Плотник
Улица Калфарвейен выглядела как обычно, но уже возле вокзала он стал ловить на себе удивленные взгляды, и когда, опираясь на палку, прохромал по дорожке сада и постучал в дверь дома, из которого его когда-то, тысячу лет назад, выдворил Торстен, он вообще перестал что-либо понимать.
— А, это вы? — с изумлением воскликнула открывшая дверь женщина, увидев худого, как щепка, Аскиля. — Плотник!
— Я инженер, фру, — ответил Аскиль, который что-то не мог припомнить, чтобы он прежде встречал эту женщину, — извините, мне хотелось бы видеть Бьорк Свенссон.
— Вот уж, ей-Богу, — продолжала она, с восхищением глядя на Аскиля, — здорово вы отделали эту немецкую собаку!
Аскиль, конечно же, не мог знать, что, пока он отсутствовал, ему дали прозвище «Плотник» из-за заметки в газете о том злосчастном эпизоде в порту.
— Что за чушь вы несете? — пробормотал он. — Она дома?
— Нет, Боже мой, нет, — воскликнула женщина, — немцы потопили все суда, и у несчастного господина Свенссона случился инсульт. Они теперь живут на Шивебаккен, дом-то пришлось продать…
— Эй, послушайте, — продолжала женщина, когда Аскиль повернулся, чтобы уйти, — расскажите мне… Как там было?
— Ад кромешный, — ответил Аскиль и пошел по дорожке, на которой он когда-то по четвергам ожидал Бьорк. Пройдя немного по Калфарвейен, он вынужден был остановиться, потому что сердце бешено колотилось и потому что внезапно вспомнил об отце. Может, его уже нет в живых? Может, его судно потопила немецкая торпеда где-нибудь в Норвежском море? В больном ухе стрельнуло, и Аскиль подумал, а не отправиться ли сначала на Скансен, чтобы повидать родителей, но потом все-таки пошел в сторону Шивебаккен, представляя себе Бьорк, сидящую в деревянном продуваемом насквозь доме, в кресле-качалке и меланхолично глядящую перед собой, но на самом деле она была занята совсем другими делами.
— Оп-ля! — сказал доктор Тур, вытаскивая монетку в десять эре из уха Бьорк. — Вот и наше хорошее настроение!
Бьорк громко расхохоталась; ее десны больше не кровоточили, после того как она доверилась Туру, который сразу же прописал ей ежедневный прием витаминов. Она положила руку на плечо Тура и сказала, что теперь настал черед фокуса со шляпой. Вообще-то фокус со шляпой был не из тех, что показывают в гостиной, но больной папа Торстен спал у себя в комнате, Эллен дома не было, сестра Лине сегодня к ним не приехала, а Эйлиф вскоре после войны устроился работать на лесопилку на озеро Бёркершё и, соответственно, жил теперь в Нурланне.
— Тут требуются некоторые приготовления, — сказал Тур и исчез из комнаты, чтобы взять в коридоре шляпу, а Аскиль в это время пыхтел как старик, поднимаясь в горку на Шивебаккен.
— Абракадабра, — засмеялся Тур, вытащив белые хлопчатобумажные трусики из высокой шляпы, которую Бьорк перед этим изучила на предмет потайных отделений и клапанов, — что скажешь? — На самом деле фокус со шляпой был скорее уместен где-нибудь в пивной: «Где ваша жена была сегодня ночью? — спрашивает фокусник, а потом вытаскивает трусы из цилиндра и восклицает: — У директора!»
Бьорк так смеялась, что даже не услышала осторожного стука в дверь. «Еще раз», — воскликнула она, и доктор Тур произнес «фокус-покус» и встал на колени перед Бьорк, делая рукой вращательные движения.
— Да сюда обычно просто так заходят, — крикнул Аскилю какой-то проходящий мимо мальчишка. Аскиль взялся за ручку двери и, внезапно покрывшись испариной, тихо вошел в коридор. Он ничего не слышал из-за своего злосчастного уха и вошел в гостиную как раз в тот момент, когда доктор Тур, во второй раз достав трусики из шляпы, помахивал ими перед носом Бьорк. Но вместо того чтобы засмеяться, она вдруг ни с того ни с сего громко закричала — напуганная видом Аскиля, исхудавшего так, что он стал похож на фотографии евреев из концентрационных лагерей, которые она видела в «Бергенских ведомостях».
— Что такое? — воскликнул Тур, растерянно засовывая трусики во внутренний карман.
