекламаций, Скотт. Если вы явились сообщить, что кто-то наступил вам на любимую мозоль, то напрасно отнимаете у меня время.

— В компании дальнобойщиков вам, вероятно, приходится игнорировать множество рекламаций, — спокойно парировал я. — Но я здесь не затем...

— Тогда переходите прямо к делу.

— Если только вы немного успокоитесь.

Сэнд обжег меня взглядом своих темных глаз, но я продолжал:

— Кроме всего прочего, мне хотелось бы поговорить с вашей женой.

Сэнд явно был удивлен моим заявлением:

— На кой черт вам с ней разговаривать?!

— А вы не знаете?

Сэнд нахмурился и принял озадаченный вид. Он и глазом не моргнул, когда я вошел к нему в кабинет и когда назвал ему свое имя. Как только мне стало ясно, что моя клиентка — миссис Майк Сэнд, я решил, что она наняла меня с мужниного согласия. Но если это не так, то ситуация гораздо запутаннее, чем я себе представлял.

— Зачем мне знать, что кому-то охота поговорить с ней, — медленно проговорил Сэнд. — Я никогда раньше тебя в глаза не видел да и слыхом о тебе не слыхал.

Возможно, он говорил правду.

— Вы слышали что-нибудь о парне по имени Браун Торн, который был убит в Лос-Анджелесе? — спросил я.

— А, об этом. Угу. Слыхал. — Он нахмурился. — Так ты, должно быть, тот самый сыщик, который имеет отношение к этому дельцу.

— Вот вы и вспомнили. Но отношение к этому «дельцу» имею не только я. Некоторые чиновники профсоюза грузоперевозчиков тоже приложили руку — избили этого парня, а потом пристрелили.

Наконец Сэнд разомкнул сложенные на груди руки, сплел пальцы и положил руки на стол прямо перед собой. Потом перегнулся ко мне через стол, говоря:

— Не треплись попусту, мистер. Ты, вероятно, и понятия не имеешь, что такое настоящие неприятности. Поэтому фильтруй базар! — Он свирепо посмотрел на меня. — Зачем это тебе понадобилось разговаривать с моей женой?

Редко случается встретить человека, которому так и хочется вмазать по физиономии. А это был как раз такой случай. Но я заставил себя сосчитать до десяти, закурил сигарету, затянулся.

— Я разыскиваю доктора Фроста, — сообщил я. — Возможно, миссис Сэнд известно что-то, что сможет облегчить мою миссию.

— Я не знаю, где она сейчас.

— А как насчет Честера Драма?

— Какого еще Драма?

— Похоже, он с вами общается. Или с миссис Сэнд?

— Он не работает на меня, Скотт. Я не пользуюсь услугами таких, как ты... или Драм. Мне не нужны любители подсматривать в замочную скважину.

— Так, значит, вы не имеете понятия, где сейчас может находиться доктор Фрост?

— Нет, ни малейшего.

— По крайней мере, вы признаете, что знаете, кто он такой, не так ли? Ведь это не секрет, верно?

— Тебе самому, черт возьми, прекрасно известно, что он — отец моей жены!

— Да. А кроме того, он один из тех парней, которые готовы растерзать вас в ходе публичных слушаний на следующей неделе.

Сэнд заскрежетал зубами:

— Никто не собирается меня терзать.

На моей сигарете образовался длинный столбик пепла. Пепельницы в моем поле зрения не оказалось. Поверхность письменного стола Сэнда была абсолютно свободной, если не считать телефонного аппарата.

— У вас имеется пепельница? — поинтересовался я.

— Нет. И не сыпь пепел на ковер.

Не часто мне приходилось дважды считать до десяти. Но я не бросил окурок, а пепел стряхнул в манжету своих брюк.

Потом сказал:

— Вы неправильно истолковали мои слова, Сэнд. Я слышал, что желающих разделаться с вами полно. Кроме Фроста и Хартселла, например, имеется еще некий Джон Рейген с побережья.

Губы его скривились.

— Этот... — он выплюнул нелицеприятный эпитет. — С ним покончено, даже если он еще не знает об этом!

Я добродушно улыбнулся Сэнду:

— Определенно ему это еще не известно. В действительности же, судя по всему, Рейген собирается занять это место сразу после отставки и падения Майка Сэнда.

Он припечатал меня взглядом. Это был один из тех взглядов, которым человека пронзают насквозь.

— Не будет никакой отставки и падения Майка Сэнда!

