ГЛАВА 2
Диверсант № 1 Третьего рейха
Октябрь 1944 года, замок Фриденталь.
Штурмбаннфюрер СС Отто Скорцени, несмотря на ранний час — стрелки на циферблате его наручных часов показывали только половину шестого утра, — тем не менее был в черной парадной форме офицера войск СС. Он еще раз придирчиво осмотрел себя в зеркало и поправил на шее Рыцарский крест, которым лично наградил его Адольф Гитлер. Это была награда за успешную операцию по освобождению Бенито Муссолини — главы фашистского режима в Италии и верного союзника фюрера. Тогда, летом 1943 года, диктатора Муссолини (дуче, как его называли итальянцы) свергли и арестовали свои же соотечественники. Этот заговор был организован антигермански настроенными политическими кругами во главе с королем Италии. Дуче после ареста вывезли и заточили в неприступный, словно крепость, отдаленный горный отель в Апеннинах — под усиленной охраной роты карабинеров. Скорцени провел в сентябре сорок третьего блестящую операцию: с двумя десятками парашютистов высадился на планерах на горном плато перед отелем и молниеносным штурмом, практически без единого выстрела, освободил Муссолини. Потом он лично вывез фашистского диктатора на легкомоторном самолете через горные перевалы в Рим, а затем через Вену доставил в Берлин. Там их с нетерпением ожидал Гитлер, устроивший в здании рейхсканцелярии помпезный прием. Об этом восторженно писали все немецкие газеты, Скорцени в одночасье сделался национальным героем Германии: его стали называть «диверсантом № 1» Третьего рейха, любимцем фюрера. С тех пор прошло чуть больше года, ситуация на фронтах к октябрю 1944-го для Германии сложилась катастрофическая: на востоке к границам рейха вплотную подошла Красная Армия, на западе успешно наступали англо-американские войска. Германию могло спасти от неминуемого поражения только чудо. В чудеса Скорцени не верил и в глубине души начинал понимать — войну его страна скорее всего проиграла. Хотя как истинный немецкий солдат старался гнать от себя подобные мысли и всяческие сомнения: настоящий ариец никогда не сдается и исполняет свой воинский долг до конца, независимо от исхода битвы!
Штурмбаннфюрер подошел к массивному старинному письменному столу с двумя тумбами, который занимал чуть ли не добрую половину его кабинета, сел в кресло. Придвинув к себе телефонный аппарат, набрал номер центральной радиостанции абвера под Берлином и назвал дежурному свой личный код. Его соединили со старшим смены операторов радиосвязи: они постоянно прослушивали эфир на частоте группы Яковлева, которая этой ночью была выброшена на парашютах в советский тыл:
— Говорит Скорцени, да, по группе Крота! Ничего? Ладно, держите меня в курсе — если выйдут на связь, сразу сообщите моему дежурному во Фриденталь. Отбой!
Он положил трубку и задумался: «Начало активной фазы операции не очень хорошее, однако время еще есть, подождем. Есть и резервная группа, так что „игра продолжается“, как любит выражаться мой шеф Шелленберг».
Скорцени уже звонил десять минут назад в «двухсотую» эскадрилью люфтваффе и успел переговорить с командиром экипажа «Юнкерса-52», производившим доставку и выброску парашютистов Яковлева. Майор Юргенс, которого Скорцени знал лично, объяснил, что десантирование прошло нормально и в расчетной точке в два часа ночи ничего подозрительного на земле экипаж не заметил. Говоря откровенно, Скорцени не очень доверял большинству русских, воевавших на стороне Германии, но вот Яковлев на удивление быстро расположил его к себе и вызвал доверие, а штурмбаннфюрер очень редко ошибался в людях…
Он снова взялся за телефон и набрал номер приемной начальника Главного управления имперской безопасности на Принцальбрехтштрассе.
— Приемная обергруппенфюрера СС Кальтенбруннера, дежурный офицер Шульц! — четко отрапортовали на том конце провода.
— Говорит штурмбаннфюрер Скорцени. Мне назначено на восемь утра, нет ли изменений?
— Минутку, — было слышно, как дежурный шелестит страницами журнала, — да, все без изменений, генерал ждет вас ровно в восемь на совещание.
