ГЛАВА 5
Разговор в кабинете Сталина

Во второй половине дня через южные, Боровицкие, ворота в Кремль въехал большой черный лимузин и проследовал через всю его территорию к северным, Никольским воротам, всегда накрепко запертым. Здесь, рядом с Никольской башней, находилась служебная резиденция Сталина в Кремле — в северном углу большого трехэтажного старинного здания, построенного еще при Екатерине II. Кабинет Верховного главнокомандующего, служебные помещения и примыкавшая к ним кремлевская квартира Сталина были расположены на втором этаже.

В автомобиле, подъехавшем к подъезду сталинской резиденции, на заднем сиденье находились два человека в генеральской форме, впереди, рядом с шофером, — офицер охраны. Оба генерала вошли в подъезд, где в вестибюле два молодых лейтенанта проверили у них пропуска и молча козырнули. Поднявшись по устланной ковром лестнице на второй этаж, генералы оказались в секретариате: в приемной находился только секретарь Сталина Поскребышев. Он хорошо знал вошедших, но поздоровался сухо, не удостоив рукопожатия и даже не поднявшись со своего рабочего места за большим письменным столом рядом с дверью в кабинет Сталина.

— Товарищ Сталин назначил вам к шестнадцати тридцати, но сейчас он занят, у него важная встреча — попрошу подождать! — негромко сказал он.

Произнося эту фразу, секретарь только на секунду оторвал взгляд от бумаг, которые сосредоточенно просматривал. Поскребышев ежедневно видел столько важных персон, что приход начальника Главного управления контрразведки «Смерш» генерал-полковника Виктора Абакумова не был для него событием. Вместе с Абакумовым прибыл известный авиаконструктор Яковлев. Посетители молча сели на стоящие вдоль стены стулья — их здесь был целый ряд — и принялись терпеливо ждать. Абакумов с плохо скрываемым волнением в голосе задал лишь один вопрос, кивнув в сторону кабинета Верховного:

— Кто там у него?

Секретарь ответил почти равнодушно:

— Маршал Василевский и генерал Антонов.

Похоже, ответ несколько успокоил начальника контрразведки: он с видимым облегчением вздохнул. Яковлев тоже был предельно напряжен: все знали крутой нрав Хозяина (как называли Сталина между собой его приближенные). Случалось, людей арестовывали сразу на выходе из сталинского кабинета, и больше этих бедолаг никто не видел — родным попросту сообщали стандартную фразу: «Десять лет без права переписки», что на практике почти всегда означало «расстрел». Но бывало и наоборот: когда в апреле 1939 года авиаконструктор Яковлев, страшно волнуясь, впервые переступил порог кабинета Сталина, то вскоре вышел оттуда награжденным орденом Ленина, автомобилем «ЗИС» и премией в 100 тысяч рублей — за разработку новейшего истребителя «Як». У генерал-полковника Абакумова, пожалуй, все же было больше оснований для тревоги: вчера в пригороде Москвы был арестован немецкий агент, который сразу начал давать признательные показания. На первом же допросе он сообщил следователю просто ошеломляющие факты! «И все бы ничего, попади он в руки „моих людей“! — в который раз за истекшие сутки сокрушенно думал Абакумов. — Так нет же, арестовали его сотрудники этого надутого бабника Берии!»

Генерал-полковник достал из кармана форменных брюк с широкими красными лампасами платок, вытер пот со лба: мало того, что арестованный, имея чин капитана Красной Армии, служил в элитном батальоне связи в пригороде Москвы и при этом уже три года был действующим агентом абвера, окопавшись под самым носом Главного управления контрразведки! Оказалось, этот капитан Федотов вполне может быть причастен к готовящемуся покушению на Сталина! Это обстоятельство могло иметь для Абакумова самые серьезные последствия: ведь именно подчиненная ему служба в первую очередь несла ответственность за выявление и нейтрализацию шпионов и диверсантов. Но военная контрразведка оказалась явно не на высоте, и задержали Федотова энкавэдэшники, да и то — во многом благодаря чистой случайности.

А произошло следующее: два дня назад с одного из скрытых постов НКВД вокруг Ближней дачи Сталина был замечен военнослужащий, который, прогуливаясь под руку с молодой женщиной, явно пытался максимально приблизиться к забору, ограждающему запретную зону. Обеспечение внутренней безопасности дачи осуществляли люди генерала Власика — начальника личной охраны Сталина, которому генерал подчинялся напрямую. Но охрану автотрассы из Кремля в Кунцево и прилегающей к Ближней даче территории несли сотрудники НКВД — ведомства, возглавляемого Лаврентием Павловичем Берией.