— У меня создалось такое впечатление, что этой отставки ждут с нетерпением... даже тут. Аббамонте, например.

Сэнд хотел было что-то сказать, потом его веки опустились еще ниже, и он продолжил безразлично:

— Аббамонте освободил меня от большой рутинной работы. Я не могу сам вникать в каждую мелочь. Он — надежный, преданный «Братству» человек. Он — моя правая рука.

Его слова прозвучали так же фальшиво, как любые заверения Кремля. «Сэнд чуть было о чем-то не проговорился», — подумал я. Поэтому решил его подколоть.

— Конечно, — сказал я, — такой же преданный, как и Рейген.

— Я займусь Рейгеном и всеми остальными.

— Включая Хартселла и Фроста, я полагаю.

— Эта ничтожная комиссия меня абсолютно не волнует. Рядовые члены знают, что я для них сделал. Я оставлю свой след в истории.

— Наверняка. И получите пятьдесят лет тюрьмы.

Его голос стал предательски ласковым:

— Я всегда действовал исключительно в интересах рабочих. Чтобы у них был прожиточный минимум, достойные условия работы...

— Не забудьте взрывы, шантаж, вымогательство, инспирированные забастовки, убийства. Прожиточный минимум, говорите? Достойные условия работы?

Сэнд так сильно сжал сплетенные пальцы рук, что пара суставов тихо хрустнула, словно кому-то свернули шею.

— Ты начинаешь мне чертовски надоедать, Скотт. Вот что я тебе скажу: если для того, чтобы защитить права трудящихся, потребуется применить силу, то я это сделаю.

— Ну вот, опять вы о правах трудящихся! А как насчет их бесправия, Сэнд? Как насчет права трудящихся жить, не платя таким мерзавцам, как вы и Рейген?

И тут он взъярился.

— Вон! — заорал он. — Или я тебя выброшу!

Вид у него был такой, словно он и впрямь готов был это сделать.

Поэтому я сказал:

— Я уже слышал нечто подобное от Аббамонте. Я-то пришел сюда, чтобы встретиться с боссом, а меня привели к нему. Похоже, именно он тут всем заправляет, а не вы, Сэнд. Из разговора с Аббамонте у меня сложилось впечатление, что вы тут нечто вроде лакея при нем.

Сэнд уставился куда-то мимо меня.

— Сукин сын! — сказал он. Он поднес руку к челюсти и погладил рубец, потом коснулся его еще раз. — Сукин сын! — повторил он. — Пусть думает, что он тут всем заправляет. Но когда начнутся слушания, его может здесь вообще не оказаться...

Неожиданно Сэнд осекся, вскинул голову и метнул на меня свирепый взгляд. Я заметил, как его темные глаза наливаются гневом. Он вскочил с кресла, быстро обошел стол и остановился возле меня. Не долго думая, схватил меня за предплечье и крепко его сжал:

— Выбирай, Скотт! Самостоятельно или с моей помощью ты немедленно отсюда уходишь!

— Отпустите меня, Сэнд.

Его пальцы еще сильнее впились в мое предплечье. Короткий окурок моей все еще тлеющей сигареты находился в моей свободной руке. Не знаю, как это получилось, но Сэнд коснулся его запястьем. Он завопил, отдернул руку и сжал ее в кулак.

— Не делайте этого, Сэнд. — Я встал. — Мы же почти договорились, дружище.

Он не сдвинулся с места. И все еще раздумывал, когда я повторил:

— Не делайте этого. Подумайте о том, как сильно я порадуюсь. Подумайте о репортерах, которые придут брать у вас интервью в больнице.

Он закусил нижнюю губу и не сводил с меня разъяренного взгляда. Но правой руки не поднял.

— Надежный, преданный человек, да? — сказал я.

Его лицо застыло, словно быстро схватывающийся цемент.

— Ты все не так понял, ничтожество. Ты все понял неправильно.

Я-то высказал все, что хотел. А Сэнд явно сказал больше, чем намеревался. Я пошел к двери и вскоре оказался в коридоре. Я так и не узнал, где находятся миссис Сэнд и Чет Драм, но тем не менее мой визит сюда оказался не напрасным.

По пути я заглянул в кабинет Таунсенда Хольта. Тутси сказала мне, что за связи с общественностью теперь, когда Хольт убит, отвечает барышня по имени Хоуп Дерлет, однако кабинет был пуст. В книжном шкафу у стены я нашел телефонный справочник. В нем значился только один Дерлет — Чарли. Я поднял трубку телефона, стоящего на столе. Тут же ответил женский голос:

— Да?