Майор откинулся в кресле, глянул на часы: без пяти шесть, время еще есть. От местечка Фриденталь, где в небольшом старинном охотничьем замке и в окружающих его постройках располагался со штабом диверсионный отряд Скорцени, до Берлина не более часа езды на автомобиле. Он встал, прошелся по кабинету, где помимо письменного стола у стены находился обтянутый кожей диван, на котором в последнее время частенько приходилось ночевать. Рядом, на небольшой тумбочке, стоял радиоприемник фирмы «Телефункен». Скорцени включил его, повертел ручку настройки, поймал Париж — там уже были англо-американские войска. Передавали веселую музыку, кажется, оркестр Гленна Миллера; майор послушал минут пять, потом выключил радио. Подошел к большому металлическому сейфу слева от окна, достал из кармана связку ключей и открыл тяжелую дверцу. Взял с верхней полки картонную папку с шифром «совершенно секретно» в правом верхнем углу, озаглавленную: «Личное дело агента». Ниже, более мелкими буквами, шла надпись латинским шрифтом: «Яковлев Александр Николаевич». Рядом, в скобках, полное имя было написано по-русски, а в следующей строке — на немецком, как и дальнейшее содержание документа: «Агентурная кличка Крот, личный номер 88-25026».
Штурмбаннфюрер сел на диван с папкой в руках, закурил, потом неспешно начал перечитывать уже знакомое ему содержание, еще раз мысленно выделяя основные моменты:
«Родился в 1916 году в Москве. Русский. Единственный ребенок в семье. Отец — дворянин, полковник царской армии, участник Первой мировой войны и Георгиевский кавалер — впоследствии служил в Белой армии у генерала Врангеля в Крыму. Расстрелян большевиками в 1920 году… Воспитывался матерью. Мать — из богатой купеческой семьи, верующая, второй раз замуж не выходила… Окончил школу-семилетку, потом механический техникум. Работал в Москве на автозаводе: старшим мастером, заместителем начальника цеха. До войны в армию не призывался, как технический специалист оборонной промышленности получил отсрочку (бронь). Беспартийный…»
«Ничем не примечательная биография, — в очередной раз подумал Скорцени, — кто знает, если бы не война, прожил бы господин Яковлев серую жизнь рядового заводского служащего».
Роковая дата 22 июня 1941 года, когда Германия напала на Советский Союз, круто изменила и поломала судьбы миллионов людей, в том числе Яковлева. В числе других мужчин призывного возраста он был мобилизован в Красную Армию и отправлен на фронт. А дальше, как следовало из материалов «Дела», в январе сорок второго добровольно перешел на сторону немцев и сдался в плен германской армии под Ленинградом. Мотивы этого поступка он изложил собственноручно (листок с его показаниями был подшит тут же):
«…Я не помню своего отца, но слышал о нем много хорошего по рассказам мамы, а также воспоминаниям ее брата, моего дяди. Все, что я узнал об отце, характеризует его как кристально чистого и замечательной души человека. В 1920 году его убили (расстреляли без суда) красные большевики-комиссары. Моего родного дядю, которого я очень любил и уважал, в 1937 году арестовали и вскоре тоже расстреляли как „врага народа“. Так как на нашей семье стояло клеймо членов семьи белогвардейца (отец воевал в Гражданскую войну в Белой армии у барона Врангеля), то мы с мамой жили в постоянном страхе: многие наши знакомые, особенно из „бывших“ — царских офицеров, купцов, священников, были репрессированы Советской властью, сгинули в сталинских тюрьмах и лагерях. Поэтому еще с юношеских лет я возненавидел большевиков-коммунистов. Желаю сражаться на стороне Германии за свержение безбожного сталинского режима, за Россию — без коммунистов и комиссаров!»
«Коротко, но убедительно. Настроен крайне антисоветски! — задумался Скорцени, анализируя прочитанное. — Такие вот „идейные“ — самые надежные и ценные наши агенты. Конечно, их немного, в основном среди перебежчиков и предателей попадается всякая шваль: за пайку хлеба мать родную продадут. Но в данном случае мотивация другая, антибольшевистская — нет, не зря я выделил именно Яковлева. Вот, например, пишет: „безбожный сталинский режим“ — тут явно влияние верующей матери между строк проглядывает, такое трудно „наиграть“. Да и остальное написано, скорее всего, вполне искренне — на „подставу“ все это не похоже».