Бабушка умолкла, и удивительная тишина нависла над новым жилищем Свенссонов. Дедушка повернулся в дверях, ударившись большим пальцем ноги о порог, и вышел из дома. Он быстро шел по улице, ему надо было домой, он вообще не желал больше слышать о Бьорк, бежавшей вслед за ним, а когда она попыталась потянуть его за руку, он замахнулся на нее палкой. С него хватит, ему надо домой на Скансен, он не был там семь лет.
— Аскиль! Куда ты? — повторяла Бьорк, она шла за ним несколько сотен метров, потом повернулась и пошла обратно, а мальчишка на улице кричал своим приятелям: «Вон идет Плотник, тот, который убил немца!»
— Что мне делать? — прошептала Бьорк, вернувшись назад. Тур ответил, что теперь-то уж ей придется кого-то из них выбрать, и почему бы не выбрать его, Тура, заявил он, чертыхнувшись, потому что ему надоело показывать фокусы с черной шляпой, надоело чего-то ждать, играя роль умелого циркового клоуна. Прошло уже больше десяти лет, с тех пор как он впервые увидел Бьорк на обеде у бывшего судовладельца, а нынче довольно-таки слабоумного господина Торстена Свенссона, который теперь лежал, пуская слюни, в соседней комнате, прислушиваясь к их разговору. «Выбери Тура, выбери Тура, выбери Тура», — сказал бы он, если бы не паралич, но теперь ему оставалось лишь беспокойно ерзать в кровати, потому что прошло то время, когда он мог встать и стукнуть кулаком по столу.
Перед домом на Скансене Аскиль на мгновение остановился и, задрав голову, взглянул на окна квартиры, где в гостиной сидела мама Ранди со своим вязанием, а папа Нильс дремал в кресле-качалке. Мальчишек вокруг Аскиля собралась уже целая толпа. «Ты ему хорошо врезал?» — спрашивали они, ударяя друг друга по голове палками для большей наглядности.
— Да, — ответил Аскиль, почувствовав неожиданный прилив безрассудства, и в шутку помахал своей палкой, — он у меня здорово получил по башке, да-да!
Мальчишки радостно загоготали, но тут Аскиль снова вспомнил несчастного Русского, которого пристрелили как жалкую собаку. Ведь это он, а вовсе не Аскиль убил немецкого солдата на том складе.
— Пошли к черту, — простонал он, замахиваясь палкой, — или сейчас сами так получите по башке, что вас матери не узнают.
— Хы! — закричал один из мальчишек. — Хы-хы! — Плотник рассердился! Хы-хы! — закричали они хором, когда Аскиль, закрыв за собой дверь, начал с трудом подниматься на третий этаж, где мама Ранди прислушивалась к доносившимся с улицы звукам.
— Что это там за шум, — пробормотала она себе под нос и встала, чтобы подойти к окну. Но тут дверь с грохотом отворилась, и в комнату вошел сын.
— Аскиль? — только и прошептала мама Ранди, уронив на пол вязанье.
Папа Нильс спрыгнул с кресла-качалки и, пробежав мимо Ранди, подскочил к вернувшемуся домой сыну, но, когда захотел обнять его, они стукнулись лбами. Не так уж часто мужчинам в семье Эрикссонов случалось обниматься. Потом они потерлись небритыми щеками, и вышедший теперь на пенсию помощник капитана пробормотал сыну, с которым они так долго не говорили, какие-то невнятные слова.
— Я вернулся, — сказал Аскиль, подняв с пола свою трость и усевшись в кресло-качалку, — но не спрашивайте меня ни о чем.
— Да-да, конечно, не будем, — заверила его мама Ранди и подбежала к окну, чтобы попросить мальчишек на улице сбегать к фру Ибсен и сообщить Ингрид и Круглой Башке, что Аскиль вернулся. — Не каждый день твой сын восстает из царства мертвых, — крикнула она и вдруг подумала, уж не сошла ли она с ума. Поэтому на всякий случай еще раз взглянула на своего тридцатилетнего сына, сидящего в кресле-качалке с палкой — все равно что какой-нибудь старичок, греющийся на солнышке.
— Ну, — крикнула она мальчишкам на улице, — давайте, бегите же!
Потом в комнату вбежала Ингрид, которая упала Аскилю на грудь, а Круглая Башка остался стоять в дверях, с разочарованием уставившись на вернувшегося домой дядюшку.
— Так это и есть Аскиль? — прошептал он, укоризненно посмотрев на мать. — А я-то думал, он гораздо больше.