Телефонистка. Я повесил трубку. Мне не хотелось, чтобы мой разговор шел через телефонную станцию «Братства». У меня возникло желание оказаться подальше от него, и как можно быстрее.

Такси меня все еще ждало. И снег все еще продолжался.

Пока такси отъезжало, из дверей здания профсоюза грузоперевозчиков вышел Сэнд. Он шел торопливо, короткие ноги двигались словно поршни, голова опущена. Он даже не заметил такси, выбрался на тротуар и повернул направо.

Я велел шоферу следовать за ним. Сэнд прошел пешком пару кварталов, подошел к платной телефонной будке за гаражом и набрал номер. Он разговаривал около минуты, потом резко повесил трубку и снова отправился к зданию профсоюза грузоперевозчиков. Это мне показалось несколько странным. Я сказал шоферу, куда теперь ехать.

Дом, где жил Дерлет, находился в нескольких кварталах от штаб-квартиры профсоюза грузоперевозчиков. Я одолел три лестничных пролета и принялся искать нужную мне квартиру.

Наконец я ее отыскал. И был немало удивлен, обнаружив сидящего перед дверью полицейского в форме.

Я предъявил ему свое удостоверение и осведомился, почему квартира охраняется.

Охранник, ознакомившись с моим документом, вернул мне его и сказал:

— Хартселльская комиссия охраняет мисс Дерлет в связи со свидетельскими показаниями, которые ей предстоит дать на следующей неделе.

— Свидетельские показания? И в чью же пользу?

— Она намерена свидетельствовать в пользу Хартселльской комиссии.

Отлично. Значит, мы с Хоуп Дерлет по одну сторону баррикад. После бесед с мерзавцами из штаб-квартиры «Братства» я испытал огромное облегчение.

— Ничего, если я переброшусь с ней парой словечек?

— Можете позвонить и спросить у нее самой.

Я позвонил. Мгновение спустя я услышал за дверью быстрые, легкие шаги. Дверь распахнулась. И я внезапно забыл о снеге на улице и пожалел, что не прихватил с собой еще один костюм, чтобы иметь возможность переодеться. Я был весьма огорчен своим внешним видом.

Передо мной стояла темноглазая брюнетка, чрезвычайно привлекательная.

Фигурка у нее — лучше не бывает, одета в бледно-голубую блузку, темно-синюю юбку, капроновые чулки и синие туфли на высоком каблуке. Похоже, ей нравится синий цвет. И мне он тоже начинал нравиться. Улыбка у нее приятная, и, когда она улыбалась, губы не теряли красивых очертаний. И тело у нее на редкость гибкое, что было отчетливо видно, когда она двигалась.

Девушка улыбалась, открывая дверь. Но как только увидела меня, улыбка мгновенно исчезла с ее лица. Видимо, она надеялась увидеть кого-то другого.

Я широко улыбнулся, воскликнув:

— Как мне повезло!

— Неужели? — холодно ответила она.

— Еще бы! Ведь я нашел вас. А мне было известно только одно — что Хоуп Дерлет дома. Вы, я надеюсь, и есть Хоуп?

Она снова улыбнулась, и губы ее красиво изогнулись.

— Да, я.

Мне нравилась ее улыбка. Как и все остальное у этой милашки.

— Мое имя — Шелл Скотт, — сказал я. — Был бы очень признателен, если бы вы согласились побеседовать со мной. Ничего, если я войду?

Девушка бросила взгляд на охранника:

— Ничего.

Я вошел, закрывая за мной дверь, она слегка нахмурилась и сказала:

— Шелл Скотт? Я уже слышала это имя.

«Еще бы!» — подумал я, но сказал:

— Похоже, мое имя передается тут из уст в уста. Все, с кем я здесь встречался, оказывается, наслышаны обо мне — и все морщились, словно у меня какая-то неизлечимая болезнь и они боятся заразиться. Пожалуйста, хоть вы не хмурьтесь.

— И кто же морщился? — спросила Хоуп.

— Например, некая шишка на ровном месте — Аббамонте.

Реакция была именно такая, какой я и ожидал. Если Аббамонте косился на меня, она должна улыбаться. И я добавил с надеждой:

— И двое мерзавцев, некие Ровер и Очкарик. Они меня просто ненавидят.

Хоуп ответила мне улыбкой:

— Ну, тогда с вами наверняка все в порядке. Давайте присядем на диван.

