ЭПИЛОГ

Разбитый корабль висел в пространстве — темная громада, плывущая во мраке. Он все еще вращался — медленно, еле заметно; вот его край затмил и поглотил яркую точку звезды. Прожекторы уборочной команды высвечивали каркас бывшего корабля.

«Муравьи, раздирающие мертвую бабочку, — думал Феррел, глядя на обзорный экран. — Падальщики…»

Он резко выдохнул, пытаясь справиться со смятением, и представил себе корабль таким, каким он был всего несколько недель назад. Мысленно выправил повреждения, соединил обломки… И перед его внутренним взором предстал крейсер, оживленный узором пестрых огней, которые всегда напоминали Феррелу ночной праздник на другом берегу реки. Послушный любому движению разума, обитающего под пилотским шлемом, на контактах которого человек и машина соединялись и сливались воедино. Стремительный, сверкающий, практичный… Его больше нет.

Феррел посмотрел направо и смущенно откашлялся.

— Итак, медтехник, — обратился он к женщине, которая стояла рядом с его креслом, так же безмолвно глядя на экран. — Вот наша отправная точка. Полагаю, для начала надо задать параметры поиска.

— Да, пожалуйста, офицер-пилот. — Ее грубоватый низкий голос соответствовал ее возрасту — по предположению Феррела, около сорока пяти. Темные, пронизанные сединой волосы были коротко подстрижены — ради удобства, а не для красоты; бедра раздались. На рукаве темно-красной формы медицинской службы Эскобара поблескивала впечатляющая коллекция узеньких серебряных шевронов, каждый — за пять лет службы. Похоже, ветеран. У Феррела не было пока ни одного, и его бедра — да и все тело — еще сохраняли юношескую худощавость.

Но она всего лишь техник, напомнил он себе, даже не врач. А он дипломированный пилот, офицер флота. Его нейронные импланты полностью отлажены, обучение по взаимодействию с кораблем завершено. Он закончил обучение, получил диплом и сертификат пилота — к своему глубочайшему огорчению, всего на каких-то три дня опоздав к участию в войне, которую уже называли Стодвадцатидневной. Хотя на самом деле она продлилась всего 118 дней и еще чуть меньше часа, считая с того момента, когда авангард барраярского флота проник в локальное пространство Эскобара, и заканчивая той минутой, когда последние уцелевшие корабли противника, уходя от контратаки, юркнули в нору п-в-туннеля.

— Вы останетесь здесь, чтобы сразу быть наготове? — спросил он. Она покачала головой.

— Пока нет. Этот близлежащий район за последние три недели уже основательно прочесали. Я не думаю, что мы обнаружим хоть что-то на первых четырех витках, хотя никогда не помешает проверить еще раз. Мне нужно кое-что подготовить на своем рабочем месте, а потом я, пожалуй, ненадолго вздремну. У нас в последние месяцы было очень много работы, — добавила она извиняющимся тоном. — Народу не хватает, вы же знаете. Но если все-таки найдете что-нибудь, пожалуйста, позовите меня. Когда есть возможность, я предпочитаю сама производить захват.

— Хорошо. — Он развернул свое кресло к пульту. — На какую минимальную массу вы хотите настроиться? Наверное, килограмм сорок?

— Я предпочитаю стандарт в один килограмм.

— Один килограмм?! — Он изумленно воззрился на нее. — Вы шутите?

— Шучу? — Она с недоумением посмотрела на него, потом на лице ее отразилось понимание. — О, конечно. Вы оперируете понятиями целого… Видите ли, я могу провести идентификацию даже по совсем небольшому фрагменту. Я бы не возражала против сбора и более мелких частиц, но при поисковой массе менее одного кило тратишь слишком много времени на ложные тревоги — микрометеоры и прочий мусор. Один килограмм представляется наиболее практичным компромиссом.

— Уф. — Но он послушно настроил сенсоры на минимальную массу в один килограмм и запустил программу поиска.

Она коротко кивнула ему и покинула крохотную рулевую рубку.