Далее штурмбаннфюрер просмотрел остальной материал, который, впрочем, был ему уже знаком:
«После проверки в фильтрационном лагере, с апреля по октябрь 1942 года — учеба в разведшколе абвера в г. Борисов (Белоруссия). В период учебы в разведшколе и после ее окончания в числе других курсантов неоднократно привлекался к участию в антипартизанских акциях в составе батальона вспомогательной полиции…»
«…В ноябре сорок второго первая заброска в советский тыл — на Московский железнодорожный узел для сбора разведданных. Благополучно вернулся через четыре месяца. Награжден медалью „За храбрость“. Далее состоял на службе шифровальщиком при объединенном штабе „Валли“, которому подчинялись все абверкоманды на советско-германском фронте…»
«…Январь-апрель 1944 года — вторая „ходка“ в дальний советский тыл. Доставил на Урал посылку с деньгами, документами, питанием для рации особо доверенному агенту немецкой разведки под псевдонимом Доктор. Награжден второй медалью „За храбрость“, произведен в чин фельдфебеля вермахта».
Скорцени захлопнул «Личное дело», встал и положил папку обратно в сейф. Прочитанное еще раз убедило его в правильности выбора для ответственной операции именно этого агента.
«Такой не должен подвести, — размышляя, майор подошел к окну, наглухо задрапированному в это время суток светомаскировочной шторой, потом снова присел на диван, — обратной дороги для Яковлева уже нет, увяз по уши. „Товарищи“ таких не прощают, и он это должен понимать, не мальчик. Так что, если жив, выйдет на связь — пусть и по запасному варианту. Подождем!»
У Скорцени еще свежи были в памяти недавние тренировочные занятия агентов-парашютистов на базе во Фридентале. Он лично экзаменовал Яковлева на предмет владения оружием и приемами рукопашного боя и остался весьма доволен. При среднем росте и телосложении Крот обладал недюжинной физической силой и отличной реакцией: до войны занимался боксом и даже дошел до первого разряда. Неплохо владел немецким, шифровальным и радиоделом, хорошо водил автомобиль (получил водительские права еще в сороковом году), кроме того, был весьма неглуп и находчив в нештатных ситуациях. Две предыдущие заброски в советский тыл и благополучные возвращения говорили сами за себя, лучше любых анкет и характеристик.
«Думаю, все же не ошибся в этом человеке, — подвел итог своим размышлениям штурмбаннфюрер, — однако в любом случае надо готовить к выброске резервную группу!»
Скорцени прекрасно отдавал себе отчет в том, что группа Крота могла попасть в засаду, — таковы жестокие реалии их профессии. Но при любом раскладе надо было со всей решимостью действовать дальше — штурмбаннфюрер не привык отступать и сдаваться. Он энергично снял трубку внутреннего телефона, вызвал гараж и приказал подать автомобиль к подъезду ровно через десять минут. Время было слишком раннее, и завтракать еще не хотелось. Солдат-ординарец приготовил ему в дорогу термос с крепчайшим, как он любил, кофе — притом не эрзацем из смеси ячменя и желудей, настоящим бразильским кофе, который в Германии сорок четвертого года могли себе позволить очень немногие. Подобными деликатесами Скорцени периодически снабжал его старинный приятель-дипломат, бывавший в командировках в нейтральной Швейцарии. Майор налил себе чашечку, а термос положил в дорожный кожаный портфель — туда же сунул извлеченные из верхнего ящика стола материалы для доклада на предстоящем совещании. Потом неспешно выпил кофе и начал одеваться: шинель застегнул на все пуговицы (по утрам уже было довольно холодно), надел фуражку, подпоясался ремнем с кобурой. Из тумбочки письменного стола достал пистолет: небольшой и компактный «зауэр» калибра 7,65. Предварительно проверив наличие патронов в магазине, поставил его на предохранитель и сунул в боковой карман форменных брюк-галифе. Это была профессиональная привычка офицера войск спецназначения: один пистолет (Скорцени предпочитал мощный «вальтер») находился в кобуре, на виду, а другой неприметно лежал в кармане брюк или френча. Кстати, эта привычка однажды уже спасла ему жизнь. Он оглядел себя в зеркале, поправил фуражку, потом взял портфель и, выключив свет, быстро вышел из кабинета. Стремительно, как он обычно привык ходить, штурмбаннфюрер спустился по широкой центральной лестнице со второго этажа в просторный вестибюль. Там он принял рапорт дежурного унтер-офицера: пост его находился тут же, за деревянной перегородкой; потом поздоровался за руку со своим заместителем, капитаном Карлом Радлем, который пришел проводить шефа.