Что касается подозрительной парочки, капитана Красной Армии и его спутницы, то признаков шпионских или иных враждебных действий в их поведении вроде бы не просматривалось — однако долгая дневная прогулка вокруг запретной территории сталинской дачи, да еще под мелким моросящим дождем, насторожила энкавэдэшников. Старший поста скрытого наблюдения вовремя доложил об этих двоих своему начальству, и к капитану с его спутницей успели на всякий случай приставить «хвост» — двух сотрудников службы наружного наблюдения НКВД. Из агентурных источников советской внешней разведки стало известно, что руководством спецслужб гитлеровской Германии резко активизирована работа по подготовке терактов против высших руководителей Советского государства, в том числе против Верховного главнокомандующего. В связи с этим была усилена охрана всех резиденций Сталина, причем с использованием специальных новейших технических устройств — что, кстати, и помогло в задержании капитана Федотова. За подозрительной парой установили слежку — в открытую их документы решили пока не проверять, чтобы не спугнуть, — и, как оказалось впоследствии, это было правильным. Однако в тот первый день офицер со спутницей очень даже квалифицированно (что только усилило подозрения) сумели оторваться и уйти от «наружки». Сотрудники, которые их «вели», доложили, что «подопечные» настолько грамотно «проверялись» от возможной слежки, что наверняка были искушенными в такого рода делах людьми. Охрана Ближней дачи была усилена, и вот вчера, в ночное время, около нее снова появился неизвестный в форме советского офицера: на этот раз он попытался скрытно приблизиться к забору и что-то закопать. Между прочим, у вражеского агента, которым оказался этот человек, имелись все шансы остаться незамеченным — ночи в октябре под Москвой уже достаточно темные, а передвигался он с осторожностью и ловкостью кошки. Откуда он мог знать об усиленных мерах безопасности, а также о последних достижениях ученых в области оптических систем — приборах ночного видения?! Эта чудо-техника еще только внедрялась в войска — у нас и на Западе, а первые образцы испытывались (и небезуспешно!) как раз здесь — на спецобъекте в Кунцеве…

При себе задержанный имел странное цилиндрическое устройство размером с обычный тубус, в котором студенты носят чертежи. Именно его Федотов попытался закопать у забора сталинской дачи. Поначалу капитан пытался «качать права»: возмущался незаконным, по его мнению, задержанием — подумаешь, заблудился ночью и «не туда» забрел! Но, когда пришел ответ из технического отдела и оказалось, что бывшее при нем странное цилиндрическое устройство не что иное, как мощный передатчик, так называемый «радиомаяк», — Федотов тут же начал давать «чистосердечные» признания. Поскольку арестовали его сотрудники НКВД, то на допрос он попал к следователям из наркомата внутренних дел: показания, которые дал Федотов, оказались настолько важны, что о них доложили лично наркому Берии. Выяснилось, что капитан Федотов знал о времени предстоящего посещения Сталиным дачи в Кунцеве, о чем сообщил немцам, использовав батальонную радиостанцию. Закопав у забора Ближней «радиомаяк», Федотов должен был через сутки передать на «ту сторону» решающую радиограмму, в которой подтвердить время прибытия на дачу Верховного в сопровождении нескольких ближайших соратников, членов Политбюро. Что могло произойти в дальнейшем, не попадись этот предатель-капитан в руки энкавэдэшников, трудно было даже представить! Когда поздно ночью Берия позвонил Абакумову и торжественным голосом поведал тому о предотвращении крупного теракта в отношении товарища Сталина, начальник контрразведки вначале ему не поверил. Но утром, когда Лаврентий Павлович при личной встрече на Лубянке с нескрываемым злорадством в голосе изложил детали готовившегося покушения на вождя, у Абакумова, по его выражению, «волосы дыбом встали». Выслушав наркома, он только спросил: «А Верховный уже в курсе?» На что услышал ответ, которого и ожидал: «Товарищу Сталину лично мной доложено о подготовке вражеской операции, которую сорвали сотрудники нашего наркомата!» «Торжествуешь, Лаврентий, — неприязненно подумал тогда о своем собеседнике Абакумов, чувствуя неприятный холодок в груди, — ну-ну, посмотрим…»