Боже, все складывается замечательно! Я, чрезвычайно довольный, направился к дивану. Вашингтон при ближайшем рассмотрении оказался не таким уж и паршивым местом. И у меня возникло ощущение, что я начинаю его узнавать. Мы уселись, и я сказал:

— Морти тоже меня ненавидит. Но больше всех — Майк Сэнд. Меня ненавидят все.

Хоуп хихикнула:

— Не ищите моего сочувствия, мистер Скотт.

Это было сказано непринужденно и беспечно.

— Шелл.

— Шелл. Зачем вы хотели со мной встретиться?

— Ну, по нескольким причинам, мисс Дерлет. — Я сделал паузу в надежде, что она попросит называть ее Хоуп, но этого не произошло. — У меня сложилось впечатление, что вы не в восторге от тех мерзавцев, имена которых я назвал.

— Не в восторге.

— В Лос-Анджелесе имеется еще один поганец по имени Джон Рейген, — сказал я.

Естественно, она знала о Рейгене и кивнула в подтверждение моих слов.

— У меня с этим человеком возникли трения, и, как я понял, он связывался совсем недавно с вашим непосредственным начальником Таунсендом Хольтом, верно?

Хоуп кивнула, и я продолжил:

— Поскольку вам это известно, я надеюсь, вы сможете изложить мне смысл этих переговоров. Прежде всего меня интересует беседа, состоявшаяся в прошлый понедельник, когда Хольт звонил Рейгену.

Теперь девушка, казалось, насторожилась.

— Буду вам признательна, если вы объясните мне, почему вас это так интересует.

— Ну, полагаю, Рейген обрадовался бы, если бы Таунсенда убрали. Его и парня по имени Драм. Все так складывается, что...

— Что?! — Ее темные глаза неожиданно расширились. А на лице появилось очень странное выражение. — Что вы сказали?

— Я сказал, Рейген, вероятно, был бы...

— Нет, о Чете... Драме. Что вы сказали?

— А, о Чете Драме. Вы с ним знакомы? Я отдал бы коренной зуб, чтобы найти этого парня. Где он сейчас?

— Он не сказал, — поспешно заговорила Хоуп. — С ним... все в порядке, не так ли? Он не... не ранен?

Здесь что-то не так, решил я.

— Пока нет, — медленно заговорил я. — Но я с ним так и не встретился. А что, Чет по уши увяз в этом дельце? И не говорите мне...

Она перебила меня.

— У меня такое впечатление, что вы не слишком почтительно относитесь к мистеру Драму, — сказала Хоуп со зловещим спокойствием.

— Как могу. В конце концов, он...

— Уходите сейчас же! Лучшего человека, чем Чет, не существует на свете! — Голос ее сделался более высоким и звонким. Она вскочила с дивана, приняла высокомерную позу и продолжала: — Вам повезло, что его сейчас здесь нет.

— А может, это ему повезло...

— Эй, вы! Пришли сюда без приглашения да еще пытаетесь заставить меня отвечать на всякие заковыристые вопросы! Не удивительно, что Аббамонте вас невзлюбил!

Хоуп даже топнула при этом ногой. В ее глазах был не просто блеск, а настоящий огонь. Но увы: эти глаза горели не от страсти ко мне. Мне был предназначен только пепел.

Чтобы посыпать им голову. А греться у огня будет Драм. Чет.

Милый Чет.

Я встал:

— Леди, надеюсь, вы не позволите этому парню одурачить вас вместе с половиной Соединенных...

— Пожалуйста, уходите, мистер Скотт.

Ее намерения не оставляли никаких сомнений. Тон, поза, жест, указывающий на дверь, взгляд — все свидетельствовало о том, что она не шутит. От нее я больше ничего не добьюсь. Если честно, то я не получил от нее вообще никакой информации.

А может, все-таки получил? Ясно было, что они с Драмом в одной команде. А эта команда — не моя. Итак, если считать, что я по одну сторону баррикад, то она с Драмом — по другую. Хотя почему-то мне это казалось неправильным. Это не доставило мне никакого удовольствия. Еще две минуты назад я мог бы поспорить на свой подоходный налог, что Хоуп Дерлет — наш человек.

Я подошел к двери, сетуя на себя за то, что ввязался в дурно пахнущее дельце. Я задержался на секунду и сказал Хоуп:

— Леди, мне неприятно думать, что такая девушка, как вы...

И тут дверь захлопнулась прямо перед моим носом.

