Глава 12
Реванш

Эдвард Хейз беседовал с очень странным человеком. Англичанам он назвался «Фрайболом». Этот псевдоним Эдвард слышал от покойного деда. Был такой суперагент в войну, но после войны он вроде как исчез. А теперь этот человек без шеи с поврежденными сабельным ударом голосовыми связками утверждает, что это именно он и есть. История его была невероятна. В 45-м он, по приказу некоего Генри Харта, проник на немецкую базу в Антарктиде, вел там активную деятельность, чуть было не спровоцировал немцев на прямую атаку Гамбурга, но вместо атаки случился мятеж. То, что такой Харт действительно был — Хейз навел справки — да, был, и с «Фрайболом» работал, а вот приказывал он чего-то или нет — увы! — офицер с такой фамилией уже скоро 4 года как в могиле. Мятеж был подавлен, а сам «Фрайбол» тяжело ранен. Настолько тяжело, что его сочли мертвым. Дальше была еще более невероятная история про то, как его, еле живого, вывезли из Антарктиды на самолете в ЮАР, как бурский доктор практически пришил ему заново голову, вот только мышцы оказались повреждены настолько, что восстановить их было невозможно. Много месяцев ушло на реабилитацию, и вот, он пришел торговаться. И вот он, пробравшись через океан, оказался в Буэнос-Айресе, в посольстве Великобритании. Он утверждал, что имеет ключи к архивам Анненербе, которые сейчас у русских и без ключей все равно им бесполезны. У русских забрать их не составило бы большого труда, но без ключей они столь же бесполезны и для британцев. Эдвард слушал. Его дед научил его слушать и не задавать вопросов. До поры до времени.

— Я вел эти архивы с 42-го года. Шаг за шагом, создавал их. Делал из них оружие. То, что сейчас находится у Берии, можно сравнить с бомбой без детонатора. Детонатор я вывез из Берлина. У меня была очень аккуратная сотрудница, которая вела всю картотеку. Девочка с мозгами, но очень уж эмоциональная. Влюбилась! Ну и понеслось. Когда я понял, что она играет против меня, мне пришлось ее убрать. Выглядело это все как обычная шальная пуля. Но она меня перехитрила — погрузила архивы на подлодку своего любовника. Им удалось бежать. Прошло 2 года. Командор утверждает, что все погибли, по беглецам был применен урановый заряд, но я чувствую, архивы живы. И живы сами беглецы.

— Наша подлодка тщательно обследовала береговую линию. Район большой, малонаселенный. При желании там можно спрятать все, что угодно, никаких следов нет. Единственное, что мы нашли, — корпус немецкой подлодки с сильным радиационным фоном.

— Подлодок было 3. Одна из них новейшая, XXI серии. Должно быть где-то еще 2, и люди с них должны были сойти на берег. Не могут же они сидеть на «фонящей» лодке годами. Я слышал, что через пару месяцев после вас там рылись аргентинцы. Не с американской ли подачи?

— Да, аргентинцы послали корвет, с мощными американскими гидролокаторами, но он исчез. В этих местах налететь на рифы — пара пустяков, а аргентинцы не слишком хорошие навигаторы. ЦРУ не очень-то идет на контакт в этом вопросе, хотя сейчас будет многое меняться.

— Ну а если мы предположим, что архив все-таки где-то там и его охраняют? Причем я не думаю, что они понимают, что именно у них в руках. Они тогда ушли не пустые — золото там всякое, прочая ерунда, но это-то все просто отследить — можно прочесать аргентинские и чилийские ювелирки — что «фонит», — отследить путь. Так мы обязательно выйдем на них.

«Фрайбол» не хотел светить свои связи с Демански (пока), он ведь не был точно уверен — жив Ройтер или нет, а если нет, то, получается, у него есть шанс оседлать этот финансовый поток самостоятельно. Не нужно, чтобы британцы знали о его существовании. Они же обязательно спросят: а где деньги старого Вальтера, и будут иметь на то все основания. Это же уже давно не собственность Рейха. А если и жив… Око за око — это для тупиц. Заставить его работать на себя, сделать его оружием, рабом — вот достойная месть!

Русский паровоз, стремительно летевший по пути, установленному еще всемирным пролетарским фюрером Ульяновым-Лениным, перешел на юз и дал сильный правый крен. Да так, что искры посыпались из-под колес. Меньше года потребовалось соратникам Берии, чтобы, пользуясь полной поддержкой фальшивого Сталина, раскрутить машину агитпропа на задний ход. Было ли это трудным?

Страна ездила на трофейных немецких автомобилях, и это оказались хорошие автомобили, слушала трофейные патефоны, и это были хорошие патефоны, смотрела трофейные фильмы, одобренные к показу еще рейхсминистром пропаганды, и они были ничем не хуже картин Пырьева и Александрова. Страна носила трофейные шляпы и пальто, сидела на трофейных стульях, спала на трофейных простынях, прикуривала от трофейных зажигалок, и стоило ли удивляться тому, что идеология потихоньку становилась трофейной.