Ожидая вызова в кабинет Верховного, генерал-полковник сейчас мысленно повторял тезисы своего короткого доклада, который приготовил в связи с последними событиями. Сегодня утром он провел расширенное совещание по «делу капитана Федотова» со своими заместителями Барышниковым и Мешиком, с участием ведущих сотрудников Главного управления контрразведки. Абакумов не терял надежды заполучить арестованного капитана в свое ведомство: для дальнейших допросов и проведения других следственных действий — с тем, чтобы перехватить инициативу у Берии в «раскручивании» такого «перспективного дела». Теперь начальник ГУКР «Смерш» с волнением поглядывал на часы в приемной — уже шестнадцать сорок пять! Когда Сталин чересчур долго держал человека перед дверью кабинета, это считалось плохим признаком. «Возможно, там сейчас решаются какие-то неотложные военные вопросы, — успокаивал себя Абакумов, — недаром начальник Генштаба и его первый заместитель — оба на приеме. К тому же со мной Яковлев, у которого прекрасные отношения с Верховным, — его бы Хозяин не стал просто так „мариновать“ в секретариате». Наконец без десяти пять дверь кабинета отворилась и оттуда вышел маршал Василевский. Александр Михайлович рассеяно кивнул ожидающим приема генералам, которые встали в его присутствии, затем начальник Генерального штаба Красной Армии спешно покинул секретариат. Поскребышев скрылся в кабинете с красной папкой в руках, через минуту вышел уже без нее и обратился к посетителям:

— Можете войти, товарищ Сталин вас ждет!

Кабинет Верховного представлял собой большую комнату со сводчатым потолком, с тремя окнами, выходящими на кремлевский двор. Белые стены от пола в рост человека были облицованы светлой дубовой панелью, а через весь кабинет постлана ковровая дорожка к письменному столу — на нем книги и бумаги. За столом — кресло, слева от которого на небольшом столике — несколько телефонных аппаратов. Справа от письменного стола, между окнами, располагались черный кожаный диван и книжный шкаф. Вдоль противоположной стены тянулся длинный стол для совещаний, с двух сторон к которому были придвинуты ряды стульев. Налево от входа, на полу, стояли большие часы в деревянном корпусе. В целом обстановка производила впечатление простоты и скромности — ничего лишнего здесь не было. Над письменным столом висел портрет Ленина работы художника Герасимова, на противоположной от окон стене — портреты Маркса и Энгельса. С началом войны к ним прибавились портреты Суворова и Кутузова в красивых золоченых рамках. К моменту появления Абакумова и Яковлева Сталин, сидя в дальнем конце длинного стола, покрытого зеленым сукном, читал какой-то текст на листе бумаги и тут же вносил в него поправки толстым синим карандашом. На Верховном была голубовато-серая маршальская форма: мундир со стоячим воротником и золотыми погонами, брюки с широкими красными лампасами и легкие шевровые ботинки. Не поднимая головы от редактируемого текста, в ответ на почтительное приветствие вошедших, Сталин негромко сказал с ярко выраженным грузинским акцентом:

— Проходите и присаживайтесь, товарищ Яковлев.

Абакумов остался стоять, Яковлев же сел у края длинного стола — недалеко от заместителя Василевского генерала Антонова. Тот, похоже, только что закончил доклад и сейчас собирал в стопку разложенные перед ним карты. Алексей Иннокентьевич Антонов пользовался особым расположением Верховного, который всегда считался с мнением заместителя начальника Генштаба: вдвоем они проводили здесь долгие часы, обсуждая положение на фронтах и планируя будущие операции. Сложив карты, Антонов встал:

— Разрешите идти, товарищ Сталин?

— Идите, товарищ Антонов. Справку по итогам операции «Багратион» подготовьте к завтрашнему дню.

Сталин оторвал наконец взгляд от бумаги на столе.

— Слушаюсь, товарищ Сталин! — по-военному коротко ответил Антонов. После чего покинул кабинет, бесшумно прикрыв за собой дверь.

Сталин встал и, заложив руки за спину, неспешно прошелся несколько раз по ковровой дорожке из конца в конец. В кабинете повисла напряженная тишина… Затем Верховный подошел почти вплотную к стоящему по стойке «смирно» генерал-полковнику и, подняв голову (Абакумов был значительно выше ростом), спросил глуховатым голосом:

— Как вы себя чувствуете, товарищ Абакумов?

— Хорошо, товарищ Сталин, не жалуюсь! — четко ответил начальник контрразведки, глядя ему прямо в лицо.