Я некоторое время ошеломленно смотрел на нее. Но не очень долго. Охранник, похоже, забавлялся вовсю. Я спустился к такси и велел шоферу доставить меня в «Статлер». Пока мы ехали по грязной снежной жиже, я попытался подытожить все, что произошло. Либо они с Драмом в сговоре, либо Хоуп просто замечательная девушка, как я и подумал вначале, а этот Драм каким-то образом сумел ее обмануть. Наверняка она не первая, кого он обманывает.

Я понятия не имел, как выглядит этот пройдоха, но почему-то считал, что он — точный портрет Дориана Грея. После того как Дориан Грей дал дуба. Но этот портрет не верен. Я вспомнил реакцию фигуристой малышки официантки в кафетерии на Эф-стрит при упоминании его имени. Реакцию его унылой домохозяйки. А теперь — и Хоуп.

Интересно, будет ли у меня еще одна, третья, возможность услышать о Драме. Этот Драм, видно, не был таким уж отпетым убийцей, грабителем, насильником и обманщиком, каким я себе его представлял.

Вот это-то меня и беспокоило. Ведь если я ошибся насчет Драма, то могу ошибаться и в отношении других людей. И поверьте, это была не пустая мысль.

Мы ехали по Нью-Джерси-авеню к центру города сквозь снегопад, который все усиливался...

Я вышел из ванной после горячего душа и принялся растирать тело жестким махровым полотенцем, пока оно не покраснело от разлившегося по нему тепла. Было уже одиннадцать вечера, и я снял номер в «Статлере» на ночь. Уйдя от Хоуп Дерлет, я заглянул в газетный архив и отыскал фотографию Чета Драма. Наконец-то я узнал, как он выглядит.

Фото не было похоже на посмертный снимок Дориана Грея, каким я мысленно представлял себе Драма. И это меня слегка разочаровало.

В девять часов утра в пятницу 18 декабря я стоял у двери номера миссис Майк Сэнд в отеле «Статлер» с тем же вороватым посыльным, но с другой двадцатидолларовой бумажкой в руке. Я позвонил в апартаменты, но ответа не последовало. Посыльный вставил ключ в замочную скважину, повернул его, и я вошел.

Две минуты спустя, быстро пройдя но номеру, я оказался в спальне и принялся осматривать чемодан, который обнаружил под кроватью. Когда я в первый раз встретился с блондинкой Алексис в своей квартире, то подумал, что она должна носить откровенное прозрачное нижнее белье. И действительно, в чемодане было нижнее белье, на удивление откровенное. И прозрачное. А кроме того, в чемодане оказалась небольшая книжица в кожаном переплете. Я взял ее в руки и увидел под ней краешек какой-то расчетной книжки. Я схватил ее, полистал и улыбнулся. Это была чековая книжка, из тех толстых чековых книжек, у которых на одной странице помещается три чека, а корешки остаются в вертикальной колонке с левой стороны.

Почти половина чеков была использована, о чем свидетельствовали корешки, заполненные черными чернилами. Корешки заинтересовали меня главным образом потому, что скорее всего были заполнены рукой Алексис — рукой жены Майка Сэнда, президента «Национального братства грузоперевозчиков».

Я бросил взгляд на книжицу в кожаном переплете, отметив, что страницы были исписаны пером, а не шариковой ручкой. Очевидно, это был какой-то регистрационный журнал. И я снова вернулся к чековой книжке. Я вознамерился поподробней рассмотреть корешки, когда во входной двери повернулся ключ.

Я выпрямился, услышав, как открылась дверь, затем поспешно сунул книжки, которые держал в руках, на место, прикрыв их кружевным дамским бельем. Кто-то шел через гостиную в спальню, где находился я.

Я закрыл чемодан и запихнул его под кровать, затем в мгновение ока перекатился через нее. Когда моя голова коснулась подушки, я увидел Алексис. Она замерла в дверном проеме спальни, глядя на меня во все глаза.

Я тотчас же сел.

— Привет, Алексис, — сказал я как можно приветливее. — Здравствуйте, миссис Сэнд!

Ее голубые глаза расширились еще больше, она с трудом перевела дыхание, потом спросила:

— Что... что вы тут делаете?

— Жду вас. И пока вы снова от меня не сбежали, давайте побеседуем. Только на этот раз начистоту.

Она взглянула на чемодан под кроватью и долго не отводила от него глаз. Потом перевела взгляд на меня:

— И давно вы здесь?

Я посмотрел на часы:

— Ровно четыре минуты. Теперь, возможно, уже пять. Если честно, я думал, что мне придется ждать гораздо дольше. Я пытался отыскать вас вчера и, можно считать, сегодня — ранним утром.

