Глава 22

Мои часы показывали двадцать часов сорок шесть минут и двадцать две секунды – с недавних пор я называю только точное время, – и я сидел на деревянном стуле с прямой спинкой в Большом танцевальном зале "Кублай-хана".

Я принял душ, почистился, побрился, перевязал свои раны, залив их йодом, и физически чувствовал себя крайне неприятно. Зато мое умственное состояние находилось, как обычно, в прекрасной форме.

Мы – то есть десять судей – сидели на мягких стульях, стоявших в ряд вдоль подиума. Смотровая площадка, на которой предстоит блеснуть дарованиями, протянулась к самому центру танцевального зала, с обеих сторон расположились обеденные столы, накрытые скатертями. За столами после обильного обеда восседали двести гостей со вчерашнего приема плюс еще человек триста, которые прибыли сегодня днем на церемонию открытия "Кублай-хана".

Конкурс красоты, который Орманд Монако называл "поиском талантов", был в самом разгаре. Первые полчаса прошли великолепно – звучала торжественная музыка, состоялся общий выход всех красавиц, – а сейчас конкурсантки по очереди демонстрировали свои физические и драматические достоинства. Мне хотелось смеяться, потому что даже их физические данные казались невероятно драматическими.

Каждой девушке отводилось пять минут на сольный выход и короткое актерское выступление. Сейчас третья конкурсантка, высокая светлокожая блондинка, заканчивала монолог из "Бремени страстей человеческих" – мне понравилось, как она читает.

Когда она уходила или, вернее, уплывала со сцены, Мисти наклонилась ко мне:

– Значит, Джин все еще была замужем за Джерри Вэйлом? И он на самом деле никогда не был мужем Нейры?

– Ты права, но только наполовину, дорогая, – он действительно никогда не был мужем Нейры. Более того, он также никогда не был законно женат и на Джин. До встречи с Джин он уже пару раз прокручивал брачные аферы. Для него двоеженство было одновременно и развлечением и бизнесом, а Джин этого, конечно, не знала – она считала, что действительно замужем за Джерри. Или Морисом. Или кто он там есть на самом деле.

Поразительно, что покойный Джерри Вэйл еще целый час цеплялся за жизнь и последние десять минут находился в сознании. И четыре или пять из этих десяти минут он говорил.

– Когда Джин наконец встретилась с Сардисом, – продолжал я, – она сразу же выложила ему, что три месяца работала в Вегасе – и это правда – и может развестись с Джерри хоть сейчас. Она с радостью это сделает за двадцать тысяч зеленых. Без всякого шума, без скандала, тихо и быстро. Сардису это не понравилось, но деньги для него не имели особого значения, тем более накануне открытия "Хана", поэтому он без лишних разговоров выложил ей двадцать штук. А в результате, естественно, разозлился на Джерри. Он его вызвал и изложил новые правила. Сардис безапелляционно заявил, что, как только Джин получит развод, Джерри и Нейра тихо поженятся – на этот раз по-настоящему. Они останутся мужем и женой до рождения ребенка, а после этого немедленно разведутся – так постановил Папа. Может быть, Папе не стоило рубить с плеча – во всяком случае, не с таким человеком, как Джерри Вэйл.

Мисти сжала мою руку. Она могла держать меня за руку, потому что сидела на соседнем стуле, слева от меня.

Я занимал последнее место справа, а дальше – пустота. Не то чтобы я стал изгоем, нет, не совсем. Просто другие судьи не хотели находиться в непосредственной близости от меня.

Двое из них лукаво – и глупо – подталкивали меня локтями под ребра; четверо вели себя с настороженной любезностью; представитель нью-йоркской высокой моды, который создавал эффектные наряды из черной кожи, какие-то штуки из жести и, как я подозревал, петли для виселицы, взирал на меня с неприкрытой ненавистью; а его прославленная модель дала мне пощечину без какой-либо видимой причины. Вероятно, она решила, что я снизил Коэффициент Достоинства всего состава жюри.

Саймон Лиф, естественно, вовсе со мной не разговаривал. Когда я попытался приблизиться к нему, его стала бить мелкая дрожь. Поэтому я оставил его в покое.

Одна Мисти, великолепная, потрясающая, восхитительная Мисти, встала на мою сторону – а теперь и сидела рядышком. Хотя, конечно, в тот момент, когда раскручивались или развертывались события, вызвавшие столь отрицательную реакцию других судей, Мисти находилась на грани жизни и смерти и, видимо, поэтому отнеслась ко всему по-другому.

Оркестр заиграл вступительную мелодию для следующей конкурсантки, и Мисти спросила:

– Джерри стрелял в тебя сразу после того, как убил Джин?

– Да. Он всадил пулю в Сардиса, примчался в "Хан" и из платной телефонной будки позвонил шерифу. В этот момент он увидел, как Джин выскочила из отеля и села в машину, явно намереваясь смыться. Он должен был ее прикончить. Пока она была жива, она не только могла доказать, что он не является законным мужем Нейры, но также – поскольку он уже замочил Сардиса – раскрыть его мотив для убийства.