Все, кто напрямую общался с могущественным «Хозяином», знали, что он любит короткие, четкие и прямые ответы — без вихляний. При этом ни в коем случае не следовало смотреть в сторону, только в глаза Сталину.

— А что скажет товарищ Абакумов по работе контрразведки «Смерш»? Может быть, чем-то нужно помочь? — продолжил вождь нарочито вежливо. — Не стесняйтесь, говорите: может быть, есть какие-то просьбы?

На лице Сталина, среди оспин, появились мелкие красные пятна — это было явным признаком недовольства и раздражения. Генерал прекрасно отдавал себе отчет в том, что причина сегодняшнего неурочного вызова и этого разговора кроется во вчерашнем аресте капитана-шпиона. Абакумову уже доложили, что два часа назад здесь успел побывать Берия, с которым у него сложились далеко не простые и скорее неприязненные отношения: в них присутствовали элементы скрытой, а иногда явной конкуренции и ревности к успехам соперника в борьбе за влияние на Сталина. Абакумов был уверен, что нарком внутренних дел попытается максимально использовать эпизод с арестом Федотова в целях укрепления в глазах «Хозяина» своего авторитета и личных позиций — в ущерб его, абакумовским. Зная Сталина не первый год, он понимал, что юлить и изворачиваться не имело смысла, тем более Лаврентий Павлович наверняка уже представил всю картину в самом невыгодном для контрразведки «Смерш» свете — еще бы, «прохлопали» такого матерого врага прямо у себя под носом! Мало того, чуть не допустили теракта в отношении «Самого»!

— Просьба есть, товарищ Сталин! — отозвался генерал-полковник. — Нарком внутренних дел сообщил мне о задержании его сотрудниками некоего капитана из батальона связи, подозреваемого в шпионаже в пользу Германии. Подобные дела подведомственны военной контрразведке, и сегодня же утром я потребовал от товарища Берии передачи этого дела в «Смерш». Но ответа по существу мы пока не получили — исходя из чего, товарищ Сталин, я просил бы вашего указания…

— Почему же так получилось?!! — с негодованием прервал его Сталин. — Как называется служба, руководителем которой мы вас назначили, — вы не забыли, товарищ Абакумов?!

— Никак нет, товарищ Сталин! Вверенная мне военная контрразведка названа «Смерш» — «Смерть шпионам»!

— Так почему же гитлеровские шпионы и диверсанты разгуливают чуть не под нашими окнами?! — все больше выходил из себя Сталин. — Нарком Берия доложил мне сегодня, что готовилось покушение на жизнь Верховного главнокомандующего и товарищей из Политбюро на Ближней даче! Враг пытался заложить какое-то хитрое радиоустройство — наверняка с целью проведения теракта! Что об этом известно военной контрразведке?! Вы что там, спите?!

— Товарищ Сталин! Контрразведка «Смерш» в лице всех сотрудников центрального аппарата поднята по тревоге для полного и всестороннего расследования этого дела, а также для предотвращения подобных попыток впредь! Уверен, что вражеская агентура будет нами выявляться и уничтожаться самым решительным образом!

— Мало пользы от пустого хвастовства! Какие конкретные мероприятия вы планируете в рамках данного дела? Какие меры предпринимаете по недопущению терактов в отношении руководителей партии и правительства?

Абакумов ждал подобных вопросов, они подробно обсуждались утром на совещании в Главном управлении. И сейчас он постарался обстоятельно перечислить как планируемые «Смершем» мероприятия, так и свои соображения и выводы. Кстати, его ничуть не удивил тот факт, что частный и малозначимый, казалось бы, вопрос поимки одного немецкого агента обсуждается здесь — на самом «верху». Только несведущий человек мог думать, что Сталин занимается исключительно «глобальными» вопросами и решает только важнейшие стратегические проблемы. Отнюдь нет! Верховный часто вникал в так называемые мелочи, разбирался с незначительными, на первый взгляд, ситуациями — в этом был стиль его работы и в конце концов сущность созданной им Системы, в которой один человек, как мудрый отец в многочисленном семействе, отвечал за все! Тем более поимка Федотова была связана с возможным покушением на его, Сталина, жизнь, а к вопросам личной безопасности «Отец народов» относился с болезненным вниманием. Достаточно сказать, что из-за боязни возможной авиакатастрофы он совсем не пользовался самолетами. К тому же в «деле Федотова» столкнулись интересы двух могущественных силовых ведомств, а Сталин, как большой мастер закулисных интриг, умело поддерживал ревностное соперничество между их руководителями, Абакумовым и Берией, — к ним следовало добавить и руководителя НКГБ Меркулова. Кроме того, Сталин, как народный комиссар обороны (он занимал эту должность наряду с постами Верховного главнокомандующего и Председателя ГКО), назначил своим заместителем именно Абакумова, тем самым оказав ему высочайшее доверие, — поэтому спрос с него тоже был особый…