— Я... меня не было.

Алексис глубоко вздохнула, прошла в комнату и опустилась на шаткий стул. Она помолчала с минуту, потом спросила:

— Мистер Скотт, какого черта вы тут делаете? В Вашингтоне, я хочу сказать. И почему вы разговаривали со мной так... в таком непозволительном тоне... по телефону?

— В непозволительном тоне? Вот так так!

Я все ей объяснил. Поведал ей о том, что следил за ней, когда она вышла из моей квартиры утром в понедельник, и все остальное.

— И потом, тип, который ответил мне по телефону, наверняка был тем самым Драмом. Так что, наверное, я разговаривал с вами во вполне позволительном тоне, разве не так?

— Я могу все объяснить, Шелл. — В первый раз Алексис назвала меня по имени. Она улыбнулась, и это была очаровательная улыбка. Она умела-таки очаровательно улыбаться, когда хотела. — Правда могу.

— Давайте. И поподробнее. Я весь город облазил, разыскивая вас и Драма. Заглянул в штаб-квартиру «Братства грузоперевозчиков» и поболтал там с народом, включая вашего не слишком любимого там мужа...

— Вы беседовали с Майком? — Ее глаза беспокойно забегали. — Вы ведь не сказали ему, что я наняла вас? Ведь нет?

Алексис была в страшном смятении.

— Нет, не сказал. Я же обещал не разглашать вашего имени и держу свое обещание. Пока. Но я считаю, что ему следует об этом знать. Тогда не возникнет никаких недоразумений, если только...

— Именно поэтому я и не сказала вам, что я — миссис Сэнд. Вот почему я назвала свою девичью фамилию. Он не знает, что я вас наняла. Если бы Майк знал, он бы... о, не хочу говорить, что он сделал бы со мной! — Алексис помолчала, потом продолжила уже более спокойным тоном: — Пожалуйста, запомните, что моего отца нет дома и что в доме что-то искали. Мне казалось само собой разумеющимся, что он... что его силой увезли из дома. Я до сих пор не знаю, кто это сделал, но в тот момент я думала, что это сделал Майк. Вот почему я наняла вас и упомянула имя Майка.

— Но сейчас вы не думаете, что это был ваш муж?

— Нет. Я виделась с Майком. Исчезновение моего отца вызвало у него такое же недоумение, как и у меня.

— А почему же вы сразу решили, что это он похитил вашего отца, то есть отца собственной жены?

— Он на это способен. Я не хочу сказать, что он и в самом деле мог причинить отцу вред, но он мог кому-нибудь приказать... не допустить его выступления на заседаниях комиссии. Во всяком случае, тогда я думала, что он может так поступить. Я тогда была жутко расстроена, но сейчас я точно знаю, что Майк не имеет к этому никакого отношения.

— Но ведь, чтобы задумать такое, он наверняка должен был знать, что доктор Фрост намерен свидетельствовать перед Хартселльской комиссией, верно?

— Я... нет. Я ничего ему не...

— Леди, неужели вы думаете, что я настолько глуп, чтобы поверить всему этому? Либо вы все время меня не за того принимали, либо...

— Хорошо. Теперь он, конечно, знает. Возможно, он узнал об этом некоторое время тому назад.

— Так знал или нет?

Алексис тяжело вздохнула:

— Мы оба знали. Майк откуда-то узнал и сказал мне. Именно об этом я собиралась поговорить с отцом в субботу вечером в Лос-Анджелесе. Я надеялась, что он не станет обвинять Майка.

— "Обвинять" — это слишком мягкое выражение применительно к Майку Сэнду, Алексис, даже учитывая, что он ваш муж. Но сейчас в ваших словах чуть больше смысла. А откуда Майк узнал, что доктор Фрост собирается давать показания?

— Я не знаю. Но теперь вы понимаете, почему я назвала вам свою девичью фамилию, не так ли? Если бы я даже намеком дала вам знать, что подозреваю Майка в причастности к исчезновению моего отца, и одновременно призналась, что он — мой муж, вы, возможно, вообще не взялись бы мне помогать. Вы могли бы подумать, что я вас обманываю.

— Я бы воспринял это подобающим образом.