— Карл, меня не будет, по всей видимости, двое суток: из Берлина сегодня же вечером вылетаю на остров, — сообщил он Радлю. — Мой приказ тебе известен: приоритет отдается операции «Прыжок тигра». Держи связь с радиоцентром — Крот до сих пор молчит, и это меня очень беспокоит. По обоим резервным группам с восьми утра объяви готовность № 3 — семьдесят два часа. Вопросы есть?
— Никак нет, все ясно! Есть пожелание, господин майор: материально-техническое снабжение отряда…
— Знаю — твой рапорт со своей визой и прилагаемым списком еще вчера отправил в Берлин, в Главное административно-хозяйственное управление СС. Кстати, есть указание Кальтенбруннера: в связи с проведением известной тебе операции обеспечить наше подразделение по полным нормам довольствия. Так что постараюсь использовать момент! До встречи!
Скорцени сел на заднее сиденье стоявшего у подъезда автомобиля, кивнул шоферу, и черный блестящий «Мерседес» плавно тронулся с места.
Радль — невысокий, в отличие от своего шефа, коренастый тридцатилетний блондин сразу же направился исполнять свои многочисленные обязанности, которых было, как он любил выражаться, «выше головы». Накануне вечером они с майором подробно обсудили все основные вопросы по службе, поэтому нынешняя утренняя беседа была такой короткой.
Скорцени, насколько позволял его высокий рост, поудобнее вытянул ноги в салоне автомобиля и с наслаждением затянулся сигаретой, уже второй за сегодняшнее утро: курил он настоящий американский «Кэмэл». Этим «дефицитом» его иногда снабжал Вальтер Шелленберг, начальник 6-го управления РСХА, которому непосредственно подчинялся руководимый Скорцени отдел диверсий. Откуда его начальник доставал американские сигареты, он не интересовался: неисповедимы пути Господни! 6-е (иностранное) управление занималось вопросами внешней разведки, и именно под крыло его руководителя, В. Шелленберга, летом 1944 года была передана армейская разведка — абвер. На пользу или нет для абвера пошла такая реорганизация — вопрос особый, но именно благодаря ей попал к Скорцени его теперешний заместитель, капитан Радль, опытный фронтовой разведчик. Не успел майор докурить сигарету, как резкий скрежет тормозов вывел его из состояния приятного покоя; «Мерседес» остановился, и водитель вполголоса выругался:
— От этих тыловых крыс из полевой жандармерии совсем житья не стало, проверки через каждый километр!
В этой фразе скрывалась давняя неприязнь, которую питали солдаты из боевых подразделений по отношению к фельдполиции.
— Что поделаешь, — философски рассудил Скорцени. — «А-ля герр, ком а-ля герр!» — «На войне как на войне!», как говорят французы!
Их остановил при выезде с грунтовой дороги на центральную берлинскую автостраду передвижной пост полевой жандармерии (фельдполиции): в придорожных кустах неприметно стояли два мощных мотоцикла «Цундапп» с колясками, на одной из которых был установлен ручной пулемет «МГ-42». Сидящий за пулеметом молодой солдатик держал «Мерседес» на прицеле, рядом на обочине стояли еще три его сослуживца в шинелях и в касках, со «шмайссерами» на изготовку. У каждого на шее поверх шинели висел на цепочке нагрудный металлический горжет — отличительный знак фельдполиции. Эту заметную издали бляху из металла немецкие солдаты называли с горьким юмором «собака на цепи». Один из жандармов, немолодой, с жезлом регулировщика в руках и погонами обер-ефрейтора, подошел к автомобилю и, увидев офицера на заднем сиденье, вскинул правую руку:
— Хайль Гитлер! Прошу предъявить документы, господин штурмбаннфюрер!