Генерал-полковник между тем продолжал свой доклад: он подробно остановился на так называемом радиомаяке и выдвинул свою гипотезу относительно причин его установки:

— Мы считаем, товарищ Сталин, что данное устройство устанавливалось с целью наведения на Ближнюю дачу вражеских самолетов для ее бомбардировки в определенное время, по сигналу немецкого агента Федотова. Возможно, гитлеровцы создали специально для этой цели единичный экземпляр самолета дальнего радиуса действия. Не исключено, что фашистские летчики-фанатики даже готовы пожертвовать собой и потом не смогут вернуться назад, на свои аэродромы — это один из вариантов, но могут быть и другие.

— Смертельно раненный фашистский зверь опасен вдвойне… — задумчиво проговорил Сталин, словно отвечая каким-то своим внутренним мыслям и рассуждениям. — Этот вопрос мы обсуждали сегодня с авиационными и техническими специалистами, которые были здесь с товарищем Берией.

Верховный говорил теперь более спокойным голосом — доклад Абакумова, по всей видимости, произвел на него благоприятное впечатление.

— Что касается немецкой авиации и ее возможностей, то здесь нам может помочь товарищ Яковлев.

При этих словах авиаконструктор, до сих пор не сказавший ни слова, встал со своего места, но Сталин остановил его медленным движением руки:

— Садитесь, товарищ Яковлев. — С этими словами он и сам расположился на краю кожаного дивана между окнами, по обыкновению широко расставив колени.

Абакумов же продолжал стоять в двух шагах от входной двери — сесть ему так и не предложили.

— Разрешите задать несколько вопросов генералу Абакумову, товарищ Сталин? — обратился авиаконструктор к Верховному.

— Да, конечно, спрашивайте, товарищ Яковлев, не стесняйтесь! Для этого мы вас сюда и пригласили: вместе посоветоваться и обсудить интересующие нас вопросы.

Александр Сергеевич Яковлев прекрасно разбирался в иностранной авиационной технике, знал все типы и возможности германских самолетов. До войны, будучи в 1940 году в командировке в Германии, он посетил ведущие немецкие авиазаводы и ознакомился с их самой современной продукцией: истребителями, бомбардировщиками, транспортными самолетами. Неудивительно, что именно его пригласили сегодня в Кремль в качестве технического консультанта. Задав несколько вопросов начальнику контрразведки и быстро уяснив суть обсуждаемой проблемы, Яковлев уверенно заговорил:

— Товарищ Сталин! Со всей ответственностью могу заявить: возможности дальней бомбардировочной авиации немцев, учитывая теперешнюю военно-стратегическую обстановку и удаленность их аэродромов от Москвы, не позволяют нанести бомбовые удары по нашим объектам вблизи столицы.

— Товарищ Яковлев, а вы не исключаете появления у гитлеровцев каких-то новых, неизвестных нам самолетов или иных летательных аппаратов с резко увеличенным радиусом действия? — подал реплику Сталин, который подошел к письменному столу и начал набивать табаком свою знаменитую трубку.

— Полностью исключаю, товарищ Сталин! Мы внимательно следим за всеми их новейшими авиационными разработками, знаем тактико-технические данные всех стоящих на вооружении люфтваффе самолетов — они не способны к таким дальним перелетам. Их основные истребители «Мессершмитт-109» в разных модификациях и «Фокке-Вульф-190» исключаем сразу: дальность их полета лишь незначительно превышает пятьсот километров — немногим более у пикирующих бомбардировщиков Юнкерса. Более крупные бомбардировщики «Хенкель-111», «Дорнье-217» или транспортный «Ю-52» тоже не годятся. Разведчик «ФВ-189», так называемая «рама»? Исключено. Нет, товарищ Сталин, я убежден: нет у немцев никаких средств для дальних перелетов.

— А что вы скажете, товарищ Яковлев, о гитлеровских ракетах — как они хвастливо заявляют, «чудо-оружии»? — задал очередной вопрос Верховный, раскуривший трубку и снова неспешно меряющий шагами ковровую дорожку.