Их устаревший курьерский корабль был вытащен с корабельной свалки и спешно переоснащен под транспортировщик личного состава — для средних чинов, поскольку все новые корабли успели прибрать к рукам высшие чины. Но, как и сам Феррел, корабль немного опоздал с выпуском и не успел принять участия в войне. Так что их обоих направили на это скучное задание, которое, по его мнению, было ничем не лучше работы сантехника. А может, даже хуже.

Феррел бросил последний взгляд на экран переднего обзора, на котором виднелись корабельные останки с торчащим наружу каркасом — наподобие костей, выпирающих из разлагающейся шкуры, — и покачал головой, удрученный бессмысленностью всего этого. Затем с удовлетворенным вздохом он опустил рамку шлема на голову, подсоединив его к серебристым кружочкам на лбу и висках, закрыл глаза и приступил к управлению кораблем.

Он ощутил, как вокруг него раскинулся космос, текучий, как морская вода. Он был кораблем, он был рыбой, он был человеком-амфибией — беспредельным, не нуждающимся в дыхании, не испытывающим боли. Он включил двигатели, будто исторгнув пламя из кончиков пальцев, и начал медленный проход по поисковой спирали.

— Медтехник Бони? — проговорил он, связавшись через интерком с ее каютой. — Кажется, у меня есть кое-что для вас.

Она появилась на экране интеркома, потирая заспанные глаза.

— Уже? Который час? Ох. Должно быть, я вымоталась еще сильнее, чем предполагала… Сейчас буду, пилот.

Феррел потянулся и проделал несколько упражнений, не вылезая из кресла. Это была долгая и нудная вахта. Он должен был бы проголодаться, но то, что созерцал он сейчас на обзорных экранах, отбило у него всякий аппетит.

Вскоре заявилась Бони и села в соседнее кресло.

— О, совершенно верно, офицер-пилот. — Она включила управление внешним буксирным лучом и размяла пальцы, прежде чем прикоснуться к пульту.

— Да, тут сомневаться не приходится, — согласился он, откидываясь на спинку кресла и наблюдая за ее работой. — А зачем так нежничать с буксиром? — полюбопытствовал он, заметив, какую малую мощность она использует.

— Ну, они ведь проморожены насквозь, понимаете, — ответила она, не отрывая взгляда от показателей приборов. — Хрупкие. Если перемещать их слишком быстро, то они могут удариться обо что-нибудь и разбиться вдребезги. Давайте-ка сперва прекратим это отвратительное вращение, — добавила она, будто бы про себя. — Медленное вращение еще ничего. Вполне презентабельно. Но вот такое быстрое верчение… наверное, им от него не по себе, вам не кажется?

Он оторвал взгляд от экрана и уставился на нее.

— Они же мертвы, мадам!

Она медленно улыбнулась, глядя на экран. Труп, раздувшийся от декомпрессии, со скрюченными, точно сведенными судорогой, руками и ногами, тихо подплывал к грузовому отсеку.

— Ну, это же не их вина, правда? Это один из наших, я вижу его форму.

— Фу! — повторил он, потом смущенно рассмеялся. — Вы ведете себя так, будто наслаждаетесь этим.

— Наслаждаюсь? Нет… Но я уже девять лет работаю в службе поиска и опознания. Я не переживаю. И уж конечно, работа в космосе всегда приятней, чем планетарная.

— Приятней? С этой кошмарной декомпрессией?

— Да, но зато низкая температура. Никакого разложения.

Он сделал глубокий вдох и медленно выдохнул.

— Понятно. Наверное… через какое-то время немного… черствеешь. А правда, что ваша братия называет их трупольдышками?

— Некоторые называют, — признала она. — Я — нет.

Она осторожно провела искореженный труп через шлюз грузового отсека и закрыла люк. — Установить температурный режим на медленную разморозку, и через несколько часов с ним можно будет работать, — пробормотала она, поднимаясь с кресла.

— Как же вы называете их? — спросил он.

— Людьми.