Скорцени протянул ему удостоверение личности в заднее боковое окно «Мерседеса». Обер-ефрейтор внимательно изучал его с полминуты, не торопясь: несколько раз переводил взгляд с фотокарточки в документе на его владельца. Скорцени не пытался его торопить, ему импонировала такая старательность, наконец тот вернул удостоверение, молча козырнул и дал отмашку водителю своим жезлом. «Мерседес» продолжил путь по скоростной берлинской автостраде в столицу рейха. Надо отдать должное: военная и государственная машина гитлеровской Германии, даже на грани катастрофы и поражения, действовала четко и отлаженно. Спецподразделения войск СС и фельдполиции, несмотря на огромные потоки беженцев, эвакуированных и перемещенных лиц, четко выявляли и отфильтровывали дезертиров, вражеских агентов, беглых иностранных рабочих и уголовников, паникеров и прочих врагов рейха. Могло показаться, что среди огромных масс людей, сорванных войной с насиженных мест, можно затеряться без следа, исчезнуть и раствориться среди военного хаоса. Но это была всего лишь иллюзия, ибо хаоса не было — в реальности продолжал действовать незыблемый немецкий закон: «Порядок (Орднунг) превыше всего!» Майор СС Скорцени ощущал себя неотъемлемой частицей этого «Порядка», могучей империи под названием Третий рейх. При этом он не любил политиков, в душе считал политику делом грязным и оставался военным до мозга костей, солдатом, верным данной присяге. Но Скорцени не был тупым и ограниченным солдафоном: имея высшее техническое образование, много думал, анализировал происходящее в стране и далеко не все одобрял в нацистском режиме Германии. А потому он раз и навсегда определил для себя: «Я — солдат, служу Родине и выполняю приказы военачальников, в политику не лезу». Возможно, для человека военного это единственно верная и правильная линия поведения, возможно, и нет. Кто знает?
Где грань между долгом и совестью, приказом и моралью? Вопросы из разряда вечных. К тому же жизнь военного не оставляла штурмбаннфюреру времени для углубленных философских размышлений: последние пять лет, с небольшими перерывами, он провел на фронте и на боевой диверсионной работе. В 1940 году Западный фронт, потом, с июня сорок первого, Россия — в составе дивизии СС «Рейх» дошел до Москвы, где зимой получил тяжелые обморожения. В сорок втором проходил курс лечения в госпиталях Германии, служил в тыловых частях, учился — далее служба в спецподразделениях, разработка и участие в крупных диверсионных операциях на Балканах, в Италии, Франции, Югославии. В июле 1944 года Скорцени активно участвовал в подавлении антигитлеровского мятежа в связи с покушением на фюрера.
— Вальтер, — приказал он водителю-ефрейтору, — прибавь-ка скорость. Надеюсь, наш маршрут и время прибытия на место тебе известны?
— Яволь, господин майор! Получил инструктаж от капитана! Не сомневайтесь, прибудем на место точно в срок!
Скорцени кивнул, открыл портфель и стал просматривать бумаги: свой доклад на предстоящем совещании по практической реализации операции «Прыжок тигра». Он снова подумал о Яковлеве: его молчание все больше беспокоило майора. Конечно, была резервная группа агентов-парашютистов, не хуже яковлевской, имелся запасной вариант ее десантирования, но тем не менее… Уже на въезде в Берлин их «Мерседесу» пришлось остановиться и прижаться к обочине, пропустив колонну средних танков T-V «Пантера». По отличительным знакам на броне Скорцени определил их принадлежность к элитной 3-й танковой дивизии СС «Мертвая голова» и невольно вспомнил один эпизод из своей богатой военной биографии. В конце 1942 года он поступил на учебу на ускоренные курсы подготовки офицерских кадров для танковых войск. В тот период шло преобразование пехотных дивизий СС в танковые, и Скорцени, который рвался на фронт, подал рапорт и был зачислен на учебу. В начале сорок третьего, после окончания подготовки на курсах танкистов, он был направлен для прохождения дальнейшей службы именно в эту, 3-ю танковую дивизию. Но затем обстоятельства коренным образом изменились…
Приложение 2.1
ДОСЬЕ
Выписка из служебной аттестации СС-штурмбаннфюрера Скорцени (Skorzeny) Отто:
«…родился 12 июня 1908 года в Вене (Австрия). Образование высшее техническое, окончил Венский университет. Член нацистской партии (НСДАП) с 1932 года (партбилет № 1083671). Член вооруженных элитных формирований „СС“ с 1934 года (эсэсовский билет № 29579)».
«…начальник отдела VI S (материальный, моральный и политический саботаж) в составе 6-го управления РСХА. …награжден Железным крестом 1-го и 2-го класса, Рыцарским крестом Железного креста, орденом „Ста мушкетеров“ (Италия) и др. наградами…»
Подписи:
Начальник 1-го управления РСХА оберфюрер СС Эрлингер.
Начальник отдела I-A4 (кадры СД) 1-го Управления РСХА гауптштурмфюрер СС Хольц.
30.09.44.