— Мы знаем, товарищ Сталин, что немцы начали бомбардировку Лондона реактивными беспилотными самолетами-снарядами. Кроме того, по агентурным данным, разрабатывают и испытывают новый тип так называемой баллистической ракеты. Однако радиус действия этих ракет невелик и не превышает четырехсот километров.

— Что же получается, товарищи генералы, этот самый «радиомаяк» вражеский агент устанавливал вроде бы без всякого умысла? — остановился посредине кабинета Верховный и перевел взгляд с авиаконструктора на начальника контрразведки.

Абакумов понял, что ему самое время вмешаться в разговор и доложить свои соображения.

— Разрешите высказать свое мнение, товарищ Сталин? Аналогично думают и мои коллеги в Управлении: если немцы не имеют дальней авиации, они могут попытаться реализовать другие варианты.

— Какие варианты? Говорите, мы для этого здесь и собрались.

— Допустим, что фашистские пилоты-фанатики согласятся совершить перелет в один конец и даже погибнуть вместе с самолетом, направив его на цель в районе Москвы по примеру японских камикадзе-смертников.

— Но им не хватит для этого топлива! — подал реплику Яковлев.

— Допустим также, — продолжал рассуждения генерал-полковник, — немцам удастся каким-то образом дозаправиться на нашей территории — пусть это звучит почти невероятно!

— Что же следует из ваших рассуждений? — хмыкнул в усы Верховный. — Немцы свалятся на нас, как снег на голову?

— Никак нет, товарищ Сталин, не свалятся! У нас крепкая и надежная система ПВО на подступах к столице, и гитлеровцы это знают — не раз обжигались в сорок первом и позднее. Им не прорваться! Но предпринять такую попытку немцы вполне способны! Кроме того, они могут попытаться совершить удар подло, исподтишка. Например, направить специальную группу агентов-диверсантов для захвата самолета здесь, на нашем аэродроме. Затем, имея на борту специальное переносное радиооборудование, они могут с помощью радиомаяка направить этот самолет на цель, сами же могут выпрыгнуть на парашютах.

— Это ваша прямая обязанность, товарищ Абакумов, и ваших коллег-чекистов, товарищей Берии и Меркулова, — не допустить подобных вражеских вылазок, обеспечить надежную охрану наших аэродромов! — Верховный вплотную подошел к генералу и, повысив голос, предупредил: — И не допускать впредь, чтобы гитлеровские шпионы и диверсанты разгуливали по Москве прямо под вашим носом! Вам все понятно?!

— Так точно, товарищ Сталин! Я как раз хотел доложить, что военной контрразведкой предпринимается все возможное и даже невозможное для защиты вашей жизни и обеспечения личной безопасности. То же самое относится ко всем руководителям нашей партии и правительства. Ваша жизнь, товарищ Сталин, для всего советского народа…

— Ну все, достаточно! — резко оборвал Абакумова Верховный. — Вы еще добавьте: «Да здравствует ВКП(б) и ее вождь, великий Сталин!» Идите и работайте, товарищ Абакумов! Я надеюсь, вы все хорошо поняли?!

Сталин повернулся к авиаконструктору:

— Спасибо, товарищ Яковлев. Вы как специалист очень толково нас проконсультировали.

— Спасибо, товарищ Сталин! Всегда готов помочь. Вот только, пожалуй… Я сейчас тут прикинул… — задумчиво произнес авиаконструктор.

— В чем дело, товарищ Яковлев? Вас что-то беспокоит? Говорите!

Абакумов, который уже собирался уходить, напряженно замер и повернулся в сторону Яковлева — тот посмотрел на начальника контрразведки, потом на Верховного и неуверенно проговорил:

— Нашу систему ПВО вокруг столицы и режимных объектов вражеский самолет не преодолеет… Но такой шанс имеет небольшой по размеру, низколетящий и скоростной объект — это может быть, по крайней мере теоретически, реактивный самолет-снаряд — наподобие немецких «ФАУ». Правда, у этой ракеты небольшая дальность полета, но товарищ Абакумов обмолвился здесь о полете в один конец…

— Вы хотите сказать, — перебил его начальник контрразведки, — что если обеспечить доставку подобной ракеты самолетом ближе к цели…

— …То вполне возможно допустить ее применение для бомбардировки важнейших объектов вокруг Москвы и даже в самой столице! — закончил фразу авиаконструктор уже более уверенным голосом.

ДОСЬЕ