Вознаградив его изумление легкой улыбкой, Бони отправилась во временный морг, разместившийся по соседству с погрузочным отсеком. Во время перерыва Феррел, влекомый нездоровым любопытством, тоже спустился туда и опасливо заглянул в дверь. Медтехник сидела за своим рабочим столом. Стол в центре помещения еще пустовал.

— Э-э… привет.

Она подняла голову и улыбнулась.

— Здравствуйте, офицер-пилот. Заходите.

— Э-э, спасибо. Знаете, ни к чему все эти церемонии. Зовите меня Фалько, если хотите, — сказал он, входя.

— Конечно. А меня зовут Терса.

— Ой, правда? У меня есть кузина, тоже Терса.

— Это распространенное имя. Когда я училась в школе, в моем классе всегда было не меньше трех Терс. — Она встала и проверила показания индикатора у двери грузового отсека. — Сейчас он уже почти готов к обработке. Вытащен на берег, если можно так выразиться.

Феррел шмыгнул носом и откашлялся, раздумывая, остаться ему или уйти.

— Что за дикая рыбалка. — «Пожалуй, все-таки лучше уйти».

Она взяла пульт управления гравиплатформы и провела ее за собой в грузовой отсек. Оттуда донесся глухой стук, а затем из дверей выплыла управляемая медтехником платформа — уже загруженная. Труп был облачен в синюю форму корабельного офицера и густо покрыт изморозью, которая облупливалась и капала на пол, когда Бони перекладывала тело на стол. Феррел поежился от отвращения. «Определенно следует уйти». Но он продолжал стоять, прислонившись к дверному косяку и наблюдая с безопасного расстояния.

Она взяла с переполненной полки над столом некое устройство, подсоединенный шнуром к компьютеру. Инструмент размером с карандаш, направленный на глаза трупа, испустил тонкий синий лучик.

— Идентификация по сетчатке, — объяснила Терса. Вытащив с полки аналогично подключенную прямоугольную пластину, она поочередно прижала ее к каждому пальцу омерзительной туши. — И по отпечаткам пальцев, — продолжила она. — Я всегда проделываю обе процедуры, а потом проверяю, совпадает ли результат. Одному только тесту на сетчатку доверять нельзя — глаза могут быть повреждены. А ошибочная идентификация может причинить боль родным. Хм-м. — Она поглядела на экран. — Лейтенант Марко Делео. Двадцать два года от роду. Ну что ж, лейтенант, — любезно обратилась она к покойнику, — посмотрим, что я могу сделать для вас.

Она приложила специальный разрядник к суставам, восстанавливая их подвижность, и начала раздевать труп.

— А вы часто разговариваете с… ними? — спросил обескураженный Феррел.

— Всегда. Вежливость, знаете ли. Некоторые процедуры, которым я их подвергаю, довольно-таки неделикатны, но их все же можно проделать с учтивостью.

Феррел покачал головой.

— Я лично считаю, что это непристойно.

— Непристойно?

— Вся эта возня с мертвыми телами. Столько усилий и затрат на то, чтобы собрать их. То есть, им-то ведь уже все равно. Пятьдесят-сто килограмм разлагающегося мяса. Лучше было бы просто оставить их в космосе.

Ничуть не обиженная Бони пожала плечами, продолжая заниматься своим делом. Она сложила одежду и разобрала содержимое карманов, выложив его в ряд на столе.

— Мне нравится осматривать карманы, — заметила она. — Вспоминаю, как в детстве я ходила к кому-нибудь в гости. Когда я зачем-нибудь поднималась на верхний этаж, то любила заглядывать в комнаты и смотреть, какие вещи есть у хозяев дома, как они их содержат. Опрятные комнаты всегда внушали мне уважение — сама я никогда не умела держать вещи в порядке. А если в комнате был кавардак, то я знала, что встретила родственную душу. Вещи человека — это нечто вроде внешней оболочки его разума, наподобие раковины моллюска. Я люблю представлять себе, какими людьми они были, судя по их карманам. Кто аккуратным, кто неряхой; кто держал в карманах только самое необходимое, кто набивал их личными вещами… Вот, например, лейтенант Делео. Должно быть, он был очень ответственным. Все строго по уставу, за исключением маленького видеодиска из дома. Наверное, от жены. По-моему, он был довольно милым человеком.