Он застрелил ее, сделал еще один выстрел в голову – контрольный, для верности, а потом, пытаясь создать видимость вооруженного ограбления – ведь Сардис сообщил ему, что заплатил Джин двадцать тысяч, – вытащил деньги из ее сумочки и побежал на Мшистую гору. По дороге он уронил несколько стодолларовых купюр с целью натолкнуть полицейских на версию ограбления, – Джерри уже позаботился, чтобы сержанту Торгесену стало известно о пятидесяти тысячах, которые Сардис хранил в сейфе. Это была не слишком хорошая идея, но и не такая уж плохая, хотя Вэйл к тому времени заволновался: он начал понимать, во что влип. Он здорово задергался. Например, вскоре после убийства Джин он увидел меня рядом с Нейрой в "Серале". Он пытался скрыть, что узнал меня, – но сам-то знал, что совсем недавно выпустил в меня несколько пуль, – и заметно переиграл роль ревнивого мужа. Они все совершают ошибки. И самая крупная из них – убийство.

На сцену плавно, будто на невидимых крыльях, выплыла четвертая участница. Она была настолько темной, что в паре с предыдущей красавицей они могли изображать день и ночь. Темная кожа, черные волосы, глаза как горячий шоколад. Лисса.

Я не видел ее с тех пор... ну, скажем, с полудня. И не имел ни малейшего представления, как она отреагирует на мое присутствие, поэтому я не кричал, не вопил и даже не помахал ей.

Она шла по подиуму, слегка откинув назад голову, выставив вперед свою роскошную грудь и маняще покачивая упругими – без пояса – бедрами. Она двигалась в ритме свинга, и я знаю – ее глаза, губы и голос тоже могли играть свинг.

Она прошла мимо нас. Не посмотрела, даже не глянула.

– Ты так и не рассказал мне, что все-таки произошло, Шелл, – прошептала Мисти. – Я имею в виду твои брюки.

– Как ты думаешь, кто победит? – деловито поинтересовался я. – Мы еще, конечно, не видели всех участниц, и все же...

– Шелл...

– Ш-ш-ш... прямо как Булл, только не столь газообразно. Мисти фыркнула. А через минуту заявила:

– Ты мне расскажешь. Иначе я найду кого-нибудь, кто сделает это вместо тебя.

– Ты хочешь сказать, что еще никого не нашла?

– Может, Саймон знает...

– Душенька, просто помолчи, ладно? Я расскажу тебе. Позже.

– Хорошо. Шелл, у меня широкие взгляды. Просто я хочу знать.

– Да, да. У тебя широкие взгляды. Вот только не знаю, достаточно ли они широки.

– Но ты мне расскажешь?

– Сделаю все возможное.

– Значит, после конкурса. Мы зайдем выпить в мой номер, договорились?

Я дернулся, словно намереваясь рвануть немедленно.

– Я не в силах тебе отказать.

– Всего один стаканчик конечно же, – добавила Мисти.

– Конечно, всего один, – согласился я.

Лисса обвела взглядом публику, посмотрела вниз, на Мисти, и наши глаза встретились. Она не улыбнулась, ее губы даже не дрогнули, не шевельнулись, не проявили себя никак; но она быстро, почти незаметно мне подмигнула.

– Немедленно прекрати, – прошипел я испуганно.

– Что? – Это была Мисти.

– Я... я просто разговариваю сам с собой. Нервничаю. По-моему. – Я сжал руку Мисти. – Ш-ш-ш. Потом, милая. Поговорим потом.

Она, довольная, улыбнулась.

А я откинулся на спинку стула и смотрел на Лиссу. Интересно, что она будет читать? И если выйдет в финал – для пяти финалисток была подготовлена другая программа, – что она исполнит на бис?

Я расслабился, забыв о своем избитом теле, и умиротворенно взирал на Лиссу, чувствуя тепло нежной руки Мисти в своей руке. Я думал о Лиссе, Булле, Мисти, Монако, Саймоне Лифе и о многих других людях, думал о том, как закончится конкурс – и что произойдет потом. Потом, сегодня вечером, завтра и в другие дни.

Вскоре я выбросил эти мысли из головы и просто наслаждался. Какой смысл подталкивать события, беспокоиться или даже думать о них. Пусть все идет своим чередом. Во всем надо видеть светлую сторону – если найдешь ее. Это как раз то, что нужно. Светлая сторона есть всегда. По крайней мере, я так думаю. Правда, иногда мне кажется, что я не создан для продуктивного мыслительного процесса.

Какого черта, будь что будет, сказал я себе, вспоминая прекрасные и отвратительные моменты последних суток, – потом некоторые из них попросту испарятся из моей памяти, нужно только подождать.

Конечно, бывают дни, когда, что бы ты ни делал, ты постоянно слышишь "па-ра-ба-пам" в темноте. Может быть, что-то выскочит и схватит тебя. Но за темнотой скрывается свет; темнота – это всего лишь тень. И все будет хорошо, если ты позволишь, если ты дашь себе шанс. И достаточно времени – много времени.

По крайней мере, я так думаю.

Поэтому я сидел и ждал, нежно сжимая руку Мисти. Потом поймал взгляд Лиссы и подмигнул.