Первый камень, как и следовало ожидать, полетел в евреев. В прессе начала подниматься мощная антисемитская, а заодно и антианглийская волна. Статьи в советских газетах порой походили на перепечатки из «Штюрмера» и «Ангриффа» начала 30-х. Евреев обвиняли в «безродном космополитизме» и враждебности к патриотическим чувствам советских граждан, началась кампания по увольнению их со многих постов и должностей. Всю войну посольством Великобритании в Москве издавалась газета «Британский союзник». В 1948 году ее выпуск столкнулся с серьезными трудностями. По личному указанию Берии ее отказывались печатать все типографии столицы. Британцы попытались перевести производство во Владимир, 180 км к востоку от Москвы, но и там они столкнулись с тем же. Им улыбались, приглашали в кабинеты, дарили подарки и не печатали. Англичане пока еще не чувствовали беды. Это было недоумение. Странно — без политических дебатов, без смены персон, да и без отказа от интернационалистской риторики курс страны поменялся на 180 градусов. Ни с того ни с сего! Из фильмов, книг, статей про войну вычеркивалось «немцы» и заменялось на «фашисты» или «гитлеровцы». «Фашистами» в газетах уже называли и Тито, и Чан Кай Ши, и даже Эттли. Истеричным германофобским опусам писхопата Эренбурга уже не было места в советской прессе. Полковники Советской армии ради бравады поощряли обращение к ним «герр оберст». Некоторые горячие головы так хотели походить на немцев, что стали реформировать алфавит. Над «е» появилось некое подобие «умлаута» с той же фонетической функцией «ё». Чешская «Розамунда», когда-то бывшая неофициальным гимном ройтеровской подлодки, теперь считалась немецкой и была самым популярным фокстротом, который звучал из трофейных аккордеонов. Но ключевым вопросом, собственно, как оно было и в Германии, конечно же, был вопрос о деньгах. За время войны Еврейский антифашистский комитет сумел аккумулировать огромные суммы английских и американских евреев — пожертвования для СССР, ведущего битву с нацизмом. В течение нескольких месяцев бериевский каток где хитростью, а где прямым насилием уничтожил все руководство этой организации, а деньги были переведены на другие счета. У мирового еврейского сообщества такие действия вызвали шок. Израиль заявил протест. В ответ Молотов, не стесняясь в выражениях, отказался финансировать вновь образованное палестинское государство. Вскоре «фашистами» стали называть и израильтян.

В международных отношениях СССР занял нишу Германии. Как будто в детской игре «король горы» столкнул противника вниз и гордо встал на отвоеванной вершине. Обозначились те же противники и те же геополитические интересы. И те же трудности. Но теперь страна получила, наконец, атомную бомбу. Собственную атомную бомбу! Полного цикла! Даже уран не нужно было ввозить, ни с Антарктиды, ни из Индонезии. Он поступал с месторождений Украины, Казахстана, и узбекского Учкудука. Под Астраханью день и ночь работал полигон на котором совершенствовались «Фау», имевшие в советской классификации обозначение R. Еще немного, и они смогут доставить ядерный заряд в любую точку планеты.

У всей этой кампании был один серьезный недостаток, который сторонники Берии не учли. Русский нацизм в отличие от немецкого шел «сверху», не имея серьезной базы в народе. Он был чисто «административным», а не интеллектуальным и культурным движением. У Берии были верные солдаты, но не было писателей, философов, композиторов, которые бы смогли бы выразить простые идеи простыми словами и образами, понятными шахтеру и агроному. Народ, который двадцать лет учили смеяться над тупыми русофобскими шутками в «Свинарке и пастухе», вдруг объявили «великим». Вдруг ни с того ни с сего было снято продолжение «Большой жизни», где задавался вполне националистический вопрос: «Что значит „быть русским“?» У Берии и сторонников было мало времени. Они торопились и торопили Историю. На путь, который народы проходят десятилетиями, русским отводились месяцы и недели.

При этом все это происходило в рамках официальной неизменности курса, и не могло не вызывать недоразумений. МГБ неофициально разделилось на сторонников Берии и сторонников (сталиниста и интернационалиста) Абакумова. Но ведь и Берия был не «против Сталина». Обе партии маршировали под одними знаменами. Берия готовился к войне с Англией. Для этого по немецким же чертежам, часто с привлечением немецких инженеров, на немецких станках строился новый подводный флот, по числу превосходящий все, что только можно было себе представить. Оборонный заказ был увеличен по сравнению с предыдущими, военными(!) годами на 30 %. Вышинский пропустил взлет Берии. Теперь его отодвинули на второстепенный пост. Это был очень плохой знак. Так в свое время было и с Троцким, и с Тухачевским. Он теперь не мог выполнить и половины обещаний, данных своим британским хозяевам.

Абакумов контратаковал, но эти контратаки не могли уже переломить ход событий. Все же он был способен наносить противнику чувствительные удары, увеличивая тем самым цену победы. Его люди раскрыли невероятных масштабов шпионско-диверсионную сеть английских агентов в Военно-морской академии, и Военмехе. Были арестованы вице-адмирал Гончаров, профессора Олонецкий, Дукельский и ряд других. Практически он обезглавил работы по русскому «Ипсилону». На полковника Лапшина было совершено покушение — его машину протаранил грузовик, однако сам полковник отделался переломами и ссадинами.

Ответ не заставил себя долго ждать. Через месяц после громкого рапорта об успехах советской контрразведки полетели головы трех из пяти начальников управлений МГБ, наиболее близких к Абакумову. Это был еще и личный удар, потому что обвинялись в предательстве бывшие однополчане, а это всегда бросает тень на командира. Русская «ночь длинных ножей» затягивалась. Утро все никак не хотело наступать. Слишком уж долго русские запрягали.