Она аккуратно сложила коллекцию вещей в пакет с соответствующей биркой.

— Но вы же не собираетесь смотреть эту запись? — ужаснулся Феррел.

— Нет, конечно. Это было бы вторжением в частную жизнь.

Он хрипло хохотнул:

— Не улавливаю разницы.

— Ах.

Она закончила медицинский осмотр, подготовила пластиковый мешок и принялась обмывать труп. Когда она до осторожной чистки в области гениталий, необходимой из-за расслабления сфинктера, Феррел наконец удрал.

«Она просто чокнутая, — думал он. — Интересно, она выбрала такую работу, потому что у нее не все дома, или наоборот — работа стала причиной ее помешательства?»

Феррелу приснилось, что он плывет на шхуне по морю и вытягивает из воды сети, полные мертвецов — мокрых, переливающихся разноцветной чешуей; он поднимал их на борт и сваливал в трюм. Он проснулся, обливаясь холодным потом. Каким облегчением было вернуться в пилотское кресло и снова стать одним целым с кораблем. Корабль был чистым, холодным и совершенным, бессмертным подобно богу; можно было забыть, что у тебя когда-то был сфинктер.

Прошел еще целый день, прежде чем они выловили очередную рыбу.

— Странная траектория, — заметил Феррел, когда Бони заняла свое место за пультом управления буксиром.

— Да… О, я вижу его. Это барраярец. Далеко же его занесло.

— Тьфу ты. Вышвырните его обратно.

— О, нет. У нас есть идентификационные данные на всех их погибших. Это ведь было частью мирных соглашений, также как и обмен пленными.

— Если вспомнить, что они вытворяли с нашими пленными, не думаю, что мы обязаны что-то делать для них.

Она пожала плечами.

Барраярский офицер оказался высоким, широкоплечим человеком; судя по нашивкам на воротнике — командором. Медтехник окружила его такой же заботой, что и лейтенанта Делео. И даже большей: она приложила немалые усилия на то, чтобы выпрямить тело, и долго массировала кончиками пальцев покрытое пятнами лицо, стараясь вернуть ему хоть мало-мальски человеческий облик. Феррел наблюдал за этим процессом с всевозрастающим отвращением.

— Жаль, что у него так сильно раздвинулись губы, — заметила Терса между делом. — Это придает ему нехарактерно хищный вид. По-моему, он был довольно симпатичным парнем.

В одном из его карманов обнаружился небольшой медальон, в котором был спрятан крохотный стеклянный пузырек с прозрачной жидкостью. Внутренняя сторона золотой крышки была густо испещрена причудливыми завитками барраярского алфавита.

— Что это? — полюбопытствовал Феррел.

Поднеся медальон к свету, она внимательно рассмотрела его.

— Это что-то вроде талисмана, или памятного сувенира. За последние три месяца я многое узнала о барраярцах. Перетряхнешь десяток из них — и у девятерых наверняка обнаружится в карманах какой-нибудь медальон или амулет на счастье. Причем офицеры в этом ничем не отличаются от рядовых.

— Глупый предрассудок.

— Не знаю, предрассудок это или же просто обычай. Однажды мы обрабатывали раненого пленного… он утверждал, что это всего лишь дань традиции. Талисманы по обычаю дарят солдатам, но никто в них не верит. Однако когда мы попытались забрать у него амулет, раздевая перед операцией, он начал сопротивляться. Прежде чем дали наркоз, его с трудом удерживали три санитара. По-моему, это было довольно неслабо для человека, у которого оторвало обе ноги. Он плакал… хотя, конечно, он был в состоянии шока.

Поневоле заинтригованный, Феррел разглядывал медальон, покачивая его на короткой цепочке. Медальон был сцеплен с еще одним кулоном — прядью волос, запаянной в прозрачный пластик.

— Что-то вроде святой воды? — поинтересовался он.