— Но главное — в другом: я даже мысли не допускала, что Майк может узнать о содеянном мною. Мы сохраняли свой брак в тайне, пока этот репортеришка не раскрыл нашу тайну и не сделал ее достоянием всего мира. После этого, а особенно после того, как сенатор Хартселл публично заявил, что мой отец будет давать показания, все раскрылось. Но даже и после этого вы могли бы не узнать, что я — миссис Сэнд, если бы сдержали свое обещание не называть моего имени. — Алексис снова вздохнула. — Но все же мне удалось сделать так, чтобы Майк не узнал: это я вас наняла и я фактически призналась вам, что подозреваю его.

— А как он может поступить, если все-таки узнает об этом? Разрежет вас на мелкие кусочки?

Она пожала плечами:

— Может быть, и нет.

Только и всего. Она сказала: «Может быть, и нет». Может, он просто переломает ей руки и ноги и вырвет щипцами несколько зубов. Похоже, Алексис переменила свое мнение о муже, вернувшись в Вашингтон. Я стал об этом размышлять.

— Вот почему я не смог застать вас здесь вчера вечером, да? Следует понимать, что вы были с мужем где-то в другом месте.

— Да, в его загородном доме. Мы... знаете ли, у нас возникли некоторые неприятности. Но сейчас уже все уладилось.

— Да. — Я посмотрел на нее. — Вы прекрасно справились, Алексис. У вас действительно сверхъестественное чувство здравого смысла. Остался один только пунктик, который требует ваших объяснений. И этот пунктик — Драм. Когда я звонил сюда вечером в среду, и довольно поздно к тому же, к телефону подошел не кто иной, как Чет Драм, негодник, который завяз во всем этом дерьме по самые ноздри. И к тому же не на нашей стороне. По крайней мере, не на моей.

На ее лице отразилось недоумение. Меня уже начинало тошнить от недоуменных взглядов при упоминании имени Драма.

— Конечно же он на нашей стороне, как вы только что выразились, — сказала Алексис.

— Ага. На правой. Как аппендикс.

— Но это правда. Он помог мне. Он даже спас меня от... возможно, от смерти.

— Что он сделал?

Алексис рассказала мне историю о том, как двое вооруженных бандитов пытались силой вытащить ее из такси, и о том, как из беды ее вызволил Чет Драм. Судя по ее словам, он олицетворял в своем лице принца Валианта и Флэша Гордона одновременно.

— Ну и ну! — сказал я и несколько раз презрительно хмыкнул. Тем не менее, доведя свой рассказ до конца, Алексис сумела-таки убедить меня в том, что все так и было на самом деле. Более того, описание парочки, которая так грубо обошлась с ней, совпадало с внешностью тех двух мерзавцев, с которыми я столкнулся в штаб-квартире «Братства», вплоть до подробностей, касающихся их умственных способностей. Очкарик и Ровер.

Алексис говорила очень убедительно. И я опять оказался перед дилеммой: либо Чет Драм — и в самом деле выросший из штанишек бойскаут, совершающий благие дела, либо... Я задумался... Либо здесь все намного сложнее.

Я не был склонен уподоблять Драма принцу Валианту и Флэшу Гордону, достаточно было чуть-чуть подумать, чтобы прийти к простому выводу. Особенно если вспомнить телефонный разговор между Торгесеном и Хольтом, который я подслушал ночью в понедельник.

— И это произошло сразу после прибытия из Лос-Анджелеса вечером в понедельник? — спросил я.

— Да.

— Эти две мерзкие рожи поджидали вас. И тогда прямо из космоса в своей ракете появился Чет Драм и спас вас от двух драконов...

— О, Шелл! — раздраженно воскликнула Алексис. — Можете передергивать события как вам угодно. Я же рассказала вам все, как было на самом деле. Можете этого не признавать, но, чтобы поступить так, как Драм, требуется храбрость. Я была... ну, я просто оцепенела. И вдруг появился он...

— О, пожалуйста, Алексис, избавьте меня от подробностей! — Я принялся расхаживать взад-вперед по спальне. — Во всяком случае, вы ему очень признательны, правильно?

— Конечно. А разве вы не были бы?

— Оставим это. Послушайте, эти двое негодяев схватили вас, а Драм освободил и заслужил таким образом вашу вечную благодарность. Вы не думали о такой возможности... что, может, они и не такие смертельные враги, как вам показалось?

— Это абсурдно!

— Разве? Кого-нибудь убили? Оторвали руки-ноги? Кровь лилась ручьями?

Алексис поджала губы и сощурила голубые глаза:

— Нет, кровь не пролилась.