— Почти. Это очень распространенный талисман — называется «материнские слезы». Интересно, смогу ли я разобрать надпись… Похоже, он хранил этот медальон уже много лет. Здесь написано «мичман», и дата… Видимо, он был подарен ему по случаю присвоения офицерского звания.

— Но это же не настоящие слезы?

— Напротив, самые настоящие. Именно поэтому они и должны служить защитой.

— Похоже, это не слишком действенное средство.

— Да, похоже что… нет.

Феррел иронически хмыкнул.

— Ненавижу этих парней, но при этом мне как будто даже жаль его мать.

Бони забрала у него цепочку с кулонами, поднесла локон в пластмассе к свету и прочла надпись.

— Не жалейте ее. Она счастливая женщина.

— Как так?

— Это ее посмертный локон. Судя по надписи, она умерла три года назад.

— И это тоже должно приносить удачу?

— Нет, не обязательно. Просто память, насколько я понимаю. Довольно милый обычай. Самый отвратительный талисман, с каким мне приходилось сталкиваться, да и самый уникальный, представлял собой маленький кожаный мешочек, висевший на шее хозяина. Он был наполнен землей и листьями, в которых находилось то, что я сначала приняла за скелет какой-то твари вроде лягушки, сантиметров десяти длиной. Но потом присмотрелась получше и поняла, что это скелет человеческого зародыша. Очень странно. По-моему, это какая-то черная магия. Довольно неожиданно было найти такую вещь на офицере инженерной службы.

— Не похоже, что им от них был какой-то прок, а?

Она криво улыбнулась:

— Ну, если существуют такие, которые помогают, то я их не увижу, верно?

Терса перешла к следующему этапу: прежде чем упаковать барраярца в мешок и вернуть его в холодильник, она вычистила его одежду и осторожно одела труп.

— Барраярцы просто помешаны на всем военном, — объяснила она. — Я всегда стараюсь оставить им их униформу. Она так много значит для них — наверное, в ней им уютнее.

Феррел беспокойно нахмурился.

— Я все равно считаю, что его надо было выбросить.

— Отнюдь, — возразила медтехник. — Подумайте обо всей работе, результат которой он представляет. Девять месяцев беременности, роды, два года пеленок, и это ведь только начало. Десятки тысяч завтраков, обедов и ужинов, тысячи сказок на ночь, годы учебы. Десятки учителей. Да и все это военное обучение тоже. Множество людей вложили в него свой труд.

Она поправила прядь непослушных волос на голове покойника.

— Когда-то в этой голове была целая вселенная. Довольно высокое звание для его возраста, — добавила она, глянув на монитор. — Тридцать лет, командор Аристид Форкаллонер. Как самобытно звучит. Очень барраярское имя. И вдобавок фор, из воинской касты.

— Касты психопатов-убийц. Если не хуже, — механически отозвался Феррел, но уже без прежнего пыла.

Бони пожала плечами:

— Ну, теперь-то он соединился с великой демократией. И у него были хорошие карманы.

Три последующих дня прошли без единой тревоги — лишь изредка попадались механические осколки. Феррел начинал надеяться, что барраярец был их последней находкой в этом рейде. Они приближались к концу поискового маршрута. «Давно пора, — угрюмо размышлял Феррел. — А то у меня от этой работы уже начинается расстройство сна». Но медтехник обратилась к нему с просьбой.

— Если вы не против, Фалько, я хотела бы попросить вас об одной услуге, — сказала она. — Сделайте еще несколько дополнительных витков. Понимаете, поисковый район задается исходя из средних значений рассеивания, а ведь если кто-нибудь получил дополнительный импульс во время крушения корабля, то их могло занести и дальше.

Феррел не испытывал особого энтузиазма, однако перспектива еще одного дня пилотирования была не лишена привлекательности, и он нехотя согласился. Правота ее доводов подтвердилась: не прошло и полусуток, как они наткнулись на еще одни искореженные останки.

Когда они разглядели их поближе, Феррел тихонько охнул. Это была женщина-офицер. Бони втянула ее на корабль с невероятной осторожностью. На этот раз Феррел совсем не жаждал наведаться в морг, но медтехник, уже привыкшая к его присутствию, похоже, дожидалась его.

— Я… мне не очень-то хочется смотреть на изуродованную женщину, — попытался отговориться он.

— Хм-м, — задумчиво протянула Терса. — Разве это честно — отвергать человека только потому, что он мертв? Вы бы не имели ничего против ее тела, если бы она была жива.

Он мрачно рассмеялся:

— Равные права для мертвых?

Ее улыбка скривилась.

— Почему бы и нет? Многие из моих лучших друзей — трупы.

Он фыркнул.

Она посерьезнела:

— Мне… как-то не хотелось бы на этот раз быть одной.

Так что он занял свою обычную позицию у двери.

Медтехник уложила на стол тушу, бывшую когда-то женщиной, раздела ее, обмыла и распрямила. Закончив с этим, она поцеловала мертвые губы.

— О Боже, — воскликнул шокированный Феррел. Его мутило. — Вы сумасшедшая! Вы просто какая-то чертова некрофилка! Причем лесбиянка-некрофилка! — Он развернулся к выходу.

— Вот, значит, как вам все это видится? — Голос ее был мягок, в нем по-прежнему не было обиды. Это его остановило, и он оглянулся через плечо. Она смотрела на него так нежно, как если бы он был одним из ее бесценных покойников. — В каком же странном мире вы тогда, должно быть, живете.

Она открыла чемоданчик и достала оттуда платье, тонкое белье и пару белых вышитых туфель. Подвенечный наряд, сообразил Феррел. Это женщина настоящая психопатка…

Она одела труп и тщательно уложила мягкие темные волосы, прежде чем уложить его в мешок.

— Пожалуй, я положу ее рядом с тем милым высоким барраярцем, — сказала она. — По-моему, они могли бы понравиться друг другу, случись им встретиться в при других обстоятельствах. Да и потом, лейтенант Делео женат.

Она закончила заполнять бирку. Подсознание пыталось что-то подсказать Феррелу, но ему, все еще пребывающему в шоке, никак не удавалось уловить мысль. Понимание ударило его точно обухом по голове.

Она не стала проводить идентификацию!

«За дверь, прочь от этих ужасов — вот куда тебе следует идти, — сказал он себе. — Ты не хочешь оставаться здесь, ручаюсь в этом».

Но вместо этого он, трепеща от волнения, приблизился к трупу и прочел бирку.

Мичман Сильва Бони, гласила надпись. Двадцать лет. Его ровесница…

Он задрожал, словно от холода. Здесь, в этой комнате, и впрямь было холодно… Терса Бони закончила собирать свой чемоданчик и снова повернулась к платформе.

— Дочь? — спросил он. Других слов не было.

Она поджала губы и кивнула.

— Вот уж… невероятное совпадение.

— Никакого совпадения. Я сама попросилась в этот сектор.

— О. — Он сглотнул, повернулся, чтобы уйти, затем развернулся обратно. Лицо его пылало. — Простите за то, что я наговорил…

Она улыбнулась своей тихой печальной улыбкой.

— Ничего.

Они нашли еще один механический обломок и поэтому решили сделать еще один виток поисковой спирали, чтобы удостовериться, что все возможные траектории пройдены. И вскоре они действительно обнаружили еще одного мертвеца — жутко изуродованного, бешено вращающегося, с вывалившимися от какого-то мощного удара обледенелыми внутренностями.

Служительница смерти проделала свою грязную работу, ни разу даже не поморщившись. Когда дело дошло до обмывания — задачи, не требующей профессиональной подготовки, — Феррел неожиданно спросил:

— Могу я вам помочь?

— Конечно, — Она немного подвинулась, освобождая место. — Честь не уменьшится, если ее разделить.

И он приступил, робко, как начинающий последователь святого, обмывающий своего первого прокаженного.

— Не бойтесь, — сказала она. — Мертвые не могут вас обидеть. Они не причинят вам боли — если не считать того, что в их лицах вы видите собственную смерть. А с этим можно справиться.

Да, думал он, хорошие люди не отворачиваются от боли. Но великие… они идут ей навстречу.