Я умолк. Во всяком случае, с меня было достаточно. На некоторое время в комнате воцарилась напряженная тишина. Потом я принялся расспрашивать ее еще кое о чем, что меня настораживало, и Алексис сказала: она понятия не имела утром в понедельник, что кто-то преследует ее такси; она отчаянно клялась: если все так и было, как я говорю, то она с ними не заодно. По ее словам, она ехала в Восточный национальный банк только затем, чтобы взять немного наличных и кое-что из сейфов — она предчувствовала, что ей могло это понадобиться.

Я поразмыслил над ее словами, а потом спросил:

— И что же теперь, Алексис? Вы все еще хотите, чтобы я продолжал поиски вашего отца?

— Конечно же! Если только вы уже не выяснили, где он находится.

Я покачал головой:

— Не выяснил. Мне известно лишь, что ночью в то воскресенье он уехал в автомобиле из дома совершенно один.

— Один? — в замешательстве спросила она. — Один? Вы уверены?

— Да, уехал в своем черном «фольксвагене». И в большой спешке.

Остальное я не стал ей рассказывать, потому что, несмотря на то что Алексис рассеяла мои подозрения в отношении ее самой, мне все-таки не хотелось выкладывать ей все, что мне было известно. Особенно теперь, когда она снова — или по-прежнему — так благосклонно относится к Майку Сэнду.

Она вспылила:

— Почему вы не сказали мне об этом?! Почему?

— Да по одной простой причине. В последний раз, когда я разговаривал с вами по телефону, если помните, наши доверительные деловые отношения разладились. И с тех самых пор у меня не было возможности связаться с вами. Вплоть до сегодняшнего дня.

— Но это же означает, что он уехал по своей собственной воле! Что никто... не похищал его.

— Похоже, так.

— Шелл, до сего момента я даже не допускала такой возможности. Судя по тому, что в доме явно был обыск, я решила, что его куда-то увезли силой.

— Полагаю, дом обыскивали уже после того, как он уехал.

Алексис ненадолго задумалась, потом решительно заявила:

— Мне нужно вернуться в Лос-Анджелес. Вы планируете остаться тут?

— Я завершил здесь все свои дела. За исключением одного: не встретился с Драмом. Как только встречусь, сразу же вернусь в Лос-Анджелес. — Я на мгновение задумался. — Можете считать, что я тут в отпуске. Но если уж он такой принц Флэш...

— Но он же в Лос-Анджелесе, Шелл!

Я уставился на нее в изумлении, потом выдавил из себя:

— Он... в Лос-Анджелесе?

— Как раз перед тем, как вы позвонили ночью в среду, Драм говорил по телефону, отсюда, из этих апартаментов. Я слышала, что он что-то говорил насчет полета в Лос-Анджелес.

— А вы знаете, с кем он разговаривал?

— Нет. Не помню, чтобы он называл какие-то имена.

— А о чем был разговор?

— Я точно не помню. Просто сказал, что ему нужно в Лос-Анджелес, что-то там проверить.

— А что он делал тут, когда я звонил из Лос-Анджелеса?

— Ах, это... Он находился здесь из-за тех самых людей, которые заставили мое такси съехать с дороги.

Алексис не стала вдаваться в подробности и сменила тему разговора. Забавно, подумал я: Чет Драм — в Лос-Анджелесе, а я — здесь. И чем больше я об этом думал, тем меньше мне это нравилось.

— Алексис, — спросил я, — как вы отнесетесь к тому, чтобы я сопровождал вас до Лос-Анджелеса?

Она сказала, что ей это нравится, и даже очень. Я позвонил в аэропорт из ее спальни, чтобы узнать, нельзя ли использовать мой обратный билет сегодня. К счастью, кто-то сдал билет в последний момент, и я зарезервировал место для себя.

Пока я говорил по телефону, Алексис отправилась в ванну, прихватив с собой чемодан. Я подумал о всяких панталончиках с оборочками и решил, что в эту самую минуту Алексис облачается в них. Она появилась из ванной все с тем же чемоданчиком, положила туда что-то и защелкнула замок.

Я и сам нанес краткий визит в ванную и огляделся. За исключением ее недолгого пребывания в ванной, Алексис все время находилась у меня на глазах. Чековая книжка была слишком велика, чтобы ее спрятать где-нибудь здесь, но нигде на виду ее не было. Значит, она в чемодане. И это меня устраивало.

И возвращение в Лос-Анджелес меня тоже устраивало. Особенно если Чет Драм находится там. Драм.

Интересно, за каким чертом его понесло в Лос-Анджелес?